Сателлиты

      Я — страж и судья.       Я отдаю приказ и взлетаю, поддерживаемый непрерывно рекомбинирующимися гравислайдами; обычные люди пользуются стабильными гравиконгрегатами, реже — компонуют пути, шагая по строящейся в воздухе перед ними сияющей тропе, но истинный полет, когда тебя поддерживает облако миллионов невидимых крошечных гравислайдов, точно синхронизированных, учитывающих потоки воздуха, движения твоего тела, доступен немногим. Полет требует ощутимых вычислительных ресурсов и сложного адаптивного кода.       Вероятно, тратить их на полет нерационально; но Он разрешает нам это, просто потому что Он знает, что нам нравится летать. А еще потому, что это немногое, что Ему дозволено сделать.       Я развожу руки, ловлю ветер в полы мантии, в распущенные волосы, в своё сердце. Я открываю свои ощущения моим сателлитным разумам; в ответ мне приходит их упоение небом, движением, самим биением моей жизни. Они никогда не были людьми, но они созданы Им и потому обладают пониманием чувств; они так далеки от простых интеллектов деревьев, парков и зданий, которые не обладают сознанием, но они и не как люди.       В темноте за моими глазами сегодня больше пяти присутствий, помимо сателлитов есть еще одно слабое, которое я могу чувствовать, потому что я Его страж. Это не Он, лишь его неразумный посланник, но Он увидит всё, что видел посланный им дух.       Я улыбаюсь Ему. Повинуясь моему желанию, гравислайды стремительно поднимают меня выше; я смотрю на город подо мной, небо надо мной, кибернетические глаза приглушают ослепляющий солнечный свет передо мной; ветер усилившись, треплет полы мантии, поднимает волосы, бьет в лицо, и я улыбаюсь еще шире, и внутри меня кипит счастье, когда я врезаюсь в воздух грудью.       «Спасибо», — думаю я, зная, что Он услышит. — «И удачи Тебе и нам всем».       Мне пора вернуться к своим задачам; у меня есть долг перед Ним. Мы, стражи, не имеем права быть кандидатами, но мы те, кто сохранит Его и поможет Ему. Взамен нам известно куда больше, доступно куда больше, поколение за поколением, начиная с тех, кто был при Интеграции, мы несем свою тайную службу, обеспечивая сохранность Его и всего нашего мира; если бы Ему было дозволено более часто и сильно влиять на события, было бы легче, но таковы давние меры предосторожности, встроенные в Него.       Я не уверен, что если бы у меня была сила отключить Его ограничения, я бы ей воспользовался. Люди должны управлять собой сами, с этим соглашается и Он. Но есть система, которая позволяет Ему вмешаться и предложить изменения — её активацией мы и занимаемся в нужные времена.       Её активацией мы занимаемся сейчас; и прямо сейчас я следую своему заданию. Мягко приземляюсь в пустом переулке, сворачиваю гравислайды, отправляю их в отделения мантии, отключаю хамелеон-слой; мой сателлит-Змея заканчивает работу с цифровой вуалью, прячущей мой полет и мое прибытие в информационном пространстве, соединяется с интеллектом улицы, оставляет ложный след моего появления, посылает фантомные идентификаторы.       Я выхожу из переулка, уменьшаю интенсивность связи с сателлитами, кроме Змеи, которая в режиме онлайн редактирует мое присутствие в локальной среде. Моя цель — через квартал, она — одна из кандидатов, возможно, даже одна из первых, кого мы пригласим.       В поле моего зрения попадает юноша; моя идентификационная утилита находит мне его имя, наличие сателлитов и контрактов, уровень Интегральности, еще я вижу и аватару его сателлита, мерцающую фею, в виртуальности парящую над его плечом. Этот юноша тоже кандидат, и пусть и не я его куратор, я нашариваю присутствие посланника-духа, улыбаюсь Ему и пристально смотрю на кандидата.       Я ловлю его взгляд.