Протокол "Лазарь"

      Артём проснулся от противного писка будильника. Поморщившись, он пробормотал в волосы Игорю, приютившемуся у него на груди:       — Однажды я перепрограммирую будильник, и вместо этого противного писка поставлю твой голос, когда ты умоляешь меня трахнуть тебя.       Игорь сонно фыркнул, выключая надоедливый девайс. Потянувшись, он ласково мазнул губами по ещё свежему шраму на руке Артёма. Ему не верилось, что всё уже закончилось. Даже спустя месяц он продолжал просыпаться в холодном поту, нашаривая рядом с собой Артёма, а потом медленно проваливался в липкую полудрёму под тихий голос Дзюбы, шепчущего, что он жив и всё в прошлом.       Артём притянул его к себе под бок, обвивая мощными руками за плечи, сонно бормоча:       — Зачем ты вообще поставил будильник? Разве сегодня не выходной?       Игорь, не смея сопротивляться тёплому уюту объятий Дзюбы, вздохнул:       — Ты забыл? Сегодня Черчесов официально складывает с себя полномочия, а Игнашевич заступает на его пост.       — А ты заступаешь на пост Игнашевича. Я помню. Я безумно горд за тебя, но по-прежнему не понимаю необходимости быть там конкретно мне.       Улыбнувшись, Игорь приподнялся на локте, быстро целуя Артёма в нос:       — Не только тебе. И я обещал держать язык за зубами перед Сергеем. Так что ни слова не скажу, хоть пытай.       Игорь уже хотел было встать и пойти в душ, но не тут-то было. Его резко, но не грубо схватили за кисть и притянули к себе, тут же переворачивая на спину и нависая сверху. Артем смотрел на него с хитринкой в глазах.        — А я ведь могу и попытать, — хмыкнув, мужчина наклонился, дразняще проводя языком по нежной коже шеи, — Может ты и правда ничего не расскажешь, так я хоть удовольствие получу.       Колени свело легкой судорогой от предвкушения, и Акинфеев поджал пальцы на ногах, чуть запрокидывая голову. Зная, как Артем порой любил изводить его нежностью, — явно последствия, вошедшие в привычку попытки загладить вину за прошлое — пытка могла длится долго… и действительно приятно.       — Хорошо, что я поставил будильник на сорок минут пораньше, чем обычно, — возбужденно прошептал Игорь, срываясь на тихий стон, когда родные губы мазнули по кромке уха и слабо прихватили.       — И ведь не стыдно тебе, — продолжал вкрадчиво шептать Артем, лаская губами кожу у подбородка, а затем спускаясь вниз по шее к груди, — Знал, что я так сделаю?       — Еще не было выходных, когда ты позволял мне так просто встать и позавтракать, — сделав глубокий вдох, мужчина слегка выгнулся, почувствовав на соске острые зубы. Но Дзюба сильно не кусал, знал, что для грубой страсти у них еще будет время вечером. А с утра надо нежнее, чтобы потом еще были силы. Хотя, будь его воля, он бы замучил Игоря так, чтобы тот потом весь день отлеживался, позволяя делать с собой все, что угодно.       — Значит не будем нарушать традицию, — ведя влажным языком по впадинке, Дзюба оставил у границы живота и паха легкий поцелуй, а затем переместил руки на бока Игоря, несильно, но властно сжимая, чтобы тот не мог избежать жгучих прикосновений. Судя по тому, как мышцы под ладонями слегка напряглись, его партнер уже понял, что сейчас будет делать Артем, и занервничал, — Что такое? Ты ведь сам сказал, что ничего не сообщишь, даже если я буду пытать тебя.       Сказав это, он провел короткими ногтями по тазобедренным косточкам, которые соблазнительно выступали под тонким слоем кожи, и наклонил голову, целуя пах мужчины, а затем начиная покрывать невесомыми и оттого выводящими из-под контроля поцелуями вокруг да около, но никак не касаясь самого члена, который от первых ласк уже немного проснулся.       — Давай быстрее, — нетерпеливо и крайне возбужденно прошептал Игорь, приподнимая бедра, но Артем хорошо его держал.       — Э, нет, Игорек, ты меня в такую рань поднял, теперь отдувайся, — ухмыльнулся Артем, но все же наклонился и провел языком по стволу, нарочито медленно, от основания до головки.       Чувствуя, как тело под ним вздымается в попытке получить больше ласки, Дзюба намеренно действовал медленно, дразнящими движениями языка обводя головку и выступающие венки. Подняв взгляд, он неотрывно смотрел на любовника, который от напряжения прикрыл глаза и теперь со свистом выдыхал сквозь зубы.       — Ты ведь знаешь, чего я хочу, — прошептал Артем, поцеловав будто напоследок.       Игорь в ответ что-то невнятно промычал, заметно краснея. Разумеется он знал. Но каждый раз говорить такие вещи было неловко. И хотя казалось, что между ними не было уже преград, все-таки что-то оставалось. Но Артем грамотно это разрушал.       Видимо сдавшись, потому что от желания уже распирало, а, зная Дзюбу, тот готов и опоздать, как бы важно ему ни было явиться на церемонию вовремя, Акинфеев посмотрел на него строгим взглядом, который от возбуждения приобрел совсем иной оттенок, и снова прикрыл глаза, полушепотом простонав:       — Артем, черт… Хватит тянуть, возьми меня уже…       — Умница, — удовлетворенно кивнув, Дзюба, впрочем, не спешил выполнять просьбу. Вместо этого он внезапно отстранился и потянулся к будильнику, нажимая на нем кнопку записи, — Говорил, что сделаю это однажды, так почему бы не сейчас?       — Ты… ты специально? — в шоке спросил Игорь, даже как-то забыв о своей «проблеме». На его лице смешалась масса эмоций: удивление и толика злости, немного обиды за прерванный процесс и полнейшее недоумение, невозможность осознать происходящее, — Когда?..       — Ты отвлекся, я и нажал запись, — подмигнув, Артем наклонился и вновь ухватил мужчину за бедра, — Но ты же не думаешь, что я прекращу? Ты еще не рассказал мне ничего.

***

      Уже после пыток Артема, когда они полежали еще несколько минут, приходя в себя, выскользнув из крепких объятий и тёплой постели, Игорь направился в ванную. Прохладные струи душа взбодрили его, немного придав сил после насыщенного утра. Настроение было непонятным. С одной стороны, он был расстроен отставкой наставника и взбудоражен не на шутку повышением по службе. С другой, он был безумно рад тому, что должно было случиться в этот день.       После неспешного завтрака и уже довольно спешных сборов, ведь в сорок минут они, разумеется, не уложились, Игорь с Артёмом вышли из квартиры, спускаясь в лифте на подземную парковку. Всю дорогу до центра Артём бросал задумчивые взгляды на Игоря, гадая, что же такого должно произойти сегодня, что его мужчина в таком откровенно приподнятом настроении. Не исключено, конечно, что это последствия бодрящего утра, но явно было что-то еще. Как правило в выходные Акинфеев выбирался куда-либо весьма неохотно. Предпочитал первую половину дня лежать в постели, а уже потом заниматься делами насущными. Игорь лишь загадочно улыбался на все попытки Дзюбы выведать хоть что-то о тайне за семью печатями. Все-таки пытки не помогли.       Официальная церемония тянулась словно жвачка, казалось, ей не будет конца. Дзюба никогда не был поклонником таких мероприятий, а тут еще его заставили облачиться в костюм, потому что он должен соответствовать обстановке. И зачем только нужно читать такие длинные вступления с кучей вводных слов и фраз? Почему нельзя сразу перейти к основной части. Коротко осмотревшись, Артём заметил и Миранчуков рядом со Смоловым, и Кутепова в непосредственной близости от себя и Зобнина. Только Александра нигде не было видно, что не могло не настораживать Дзюбу. Однако он забыл и об этом, когда официальная часть начала подходить к завершению, и на дачу присяги был вызван Игорь. Официальная форма сидела на Акинфееве как влитая, заставляя Артёма то и дело пялиться туда, куда не следует. Подобный взгляд явно могли заметить со стороны и прекрасно понять его смысл — слишком уж откровенно Артем пялился. Но мужчина был безумно горд и счастлив, чтобы думать о таких мелочах.       А вот уже после, когда Черчесов с весьма загадочным видом попросил всех следовать за собой, Артём слегка напрягся: что ещё удумал этот чёрт? Ему казалось, что они уже никак не связаны с департаментом охраны и они абсолютно чужие и Черчесову, и всем остальным сотрудникам. Наверное, если бы не Игорь, Дзюба даже не стал бы здороваться с кем-либо из отдела, случайно столкнись он с этим человеком. А если их вновь собирают, это может значить проблемы.       Кабинет с момента последнего их здесь нахождения не претерпел ровным счётом никаких изменений. Рассевшись вокруг стола переговоров, все с некоторым напряжением смотрели в сторону Черчесова. Тот, в самый последний раз расположившись за главным столом, только махнул рукой:       — Расслабьтесь. Я не собираюсь делать что-то, что вам не понравится. Хотя, кому как. Вы отлично поработали, вам вынесены благодарности. И весьма существенные благодарности, — чуть наклонившись вперед, Станислав Саламович внимательно и с намеком посмотрел на всех присутствующих. И хоть он был уверен, что провинившиеся уже не станут нарушать закон, лишний раз напомнить об этом не мешало.       В этот момент прозвучало жужжание сразу нескольких коммуникаторов. Дождавшись молчаливого кивка Черчесова, Миранчуки, Дзюба и Кутепов разблокировали телефоны, тут же поднимая удивлённые взгляды на Станислава.       — Это такая шутка?       Дзюба перевёл взгляд на дверь, в проёме которой показалась кудрявая голова Фернандеса. Тот выглядел очень спокойным, хотя Артём прекрасно знал от Игоря, что Марио вовсе не так безмятежен, каким кажется на первый взгляд.       — Отдел полностью готов. Приказ вступил в силу. Мы можем начинать работу.       Стас кивнул, указывая взглядом Марио на стул. Дождавшись, пока он сядет, мужчина продолжил:       — Мне удалось убедить руководство, что вы раскаялись в прошлых ошибках, более того, что вы помогли в значительно большей степени сохранить в неприкосновенности «мозг» Центральной Системы, чем те, кто был до вас. Так же мне удалось убедить их создать новый отдел безопасности, подконтрольный непосредственно тому, кто придёт на моё место. Это огромная ответственность для всех нас, и я надеюсь, вы это осознаёте… А также осознаете, что в несмотря на «прощение» любой проступок с вашей стороны закончится электрическим стулом. Для всех вас сразу. Но это уже формальности, однако поставить вас в известность я обязан.       Ослабив узел на галстуке, Станислав откинулся на спинку кресла, продолжая уже менее официальным тоном:       — Вы все пострадали от ошибки нашей службы безопасности, которая когда-то не смогла защитить вас. Я не смог предотвратить это. И когда, как не сейчас, исправлять свои ошибки. Разумеется, эта работа не вернёт вам прошлую репутацию, работу, семьи. Но вам не нужно будет больше заниматься противозаконными действиями, чтобы выжить. Илья, Антон, Алексей, Артём, я хочу, чтобы вы продолжали помогать системе работать, чтобы больше не было разрушенных семей и ложных обвинений. Вы как никто знаете, чем грозит любой малейший сбой в работе. Идёмте, я покажу ваш офис.       Офис располагался в соседнем крыле отдела безопасности. Просторное помещение с четырьмя оборудованными рабочими местами и большим панорамным окном, выходившим на мегаполис. Мужчины остановились, осматриваясь вокруг, стараясь хотя бы морально привыкнуть к мысли, что у них снова будет работа, что им больше не придётся скрываться и бежать от правосудия. Артём обернулся на Черчесова, тихо попросив:       — Мы можем остаться наедине, вчетвером? Буквально на пять минут?       Станислав кивнул, после чего вышел из кабинета, оставляя свою бывшую головную боль за дверями нового офиса. Как только захлопнулась дверь, Артём присел на край стола, ослабив ненавистный галстук на шее. Игорь настаивал, но его тут не было, да и официальная церемония уже закончилась. Близнецы остановились возле огромного окна, за которым впервые за очень долгое время светило холодное тусклое солнце. Илья просто смотрел в одну точку, стараясь осмыслить то, что им всем предлагали. Даже ему, предателю, давали второй шанс. Переглянувшись с Артёмом, Илья кивнул: такую возможность упускать было глупо. Куда бы они сейчас ни пошли в поисках работы, им везде будет отказано. Даже несмотря на стертые данные о том, кем они были и что сделали, восстановить прошлую информацию о жизни, образовании, накопленном капитале и прочем, никто уже не мог. И это существенно связывало руки. А здесь те, кого они любят, кто рискнул довериться им однажды, и подвести их они не имеют права. Здесь то, что они умеют делать как никто.       — А где Кокорин? Или ему нет такого кредита доверия, как нам?       Артём поднял взгляд на Антона. И правда, неужели Сашу обошли стороной? Решив наконец набрать номер друга, Артём приложил коммуникатор к уху, дожидаясь, когда длинные гудки сменит весёлый голос Александра. Но в момент, когда гудки наконец прекратились, Артёму отчаянно захотелось отмотать время назад и убедить себя ни за что не звонить Кокорину. В трубке раздавались протяжные стоны и скрип постели вперемешку с тихим матом и явными шлепками плоти о плоть. Быстро скинув вызов, Артём расстегнул пару пуговиц на рубашке, отчаянно краснея. Судя по всему, даже если Саше и предложили работу — его предложение явно интересовало гораздо меньше, чем человек, с которым он сейчас развлекался. В конце концов, понадобится, сам перезвонит.       — Что там?       На этот раз любопытствовал Алексей. Прочистив горло, Артём окинул взглядом пейзаж за окном. Впрочем, не о нем сейчас думал мужчина:       — Боюсь, Саше не до нас и не до работы… Кхм.       Вернувшись в основной отдел, Артём, постучавшись, зашёл в кабинет Черчесова. Тот собирал остатки личных вещей, но, судя по выражению лица, определённо точно ждал Дзюбу.       — Проходи, Артём. Вы решили?       Дзюба прикрыл дверь, прислонившись к ней спиной.       — Да. Глупо отказываться от официального места работы с нашим послужным списком. Но почему мы? Только потому что соорудили практически с нуля защитную систему?       Черчесов поставил на стол небольшой портфель, тяжело вздохнув:       — Не только. Я большую часть жизни был двуличным эгоистом. Мне было важно, чтобы мои близкие люди были в безопасности, и не важно, что там будет с остальными. Мой эгоизм привёл к тому, что появились вы. Я всего лишь исправляю свои собственные ошибки, помогая вам вновь стать частью этой системы. И потом: здесь вы под пристальным присмотром, это помогло убедить руководство окончательно. Игорь не даст тебе оступиться вновь.       Артём вышел от Черчесова крайне задумчивым, что привлекло внимание Игоря. Разумеется, он знал о планах Черчесова, и предполагал, что Дзюба отреагирует неоднозначно. И все же ему хотелось узнать, что тот думает обо всем этом. Подойдя поближе к любимому человеку, Акинфеев тихо спросил:       — Что-то не так, Тём?       Переключив свое внимание на Игоря, Артём с твердой решительностью потянул его в сторону выхода:       — Идём. Я должен тебе кое-что рассказать.       Артём усадил Игоря на пассажирское сидение, самостоятельно сев за руль. Ехать было довольно долго, хоть и по скоростной трассе. Как только они выехали на загородную дорогу, Игорь моментально понял, куда они направляются. Эта дорога вела только в одном направлении. И очень редко на этой дороге попадались машины. Практически никогда. Бросив задумчивый взгляд на сосредоточенного Артёма, Игорь размышлял о том, что именно ему хочет рассказать Дзюба в таком месте. Остановившись возле огромной площади, усеянной надгробиями, Артём заглушил машину, неотрывно рассматривая тусклый мрамор за окном.       — Несколько лет назад я был счастливым законопослушным семьянином. У меня была жена, прекрасные, умные сынишки. Я души в них не чаял. В тот день мы все вместе пошли в океанариум. Дети захотели пить, и я поднялся в магазин, чтобы купить воды. Всё произошло за несколько минут. Произошёл сбой в системе. Повсюду. Были перекрыты все выходы, людей охватила паника. Спустя две минуты все пришло в норму, взбесившаяся аппаратура заработала в обычном режиме, словно ничего не произошло, нас выпустили. И тогда стало известно о том, что в океанариуме спятившая система заперла людей на нижних уровнях и открыла очистительные шлюзы. Вода затопила три нижних уровня. Моя семья находилась на самом нижнем из них. Тела унесло в очистные стоки, их искали несколько дней.       Артём вышел из машины, махнув Игорю, чтобы он шёл за ним. Акинфеев не мог поверить в то, что услышал. Он знал о том, что мужчина потерял близких, у него было достаточно времени прочесать досье Дзюбы, пока тот был в тюрьме. Однако он никогда не слышал эту историю лично от самого Артема. А ведь именно так она становилась живой, приобретала истинные краски. Читать об этом легко, а вот слышать непосредственно от того, кто это пережил… слышать, как это произошло, ужасно больно. Но Игорь понимал, что по сравнению с болью Артема его переживания ничто. Они шли до нужного мемориала около десяти минут. Мраморный ангел обнимал двух детей, а под ним, в точно таком же мраморном коробе, хранилось три урны с прахом. На латунной табличке были выгравированы имена и даты. Артём с нежностью огладил имена и зажёг поминальную свечу. Через пару часов тучи вновь скроют небо, и свеча погаснет до тех пор, пока они не вернутся. Но хотя бы немного она будет гореть в память тех, кого не стало. Несколько минут мужчина молчал, после чего продолжил:       — Игорь, я умер в тот день, вместе с ними. Они были всем, что мне было дорого. Я был абсолютно точно мёртв внутри, когда ты меня встретил. И потому так жесток. По большому счету меня не волновало, что со мной сделают после поимки. Я пытался уничтожить тебя, а ты воскресил меня. Ты дал мне повод жить, мечтать, желать что-то, кроме смерти.       Крепко обняв Игоря, Артём выдохнул в его волосы:       — Я так сильно полюбил тебя. Так сильно, Игорь. Ты стал для меня всем, ты — мой Бог, в которого теперь уже никто не верит. И я не верю. Только в тебя. Спасибо, что спас меня.       Игорь цеплялся за плечи Артёма, слушая, как дрожит его голос. Он подождал, пока Артём успокоится, после чего ладонями смахнул слёзы со слегка колючих щёк, ласково накрыв жёсткие тонкие губы поцелуем.       — Я тоже люблю тебя. И рад, что ты захотел разделить эти чувства со мной. Я буду хранить их и помнить. Поехали домой, Тёма.       Уже в машине, вновь сидя за рулём, Игорь тихо добавил:       — Спасибо, Тём.       Артём перевёл удивлённый взгляд на Игоря:       — За что?       — За то что появился в моей жизни.

***

      Илья сидел за барной стойкой в квартире Ромы, почёсывая Помпончика, сидевшего у него на руках, за ухом. В его голове всё ещё никак не укладывалось то, что его возвращают в работу, что он нужен, что ему снова, пусть и под пристальным вниманием, но доверяют. Впрочем, доверие высшего руководства его не так сильно волновало, как доверие несколько иного человека. Впрочем, Илья знал, что этот мужчина доверяет ему безгранично, несмотря на все то, что он сделал когда-то. Рома поставил перед ним чашку кофе, отпустил Помпончика на пол и взял ладони Кутепова в свои, грея вечно ледяные руки своим дыханием. Илья тепло улыбнулся, мягко касаясь губами макушки Зобнина.       — Спасибо, Ром.       Парень покачал головой, целуя кончики пальцев Ильи, нисколько не намекая на продолжение:       — Я здесь ни при чём. Это всё Черчесов. Не знаю, как ему это удалось. Но очень рад, что он смог убедить их, что вы нужны нам.       Перевернув ладони и потянув Рому в сторону дивана, Илья вместе с ним упал на мягкие подушки, крепко сжимая Зобнина в объятиях. Рома положил голову на его грудь, слушая сердцебиение, лениво оглаживая выступающие на руке мужчины вены. Илья в свою очередь медленно перебирал чуть отросшие волосы Ромы, задевая чувствительные местечки за ушами и на шее. Ему всегда нравилось, как от прикосновений к эрогенным зонам Зобнин слегка вздрагивает, но ничуть не сопротивляется, даже наоборот, немного жмётся навстречу, чтобы его ещё разок приласкали.       — Всё равно спасибо, Ром. Мужчина поднял взгляд на Илью, немного осоловело глядя в его глаза:       — За что?       Притянув его ближе, Илья нежно коснулся губами его губ, шепнув:       — За то, что пришёл тогда ко мне с вещами.       Рома тепло улыбнулся, губами утыкаясь в ямку на шее Ильи, слегка проводя по ней носом:       — Это тебе спасибо, Илья.       Кутепов хмыкнул, прикрыв глаза:       — Мне-то за что?       Рома поглубже вдохнул запах с кожи мужчины, прошептав:       — За то, что вернулся ко мне.

***

      Федя вернулся из магазина, нагруженный пакетами с продуктами. За месяц он успел выучить, что каждый из близнецов предпочитает в еде, а что оба категорически ненавидят, и даже умудрился выучить несколько несложных рецептов, чтобы время от времени баловать их и себя домашней едой. Сказал бы кто ему, Федору Смолову, что он научится готовить ради кого-то другого — он бы рассмеялся этому человеку в лицо. А теперь вот как оно все обернулось. Самих близнецов он всегда выгонял с кухни, утверждая, что они хуже стихийного бедствия, и пусть лучше наконец перенесут всю сборную чашек из-под кофе с компьютерных столов в посудомоечную машину, а то пить уже не из чего.       Запах гари чувствовался уже когда лифт остановился в их квартире. Тяжело вздохнув, Федя подождал, пока двери разъедутся, и сделал шаг вперед, тут же морщась: судя по всему, его неугомонные умудрились спалить то, что они готовили вместе с посудой. И самой кухней. Поставив продукты в коридоре, Федя быстро набрал код вентиляции, и под гул винтов прошёл на кухню, где Антон и Лёша грустными глазами смотрели на угробленную сковородку и угольки, оставшиеся от яичницы. Или что это вообще могло быть, хотелось надеяться, что кроме сковороды и предположительно яиц ничего не пострадало. При этом на лицах парней было огорчение вселенского масштаба.       — Мы хотели приготовить тебе сюрприз.       — А приготовили уголь.       Федя рассмеялся, притискивая близнецов к себе поближе, поочерёдно целуя их в макушки:       — Вы же мои криворукие бестолочи. Давайте вы кухню оставите мне, а сами будете делать то, что у вас получается лучше всего?       Близнецы переглянулись, как-то виновато уточнив:       — Бесить тебя своей криворукостью?       Федя усмехнулся, покачав головой:       — Нет, разбирать продукты по шкафам. Спасибо, что хоть квартиру не спалили.       Пока Миранчуки ушли в коридор за пакетами, Федя, оценив масштаб урона, нанесённого любимой, почти новой (третьей за месяц) сковородке, выбросил её в мусорное ведро. В этот же момент из коридора послышался восторженный крик близнецов:       — Помидоры!       — Чай!       Два одинаковых вихря ворвались обратно на кухню, стискивая Смолова с двух сторон. Настоящие, ароматно пахнущие фрукты и овощи были большой редкостью, и стоили баснословных денег на рынке. Федя бы слукавил, если бы сказал, что он не попользовался своим служебным положением, когда добывал натуральные продукты, но его никто и не думал спрашивать. А близнецы обожали салат из свежих помидоров, хоть и ели их очень давно в последний раз. Еще в прошлой жизни. А натуральный чай и вовсе был великой ценностью в это синтетическое время, и как и где Смолов достал целую упаковку — было тайной за семью печатями.       — Спасибо, Феденька.       Фёдор крепко обнял братьев, кожей ощущая это их неподдельное счастье. Вздохнув, он едва слышно пробормотал:       — Спасибо за шанс, солнечные.

***

      Саша лежал на сырой от пота простыне, загнанно дыша, сжимая в руках край одеяла и руку Павла. Они только что завершили очередной марафон, и сил не было не то, что двигаться — дышать. Казалось, в таком темпе они должны были скоро выдохнуться, но нет, с каждым днём они били свои рекорды и при том совершенно не уставали друг от друга. А отдых между их заходами происходил в те моменты, когда Паше надо было уходить на работу, но, стоило ему возвращаться, они едва успевали поесть — умопомрачительная часть времени проводилась в постели. Коммуникатор Саши мигал сообщениями, но сейчас ему хотелось лишь прикрыть глаза и поспать. После переезда с Мамаевым в Новый Петербург, они не могли насытиться друг другом, будто дорвались до чего-то дико запретного, и теперь боялись, что отнимут.       — Саша…       Кокорин нехотя повернул голову в сторону любовника, красноречивым взглядом давая понять, что говорить не хочет. Лучше бы воды принес. Мамаев лишь смахнул с его лба прилипшую чёлку, отводя взгляд обратно в потолок:       — Я кажется в тебя влюбился.       Кокорин скривил губы в ухмылке, ехидно выплёвывая:       — Когда кажется — креститься надо, слышал такое? Старая, как ты сам, поговорка. Нахер иди со своей любовью. У меня к тебе только отменный секс, и ничего больше.       Мамаев хрипло рассмеялся, притягивая Александра к себе, после чего выдохнул:       — Спасибо, Саш.       Кокорин сонно прикрыл глаза, буркнув:       — За что?       Натянув на них одеяло, Паша пробормотал в волосы Кокорина:       — За то что напомнил, почему именно я в тебя влюблён.