***
Кеншин выдохнул и потыкал в содержимое тарелки палочками. Еда на первый взгляд выглядела нормальной — овощи и большие куски говядины, приготовленной в каком-то ярком желто-оранжевом соусе, и среди всего этого обыкновенный белый рис. Но соус заставил его язык гореть, и его вкус был таким… чужим. Как нечто, что он никогда в своей жизни не пробовал. Как еда этой новой эры. Юрико поймала его взгляд и улыбнулась ему, потянувшись вперед и тронув стакан, чтобы привлечь его внимание. Он снова обеспокоил её, почти утратив контроль над собой. Он корил себя за это. Во всяком случае, она выглядела счастливой сейчас, её глаза сияли, она болтала со своими соседками. Он сделал глоток холодной воды. Трудно поверить, что их встреча в Камакуре произошла всего несколько часов назад. Казалось, прошло много дней. Кеншин отставил свой стакан и сел прямее, расправляя плечи. Было очень легко ссутулиться на этом западном стуле, и его поясница начала болеть. Возможно, это просто усталость. Снова начала болеть голова. Он очень быстро уставал в эти дни, и это начинало беспокоить. Было еще не слишком поздно — солнце уже село, но сумерки еще только начинали сгущаться — но утомление уже начало заглушать его чувства. Он прислушался, стараясь вникнуть в беседу за столом, а не просто пропускать сквозь себя оживленное бормотание девушек. Возможно, это было из-за эмоционального потрясения последних часов — всего лишь часов? — но также скудной еды и недосыпа последних двух месяцев, которые давали о себе знать. Он так и не смог избавиться от привычки просыпаться с рассветом, а рассвет в летнем Токио наступал очень рано. Для него это не было проблемой, но в этой новой эре город не спал всю ночь, огни, шум и гудение машин делали очень трудным сон на открытом воздухе. Он спал сидя, прислонившись спиной к чему-либо надежному и прислонив к плечу меч, и просыпался от малейшего шороха. Город был к тому же слишком переполнен, он был слишком большим. Уже прошло два месяца, но он всё еще не мог найти места, где бы он мог спать непотревоженным. Это была одна из причин, по которой поездка в Камакуру стала такой отдушиной. Все те ночи, которые он провел, бродя по городу после визитов к родственникам, также не прошли незамеченными. Кеншин пытался отмахнуться от этого, но это влияло на его физическое состояние. Сломанным ребрам было необходимо время, чтобы срастись, даже спустя два месяца они до сих пор болели по временам. Каору бы не хотела этого. А еда… Кеншин вздохнул и потыкал рис, лежащий на краю тарелки. Лапшичная была неплоха, но не мог же он всё время есть одну лапшу. Он уже успел узнать, что разведение костров в публичных местах активно запрещалось, из-за чего ему приходилось питаться только фруктами, сырыми овощами и готовой едой из магазинов. Это было дорого, и большая часть этих блюд была очень странной. Он пытался привыкнуть к ним, но подозревал, что потерял вес от такого рациона. Каору этого тоже бы не хотела. На самом деле, она была бы в ярости. Нет… Кеншин стряхнул с себя оцепенение и взглянул на Юрико, сидящую напротив. Она не заметила ничего неправильного, когда он переодевался. Может быть, он выглядел так же, как прежде. Он позволил себе задержать на ней взгляд. Она оживленно разговаривала с молодой девушкой с короткими волосами — Ханой, кажется, — улыбаясь и заливаясь смехом после каждой фразы. Было так здорово видеть её такой счастливой. Было так хорошо просто видеть её. — Эй, Кеншин-сан! С тобой всё хорошо? — Ох, — Кеншин вздрогнул от неожиданности. Хана заметила его взгляд и выжидающе улыбалась ему. — Да, всё хорошо, спасибо, — с улыбкой ответил он. — Тебе не нравится рис карри? — она показала пальцем на его тарелку. — Оро… — Кеншин опустил взгляд на тарелку и вновь посмотрел на Хану. Её собственная тарелка была почти пуста. «Хана и Мидори почти закончили приготовления», — эхом отозвался в его голове голос Такамори. О, нет… — Нет, нет, всё очень вкусно, — воскликнул он, — это самый вкусный рис карри, который я когда-либо ел, вот что я скажу, Хана-доно, — технически это было так, ведь он впервые в своей жизни пробовал это блюдо, — Я просто не очень голоден. Хана надула губы, но её выражение лица менялось по мере того, как Кеншин говорил, и теперь она хихикала, прикрыв рот ладонью, в её карих глазах плясали смешинки. — Оро? — что она нашла смешного в его словах? Кеншин вновь перевел глаза с Ханы на тарелку и обратно, в замешательстве, — Хана-доно? Что случилось? — Это просто, — она снова подавила смешок, — это просто твоя манера речи. Это потому, что ты из деревни, да? — Моя манера речи, — эхом отозвался Кеншин, растерявшись. Что с этим было не так? Он просто был вежлив, вот и всё. — Вот, ты снова это сказала, — Хана теперь смеялась, — Неужели все в деревне говорят так, будто они находятся в старом фильме о самураях? Ты даже назвала меня «Хана-доно»! Кеншин почувствовал, как горят щеки. Что было неправильного в том, что он назвал её «Хана-доно»? Он послал Юрико отчаянный взгляд, но та глядела на Хану со смесью веселья и неловкости на лице. Всё больше людей смотрело на него, уже половина из сидящих за столом, как… — Оставьте её в покое. — Мотоко-сан, — выдохнула Хана, отшатнувшись, как будто её ударили. Смех резко испарился из её глаз. — Я сказала, оставьте её в покое. Вы думаете, ей это приятно? Это сказала та давишняя темноволосая женщина, которая рассматривала его с лестницы, пока они с Юрико разговаривали с Такамори. Её лицо было суровым, Серые глаза глядели тяжело и гневно. Хана поджала губы. — Простите, Кеншин-сан, — проговорила она, потупившись. Теперь весь стол глядел на них, всё веселье улетучилось из комнаты. Было намного лучше, когда Хана просто смеялась над ним. — Нет, пожалуйста, Хана-доно, вы не должны извиняться! — Кеншин поднял руки, отклоняя её извинения, — Не было никакой обиды, так что, пожалуйста, не нужно! Хана робко подняла голову, и он послал её ободряющую улыбку, а затем оглянулся, улыбнувшись уже всем сидящим за столом. Мотоко хмуро смотрела на него. Кеншин поднял брови, глядя на неё с мягкой просьбой. Через какое-то время она вздохнула и отвела взгляд. Девушки за столом вновь включились в беседу, одна за другой, и наконец счастливая болтовня снова заполнила комнату, а инцидент был забыт. Кеншин опустил глаза, улыбка сползла с его лица. Он на самом деле очень устал от всего этого. Но Юрико приехала в Токио, чтобы попасть на праздничный ужин со своими соседками, и он не собирался жаловаться. — С тобой всё хорошо? — шепотом спросила Юрико, и он снова вздрогнул от неожиданности. Она уже какое-то время смотрела на него, запоздало осознал он. — Всё в порядке, Каору, вот что я скажу, — тихо ответил он, мягко улыбнувшись и потянувшись вперед, чтобы ласково коснуться её руки, — немного устал, вот и всё. Она проницательно вгляделась в его лицо. — Ты выглядишь измотанным. Он отмахнулся, в глазах мелькнуло виноватое выражение. Это было так похоже на неё, беспокоиться о нём подобным образом. — Ничего страшного, — ответил он, искренняя и довольная улыбка тронула его губы. — Если ты хочешь уйти… — начала она. Кеншин помотал головой. В самом деле, всё было нормально, а счастье, витавшее в этой комнате, было заразным. Он бы остался, даже если бы этот ужин не был целью её приезда в Токио. Юрико улыбнулась в ответ, с таким же, как у него, виноватым выражением в глазах. — Хорошо. Если ты уверен. Но только потому, что Мидори-чан испекла пирог.***
Юрико задержалась перед последней дверью в коридоре на втором этаже, прижав ладонь к дереву, задумчивая улыбка играла у неё на губах. — Спокойной ночи, Кеншин, — наконец прошептала она, затем повернулась и тихо зашагала назад вдоль ряда дверей. Было немногим позже девяти, но Кеншин буквально засыпал на ходу к тому времени, как они поднялись сюда. Он вежливо отказался от куска пирога с банановым кремом, который предложила ему Мидори, сделав это в такой сдержанной и естественной форме, что никто этого не заметил. Включая саму Юрико. Она увидела это только тогда, когда умяла половину своего куска и повернулась к Кеншину узнать, нравится ли ему пирог, и застала его сидящим с руками на коленях и бессмысленно таращащимся сквозь полуприкрытые веки на случайную точку на столе. Юрико мысленно дала себе пинка. Она должна была присмотреть за ним, а вместо этого она полностью игнорировала его весь вечер. Каким-то образом он умудрился стать совершенно незаметным, несмотря на свои рыжие волосы. Поэтому она оставила свой кусок недоеденным на тарелке, извинилась и потащила Кеншина по коридору и вверх по лестнице до того, как он достаточно проснулся, чтобы запротестовать. Движение немного оживило его; он замешкался на лестнице, смущенно опустив голову и в своей неопределенной манере спросил её, можно ли ему принять ванну перед отходом ко сну. Поэтому она побежала в свою комнату за запасной юкатой и отвела его вниз в общую ванную комнату, чтобы он смог быстро принять душ, где встала у двери, надеясь, что никто из её соседок не заинтересуется происходящим. Через пару минут он возник в дверях, с мокрыми волосами и пылающей от жесткой мочалки кожей. Она предложила нагреть для него ванну, но Кеншин с улыбкой отказался. Он хорош в этом, не так ли, думала она, спускаясь по лестнице. Умеет изящно отказаться. Хорош в умении не быть обузой для окружающих. И лишь потом, когда Юрико помогала ему раскладывать футон в свободной комнате, она осознала, что он просто очень устал. Жаль. Ванны здесь очень хороши. На самом деле, это была ещё одна из тех маленьких причин, которые заставили Юрико выбрать именно это общежитие в первую очередь. Их было две, обе находились на улице, маленькое традиционное офуро на веранде и второе, большое и роскошное, спрятанное в английском саду, будто рукотворный термальный источник, оставшийся от того славного прошлого, когда общежитие было крупным отелем. Но, кроме этого, её беспокоило другое. Кеншин явно испытывал сильный стресс, возможность понежиться в горячей воде как минимум помогла бы ему расслабиться. Она вновь пожелала знать, что же было не так. Но это был изматывающий день для них обоих, не правда ли, и теперь Кеншин был с ней. Кеншин здесь, и всё будет хорошо. С другой стороны, чем больше времени он проводил здесь без маскировки, тем больше становился шанс, что их обман обнаружат. Она осознала весь риск слишком поздно, когда они шли по коридорам, Кеншин со смытым макияжем и распущенными волосами, в её нейтральной, в бело-голубую полоску юкате. Но, казалось, он понимает, насколько велика опасность. Он опустил подбородок, позволяя мокрым прядям скрыть лицо, и шел поспешно, но тихо, следуя за ней по коридору и дальше по лестнице. Они никого не встретили; праздничный ужин ещё не закончился. Но это практически ничего не значило: каким-то странным образом Кеншин казался почти невидимым. Что-то было такое в его манере двигаться, в том, как он держал себя. Юрико моргнула, удивленная, а потом отмела эту мысль. Каким-то образом это почему-то тоже казалось естественным. Юрико спустилась по лестнице и пересекла холл, чтобы забрать свой чемодан, стоящий у входной двери. Она стояла там с Кеншином какое-то время, мягко разговаривая и разглаживая блузку и голубое платье, удостоверяясь в том, что ему удобно. Ужин уже заканчивался, и нижние комнаты были погружены в тишину, которая нарушалась только звучащими из телевизора в вестибюле театрально-высокими голосами. Какая-то историческая драма, судя по стилю речи. Она покатила свой чемодан к лестнице и наклонилась, чтобы втащить его наверх вручную. — Юрико-сан. — Мотоко-сан! — испуганно воскликнула Юрико, резко выпрямляясь. Темноволосая девушка появилась в дверном проеме обеденного зала, серьезно глядя на Юрико. Мотоко была на добрые десять лет её младше, но Юрико никогда не пришло бы в голову назвать её «-чан». Было что-то запрещающее в её уверенных серых глазах. Все девочки, живущие в общежитии, немного побаивались её, поселившуюся здесь в мае. Только Такамори была способна назвать её «дорогая Мотоко», и то, возможно, только потому, что управляющая общежитием была очень близорука. Взгляд серых глаз был спокоен, как всегда, но теперь в нём не было враждебности. Мотоко ждала. — Что такое? — спросила Юрико, делая шаг к двери. — Твоя кузина, Кеншин-сан, — тон Мотоко был мягок, доверителен, её голос заглушал драматическую музыку, доносящуюся их вестибюля, — если ей что-нибудь нужно… — Ох. Мотоко обеспокоена? Юрико была тронута, и немного озадачена. Она никогда не видела раньше молодую женщину с такой стороны. — Спасибо, Мотоко-сан. С ней всё хорошо. Но я передам ей твои слова. Мотоко кивнула, а потом развернулась и ушла в обеденный зал, не сказав ни слова. Юрико подняла чемодан и потащила его по ступенькам, сопровождаемая доносящимися снизу звуками битвы и восхищенным вскриком Ханы. Мотоко, наверное, засидится там допоздна, готовя уроки в зале. Домашнюю работу для подготовительных курсов. Она слышала её историю от Такамори: по-видимому, Мотоко пропустила несколько лет после колледжа — что само по себе странно — а потом попыталась поступить в университет. Теперь её ждали еще полгода подготовительных курсов, а затем она вновь могла попытаться сдать вступительные экзамены. А сейчас Мотоко заинтересовалась Кеншином. Юрико поднялась на второй этаж и опустила чемодан на пол. Хорошо, если её интерес не слишком велик, подумала она. Иначе это может стать проблемой.