Художники, они такие!

Его чувственный язык вытворяет такое, что скорее всего если постарается сможет завязать черенок вишенки в узел, или как там говорят. Короче, я почти возбуждён, осталось лишь то, чтобы этот язык вытворял это всё со мной, а не с карандашом... Согласен, звучит печально, но, несмотря на гомосексуальную внешность, он ведёт себя как натурал, и, если так и есть, то это жутко печально, увы, только для меня. Естественно, я смотрел лишь на эти губы и этот шикарный язык парня за соседней партой, совершенно не замечая лекции. Потом у Чада спишу. Парень очень красивый, высветленные волосы, пухлые губы, которые так и хочется поцеловать, зелёные глаза, которые были заметны даже в профиль с соседней парты, заострённые уши, прямо как у эльфов, а губы... Кажется, я их уже упоминал. Только бы не вообразить их на себе... Всё, поздно, я возбуждён. - Ебаать... - тихо сказал я, только Чад на то и Чад, чтобы слышать абсолютно всё. - Кого? - соучастливо спросил он. - Точно не тебя, - огрызнулся я. - Да, не меня, потому что я натурал до мозга костей и я не в твоём вкусе, что меня чрезмерно радует. А если ты залип на Дженсена, то он просто так запоминает лекцию, никакого сексуального подтекста... - быстро зашептал друг детства. - Я его раньше не видел... - Да он онлайн сдавал все тесты, а сам жил в Далласе с семьёй. - Да ты прям справочник нужных знаний по сплетням всего класса. Теперь скажи-ка, чего он стал официально ходить?! - Ну, чувак, я не настолько энциклопедия. - Вот, вышел из больницы, а тут такой сюрприз за соседней партой... - Падалеки, Мюррей! Хватит шептаться как бабы базарные, выходите к доске, будем с вас рисовать античные статуи. - Вот и повод покрасоваться, - быстро шепнул Мюррей, пока все хихикали. И, да, быть натурой - не очень весёлое занятие, мало того, что потом хрен разогнёшся с той позы в которую поставили, так ещё и догонять! - Итак, сегодня "Дискобол" и "Венера". - Прости, Чад, но Венерой будешь ты. - Да, Дискобол из тебя всегда шикарный, - посмеялся он в ответ. - Падалеки, сегодня не только движение, но и мускулатуру срисовываем с тебя. Чад, ну, ты знаешь, как стоять. - Но я безполезен! У меня ведь груди нету! - Грудь есть у всех, - философски заметил я, снимая футболку и становясь в нужную позу. Так мы и провели ещё две лекции. Кабинет у нас был примечательный, самый большой, насколько я знаю, он в виде амфитеатра, полукругом стоят парты, а в центре у нас сцена, параллельно с рисованием лектор любил давать информацию, дополняющую ту, которую он давал на первой паре, сейчас он ходил рядом с нами, когда расслаблялись, поправлял, а я периодически кидал взгляды на Дженсена. Четыре часа почти безпрерывного Рисунка! На первом у нас теория, на втором и третьем - теория и практика, а на четвёртом... На нём, чаще всего мы с Чадом, комментируем зарисовки нас. За плохое поведение. Вот как взглянул на работу Дженсена, так сразу посчитал себя и красивым, и сексуальным, и сильным.... В общем, само совершенство, так я и сказал. Это, между прочим, плохо, ведь везде есть свои изьяны. Мои, наверное, ушли в мой нестабильный характер, но надо было их найти. Раньше у меня ноги были не так поставлены в Дискоболе, сейчас же я без этого диска неправильно держу руку. Я так и сказал. И получил ответ: - Я не увидел изьяна, - тихо сказал он, это было слышно только мне, потому что учитель недавно вышел, а все ржали с Чада-венеры у Женевьев. - Вообще, я руку неправильно поставил, но мне вполне нравиться, что для тебя я так совершенен, - он просто улыбнулся, искренней и светлой улыбкой. - Вот ещё вопрос: с кого мне рисовать Дискобол? Точно не с себя в зеркале, - я снова потянулся, разминая спину, она характерно хруснула. - Может, её лучше размять? - неожиданно сказал зелёноглазый. - Что? - переспросил я. - Размять тебе спину? Я умею. Ещё дня четыре сможешь Дискобол изображать. - Ну, давай, - он был последним, кто рисовал меня, большинство рисуют Чада, так что я мог себе позволить. Я развернулся к нему спиной и он начал... разминать, но как-то по-своему, угу, больно, правда, но мне нравились его прикосновения. - Чувак, - встревоженно спросил он, - всё в порядке? - В каком это смысле? Мне зашибись, всё нравиться, - он хмыкнул: - Ты первый, кто на первой же секунде не сказал мне остановиться. - Я и через четыре часа не стал бы... - под действием волшебных рук прошептал я. Хотя, я и так бы сказал правду. Я почувствовал мягкие губы на своей спине, а крепкие пальцы всё ещё продолжали массировать шею. Он резко остановился, сказав: - Извини, не сдержался, - я хотел сказать ему, что он зашибенно разминает мне спину, но, увы, зашёл лектор. Дженсен отстранился. - Я согласен позировать тебе Дискобол. После уроков? - Хорошо, - ответил я, как будто ничего не произошло. - Ну что ж, закончили? В следующий раз рисунок, это будет скульптура "Поцелуй" Августа Родина 1882 года. Довольно походит на античную, позировать будем по тому же принципу, даже если это будут Мюррей и Падалеки! Кстати, если собираетесь нарушать дисциплину, советую подготовиться, вам в поцелуе надо будет два урока просидеть, - я почему-то посмотрел на Дженсена, он смотрел на меня и, заметив мой взгляд, облизнулся. Я понял его без слов, на следующем уроке мы сидим вместе и болтаем... Его взгляд, по крайней мере, означал именно это. У нас была ещё одна пара, по истории искусств. Мы там изучаем Средневековье в Европе. Учитель нас отпустил и мы дружной толпой прошествовали в соседний кабинет, который был значительно меньше, но довольно просторный. Обучение у нас какое-то странное, там Европейская Античность, там - Средневековье... По живописи у нас классицизм смешиваеться с рококо... Странно, в общем, но из нашего колледжа выходят одни из лучших художников. Многих, конечно, можно сравнить по гениальности с Малевичем, но всё же есть похожие на Да Винчи или Микеланджело, хоть ни Мону Лизу никто не рисует, ни Давида никто не лепит. По скульптуре, кстати, сейчас Геракл, у него такая мускулатура... закачаешься! Ой, чтот опять не в ту степь. Вот отсидели мы последнюю пару и, как и договорились, пошли с Дженсеном к выходу. Чад успел на уроке поздравить меня раз двадцать, как будто я не работать иду, а на свиданку... Хотя, я был бы не против. Причём: "Чувак, ну ты даёшь... Конфет купи, или пивка!" - было самым безобидным. - Так куда идём?... - спросил я, но за нас всё решил мой телефон и встевоженный голос матери в нём. - Джаред, ты где? Срочно ко мне в кафе! - Что случилось? - ответил я устало. - Я сказала, быстро, не обсуждается! - она отключилась. Я пожал плечами и сказал: - Не хочешь прогуляться до кафешки, у мамы что-то срочное... - Конечно, я как раз голоден! - ну, мы и пошли. Я рассказывал всё, что знаю об одноклассниках, о том, как у нас весело, что я почти всегда натура, будь то кролик или слон... В общем, вели обычную беседу. - Я же говорила: "Быстро"!!! - возмущалась мама. - Звиняй, мам, - я наклонился и поцеловал её в щеку. - Что случилось? - Твоя картина упала, - устало сказала мама. - Какая из? - деловым тоном спросил я. - С зелёным кофе, та, которая в VIP-зале. - пояснила она мне. - Ясно, её пригвоздить? - мама кивнула. - Хорошо, можешь чем-нибудь угостить моего друга? - и, не ожидая ответа, потому что он всегда положительный, отправился в тот самый зал. У-у-у... Как всё запущено... картина на одной верёвке криво висит, рама ободрана, с одного конца нету гвоздя. Жуть. Ухожу в соседнее помещение за инструментами, возвращаюсь, Дженсен сидит на диване в позе лотоса и гипнотизирует мою работу, уже не такую косую, стоящую на полу, наверное, он и снял. - Хей, мама тебя уже откормила? - спросил я. - Нет, сказала, что сюда принесёт. - Ясно, - я полез на резной стул, чтобы достать проржавевший гвоздь из стены. Эти курильщики! Хорошо, что все мои работы покрыты лаком, иначе не жить им с такими людьми. Я достал гвоздь, не без особого труда, в прошлый раз на совесть делал. - Джаред, - позвал меня Дженсен, - что не так с твоей работой? Просто глаз не отвести! Не могу найти изьяна. Ты что, во всём такой идеальный? - Нет, - сказал я, забивая в стену гвоздь. - Я нестабилен, и воображение у меня богатое... - Разве это плохо? - спросил он, я хмыкнул: - Когда как, иногда мешает учебному процессу, - я уже почти забил гвоздь, осталось два удара. - А иногда... Ему помогает. - Я слез со стула и поставил его на место, вошла мама: - Ребята, я тут вам кексики и десерт сделала... - и она снова ушла, оставив нас вдвоём. Видимо, клиентов много. - А разве кексы - не десерт?! - недоумевал человек за столом. - О, только не для моей матери... Сейчас обьясню, этот - я указал на ближайший, - с сыром, а во-он тот с тушеным мясом, она любит экспериментировать, я, в своё время, тоже был экспериментом. Единственное, чему она остаётся верна - так это семье и семейному делу: этой кафешке. - Понятно, а что за десерт? - я посмотрел на мамино шоколадное творение. - А это... "Шоколад в шоколаде" или, как говорят в народе, "Смерть от шоколада", - сказал я как энциклопедия. Его лицо стало серьёзным. - А мы точно от него не умрём? А то тебе ещё меня рисовать, подал весомый аргумент одноклассник. - Ну, пока никто не умер, но советую не злоупотреблять... Сегодня у нас день радужных язычков, мама обязательно нам в дорогу даст... - сказал я, всё также стоя рядом со столом. - Я есть хочу, может, хватит разговоров? - попросил он. - Так бери и ешь, что тебе мешает? - недоумеваю я. - Воспитание. Я один не ем, - печально обьяснил он. - Жутко. Ну, так уж и быть, я составлю тебе компанию, - я сел за стол и взял кекс с сюрпризом, как нарекла его мать, но, в отличии от всех, я знаю, что там находится. - А этот с чем? - спросил Дженсен. - С сюрпризом, - честно ответил я и добавил про себя: "цвета моей ориентации". Да, это были радужные язычки. В вишнёвый день были сюрпризные с вишней, в клубничный - с клубникой, в этом она неоригинальна. - Мне интересно, дашь? - Конечно, я таких уже сотни съел, - весело сказал я, протягивая аккуратно слепленный кексик. - И как у тебя всё равно такое тело?! - сказал он, закидывая в рот кекс полностью. Я бы этого не делал, но, что было, того не воротишь. - Ауч! - Стреляет? - сочувственно спросил я, он кивнул. - Мама вывела какую-то формулу, специально для этой стреляющей бурды... Только натур-продукты и всё прочее. - Н-да... Да если всё здесь есть, и без языка остаться можно... - возмущался человек напротив. - Ну, мой всё ещё на месте и полностью функционирует! - гордо ответил я. - Не сомневался, - еле слышно и отведя взгляд прошептал он, но я-то услышу всё нужное мне. - Возьму, пожалуй, солёные... Мы поели, прикрепили картину на место и, когда уже выходили, мама нам всучила коробочку, доверху наполненную язычками. Отнекиваться было безсмысленно и, признаться честно, я обожаю мамины язычки. - Так, наверное, всё же ко мне. Тут всего в квартале, - сказал я. - Не против. Тебе и в домашней обстановке будет намного лучше, а то у меня как-то пустовато в квартире, - мы шли по дороге, разговаривая на отвлеченные темы. Пришли к моему дому, разулись, и я повёл его к себе в комнату на втором этаже. Моя комната довольно просторна, здесь я часто только сплю, поэтому довольно чисто, не то, что раньше, в школе. Я быстренько прибрал то, как собирался на лекцию. Стены у меня белые, я с детства люблю рисовать и мне на четырнадцать подарили полностью белую комнату. Бывало так, что я просто садился возле стены и рисовал, часами, сидел и рисовал простым карандашом. Одна стена у меня уже почти дорисована, на ней изображен лес, а ночью она фосфорецирует и поэтому создаётся ощущение, будто ты действительно в лесу. Дженсен уже снял школьную рубашку и встал в позу, по его мнению, похожую на Дискобол. Я достал из закромов мольберт и поместил на планшет зарисовочный лист, потом подошёл и начал исправлять его позу, он легко гнулся и вскоре его нереально было отличить от оригинала, хотя нет, у оригинала не было такой красивой озорной улыбки. Я встал за мольберт и выпал из жизни, я всегда выпадаю из жизни, когда рисую, не замечаю ничего вокруг, так и сейчас, я закончил и вдруг обнаружил, что уже темно, даже не заметил, странно. - Сколько времени прошло? - спросил я. - Ты закончил? - с надеждой спросил он. - Да, - он выпрямился и с настаждением простонал. - Часа три, - сказал Дженсен, облизнув губы, от чего по телу пробежал табун (или даже два) мурашек. - Как ты не заметил, что стемнело? Я не хотел тебе мешать, вдохновение всё же словить сложно. - Спасибо. Я всё видел, темнота мне не мешает, - ответил я. - А у тебя тут красивый лес, - кивнул он в сторону стены. - Да, знаю, залипательно, я часто сплю напротив него, а не на кровати, - поведал я ему подробности. - Заметно, - он указал на покрывало, прижатое к стене. - Может, тебе спину размять? - перевёл я тему. - Не сейчас. Я жутко голоден, - что сразу же подтвердил его желудок. - Могу макароны сделать, - с готовностью отозвался я, всё же он заслужил, три часа выстоять! - Нет, давай съедим то, что дала твоя мама, - внёс конструктивное предложение Дженсен. - Хорошо, - я поднял с кровати коробочку и отнёс на покрывало на полу, а сам сел на него, Дженсен прислонился к стене рядом. Мы нашли концы радуги и начали жевать, в этот раз мама конкретно переусердствовала, длинный язычек вышел. Каждый из нас задумался о своём и не замечал ничего вокруг, наши взгляды были прикованы к сверкающей стене напротив. Мы не заметили, насколько приблизились наши лица. В какой-то момент мы соприкоснулись губами, но не сразу это поняли, мы были будто в трансе, дожевали и только тогда это заметили. - Знаешь, что-то мне это напоминает, - сказал я. - Угу, - промычал Дженсен. - Мультфильм, - меня осенило, - "Леди и Бродяга" - гениально милая сцена поцелуя. - Угу, - повторился тот. Я протянулся и поцеловал его. - Угу... - он притянул меня к себе и запустил руки в мои довольно длинные для парня волосы. Вот и исполнилось то, чего я хотел ещё с сегодняшнего утра. Его язык действительно такой, как я его представлял, мягкий, чувственный и страстный, лучший... Я отлепился от его губ и посмотрел в сверкающие в темноте глаза, развернул его и начал разминать спину, тоже по-своему, максимально приблизившись и обхватив его ногами, я провёл языком по хребту между лопаток, он, в свою очередь, выгнулся и издал тихий протяжный стон. Я кусал напряжённые мышцы, целовал ключицы и руками разминал спину снизу, там, где и у меня часто болело после Дискобола. - Джа~ред... я готов тебе позировать всё, что угодно, только можешь не упираться своим стояком мне в спину? - я придвинулся ещё ближе. - Ни-за-что... - по слогам хрипло прошептал ему на ухо и провёл по нему языком. Дженсен издал ещё один стон, развернулся и головокружительно поцеловал меня. - Хочешь меня? - его глаза потемнели, стали совершенного тёмно-изумрудного цвета, изумрудности им добавляла моя светящаяся зелёным стена, это было такое завораживающее переливание цветов, что я не обратил внимания на вопрос, хотя, зачем тот вопрос, если я могу смотреть в эти зелёные глаза, он моргнул и я как-то очнулся, точнее, не очнулся, а взял его голову в свои руки, провёл по волосам и нежно поцеловал. - Это "Да"? - Не знаю... А какой был вопрос? - совершенно серьёзно спросил я. - Боже, ты невыносим!! - засмеялся человек в моих обьятиях. - Я предупреждал... - он заткнул меня поцелуем, иначе я бы ещё долго говорил. Всё, теперь он умеет мной управлять, а мы всего-то день знакомы! Я мягко отстранился: - Знаешь... Я просто сказать хочу, подожди. Вот сегодня на первой паре... Ты специально такое с карандашом выделывал? - Нет, я так лучше думаю... А что, это было заметно? - он красиво и театрально выгнул бровь. - Только мне и Чаду, ты же тоже на последней... Млеен, ты бы знал, насколько ты сексуален, когда так делаешь... - Как делаю? - он развернулся и опрокинул меня на спину, снимая рубашку, страстно впившись губами в грудь, покрывая всё поцелуями, проводя языком, от чего не только стонать и выгибаться хотелось, но прекратить и уже трахнуть это совершенство, но я не двигался, прикусил губу и просто плавился, как "Смерть от шоколада" в микроволновке... Он принялся за мои соски... О, да, с карандашом он это делал намного хуже... Я не смог сдержать стона, а когда он прикусил, я просто не выдержал, перевернул его и посмотрел в эти веселящиеся тёмно-зелёные глаза... И просто утонул, не в силах вынырнуть, не в силах повернуть назад и прожить этот день заново, я никогда бы не захотел, правда... Опять слишком много мыслей! Нужно от них избавляться, причём самым действенным способом. Я наклонился, сминая его губы, протискивая внутрь язык и наслаждаясь ответным его поглаживанием, мысли все, как и предполагалось, улетучились, осталась лишь одна: "Почему тебя не было так долго, моё совершенство?" Он окончательно сорвал с меня рубашку и прижал к себе всем телом. Я не знал, что тепло чужого тела, прикасающегося к моему, это так сногсшибательно! Мы просто валялись на полу, не в силах оторваться друг от друга, не знаю, чем это было для него, но для меня это было чем-то новым и неизведанным.И тут волшебство этого момента прервал мой телефон: Ich will... - Чад, мать твою! - обречённо простонал я, но поднялся и ответил на звонок, ведь у нас давно уговор, что никто из нас не звонит другому, если если только есть малейшее предположение, что у того свидание или он целуется. Только в крайних ситуациях. Я принял звонок: - Ало? - Здравствуйте, Джаред Падалеки? - Да, это я, что случилось? - Дженсен поднялся и подошёл ко мне, вслушиваясь в голос собеседника. - Чад Мюррей попал к нам недавно, это восьмая больница. У него сотрясение и ваш номер телефона в бумажнике с надписью: "если я потеряюсь звонит Джареду Падалеки по этому номеру"... - Это лишнее, мне стоит приехать? - Да, конечно! - Буду через час, если он очнётся или уже бодрствует передайте ему это. - Хорошо, до свиданья, мистер Падалеки, - он отключился. - Так, сейчас одеваемся и к институту, - начал раздавать приказы Дженс, который сам уже надел свою футболку и протягивает мне мою рубашку. Мы быстро выбежали, я на ходу застёгиваю свою одежду, благо она на кнопках. - Спасибо тебе... И, кстати, зачем нам в институт? - мы уже бежим. - У меня там мотоцикл, я думал за ним вернуться. До того, как ты начал меня рисовать. Так, садишься сзади, шлема второго у меня нет, так что носом мне в спину и не шевелишься, - подбежали к школьной стоянке с припаркованным мотоциклом. Дженсен одел шлем и сел. - Всё понял? - прозвучало глухо. Я сделал всё по инструкции: обнял и носом в спину, почувствовал нежное прикосновение к руке: - Держись крепко, - я обнял его ещё сильнее, чтобы доказать, что держусь. Это можно записать в список лучших моментов моей жизни. Первой строкой: ДЖЕНСЕН И ЕГО МОТОЦИКЛ! Я попытаюсь описать, что я тогда чувствовал, но это может свестись к одному - свобода. Свобода от всего, от окружающего мира, от людей вокруг, от предрассудков... Чувствовать запах пота, ощущать тепло чужого тела, слышать рёв мотора и свист ветра в ушах. Закусив губу, немного открыть глаза и увидеть дома, проносящиеся мимо, машины и шлем прекрасного создания. Сознаюсь честно - это было намного лучше поцелуев.