Кем мы не стали

наше время…       Это как-то слишком по-киношному. Так не бывает. Слишком наигранно, придуманно, спланированно. Если бы Киллиан не был уверен, что Тина не в курсе их с Эммой истории, он бы решил, что их встреча — дело ее рук.       Ему требуется все его самообладание, чтобы вести себя спокойно и расслабленно, как и подобает, и не смотреть каждую минуту в сторону столика, за которым сидит Эмма, закинув ногу на ногу и нервно поглаживая кончиками пальцев награду.       Она по-прежнему красива. Более светлые волосы, деловая, несвойственная ей прическа, длинная шея, морщинки у вечно горящих глаз, два кольца на средних пальцах, тонкий браслет на левой руке. Все в ней родное, знакомое, что в груди щемит, а в глазах начинает неприятно щипать.       Киллиан уже и не помнит, когда они в последний раз общались. После того, как он съехал и оставил Эмму с Генри, он всерьез занялся театром, надеясь в будущем стать актером. Он пропадал на репетициях днями, по ночам засиживался за либретто, забивая голову текстами. Ему было необходимо подняться повыше и стать кем-то, потому что он слишком устал быть, как все.       Какое-то время они с Эммой списывались, иногда даже созванивались. Эмма скидывала ему фотографии Генри, и он не мог не улыбаться, следя за тем, как малыш растет и становится все более и более похожим на мать: такой же светлый и любопытный.       Киллиан бы соврал, если бы сказал, что не скучает по ним, — слишком вросли они в него своим смехом и теплом. Без них было не так. Но Эмма раз за разом находила повод, чтобы отказаться от встречи, сама никогда не предлагала увидеться, а со временем и он сам отстранился, полностью погрузившись в мир театра.       Времени свободного было в обрез: репетиции, спектакли, зубрежка, гастроли… Калейдоскоп из лиц, но самого нужного не было. Никогда не было. И он мог бы держать, правда мог, ему бы хватило упрямства и наглости, но не хотелось держать насильно.       А потом… потух. Справился. Появились другие, тоже важные, тоже значимые, без которых тоже не то. Он не заменил, нет, не забыл, не вычеркнул. Просто перекрыл, чтобы дышалось.       И вот теперь опять тот же взгляд, устремленный на него, и робкая улыбка, в которой вопрос. А у него один ответ на все варианты, потому что вдруг понял, что внутри все это время что-то теплилось, что-то, связанное со светлыми волосами и теплыми руками.       После окончания премии Киллиан перехватывает Тину и тянет ближе, сжав ее руку чуть повыше локтя.       — Послушай, я не смогу поехать на вечеринку.       — Это как? — она отрывается от бумажек, с которыми не расстается, и встречается с ним глазами. — С ума сошел, что ли? Шампанское в голову ударило? Ты же знаешь, за какие ниточки мне пришлось тянуть, чтобы выбить тебе туда место. Забыл, какие там будут люди? Джонс, послушай меня, — она расправляет его пиджак и поджимает губы. — Ты, конечно, и так птица высокого полета, но после этого вечера сможешь в космосе без скафандра дышать, понимаешь?       — Понимаю. И помню, — улыбается и мягко поглаживает ее по плечу, — но это ничего не меняет. Я… я тебе не рассказывает кое-что о своей жизни, кое-что очень важное, и сейчас мое прошлое меня настигло. Я не могу его упустить.       — Джонс, прошлое на то и прошлое, что ему хорошо оставаться позади, — напоминает она, — а вот упустить ты можешь будущее, если сейчас уйдешь. Ты мне доверяешь?       — Разумеется, но…       — Тогда никаких «но». Ты должен быть на этой вечеринке. Тебя там ждут. Ты не можешь подвести этих людей, — Тина многозначительно поднимает брови и кивает в сторону. — Поэтому бери себя в руки и собирайся. Нам скоро…       — Тина, — Киллиан чуть сжимает ее ладонь и мягко улыбается, — я уже все решил. Я не могу допустить эту ошибку в третий раз. Понимаешь меня? Не могу. Я должен идти.       Тина замирает, заторможенно и негодующе глядя на него, потом устало выдыхает, прикрывает глаза и медленно проводит рукой по лбу. Она взъерошенная, бледная, совершенно измотанная, и Киллиану почти стыдно, что он подставляет ее, но по-другому он не может — только не снова.       Наконец, она поднимает голову и ловит его взгляд.       — Ты уверен, что она того стоит? — он застывает, вскинув брови, и Тина фыркает. — Да, у меня есть глаза. Да и тебя, Джонс, я знаю не первый год, выучила уже от и до. Поэтому я и спрашиваю — уверен?       — Более чем.       — В таком случае иди, — она отступает и расправляет пучок. — Я придумаю что-нибудь, прикрою тебя. И, это… — она нервно облизывает губы и неожиданно улыбается. — Тебе идет счастье в глазах. Надеюсь, ты не ошибаешься.       — Тина… — Киллиан тянется обнять ее, вдыхая запах ее духов, она прижимается на пару мгновений, а потом отталкивает его и в шутку пихает в грудь.       — Давай, проваливай уже. Мне разгребать за тобой. Ох уж эти мне артисты… — бормочет она себе под нос, а Киллиан, улыбнувшись ей вслед, выскакивает на улицу, не удосужившись даже надеть пальто.       Оказавшись снаружи, он оглядывается по сторонам, пытаясь выхватить знакомую фигуру, и надеется только, что не опоздал. Она ведь не могла уйти, верно? Только не снова.       Киллиан спускается вниз по ступенькам и разглядывает толпы стоящих знаменитостей, надеясь наткнуться на красное платье, а потом видит, как Эмма подходит к машине, придерживая юбку. На мгновение он замирает, колеблясь — стоит ли? Может, оставить все, как есть? Может, не судьба, может, неправильно, может, прекратить возвращаться в прошлое и надеяться на что-то?       А потом видит накинутую на ее плечи красную кожаную куртку и срывается с места.       — Свон!       Эмма поднимает голову, встречается с ним взглядом и улыбается. Он возвращает ей улыбку, подходит ближе и жадно скользит глазами по ее лицу, выхватывая все новые и новые черты, впитывая в себя по миллиметру кожи, и понимает — скучал.       Нуждался.       — Привет.       — Привет, — и чуть краснеет, поджав накрашенные губы. Стоящий рядом водитель непонимающе смотрит то на одного, то на другого, и Киллиан, спохватившись, нервно проводит рукой по волосам.       — Может, погуляем? А я тебя потом подвезу.       «Пожалуйста» не звучит, но повисает в воздухе, и Эмма, видимо, уловив его, поворачивается к водителю.       — Уолш, я сама доберусь, хорошо? Скажи Генри, что я задержусь.       — Конечно.       Эмма еще раз кивает ему, поворачивается к Киллиану, и тот, замешкавшись, протягивает ей руку. Она берет его под руку и чуть опускает голову, когда он идет прочь от здания, сворачивая на менее оживленную улицу.       Киллиан неожиданно понимает, что боится что-то спрашивать. Поэтому лишь сжимает пальцы Эммы и прижимает ближе к себе. Внутри что-то екает, когда она тянется в ответ и так знакомо утыкается лбом ему в плечо, дышит сбито и рвано и моргает чуть чаще.       — Как Генри? — наконец, решается он, и Эмма проводит рукой по волосам.       — Тоже в писатели пошел, — улыбается так нежно, что Киллиан тоже невольно растягивает губы, дыша ее счастьем. — Правда, скоро должен уехать — хочет жить самостоятельно. Точнее как… С девушкой. Они со старшей школы вместе. Хорошая девочка… Только вот…       — Отпускать не хочешь? — понимающе предполагает Киллиан, и Эмма кивает, а потом вдруг смотрит на него в упор.       — Часто про тебя спрашивал. Ну… тогда, — она чуть качает головой, и он поджимает губы. — Потом, видимо, понял. Или… — вдыхает как-то слишком глубоко и взгляд отводит, — или решил меня не тревожить лишний раз.       — Знаешь, я думал, если мы встретимся, начну свою речь с «ты сама меня оттолкнула», а сейчас… Оба дураки же, верно? — Эмма кивает и снова прижимается ближе, цепляется почти отчаянно, словно боясь, что он отпустит. Поэтому Киллиан обнимает ее за плечи и, не сдержавшись, мажет губами по виску. — А Нил?..       — Объявился лет через пять, — в ее голове появляется металл, — хотел вернуться в семью, но сам понимаешь.       — Еще бы.       — Я не запрещала ему общаться с Нилом, — добавляет Эмма, — но он и сам как-то не хотел — вроде как отец, но человек-то чужой. С возрастом, правда, легче общаться стали, но все равно не очень. У Нила новая семья, так что сомневаюсь, что ему нужно общение с нами. А ты? Знаю, у тебя дочь…       — Да, Алиса, — он улыбается и облизывает губы. — Мы с Милой встретились через какое-то время на вечеринке в Нью-Джерси. Сначала просто общались, списывались, пересекались на разных мероприятиях, а потом… Мы же знали, чего ждать друг от друга, проходили уже, так что решили пафос не разводить. Через пару лет Алиса родилась, только вот Мила, видимо, не слишком была к этому готова, так что ко всем моим «титулам», — он усмехается, — добавился еще и «отец-одиночка». — Но Аля ничего, смышленая, проблемы начались только в средней школе. Сейчас, вот, в Китай по обмену поехала.       — Волнуешься?       — А ты как думаешь?       — Понимаю, — Эмма вертит кольцо на среднем пальце и проводит языком по губам, чуть смазывая помаду. — Грэма помнишь? Мы тогда продолжили общаться, и как-то завертелось…       — Фото со свадьбы даже не выложила, — улыбается он, пытаясь скрыть боль в голосе, и она пожимает плечами.       — Ты же знаешь, что я не люблю афишировать свою личную жизнь. Мне хватило того, что пришлось принять всех его друзей.       — Но сейчас вы… — Киллиан кивает на светлый след на ее руке, и Эмма чуть сжимает кулак.       — Он погиб семь лет назад в авиакатастрофе.       Киллиан останавливается и встречается с Эммой взглядом, чувствуя, как внутри все замирает.       — Свон, я…       — Все нормально, — выдавливает улыбку, а глаза пустые-пустые. — Ты же не знал. А знал бы… наверняка был рядом, — он сглатывает, потому что вина затапливает полностью, сдавливая все внутренности. — Тебя… тебя так иногда не хватало, — сипло шепчет она, мелко дрожа, — а позвонить боялась, у тебя ведь другая жизнь, другие проблемы, другие люди, а я…       — Господи, дурочка, — Киллиан резко притягивает ее к себе и обнимает, позволяя уткнуться ему в грудь, а сам гладит по волосам и спине, прижимая максимально близко, прислушиваясь к биению ее сердца. — Помнишь фильм? «С любовью, Рози» называется.       — Я… я столько раз его смотрела… И каждый раз… каждый чертов раз… — она шмыгает носом, и он снова целует ее в висок, а потом еще, еще и еще, собирая ее слезы и покрывая мягкими прикосновениями лоб, щеки, нос, ощущая, как ее дрожь передается и ему.       — Мы такие идиоты, — шепчет Киллиан ей в волосы, — такие беспросветные идиоты. Это ведь… это всегда была ты, Свон. Еще тогда, с первой встречи. Всегда была ты, а я… — он обхватывает ладонями ее лицо, заставляя посмотреть на него, и вытирает большими пальцами ее слезы. — Ты ведь понимаешь, что я больше не допущу эту ошибку? В третий раз я тебя не отпущу.       — Не отпускай, — Эмма льнет ближе и касается своим носом его, смешивая дыхание. — Не отпускай, Джонс, никогда не отпускай.       Пересекаются взглядами, дрожат, цепляются и мысленно шепчут, потому что губы не слушаются: «Всё, что захочешь, — твоё. Всё, что нужно, — дам. Позволь только. Только будь. Сейчас, потом, всегда. Как в фильмах и книгах. Пожалуйста. Будь».       «Буду» звучит в прикосновении губ, и оба подаются навстречу друг другу, стирая все эти годы, будто не было их, будто снова двадцать, будто наконец-то правильно.