Темная сторона

Есть вещи, которые могут потрясти человека, их немного, очень немного, но вся беда в том, что, если часто их применять, они перестают действовать. Ибо человек обладает ужасной способностью становиться бесчувственным, когда ему вздумается. Бертольд Брехт. «Трехгрошовая опера».       Из потрепанного, темно-бордового седана, остановившегося на обочине, вышли двое мужчин.       Мельком переглянувшись, они направились к старому двухэтажному зданию, покрытому выцветшей от длительного воздействия солнца краской, над входом в которое тускло светилась табличка «Мотель». Они привыкли ночевать в подобных местах, а потому не обращали внимания ни на пожелтевшую от времени и ржавчины душевую, ни на грязные, скомканные простыни, густо покрытые темными пятнами, больше всего напоминающими въевшуюся кровь. Один из мужчин, подойдя к кровати, походившей скорее на тюремную нару, нежели человеческое ложе, рывком скинул на пол постельное белье. Сняв с себя тяжелую куртку, он улегся на голый матрас, прижимая к груди замотанную уже порядком износившейся повязкой культю, практически сразу засыпая.       Второй мужчина, уселся за обшарпанный стол, и, достав из сумки ноутбук, расположил его на темной, грязной столешнице. Эту ночь, как и многие другие, он провел перед мерцающим монитором, хмуро глядя в экран, пытаясь найти хоть какую-нибудь зацепку, что угодно, что могло бы подсказать им, куда двигаться дальше.       Иногда взгляд мужчины бестолково замирал на одной точке, и мысленно он уносился на полгода назад, или около того, к своей рутинной, но любимой работе в больнице в небольшом горном городке, а до него в другом, тоже маленьком, но не менее уютном, и еще раньше, в деревушке на окраине страны, где местные жители говорили со смешным акцентом и жили как одна большая дружная семья. Да, у его спокойного и размеренного существования всегда был срок годности, и, как только он подходил к концу, мужчина сердечно прощался со ставшими уже родными людьми и отправлялся искать себе новое временное пристанище. Таким был ритм его жизни, привычный и доведенный до автоматизма, и он больше никогда к нему не вернется, в этом мужчина был уверен так же, как, должно быть уверены в своих ближайших перспективах люди, наблюдающие разрастающийся над горизонтом ядерный гриб. Как только мысли заходили в совсем уж негативное русло, мужчина вздрагивал, будто от удара током, его глаза снова фокусировались на экране и он продолжал свои, по большей части бесплодные поиски. Так проходила вся ночь.       Его однорукий спутник всегда просыпался с первыми лучами солнца, одевался, и, не умываясь, молча направлялся к выходу. Иногда, он сперва сматывал с культи повязку, чтобы сменить ее на новую. Когда это происходило, мужчина у ноутбука недовольно морщился, глядя на все увеличивающуюся с каждым разом площадь нагноения, но никогда не говорил ни слова – за то время, что они провели вместе, он прекрасно усвоил, что это бесполезно.       Затем они снова мчались по дороге, добровольно запертые в железной коробке, которую оба ненавидели все больше с каждым проведенным в ней днем (а, иногда, и ночью). Один, реже – два раза в день, в районе полудня, они останавливались возле какой-нибудь придорожной забегаловки или заправки, чтобы перекусить. Однорукий мужчина всегда брал глазунью с беконом, или тосты с маслом и черный кофе без сахара, быстро и без аппетита поглощал свою еду и сразу же направлялся обратно в машину, где его ждал его спутник, облокотившись на руль и глядя куда-то вдаль задумчивым, чуть грустным взглядом.       И они снова отправлялись в путь.