Всего лишь игра

      Как Саске и обещал, обратил свое внимание на Ханаби Хьюга. Честно, он с самого начала не знал, о чем вообще будет с ней говорить, но потом просто осмелился подойти, а разговор завязался сам собой. С этой девушкой он узнал, что такое простота и легкость в отношениях. С ней правда было легко, она не грузила его своими женскими штучками, лишними проблемами и заморочками. Они часто разговаривали на тему семьи и друзей. Их отцы были чем-то похожи: влиятельные люди с тяжелым характером, которые любят власть и контроль.       Поначалу их общение было сухим и слишком наигранным, ведь Саске просто исполнял просьбу дяди, а Ханаби не имела привычки доверяться человеку сразу. Но она сполна раскрылась ему потом, они стали поддержкой друг для друга, их связывали общие взгляды и мысли, они наслаждались тем, что давала их связь. Их можно было назвать друзьями с привилегиями, потому как их близость имела особую специфику. С этой девушкой был его первый секс, первая сигарета и крепкие напитки; шумные компании и пьяные танцы, легкие наркотики и… Свобода. — Саске! Какого черта ты не берешь трубку?! Сколько можно издеваться? — в динамике телефона раздавался громом мужской разъяренный голос отца, который был в очередной раз недоволен тем, что сын не отвечает на многочисленные звонки. — Я ведь говорил, что очень занят.       Он врал. Даже сейчас продолжал нагло врать отцу, ведь занят Саске был в данный момент только брюнеткой, которая сидела у него на бедрах и чему-то ухмылялась. Кривая улыбка не сходила с ее лица, а все потому, что девушка вспомнила, как совсем недавно точно также отвечала отцу, а Учиха также нагло распластался на кровати, ожидая, когда она закончит. Их «игра» в отношения затянулась, кажись, им самим даже понравилось. Ханаби впервые за долгие годы почувствовала себя нужной, Саске нуждался в ее компании, как ни в чем другом. Она чувствовала эту власть и свой авторитет, чем бессовестно пользовалась. — Я хочу тебя, — проведя ладонями от торса до груди, брюнетка наклонилась к его шее, оставляя долгие, посасывающие поцелуи, едва прикусывая кожу. — Что?! Что у тебя там за девица? Вот, чем ты занят в Корее. Водишься с потаскухами. Неужели выбрал компанию под стать себ… — динамик продолжал разрываться от недовольного, громкого голоса, но Саске уже было все равно. Он отбросил осточертевший телефон в сторону, не желая больше слушать ругань родителя. Ему приходилось поступать так регулярно, потому что отец поливал его грязью примерно на двадцатой секунде звонка. Все так предсказуемо. Мадара говорил, что ему жалко брата, ведь он так и не научился разговаривать со своими детьми за столько лет, и это при том, что у него два ребенка.       Все будни, как и выходные проходили весьма однообразно: разгульная жизнь, пропущенные занятия, замечания от преподавателей, редкие наказания от дяди. Это может показаться скучным, но Саске привык и менять ничего не собирался. Он буквально отсчитывал дни до отъезда домой, потому что знал, что тот накал страстей скоро заставит сорваться Фугаку с цепи в виде наставлений Микото и редких реплик Итачи, а затем его ждет разнос по полной программе, вот только, чтобы получить от отца по первое число, ему нужно сначала вернуться в родную Японию, однако этого нужно было избежать всеми силами.       Ханаби, грубо говоря, тоже была не совсем довольна скорым отъездом Учихи. Ее это правда беспокоило. Он как никто другой разделял ее мысли, они всегда могли поговорить о детско-родительской проблеме. Произошло даже то, чего она сама от себя не ждала — Хьюга впервые обратилась с просьбой к отцу, но, получив отказ, вновь крикнула вслед, что ненавидит его всем сердцем. Она попросила краткосрочную поездку в Японию в ближайшем времени, они могли поехать вместе, как мужчина когда-то хотел, ведь дочь начала заметно отдаляться от него, кто же знал, к каким отношениям это приведет. Однако даже такую прерогативу Хиаши отмел, аргументируя это тем, что сейчас не самое лучшее время для поездок куда-либо, но вот на летних каникулах она сможет поехать куда захочет. Саске же, предположительно, должен был уехать этой весной, в самом конце апреля. Мадара уже отослал письмо в школу, в котором говорилось, что организация должна предоставить документы для перевода в иное заведение.       Возвращаться в старое место обучения Саске не хотел от слова «совсем». Там его окружали такие же выходцы из успешных семей, как и он сам. А это общество не внушало никакого доверия, им было все равно даже на себя — никаких увлечений, нет настоящих друзей, на учебу тоже наплевать. Ассоциировать себя с такими людьми ему мало хотелось, но выбора не было. Перейти на домашнее обучение… Такое себе развлечение, ведь это повод лишний раз проторчать дома, где до него снова может добраться отец и напомнить о его безалаберной учебе.       Несмотря на все усилия, роковой день все же настал. Перелет казался мучительно долгим, а сухой воздух и неудобные кресла ухудшали ситуацию раз в сто. Видеть собственный дом было непривычно, стены казались чужими и холодными, а входная дверь была больше похожа на вход в клетку. Наверное, странно сравнивать родительский дом с какой-то ловушкой, но ведь у каждого разные обстоятельства и отношения с родителями. Кто-то бежит из него, сверкая пятками, а кто-то, наоборот, хочет остаться подольше и не хочет никуда переезжать. В холле его уже ожидали мать и брат, отца пока что не наблюдалось. Что же, это к лучшему.       Стоит заметить, что он ожидал худшего, но, на самом деле, его здесь действительно ждали, Микото даже позволила себе пару слезинок и очень долгие, крепкие объятия. Итачи, наоборот, казался слишком уж меланхоличным и будто… Встревоженным? Позже, как выяснилось, он начал зашиваться на новой должности, Фугаку доверил старшему сыну кресло своего заместителя, а, учитывая то, что у главы семейства часто было недомогание, в связи с болезнью сердца, это было очень ответственным занятием, ведь отец не потерпит промашек или ошибок.       Ночью того же дня Саске не мог уснуть. Спустившись в гостиную, он заметил брата, который расселся на диване с каким-то фотоальбомом. Камин мягко потрескивал, создавая уютную атмосферу и грея своим теплом хозяев. Алкоголь, расположившийся на кофейном столике, его насторожил. Итачи всегда был против пьянства и никогда не брал ни капли в рот. — Все нормально? — подойдя поближе, но так и не присев рядом, Саске задал вопрос ровным и немного сонным голосом. — Честно? Нет, — черные, слишком мутные глаза смотрели на языки пламени, это немного успокаивало мысли, но окончательного покоя не давало. — Ты же не пил, с чего сейчас решил? Что-то случилось? — Ненавижу ностальгию. Она меня убивает. Сначала ты вспоминаешь все хорошее, что было когда-то, потом все плохое, а вот дерьма почему-то всегда больше, — Итачи говорил тихо, чуть сиплым голосом, который не мог никак себе подчинить. — О чем ты? — Ни о чем, а о ком. Подумать не мог, что все так сложится. Четыре ебаных года и куча нервов, — на секунду его губы искривились в усмешке, но потом также быстро образовали вновь ровную, сомкнутую линию. — Что я сделал не так? Видите ли, я такой мудак, житья ей не давал, свободу она любит, а на то, что я делал для нее все, ей наплевать! — подорвавшись с места, он швырнул альбом в камин, от чего огонь вспыхнул, сверкая искрами. — Какого черта ты наделал?! — его откровенно поразили действия брата, они были резкими, порывистыми и совершенно неадекватными. Глянцевые страницы медленно тлели в камине, сворачиваясь к корешку альбома. Память, которую хранили фотографии, сжирало пламя, безжалостно и беспощадно. — Я каждый вечер его открываю, потом пью, сплю часа три и иду на ненавистную работу. И так из раза в раз, мне кажется, достаточно вспоминать о ней. — Да кто она, скажи наконец? — Стерва и истеричка, вот кто она, — опустошив напоследок бокал, стоявший на столе, он добавил: — Спокойной ночи, братик.       Это ничего не прояснило, только лишь усугубило и без того непонятную ситуацию. Что вообще происходит в этом доме? Все как на иголках, мать тоже пытается улизнуть от прямых вопросов. Саске понял лишь то, что что-то произошло, и это сильно сказалось на Итачи, от этого нервничала Микото, а отец… Ему, казалось, всегда было все равно, он даже не вышел за все это время, чтобы встретить сына, видимо, просиживание зада в своем излюбленном кабинете куда важнее. Мужчина не явился даже на ужин, сразу отправился спать, никто и слова не сказал, все как обычно.       Неделя пролетела быстро, даже слишком. Адаптация прошла успешно, поэтому Саске больше не удивлялся тому, что все вывески и постеры на японском, а не на корейском, да и окружающие говорят на родном ему языке. Итачи продолжал вести себя по-скотски, напивался каждый вечер, мог резко куда-то уйти посреди ночи, при этом громко хлопнув дверью. Отец продолжал пропадать в кабинете или на работе, а мать не находила себе места, стараясь занять себя домашними делами. В доме откровенно повисло напряжение, даже воздух был накаленным, единственным спасение для растерянного подростка служила только комната, которую он мог спокойно запереть на ключ и полностью абстрагироваться от окружающих его проблем.       Он продолжал поддерживать общение с Ханаби, и его непременно радовало то, что ей было также тоскливо, как и ему. Да, было странно довольствоваться тем, что страдает не один он. Но, к сожалению, только это давало какое-то облегчение.       Отношения с семьей постепенно ухудшались. На него попросту не обращали внимания, просто проходили мимо. Даже иногда приходящий в гости Мадара это замечал, разговаривал с Фугаку по поводу обстановки в доме, но результатов это не дало. — Пап, мы можем поговорить? — единственным вариантом оставалось — действовать самому, поэтому, приоткрыв дверь в кабинет отца, Саске перешагнул порог. — Я занят, что-то срочное? — выражение лица Фугаку было серьезным и сосредоточенным, очки были едва сдвинуты к переносице, а через них проглядывали холодные уставшие глаза. По нему было видно, что такое неожиданное вторжение в личное пространство его не радовало. — Не совсем, но меня это волнует, — пройдя в глубь комнаты, брюнет остановился возле рабочего стола и застыл на месте, не шевелясь. — Да? И что же? — в голосе были нотки сарказма и презрения, будто он вовсе и не верил словам сына, ведь что может вообще тревожить подростка? У них ведь нет никаких забот, за него все делают родители, а обычные обязанности: дела по дому, школьные задания и учеба, он и вовсе выполнить не в состоянии, живет в свое удовольствие. — Я хотел сказать, что… — еще раз взглянув на отца и не увидев там ни капли заинтересованности, он вскипел. — Да что происходит с вами со всеми? Мама дерганая, избегает меня, Итачи тоже нервный, пропадает, черт знает где, а ты запираешься в кабинете с утра до ночи, и при этом всех все устраивает! Это, по-твоему, нормально? — То, что сейчас происходит ничто иное, как сложный период. Такое случается, Саске. У взрослых, самостоятельных людей. Тебе кажется это странным, потому что ты не знаешь, что такое проблемы или неудачи, ты живешь за счет заслуг других, как паразит. Если бы ты хоть немного прикладывал усилия для того, чтобы скрасить свое бессмысленное времяпрепровождение, ты бы знал, что для того, чтобы что-то получилось, нужно стараться.       Такой тирады Саске еще не слышал, отец откровенно полил его дерьмом, назвав бесполезным куском дерьма, который только и делает, что сосет соки из других, тем самым желая просуществовать еще немного. Он даже не знал, что ответить родителю на такие низкие слова. — Вместо того, чтобы устраивать мне истерики, лучше бы занялся чем-нибудь полезным, например, своей учебой. У тебя нет даже стоящих увлечений, которые помогли бы тебе в дальнейшей карьере. Тебе скоро восемнадцать лет, чем ты собираешься зарабатывать на жизнь? Или надеешься на то, что сможешь до старости сидеть на моей шее? Хоть раз возьми пример с Итачи, у него сейчас сложный период, но, тем не менее, он старается изо всех сил и полностью отдает себя семейному делу. Чем будешь заниматься ты? Ходить по девкам, напиваться? Но это только первое время, деньги когда-нибудь кончатся. — Это все, что ты хотел сказать? — чувство, которое сжирало изнутри, разрасталось как пожар. Оно липкими щупальцами проникало в сознание, шептало гадости. — Можешь идти.       Развернувшись, Саске на ватных ногах пошел прочь из этого злосчастного кабинета, но замер, как только услышал едкую фразу, брошенную с отрешением: — Да, и, если тебе что-то не нравится, тебя никто здесь не держит.