***
Он выплывал из дезактивной темноты, тяжело и мучительно, словно вырывался из сильного гравитационного поля. Воспоминания о собственной смерти, долгой и тяжкой, навевали тоску и глухое раздражение. А ещё виноватая голубая оптика нового лидера автоботов — Бамблби, который ничего не мог сделать с решением своего совета. Его было даже немного жаль — глупый, наивный спарк, которого Прайм, не иначе, как подвинувшись процессором, назначил главным, за пару кликов до того, как сиганул в колодец Великой Искры. Что мог этот юнец сделать против недобитых ржавых шарков из сената, поваливших на Кибертрон, стоило тому начать восстанавливаться? Конечно, для остатков десептиконов такое ничем хорошим кончиться не могло — и не кончилось. В один прекрасный цикл всех, кто когда-то носил фиолетовый знак, собрали и объявили «великое переселение» на некую отдаленную заброшенную колонию — якобы, ради стабильности и мира, дабы не разжигать вражду. Но, наверное, даже последние дроны понимали, что на самом деле это делалось ради того, чтобы никто не мог рассказать только появляющимся молодым искрам правду о войне… автоботы победили — и, как говорили белковые на том комке грязи — собирались написать свою историю. Свидетели из противоположной фракции им были не нужны. Под бодрые напутственные речи они молча входили в корабельные шлюзы — почему-то никто не возмутился, всеми тогда овладела странная апатия. У них не было оружия, немногие смогли припрятать что-то мелкокалиберное. Не было ресурсов, не было инструментов… автоботы обещали, что все будет «там», а чего не будет — то подвезут. Кто-то им верил, а медик, давно переименованный бывшими сознаковцами из Нокаута в авти-интера, предполагал, что в конце пути их просто расстреляют. Его предположение не сбылось, но легче от этого не стало. Их высадили на мелкую пустынную планету — почти астероид. Автоботы из корабельных команд со смехом объяснили, что обещанное «там» находится в царстве Праймаса, куда им предлагается добираться самостоятельно — и десептиконы могли только бессильно выругаться вслед улетающим кораблям. Многие циклы ушли на попытки хоть как-то обустроить жизнь. У них не было ничего — и остатки фракции таяли от истощения и несчастных случаев. Их оставалось несколько сотен, когда они сумели, наконец, построить какое-то жилье, и собрать пару синтезаторов энергона. И тогда случилось это… Кто-то нашел остатки той самой заброшенной колонии. Крепкие еще дома, инструменты, вещи… оружие и энергоновую шахту… все были слишком рады и счастливы, чтобы задуматься: почему авти высадили их на голой скале, чуть ли не на противоположной от колонии стороне планеты, игнорируя удобный космопорт и рискуя повредить корабли. Как и обратить внимание на рыжую пыль, которую носило ветром в пределах накрывавшего город защитного барьера. И никто не послушал призывавшего к осторожности «авти-интера». Красная ржа… Одно из страшнейших явлений для их расы, некогда выкосившее половину колоний, пока сенат не принял решение о карантине и расстреле всех кораблей, что идут с заражённых территорий. Это было ещё до войны, не многие помнили, что это вообще такое. Нокаут узнал болезнь только потому, что учился в медицинской академии. На фоне этой гадости даже кибонная чума Мегатрона выглядела сущей безделицей и была в тысячу раз милосерднее. Ржа и проявлялась-то не сразу, сначала незаметно поражая внутренние системы и выходя в активную, видимую фазу, только когда становилось слишком поздно. И лекарства от неё не было. В прошлом не нашли, а после болезнь словно затаилась — и искать средства от нее не было причины. Когда свалились первые пострадавшие, абсолютное большинство выживших «переселенцев» было заражено. Нокаут мог предложить им только милосердный удар, не больше. И именно этим он занимался до последнего... Хотелось спросить Праймаса — за что? За что им всё это? Медик даже отстранённо подумал, что при встрече с Создателем, он обязательно задаст этот вопрос. Правда сначала попробует его всё-таки убить. И пусть он не Юникрон, и даже не Мегатрон, но Великому Древнему проблем доставит. Потому что если это — расплата за их бунт, то Праймас ничем не лучше Юникрона. Хотя… существует ли он вообще, этот Праймас — таким, каким его описывают легенды? Разумен ли он по-настоящему, или же это всего лишь мощнейший источник энергии в глубине планеты, а то, что выдают за его волю, лишь очередная ложь сената? Ересь… Нокаут слабо усмехнулся, поймав странное ощущение — боль? В его проржавевшем корпусе еще есть, чему болеть? Нет, наверное, это просто наводки рассыпающегося процессора. Скорей бы уже все это закончилось… Но боль не кончалась. Напротив — она становилась все отчетливей: яркая, сильная боль разбитого корпуса. Он хорошо знал такой род боли, хоть и не был воином, но приходилось бывать в переделках, особенно, в юности, до того, как присоединился к восстанию и получил в пользование личного защитника и медотсек, откуда старался лишний раз не высовываться. Но иногда приходилось — и выходить в бой, и получать раны, о которых помогали не думать мысли о полировке… он улыбнулся еще раз, и ощутил… совершенно точно ощутил… Губы. Глосса. Лицевая пластина. То, чего не должно было быть. Ржа уже несколько циклов, как съела сперва нейросеть, а после металл… А потом… подключилась оптика. Нокаут мигнул, увидев потолок в радуге трещин — определил автоматически, правая линза повреждена… а ведь ее вообще не должно было быть в глазнице — отпала, когда соржавела лицевая. Корпус болел… болел, Праймас побери, чувствовал боль! Честную боль, заставляющую замирать в попытке не увеличить повреждения, а не щекочущий зуд ржавеющей нейросети, побуждающий двигаться, распространяя заразу… Он дернулся, пытаясь подняться, и на внутренний экран немедленно посыпались сообщения и предупреждения. Шлак… Нокаут потрясенно замер. По нему, что, стадо предаконов пробежало? Нет... хотя бы потому, что предакон у них к моменту переселения остался один, и его уже давно отловили и почти дезактивировали силами пары сотен автоботов. То, что осталось, отправили в научный центр… исследовать. Тогда, что же с ним случилось? Нокаут сосредоточился, силясь вспомнить. Как это вообще возможно? Перед оптикой тут же развернулись кадры, погоня, выстрел, прыжок в пропасть, чтобы не достаться врагу. Что за глупость? Он бы никогда такого не сделал. Из плена всегда можно сбежать, а вот после такого… после такого и Праймас не соберёт. От кого он хоть убегал-то? Память подсказала — от Рикошета. И выдала картинку, какого-то стрёмного, неправильного автобота, на оригинал, носящий созвучное имя, похожего лишь корпусом… и то не полностью. Ну и шарк! Да верховный квинт и то симпатичнее будет… внезапно Нокаут увидел в воспоминаниях свой собственный облик и передернулся, ощутив вместе с новой волной боли горькое веселье — настолько он был автоботским. Синие линзы и синяя броня вместе с невинным выражением фейсплейта… Хм… странное что-то случилось с ним. Он поворошил память. Память однозначно утверждала, что он — Нокаут, медик и десептикон, что находится он в своем медблоке, но дальше начинался какой-то шлак. Словно две холодорожки пущенные параллельно. Передернувшись, он решительно подвинул в сторону непонятные глюки — разберется потом, сейчас есть дела поважнее. Первое — заблокировать нейросеть. Это оказалось неожиданно сложно — Нокаут не обнаружил на месте нескольких контролирующих программ, пришлось лезть в глубокие настройки. Шлак, этот корпус, несмотря на имя, точно ему не принадлежит — десептикон давно взломал все программы, отвечающие за поведение при сильных повреждениях, а тут они даже не тронуты. По идее они должны помогать, не давая навредить себе еще больше, вот только на войне поддаться им и остаться, как они предписывали, неподвижным — означает просто быть дезактивированным чуть позже. Ах, нет, он все же ошибся, есть программа переключения приоритетов на… побег? Не блок нейросети для операции на самом себе, не фальш-стазис для атаки расслабившегося врага — просто побег? Шлак… похоже, он, и правда, оказался в корпусе какого-то автобота. Нормального, а не такого, как то страшилище с желтым визором. Получив, наконец, полный анализ своего состояния, Нокаут облегченно выдохнул. Все оказалось не так страшно, как показалось сначала — он вполне может функционировать в достаточных для саморемонта пределах. Долго так без лечения он бы конечно не протянул… но двоящаяся память подсказывала, что в этом медблоке есть все необходимое. Пора спасать свой актив — а потом уже он займется выяснением того, что произошло — преддезактивные глюки, или же он и впрямь оказался в другой реальности… чужая, или всё-таки своя? — память подсказала, где и что искать — слава Праймасу, инструментарий был привычный. Не такой разнообразный, как он привык и явно не заточенный под допрос в случае чего, но хороший и удобный. Задвинув подальше неожиданно пискнувшее из глубин сознание чувство ужаснувшегося недоумения: как пытать?! Кого пытать? Пациентов?! Как же можно?! Это не по-десептиконски!!! Нокаут безжалостно принялся вытаскивать осколки из проводов. Квинт, что это за броня такая, что разваливается внутрь?! Уж на что он был не боевик, а его прежняя и то была прочнее! Да еще этот гнусный бирюзовый цвет… память обиженно трепыхнулась, выдав какую-то полную чушь: что бирюзовый цвет успокаивает пациентов. Шлак! Лучше всего пациентов успокаивает опытный врач, живой и здоровый! А не ржавеющий на свалке. Память с сомнением согласилась и больше не вмешивалась, лишь изредка одаряя порывами восхищенного ужаса: как это — вот так кромсать и плавить собственный корпус, заделывая повреждения самому себе? Нокаут хмыкнул — он очень не хотел, едва вырвавшись из пустоты, снова в нее вернуться. А помочь некому — здесь только он, да он и не доверил бы помощь кому попало… Действовать приходилось очень осторожно, чтобы не порвать окончательно провода и топливные магистрали. Постепенно Нокаут начал понимать, что произошло: выстрел шлакова чучела пробил броню над камерой искры, задев ее, а прыжок в пропасть довершил дело, пустив по ней длинную трещину. После же, когда искра бирюзового уже несколько циклов, как погасла, его, кажется, отыскали, притащили сюда… и от движений корпуса и разряда тока — кто-то проверял, жив ли он — топливный клапан сработал, втолкнув в пустую камеру сохранившийся в магистралях энергон. Такое в его практике бывало, правда, энергон в камере без искры все равно никак помочь не мог… но сейчас… Сейчас в опустевшей камере бирюзового неведомо, каким чудом оказалась его собственная искра. Не иначе преддезактивное обещание набить морду Праймасу сработало и тот впечатлился — подумал он, нервно хихикнув. Но, как бы то ни было, он снова жив, и снова в строю… точнее, в толпе, как подсказала память, в компании каких-то донельзя странных десептиконов, больше похожих на автоботов — причем, таких, какими авти только хотели казаться. Даже странно, как их еще не перебили всех — добрых и бестолковых, им даже трансформирующиеся корпуса — проект Мегатрона, надо же… не очень помогали. Должно быть, здесь его фракция жива только потому, что местному Оптимусу Прайму — кошмару и психопату, если верить памяти — не хотелось терять развлечение. Нокаут осторожно подвигался, проверяя крепость швов и заплат. Отлично… теперь можно не бояться, что дезактивируется прямо на ходу. Теперь можно сходить и выяснить, что творится на базе. Наверняка все собрались в зале совещаний и горюют, заливаясь высокозаряженным… медик поморщился. И дозоры наверняка не выставлены… на Немезисе такого не было — Мегатрон, даже когда сам темным энергоном увлекся, требовал от солдат трезвости и бдительности. И если кто-то умер… это не оправдание для столь глупого поведения. Когда умер Брейкдаун, Нокаут не позволил себе ни капли сверхзарядки. Он напугал рядовых до дрожи, расколотил терминал, разбросал личные вещи и перевернул пару столов… чтобы потом всю ночь ходить и бережно собирать осколки. На траур ему отвели ровно сутки, не больше и не меньше. Вполне достаточно. В эти сутки его никто не беспокоил, не трогал и даже не помышлял явлением в лазарет. Даже тупые, как дроны, эрадиконы, вели себя прилично. Если тут всегда напиваются до невменяемого состояния, стоит кому-то умереть, то существование фракции переходит уже в карикатуру. Внутри снова все вспыхнуло возмущением — не почтить память товарища, как так? «Эй, приятель, — не выдержав, Нокаут обратился сам к себе, — Во-первых, сейчас павший товарищ — это ты сам. Во-вторых, нравится ли тебе тот факт, что твои еще живые товарищи сейчас надираются, теряя бдительность и рискуя жизнями? Случись нападение — и их можно будет голыми руками брать, то-то авти порадуются!» Память испуганно притихла. — То-то же, — буркнул он вслух. Ладно… оценив свой внешний вид, как годный для произведения нужного впечатления, медик двинулся вперед: навстречу новой жизни.Часть 1
22 января 2019 г. в 12:53
Охота на десептиконов — прекрасное развлечение. Именно развлечение — как считал Рикошет, один из самых опасных, да и что скрывать, сумасшедших автоботов. Носители лисьего знака, пусть и умеющие сражаться, почти в полном составе отличались багами процессора и повышенной склонностью к самодезактивации, которые именовали милосердием и привычкой прежде, чем стрелять, долго выяснять, а стоит ли, и намерен ли враг атаковать. Конечно, ворны войны подвыбили самых тормознутых и привили выжившим осторожность, научив во время «дружеской» беседы держать врага в прицеле, но устранять угрозу превентивно «лисички» так и не приучились. Что, собственно, и делало охоту на десептиконов не опаснее охоты на турболис. Особенно, для такого крутого автобота, как Рикошет!
Нынешняя цель была такой же, как и множество других. Маленькая и изящная машинка — так и хочется сконнектить, измяв и исцарапав тонкую броню! Такая альтформа — скраплетам на смех, только для того и годится, чтобы развлечь автоботского охотника.
Прицеливаясь и предвкушая сладкую забаву, Рикошет забыл об одном свойстве, присущем десептиконам в отличие от автоботов, в любых обстоятельствах стремящихся выживать — коны были существами с весьма странными на автоботский взгляд представлениями о чести и достоинстве, а так же стремлением «защищать товарищей», «хранить тайны», и прочей подобной мутью. Приближаясь к раненому меха, он забыл о своей репутации садиста, и о том, что некоторые его жертвы стремились скорее дезактивироваться, лишь бы не попасть к нему в руки. И он не обратил внимания на глубокий разлом, идущий вдоль дороги.
И — успел только ошарашено выругаться, когда десептикон внезапно сиганул в провал. Автобот даже завис ненадолго, пытаясь осмыслить чужой глупый поступок. Это было прям... вау! Охотник много чего повидал за свой актив, но вот так...
Он осторожно подошёл к обрыву и наклонился ниже. Бирюзовый корпус, нелепо извёрнутый, едва было видно — значит, километра полтора вниз точно есть. Как ещё вдребезги не разлетелся?
После такого не живут. Значит, и лезть вниз смысла не имеет.
Рикошет мимолетно задумался: не устроить ли тут ловушку, на случай, если тупые коны решат вытаскивать товарища. Но поразмыслив, решил, что даже десептиконский идиотизм имеет пределы. И уж точно не стоит того, чтобы лезть в пропасть, а потом обратно, ради неявной вероятности взорвать тех, кто может отправиться за дезактивным корпусом.
Он сожалеюще вздохнул: бирюзовый кон мог стать приятным развлечением. А потом трансформировался и покатил вниз, выкинув из памяти неудачную охоту.
Он ошибся еще в одной вещи — предполагаемый идиотизм десептиконов был гораздо более глубок. А уж для тяжелого джета, каким был в альтформе их вождь, спуститься вниз и поднять мертвый корпус не представляло непреодолимой сложности…