Марио устало плёлся по пустому коридору офиса в сторону лифта. Уже пару месяцев он спал практически без снов — помогали препараты, прописанные психологом. Однако, несмотря на это, по-настоящему лучше становилось лишь в редкие моменты. Даже хороший сон не всегда может избавить от жуткой пустоты внутри. И как избавиться от нее — Фернандес не представлял, а если и представлял, то очень боялся даже мысленно озвучить это для себя. Уже месяц как работал новый отдел, и то и дело он натыкался на Артёма с Игорем, пьющих в обед кофе в комнате отдыха, или на целующихся Рому с Ильёй в соседней с его припаркованной машине. Каждый раз было отчего-то безумно тоскливо, до крепко сжатых зубов и тихого скулежа в попытках уснуть без таблеток. Но это или заканчивалось неудачей, или сны были слишком тяжелыми, пугающими и порой даже такими, что по утрам Марио отчаянно краснел и после не мог даже в зеркало на себя смотреть от переполнявшей на себя злости за слабость.
В этот день Артём то и дело кидал на него странные взгляды, нервируя и без того не слишком уравновешенного Марио. Уже хотелось самому подойти и спросить, в чём дело, но Артём тут же технично исчезал из поля его зрения. Может он накосячил, а теперь не знал, как сказать об этом? Лучше бы Игоря попросил тогда, с ним у Марио куда более доверительные отношения. После того, как они вернулись, Марио все же решился на разговор с Акинфеевым. Это было нелегко: признаться сперва самому себе в собственной слабости, а затем и другому человеку, который по большому счету был ему чужим. Но именно этот разговор и сплотил мужчин, между ними была тайна, Игорь помог Марио настолько, насколько смог и зачастую оказывал психологическую поддержку, спрашивал у Фернандеса о его самочувствии, высказывал беспокойство, словом, вел себя, как настоящий друг. И Марио старался не оставаться в долгу, порой беря на себя часть работы Игоря, хоть тот и противился. Но на эти протесты мужчина лишь предлагал провести время с большей пользой, затем смотрел на Артема и подмигивал, тем самым намекая на эту «большую пользу». Однако не всегда он был в таком хорошем расположении духа, вернее не всегда мог делать вид. И сегодня был такой день.
Решив поменьше думать о странном поведении Дзюбы, Марио нажал на кнопку вызова лифта, потирая шею рукой в нервном жесте. Было предчувствие. Он не знал, хорошее или плохое. Просто всё внутри дрожало от предвкушения чего-то очень живого и яркого. Того, что забрал с собой Денис. Несмотря на то, что подобное чувство периодически уже появлялось, но каждый раз оканчивалось разочарованием и пустой квартирой, Марио все равно шел у него на поводу. Хоть иногда можно позволить почувствовать себя живым? Обычно в такие моменты мужчина ловил момент и старался заняться чем-то полезным, почитать что-нибудь, поискать новое хобби.
По дороге мандраж только усилился, и подъехав к дому, Марио с удивлением заметил, как сильно дрожат его руки от напряжения. И как это работает, ведь от раза к разу ничего не меняется. Глубоко вдохнув и выдохнув, Фернандес мотнул головой, запирая машину и облокачиваясь на стенку лифта. С зеркальной поверхности на него смотрела усталая, осунувшаяся тень былого Марио Фернандеса. Игорь уже несколько раз предлагал взять ему пару дополнительных выходных, и даже прямым приказом запретил выходить в ночные смены на работу, но Марио отказывался, казалось, от любой помощи и лишь больше часов брал, нередко опять же у самого Акинфеева.
Только ступив за дверь своей квартиры, Марио понял, что что-то не так. Не так, как обычно. Он должен был почувствовать привычное разочарование, но в этот раз такого не было, что чертовски странно. Сперва даже не поверилось, что мандраж его преследовал весь день не просто так. Шестое чувство сработало раньше, чем Марио хоть что-то понял. Развернувшись, он ушёл от точечного удара, профессионально блокируя ряд следующих, и в конце концов, повалив ночного визитёра на пол, наставил на него пистолет, командуя умному дому:
— Свет!
Яркое освещение ударило по глазам, и Марио на несколько мгновений растерялся, увидев под собой Дениса. Нет… не мог же он просто взять и заявиться к нему. Учитывая, что его разыскивает отдел особо опасных… В том числе отдел Артема. Ну конечно же, Артем. Шок от гостя и скорая догадка дезориентировали Фернандеса. Этого мгновения хватило Черышеву, чтобы выбить пистолет из рук бывшего напарника и поменяться с ним местами. При всей своей комплекции, Денису хватило и сил, и ловкости удержать руки Марио прижатыми к полу.
— Марио, прошу, успокойся. Я не причиню тебе вреда, — вполголоса проговорил на испанском Черышев.
Впрочем, стоило только Денису ослабить хватку, подумав, что этими словами он все уладил, крепко сжатый кулак прилетел ему точно в скулу, сбивая непрошеного гостя на пол. Марио был практически ослеплён яростью, удары хаотично попадали по корпусу Дениса. Нет, ну наглость какая! После всего, что было… После слов, что Денис ему сказал, после его всех его поступков, после того, как он пропал на несколько месяцев, без всякой весточки. А потом вот так вот заявиться, опять ничего не говоря… Сообщив об этом кому? Артему?! Не попытавшись даже предварительно наладить контакт с ним? В Марио говорила обида, а она уже порождала и злость. Разве он заслужил все это, заслужил, чтобы с ним так обращались?
Фернандес даже не замечал ответных ударов, на глаза будто опустилась пелена, ярость, боль, обида, тяжелые дни и еще более тяжелые ночи, копившиеся несколько месяцев, выливалась в эту безумную драку. В конце концов, упав рядом с пистолетом, Марио схватил его, наставляя на Дениса. В руках Черышева тоже оказалось оружие, оба воспользовались крохами секунд, чтобы обернуть оружие друг против друга. В квартире повисла тишина, нарушаемая лишь тяжёлым сбитым дыханием мужчин. У Дениса была разбита губа, и алела скула, у Марио кровоточили битые костяшки на руках. После недолгого молчания, Денис опустил руку с пистолетом, разряжая его и кидая в сторону. Разведя руки в стороны, он посмотрел прямо в глаза Марио:
— Я не хочу тебя убивать. Я вообще не хочу причинять тебе боль. Если тебе от этого станет легче — пристрели меня. Или сдай под трибунал. Я даже не буду сопротивляться.
Марио молча смотрел на Дениса, всем своим существом понимая, что он не сможет выстрелить. Опять. Нет, не опять, а снова. И не только потому что Денис безоружен. Что-то другое, очень тёмное, жаркое пожирало его изнутри, уговаривая опустить оружие. Свой выстрел он уже сделал.
Денис смотрел на Марио молча, сверху вниз. Марио оставался с пистолетом на коленях, но в его глазах полыхало такое пламя, что хватило бы сжечь дотла всю Вселенную. По дрогнувшим рукам и взгляду, он понял, что Марио не выстрелит. Тоже не может, как и он. А значит, он не ошибся, придя сюда. Не забыл, не смог, тоже, как и он, сходил с ума эти месяцы. Денис шагнул вперёд, выбивая пистолет из его рук, обхватывая его лицо ладонями и накрывая рот своим. По телу прокатился жар, стоило лишь получить ответ на этот неистовый, жадный, голодный поцелуй. Если бы он был увереннее, не сомневался и не боялся, пришел бы раньше. В этом яростном столкновении губами было все: серые дни, наполненные горечью, тяжелые вечера и мутные ночи, часы в размышлениях и самобичевании. Они оба истязали себя этим ожиданием, этой неизвестностью, и Денис почти жалел, нет, точно жалел, что не сделал этот шаг раньше.
Подхватив Дениса под бёдра, Марио встал на ноги, вжимая любовника в стену. Такой прилив смелости был вызван бурлящим в крови адреналином, который был к тому же подкреплен ожиданием и томлением. Шарящие под его футболкой ладони будто возвращали к жизни, как и эти губы со вкусом вишнёвого сиропа и кофеина, терзающие его рот. Хотелось большего, чтобы никаких преград между ними, ни в виде одежды, ни в виде воспоминаний. Сознание заполонил огонь страсти и сумасшедшего желания, настолько сильного, что в какой-то момент Марио чуть не задохнулся, останавливаясь и судорожно обнимая Дениса. Заметив, как бразильца ведет, Черышев ласково, но уверенно и по-хозяйски обнял его, позволяя вцепиться в себя чуть ли не до боли.
— Все хорошо, — тихий голос опалил ухо, и Фернандес задрожал от переполнявших его ощущений. Слишком много всего за раз, это как зайти в парник и схлопотать перегрев, — Не торопись, у нас еще есть время, — прошептал Денис, накрывая ладонь Марио, что была сжата в кулак на его рубашке, и ласково поглаживая.
Несколько минут они стояли так, Марио пытался прийти в себя, а Денис обнимал его, чувствуя, как под его легкими поглаживаниями дрожь постепенно сходит на нет. Ему и самому чуть не сорвало крышу, когда мужчина увидел этот взгляд Марио. И если бы не последние частички разума в голове, он мог бы сделать возможно то, о чем пожалел бы потом: неосознанно причинить боль и вместо того, чтобы подарить себе и Марио облегчение, все только усложнить. Когда бразилец перестал дрожать, Денис это четко уловил. Он поймал взгляд мужчины, уже полный не животной страсти, но болезненного чувства, которое можно было бы принять за любовь, не будь оно так искалечено его собственными руками. Он четко понимал: их отношения никогда не будут нормальными. Даже если представить, что судьба над ним смилостивится и они смогут быть вместе, невзирая на закон, так, как у Игоря и Артема, например, у них не будет. Если они прошли путь от боли и ненависти до любви, то тут была любовь, запятнанная страданиями и предательством.
Но также Денис видел, что несмотря на это останавливаться Фернандес и не собирался. Он немало переосмыслил, возможно даже изменил свой взгляд на мир. И явно стал смелее, уже не боясь чувств к другому человеку.
Они раздевали друг друга, не говоря ни слова, переплетаясь языками, телами, всем своим существом вплавляясь друг в друга. На этот раз на диван не хотел ни тот, ни другой, и Марио повел Черышева в свою комнату. Денис и сам мог это сделать ведь за время отсутствия хозяина, да и еще раньше, когда шпионил за бразильцем, мужчина изучил всю его квартиру. Но так все было иначе, так Фернандес будто бы впускал в свою душу. Чувствуя интимность момента, Денис не перенимал инициативу, пока Марио не дал понять, что хочет этого сам. И потому, когда он обнимал бразильца, порывисто целовал, проходясь кончиками пальцев по ребрам, оглаживая лопатки, пестрящие веснушками, — Денис был готов каждую перецеловать — это была страсть, но не бездумная животная, а осознанная, наполненная смыслом и искренними чувствами.
И в то же время была в ней и боль. Обида, злость еще оставались, это отражалось в движениях, действиях. Понимая, что для Марио такая близость впервые за долгое время, Черышев приложил все силы, чтобы быть максимально нежным. Он ласкал Фернандеса пальцами, губами, языком, заставляя краснеть и выгибаться, не сдерживая стоны, осторожно проталкивался глубже, иногда прикрывая глаза в удовольствии — а ведь он только готовил Марио к большему. Но он чувствовал напряжение, исходившее от бразильца, невесомое, но все же оно было. Физически ощущалась въевшаяся под кожу обида и страх поверить до конца, на все сто процентов. И все же Марио был в таком отчаянии, что он готов был рискнуть. Тем более, что рисковать ему было нечем, кроме самого себя.
Разумеется легко не было. Когда он проник в Марио, осторожно, но не безболезненно, ведь это было невозможно, Черышев содрогнулся. В глазах на мгновение потемнело, он вдруг понял, что Марио не то что не может — он даже не пытается облегчить себе дискомфорт. Наоборот, он так наказывал себя за доверие, за чувства, которые испытывает к нему. Денис чувствовал в каждом движении Марио невероятную ярость, жгучую боль, направленные не на него, а на самого себя, и это заставляло сходить с ума от растекающейся по венам вины за все содеянное. Но даже такие, крепкие до боли, до синяков, до кровавых борозд от ногтей объятия были в сотни раз желаннее невыносимой разлуки. Этот человек, что так отчаянно к нему жался в гостиной, а теперь жарко и самозабвенно отвечал на поцелуи, получая удовольствие через мучения здесь, был так ему дорог, что от чувств, казалось, он сейчас взорвется. Наблюдая за Марио через камеры за сотни километров от него, Денис до побелевших костяшек сжимал ладони, всё сильнее желая прикоснуться, успокоить, уберечь от собственных демонов. И как благодарен Денис был Артёму за то, что тот помог ему пробраться обратно в Москву, чтобы хоть на одну ночь вновь стать чуточку ближе.
А Марио будто заново воскресал, ощущая вновь ток крови в остывших жилах, яростный стук в груди, отзывающийся на любое касание, таких нужных ему рук, на любое движение, любой толчок внутри. Сладкая боль вперемешку с жгучей нежностью заставляли дышать глубже, быстрее, выдыхать молитвы и проклятия, цепляться из последних сил за рассудок и падать в эту пропасть вместе, чтобы больше не найти дорогу обратно. Прежнему ему наверное такое даже в самых страшных кошмарах сниться не могло. Не могло являться и в прекраснейших снах. Это было за гранью его понимания, но что было действительно важно, это то, что творящееся с ним не сон. Последние месяцы, а то и годы жизни были будто в тумане, но теперь, сжимая короткие волосы Дениса в своих руках, глухо постанывая от толчков, он понимал, что
жил. И дело было не в удовольствии. Марио просто понимал, что нужен Денису. Не его способности, не его должность или деньги, а он сам.
***
Лёжа на сырых от пота простынях, Марио жмурил глаза от яркого света. В голове не было ни единой мысли, но она полнилась от чувств, которые теперь хотелось выразить материально. Он шептал едва слышно, все образы смешались, и Фернандесу казалось, что он бредит от накатившей эйфории и жестокой реальности, которые зажали его в свои тиски:
— Мой жестокий ангел. Я должен был тебя убить, а вместо этого ты снова уничтожил меня.
Денис смотрел на чуть хмурое любимое лицо, нежно перебирая медные кудри на голове Марио. Ему придётся вновь скрываться, вновь исчезнуть из жизни человека, которого он полюбил всей душой. Он понимал, еще когда думал о том, чтобы прийти, понимал, что после краткого мига счастья ему будет хуже. Им обоим. Но в то же время будет счастливое воспоминание, которое должно помочь пережить разлуку, хотя бы на какое-то время. А потом вновь воссоединение, отблеск настоящей жизни в любви — и опять бегать по отражениям, меняя личности и спасая свою жизнь. Мягкие поглаживания успокаивали, они укачивали, будто колыбель, вгоняя в сладкую негу. Дождавшись, пока дыхание Марио выровняется и тело расслабится, Денис выскользнул из постели, тихо одеваясь. Накинув куртку, он тихо подошёл к постели, невесомо покрыв поцелуями любимое лицо, едва слышно шепнув:
— Спи, моё солнце. Пусть кошмары больше не тревожат тебя. Пусть вообще больше ничто тебя не тревожит. Я буду вернее пса охранять твой сон и покой. И приду всегда, когда буду нужен тебе больше всего, Марио.
Вглядываясь в безмятежное лицо Фернандеса, Денис чувствовал, что еще немного, и он не сможет попросту уйти, рискнет и останется, лишь бы побыть с возлюбленным еще. Лишь одна мысль его отрезвляла: если он остается, его рано или поздно засекут, и Артем тут не поможет. И тогда к делу привлекут Марио за сокрытие преступника. Да не только его, под угрозой мог еще оказаться и Дзюба, а, помня его бэкграунд, Черышев понимал, что дело кончится электрическим стулом. И тогда будет разрушена не только его жизнь, а еще минимум три: Марио, Артема и Игоря.
Дверь в квартиру тихо закрылась за ночным визитёром, и шестеренки лифта зашуршали, увозя Дениса. Стоило механическим замкам тихо щёлкнуть, как хозяин квартиры открыл глаза, разглядывая в сумраке комнаты неоновое свечение искусственного аквариума. Рыбы причудливо плавали, будто ничего не происходило. Для них действительно так оно и было, а вот на душе их хозяина творилось совсем иное. Перевернувшись, мужчина уткнулся носом в подушку, на которой ещё несколько минут назад лежал тот, кого он ненавидел и любил больше жизни. Глубоко вдохнув оставшийся на подушке запах, Марио прикрыл глаза. В эту ночь кошмары его не мучили.
***
Серхио нервно сжимал руль слабеющими пальцами. Бок кровил без остановки, и совсем не было возможности оказать себе помощь. Да и не хотелось уже, если честно. Жизнь его потеряла смысл пару месяцев назад вместе с тем светом, что угас в глазах его Луки. А после на Рамоса объявили самую настоящую охоту и, вместо мести, которую он хотел осуществить, мужчина был вынужден скрываться. Однако то ли ему не везло, то ли мотивации больше не было, но и это получалось плохо.
Перед глазами начинало плыть, хотелось просто остановить машину и уснуть. Навсегда. Но тут же мысли устремлялись туда, куда он направлялся. В загородный дом, где в криокамере лежало тело Луки. Если и завершать свою жизнь, то совсем другим способом. И в другом месте. Рядом с тем, чье тело уже охладело, но уничтожено не было.
Небольшой дом в пригороде Загреба был мечтой. Совсем небольшой, окружённый крепким забором, в котором даже был маленький садик стараниями всё того же Серхио. Для этого времени такая постройка считалась доисторической пещерой, но и Рамос, и Модрич считали его особенным местом, не столько из-за своей старости, сколько из-за того, что это место значило для них. Это было единственное место, которое можно было назвать домом, единственное, где они могли почувствовать себя в безопасности, вдали от всего мира, любить друг друга и не бояться ничего. Чехо передвигался по знакомому до последней мелочи дому держась за стены, заставляя себя делать шаг за шагом. Достигнув спальни, он отодвинул заслон криокамеры, доставая из неё вот уже два месяца безжизненного Луку. Его лицо застыло безмятежной маской и, если бы не синева и фиолетовые губы, могло бы показаться, что он просто спал. Уложив его на постель, Серхио лёг рядом, сжимая его ледяную ладонь, а другой рукой стискивая кнопку дистанционного управления. Взглянув в последний раз на бледное безжизненное лицо любимого, Серхио пробормотал:
— Я найду тебя, Лукита. В следующей жизни. Я надену на твои кудри венок из одуванчиков, а ты снова сыграешь мне вальсы Шопена на рояле. И я обязательно… Слышишь, Лука? Я обязательно защищу тебя, там, в лучшем мире.
Выпавшая из ослабевших рук кнопка запустила обратный отсчёт на таймере бомбы. Спустя час пожарные, прибывшие на возникший из-за взрыва пожар, вытащили из дома два обугленных практически до неузнаваемости тела.
А где-то далеко, совсем в другом мире, Серхио наконец обрёл покой, взяв в свою ладонь тёплую руку человека, которого безжалостный киллер любил больше жизни.
