***
Терпение? Невинность? Кеншин взволнованно заерзал, переступая с ноги на ногу на гладком деревянном полу. Это было не очень хорошей идеей, и Юрико совсем ему не помогала. «Моя кузина из деревни», значит. Такамори похлопывала его по плечу, и он стиснул зубы, заставляя себя не дергаться. Её одежда пахла вербеной и сигаретным дымом, что внезапно напомнило ему о Хаджиме Сайто. Невысоком, приземистом, женском варианте Хаджиме Сайто, в розовом переднике и с пушистой копной кудрявых черных волос, среди которых уже начали проглядывать серебристые нити, улыбающемся во весь рот и зовущим его «дорогая». Юрико переодела его в девушку. Само осознание этого факта смущало, не позволяя сконцентрироваться на чём-либо другом. Но она даже не сделала этого как следует: ни слоев цветочного кимоно, ни гэта, ни парика или раскрашивания лица. Она просто дала ему рубашку и синий халат, заставила расчесать волосы и скрыла с помощью губки шрам. От того, что всего этого было достаточно, чтобы одурачить Такамори, хотелось кричать. Он продолжал прятать глаза под падающими прядями волос. Было слишком стыдно представать перед кем-то в таком виде, и он ощутил, что его щеки начали пылать. Это было ужасно, будто один из его позорных детских кошмаров стал явью, например, тот, в котором он утром вышел на тренировку с Хико и увидел, что на нём нет одежды. И что-то ещё беспокоило его, но он пока не мог понять, что именно. Юрико избавила его от необходимости отвечать на предположения Такамори, схватив его за руку: — На самом деле, Кеншин единственный ребенок, — сказала она, наверное, чересчур громко, — мы пойдем вымоем руки, не хотелось бы заставлять всех ждать. Вот что это было: вспышка ки прямо за ним, на устланной ковром лестнице, спускающейся в холл. Не враждебность, но… подозрение? Или что-то ещё? Кеншин обернулся. Там стояла темноволосая женщина, моложе, чем Юрико, глядевшая на них со ступенек лестницы. Глядевшая на него. Он взглянул ей в глаза, и она поспешно отвела взгляд, спустилась с лестницы и растворилась в дверном проёме напротив. Странно. — Кеншин? Юрико потянула его за руку. Он не заметил. — Хммм? — Пойдем, умоемся с дороги, — она уже тащила его в противоположную сторону коридора, подальше от темноволосой женщины и всё еще широко улыбавшейся им Такамори. Кеншин нервно оглянулся. — Нет, не беспокойся о чемодане, мы заберем его после ужина, — торопилась Юрико, указывая на вестибюль, — давай, ванная комната вон там.***
— Ох, Кеншин, мне так стыдно за это, — Юрико закрыла за собой дверь в ванную и прислонилась к ней спиной, прикрыв глаза. Это была открывающаяся по западному образцу дверь, на петлях, такая же, как и входная. Кеншин заприметил также пару нормальных движущихся дверей, пока они шли по коридору — это здание было построено в странном смешении стилей. — Я… — начал он неуверенно, все ещё выбитый из колеи разговором с Такамори. — Нет, правда. Если ты хочешь, мы можем просто подняться в мою комнату, — продолжила она, выпрямившись и серьезно взглянув на него своими голубыми глазами, — мы можем не идти на ужин. Я принесу наверх что-нибудь из еды. Тебе не обязательно встречаться со всеми в таком виде. Кеншин моргнул, внезапно осознавая то, что говорила ему Юрико. Она очень волновалась, разговаривая с Такамори, и это, очевидно, было из-за него. Он почувствовал внезапный прилив вины. — Нет, нет, Каору, пожалуйста! Ты не должна пропускать ужин из-за меня! Она приехала сюда вечером именно из-за намечающегося ужина. Для него вынудить её пропустить это событие… было бы непростительно. Неважно, как некомфортно он чувствовал себя в подобном виде, это не было уважительной причиной для того, чтобы Юрико пропустила его. — Ты…? — начала она. — Всё в порядке, — сказал он, улыбаясь ей, — было просто немного… немного неловко вначале, встретить Такамори-доно впервые, но всё хорошо, вот что я скажу. Юрико робко улыбнулась в ответ, отодвинувшись от двери, и подошла к нему. — И было бы здорово познакомиться со всеми остальными людьми, которые живут в твоём доме, Каору, — добавил Кеншин. - Ты уверен, — с надеждой спросила она. Она так ждала этот ужин. — Да, конечно, — ответил он, решив, что и в самом деле было бы отлично увидеть всех соседок Юрико. Неважно, насколько неудобно ему было в такой одежде, ради неё он постарается. Её губы снова растянулись в улыбке, облегчение, смешанное с капелькой вины, отражались в её глазах. Она мягко положила руку ему на плечо. Близко. Он выдохнул, чувствуя счастье оттого, что она просто рядом с ним. — Давай… — добавила она, махнув рукой в сторону ряда умывальников. — А-а. Они всё еще торопились, не так ли. Кеншин резко повернул кран, намочил руки и энергично намылил их. Над умывальниками висело длинное зеркало, прикрепленное к стене, которое, на удивление, совсем не искажало изображение. Он замер, увидев своё отражение. На самом деле, его вид не слишком отличался от привычного. В основном волосы… Они были аккуратно причесаны, распущены и собраны с одной стороны. И Юрико скрыла его шрам этой губкой. В остальном всё было почти как обычно. Он смыл пену и завернул кран. Юрико уже вымыла руки и что-то напевала себе под нос, проводя по волосам щеткой. Сейчас она выглядела намного более довольной. Его беспокоило то, что она предложила отказаться от ужина ради него. Его смущение было гораздо более очевидно, чем он предполагал. Кеншин высушил руки, так же, как это сделала Юрико, и оторвал бумажное полотенце, чтобы промокнуть рукав блузки. Стоило бы закатать рукава. Он не привык к такой одежде. Он растянул рукава и разгладил складки на синем платье. Во всяком случае, Такамори ни о чём не догадалась. Если бы это произошло, Юрико бы винила себя за эту идею. И это было бы непозволительно. Такамори не раскрыла их обман, но, так как она носила очки, было очевидно, что у неё плохое зрение. Её карие глаза казались совсем крошечными, уменьшенные мощными линзами. Соседки Юрико, тем не менее, были совсем другим делом. Неужели та темноволосая женщина на лестнице заметила что-то неладное? Может, именно поэтому она так его разглядывала? Что ж, подумал Кеншин, даже если это и так, сейчас он ничего не мог с этим поделать. Он отбросил беспокойство, перейдя к следующему делу, которое необходимо было решить. Он должен был подыграть Юрико как минимум сегодня. Он сможет это сделать, решил Кеншин. Дело было не только в костюме, но еще и в поведении. И это совсем не отличалось от умения сливаться с толпой. Кеншин затаил дыхание, пытаясь понять, как сымитировать женский ки. «Безобидность» была ключевой здесь, также «миловидность» и, возможно, «изящество». Он немного скосил ступни носками внутрь, подумав о гейко, которых он видел раньше и сейчас, носящих цветы на улицах Гийона. Их движения были не только изящными, они были женственными. Что ещё? Да, конечно: молчаливость, покорность. Что же, это должно было быть не слишком сложно. Он нацепил на лицо приятную улыбку, взмахнул ресницами и повернулся к Юрико: — Каору? — Прекрасно, — объявила она, засовывая расческу обратно в сумку, — пойдем, Кеншин! Я представлю тебя всем! И она ослепительно улыбнулась ему. — Оро? Кеншин запнулся на секунду, смотря на неё широко раскрытыми глазами, в то время как она открыла дверь и вышла в коридор. Что-то поднялось в нем снова, заставляя чувствовать себя легким и живым. Её улыбка была улыбкой Каору. Он не ощущал этого, не чувствовал подобного в течение этих двух месяцев, с того времени, как он посетил госархив, чтобы узнать, что она… Но теперь всё в порядке. Он сможет сделать это. С улыбкой Каору в его глазах он сможет сделать всё, что угодно. Его собственные губы растянулись в широкой и естественной улыбке, и он шагнул за ней. Они вышли из покрытой белым кафелем ванной, прошли через коридор, через холл к большой двери около лестницы. Юрико шла впереди него. Он приблизился к ней, оглядывая обеденный зал через её плечо. Там было много женщин, уже усевшихся вокруг высокого деревянного стола, освещенного горящими под потолком лампочками и догорающим сиянием заката, заливающего комнату сквозь чистые стеклянные окна. Кеншин остановился. Улыбки на их лицах, еда, стоящая на столе, плошки риса внезапно исчезли. Это было… …Так похоже на первые дни в Камия — додзе, еще до того, как они с Каору поженились: совместные приемы пищи, Яхико и Сано, дерущиеся за еще одну порцию риса, беспощадно флиртующую Мегуми-доно, будто проверяющую, как скоро Каору сорвется на неё. И другие моменты, когда Тае-доно и Цубаме-чан приходили из Акабеко, когда Генсай-сенсей приводил своих внучек и Кеншин делал им онигири, придавая им форму разных зверюшек, и после, когда Каору делала то же самое для маленького Кендзи… Уже очень давно он не садился за стол вот так. А потом… --- Яхико, ставший почти таким же высоким, как Сано, ставший прекрасным помощником мастера Камия Кашшин Рю, уважаемый всеми студентами. Яхико, уверенный и искренний, несущий меч, защищающий всех на улицах Токио, Яхико, превратившийся в последнее время в комок нервов, ожидающий рождения его и Цубаме первого ребенка --- --- Сано, его лучший друг, уплывший из Токио много лет назад, чтобы увидеть весь остальной мир, которого Кеншин всегда надеялся увидеть еще раз --- --- Мегуми, уехавшая в Айзу на два года в надежде найти своих родных, но возвратившаяся, чтобы быть рядом с ними. Которая встала во главе клиники, когда Генсай-сенсей удалился от дел, и взяла к себе ученика, застенчивого молодого парня, с которым она также обескураживающе флиртовала, к тихому удовольствию Кеншина --- --- Аяме и Сузуми, выросшие из девочек в прекрасных девушек и становившихся всё красивее с каждым годом --- --- И Кендзи, его собственный сын, на которого он всё еще смотрел, как на чудо, которому уже исполнилось восемь лет, но, когда он смотрел на него, то одновременно видел и новорожденного младенца, и милого малыша, и уже подросшего, посещающего школу и занимающегося с Каору на шинаях --- Он горевал по каждому из них. Но теперь он нашел Каору.