***
Было жарко. Очень жарко. Кеншин пошевелился, приоткрыл глаза и тут же закрыл их, ослепленный плящущими перед глазами солнечными пятнами. Солнце. Он лежал прямо под солнечными лучами, и было очень жарко. Он медленно повернулся и снова открыл глаза. Зеленая черепичная крыша плыла перед глазами, и солнечный свет как будто придавил его к земле. Похоже, он перегрелся, голова болела, и он не мог успокоить дыхание. Как долго он лежал здесь? Он должен уйти с солнца. Кеншин встал на четвереньки, упершись ладонями в черепицу, и наполовину сполз, наполовину съехал к краю крыши. Похоже, он уснул здесь, расслабившись в тени кипариса под голубым небом. Но время шло, и солнце продолжало движение, теперь даруя тень восточному склону крыши и оставив Кеншина поджариваться под ослепительными полуденными лучами. Жаркие утром, теперь они были убийственно обжигающими. Кеншин уцепился за водосточный желоб, чтобы не скатиться вниз головой с крыши, обжигая руки о зеленый металл и пытаясь остановить вызывающее тошноту вращение мира. Это совершенно точно было плохо. Он попытался принять устойчивое положение, свесил ноги с крыши и спрыгнул во внутренний дворик. Резкое движение вызвало новый приступ головокружения, и он опять опустился на четвереньки, пытаясь размеренно дышать раскаленным воздухом. Он должен уйти с солнца, сейчас. Кеншин заставил себя подняться на ноги и направился к стене, на которую бросала тень нависающая крыша. Ноги сводило, а голова безжалостно пульсировала. Он прислонился спиной к относительно прохладной стене и крепко зажмурился. Прошла минута, может быть, две. Здесь, в тени, было прохладнее. Кеншин мог вновь почувствовать легкий ветерок, охлаждающий его мокрую от пота одежду. Он держал глаза закрытыми, концентрируясь на пористой структуре оштукатуренной стены за спиной, пытаясь выровнять дыхание. Здесь было холодно. Его мокрая рубашка прилипла к телу под тонкой тканью платья. Кеншин открыл глаза и отодвинулся от стены, попробовав выпрямиться. Головокружение прошло, и голова болела немного меньше, но горло было сухим. Он должен пойти в здание и выпить чего-то холодного. Он понадеялся, что не лежал под солнцем достаточно долго, чтобы обгореть. Кеншин вытер пот с лица, отошел от стены, и, прищурившись, поглядел на небо. Около двух часов? И большую часть времени он проспал в тени кипариса. Что ж, не так плохо. Ветерок взвихрил его пряди. Кеншин бросил взгляд в сторону прачечной. Одежда легко трепетала на ветру, разноцветная и ярко освещенная солнцем. На такой жаре она скоро должна высохнуть. Должно быть, нужно уже снять её, если он в любом случае направляется внутрь. Кеншин глубоко вдохнул и сделал шаг от стены.***
— Итак, этот Кеншин должен быть кем-то совершенно особенным, — сказала Рика, свесив вперед волосы и поставив на стол поднос. Юрико моргнула, с трудом воспринимая сказанное. Рика молчала, когда они шли по двору к кафетерию, милосердно сохраняла молчание, когда они стояли в очереди к буфетной стойке, не сказала о нем ни слова, когда они платили буфетчице. Но Юрико совершенно точно не собиралась избегать этого разговора. И, так как Хитоми смотрела на неё с довольными искорками в глазах, Рика, должно быть, передала той новости, когда Юрико еще не закончила печатать документы. По крайней мере, это удержит Хитоми от разговоров про Северную Корею и похищенных людях. С тех пор, как эта молодая женщина присоединилась к их команде административных работников, Юрико не было нужды читать газеты. Она не была готова к разговору. Юрико вновь нашла Кеншина только вчера, и это всё еще было слишком ново, слишком свежо. Он был единственным, о ком она могла думать сегодня, всё это утро. Одна мысль о нём заставляла радость подниматься в ней, и ей хотелось прыгать от счастья. Это она была виновата в том, что Рика всё узнала. Она не должна была так терять над собой контроль в копировальном центре. Это было непрофессионально, она сама позволила себя поддразнивать. Юрико мысленно дала себе пинок за свою глупость, поставила на стол свой оранжевый пластиковый обеденный поднос и опустилась на стул, лишь частично вслушиваясь в слова Рики. — Я просто не могу поверить, что ты влюбилась в какого-то парня со смотрин, — проговорила Рика, срывая упаковку со своих палочек, — Ты знаешь, парни, которые занимаются такими вещами, обычно слизняки, которым даже руку стыдно пожать, или слишком застенчивые программисты, которые стесняются первые заговорить с девушкой. Я всё еще не могу принять, что ты позволила твоей матери втянуть тебя в это, — Рика разочарованно взглянула на Юрико и разделила палочки. Её мать. Ох. Юрико взглянула вверх, чуть приоткрыв губы от осознания. Её родные пока еще не знают о Кеншине. Она должна позвонить им и рассказать новости. Сказать, что Кеншин вернулся. Легкая улыбка тронула её губы. Она скажет им после обеда. Её родители будут взволнованы. Возможно, ей следует съездить в Камакуру на следующей неделе и взять Кеншина с собой. Улыбка Юрико стала шире, когда она представила реакцию родителей и счастливое воссоединение. Они должны знать Кеншина, не так ли? Она и Кеншин были так близки раньше… Раньше… Улыбка Юрико погасла, лоб нахмурился в недоумении. Когда это — раньше? Она всё еще не могла толком вспомнить. Может быть, её родители смогут напомнить ей, когда это произошло. — Юрико, — Рика смотрела на неё, изогнув бровь, с выжидающим выражением на лице. — Что? — вскинулась Юрико, — Прости, что? — Рика что-то говорила до этого, не так ли? — Я сказала, — повторила Рика, — Не могу поверить, что ты влюбилась в какого-то неудачника со смотрин. — Мы просто друзья! — защищаясь, воскликнула Юрико. Кеншин не казался бойфрендом или кем-то подобным. Если бы это было так, она бы чувствовала себя рядом с ним смешно и неловко, верно? Но она не ощущала ничего подобного. С Кеншином она чувствовала себя…по-родному. Комфортно. Будто… будто он уже был её семьей. В любом случае, подумала Юрико, у неё никогда не было молодого человека. Это было одной из неизменных характеристик её жизни. Кроме того, утром Кеншин выглядел так молодо, будто один из старшекурсников. Она, должно быть, лет на десять старше его. Не так ли? Если бы она только вспомнила, как они познакомились… — И Кеншин — не парень со смотрин, — добавила она, когда до неё дошел смысл сказанных Рикой слов. Серьезно, смотрины? Как только Рике в голову пришла такая нелепая идея? Она знает Кеншина с… Рика выглядела смущенной. — Я думала, что ты поехала именно на них. — О. Да, точно, — Юрико уже совсем забыла об этом. Смотрины состоялись только позавчера. Она провела всю предыдущую неделю в волнениях, все субботнее утро приводила в порядок свои волосы и макияж, беспокоясь о великолепном старинном кимоно, в которое нарядила её мать. Чтобы потом провести весь субботний вечер и воскресенье под гнетом чувства вины от того факта, что опять нашла очередного мужчину полностью неинтересным. Но теперь ей не нужно было об этом беспокоиться, потому что теперь она не была одинока. С Кеншином ей никогда больше не придется беспокоиться о том, что она останется одна. Она счастливо улыбнулась Рике, потому что смотрины больше ничего не значили. — Да, — ответила она, — тот парень оказался никчемным. А Кеншина я просто случайно встретила. У своей кузины, на самом деле. — Ох, — Рика подняла брови, — нуу, тогда все в порядке. Она улыбнулась, выглядя удовлетворенной. Так, будто её картина мира осталась неизменной. — Так что, это была любовь с первого взгляда? — Хитоми до этого не проронила ни слова. Она застенчиво улыбнулась за стеклами очков. — Что? Нет! Мы просто друзья, понятно? — оправдывающимся тоном воскликнула Юрико. Как это могла быть любовь с первого взгляда, если они знали друг друга всегда? Мысль об этом заставила её щеки гореть. — Я знала Кеншина раньше, — объяснила она, — мы не встречались много лет. Не совсем так, сказала она себе. У неё никогда не было молодого человека. Кеншин же был другим. Он ощущался её семьей.***
Кеншин, дорогая, — вскричала Такамори, торопясь к нему через холл, — Я удивлялась, куда ты -запропастилась! Кеншин вздохнул, натянул на лицо покорную улыбку и переступил порог. Он надеялся, что удастся подняться по лестнице никем незамеченным. Бельё и вправду было сухим: два часа на солнцепеке и на такой жаре сделали его хрустящим, свежим и слабо пахнущим летней свежестью. Он снял всё и сложил в большую плетеную корзину, которую он нашел в кладовке между ванными и прачечной, стараясь стоять под полосками тени, создаваемыми висящей одеждой. Тем не менее, к тому времени, как он закончил и начал спускаться по узкой железной лестнице террасы на третьем этаже, его голова вновь начала пульсировать. Было облегчением войти через заднюю дверь в сумрачную прохладу прихожей. Ослепленным солнцем глазам Кеншина казалось, что здесь совсем темно. — Ты была снаружи всё это время? — начала Такамори, проходя мимо него и закрывая стеклянную дверь, — Посмотри на себя, ты же вся вспотела! — она выхватила корзину с бельем из его рук. — Оро… — что она делает? Он собирался выложить его… — Проходи на кухню, — Такамори поставила корзину около двери и крепко схватила Кеншина за руку, — Давай, тебе нужно чего-то выпить, м? Ах да, вот ещё, — Она вытащила большой белый носовой платок из кармана на своём переднике и вложила Кеншину в другую руку. — Со мной всё в по… — Знаешь, сегодня рекордная жара, — продолжила разговор Такамори, ведя Кеншина по лестнице мимо обеденного зала, — Ты должна быть поосторожнее и не проводить столько времени снаружи. Я сказала моим девочкам сегодня утром: находитесь в прохладном месте и не напрягайтесь; вам совсем не нужно получить солнечный удар или что-то в этом роде. Такамори испытующе взглянула на Кеншина через толстые стекла очков и провела его на кухню. Кухня оказалась огромной. В ней было достаточно места, чтобы приготовить еды на целую армию — или на гостиницу, полную постояльцев. Она могла бы быть достаточно большой для того, чтобы выполнять на ней ката, если бы только потолок был на несколько сяку выше. Она похоже, была светлой, но глаза Кеншина ещё не адаптировались после контраста с улицей. — Я в порядке, вот что я скажу, — проговорил он, в основном для себя. Здесь, на кухне, было прохладно, что освежало влажную кожу. Белый кафельный пол ощущался твердым и очень холодным под подошвами носков. Кеншин рассеянно вытер пот со лба платком Такамори. Такамори отпустила его руку и принялась рыться в большом белом ящике с толстыми стенками, стоящим между дверью и столешницей. Она вынырнула из него, вытащив кувшин с прозрачной коричневой жидкостью. — Вот так, — объявила она, доставая из серванта на другом конце столешницы высокий стакан и наполняя его до краёв, — мугитя, ледяная. Она по-матерински улыбнулась Кеншину и протянула ему стакан. — Спасибо, — ответил Кеншин, едва не теряя сознание от жажды. Мугитя, ячменный чай, классический летний напиток. Он сделал большой глоток и чуть не подавился, когда напиток обжег его внутренности, словно кусок свинца. И в самом деле, ледяной. Он быстро прикрыл глаза, борясь с накатившим приступом тошноты. — Ох, Кеншин, дорогая, не пей слишком быстро, хорошо? Холодные напитки, жаркий день, нужно быть осторожнее, понимаешь? — Такамори уже суетилась, доставая накрытую чашу из того же ящика и ставя её на столешницу рядом с раковиной. — Д-да, — проговорил он, — Извините. Спасибо, Такамори-доно. Как она сделала напиток таким холодным? Кеншин подозрительно осмотрел стакан, затем осторожно сделал глоток. Несмотря на температуру, это был обычный ячменный чай, с присущей ему легкой горьковатой свежестью. Он сделал еще глоток. Головная боль немного утихла. Чай был холоднее, чем обычная вода. Должно быть, она наполнила его льдом. Удивительно. Должно быть, лед стал дешевле. — Кстати, Кеншин, дорогая, ты уже поела? — Такамори открыла кухонный шкаф и вытащила все тарелки сразу. Керамическая посуда звякнула, когда она поставила её на край раковины. — Я собираюсь сделать онигири, но в холодильнике остался рис карри, я могу разогреть его для тебя. — Она вновь тепло улыбнулась ему из-за очков. — Вы, современные девочки, любите такое. Впрочем, это займёт всего пару минут. Она открыла ящик — холодильник? — вновь и полезла внутрь. — Подождите… Такамори обернулась, опершись одной рукой за дверцу. Кеншин скромно улыбнулся ей: — Онигири звучит намного лучше, вот что я скажу, Такамори-доно. Такамори довольно ухмыльнулась и захлопнула холодильник. — Это моя девочка! — воскликнула она и потянулась к Кеншину, энергично потрепав его по голове. Кеншин наклонил голову, позволив прядям скрыть шокированное выражение его лица. Такамори… только что… потрепала его по голове? — Онигири намного полезнее, в любом случае, — разглагольствовала Такамори, зачерпывая вареный рис из большой плошки на весах и высыпая его на разделочную доску. — Ох уж эти современные девушки, с их карри, едой из супермаркета и кофе. Они не едят рис, и едят недостаточно овощей. Неужели это хорошо для них, я спрашиваю тебя, — она ткнула в Кеншина лопаткой для риса, усиливая значимость сказанных слов. Кеншин приподнял брови. Она произнесла то слово, из записки Юрико. — Ээ… Такамори-доно, — отважился спросить он, — Простите за вопрос, не могли бы вы сказать, что такое супермаркет? Такамори остановилась и удивленно взглянула на него. — Что такое супермаркет? — эхом отозвалась она, — Ты и вправду из деревни. Супермаркет. Универсальный магазин. Они везде. — А-а, — Кеншин, конечно, знал об универсальных магазинах; он просто раньше не слышал, чтобы их так называли. Если не считать лапшичную, где он мыл посуду три-четыре раза в неделю, универсальные магазины были источником его еды в течение последних двух месяцев — не имея возможности готовить, он ел готовую еду и сырые овощи с рынка. И он всем сердцем согласился с вдохновенной речью Такамори.***
Кеншин закатал рукава и включил кран, позволяя горячей воде стекать по груде тарелок в раковине. Такамори позвала его обедать, держа в руке большой поднос с онигири. Рисовые шарики с начинкой были благословенно знакомыми, и он был очень голоден; ему пришлось сдерживать себя два или три раза, чтобы не заглотить их все разом. После вчерашнего невкусного риса карри было здорово съесть настоящую еду. И он пропустил завтрак, к тому же — ему показалось неудобным искать еду на кухне, не зная, что кому принадлежит. Он совершенно точно не хотел создать проблемы Юрико, съев еду ее соседок. После еды Такамори направилась обратно на кухню, и Кеншин последовал за ней, намереваясь вымыть посуду. Такамори выглядела немного удивленной, но показала ему, где лежит мыло и губка и посторонилась, убирая остатки риса и складывая овощи обратно в холодильник. В любом случае, почему он не должен вымыть посуду? Такамори приготовила онигири для него. — Такамори-доно? — начал Кеншин, отчищая рисовый крахмал от разделочной доски. Присутствие Такамори больше не нервировало; она была добра к нему, и не задавала ему никаких любопытных вопросов во время обеда, хотя он боялся и ожидал их. И было хорошо с кем-то поговорить. — Да, Кеншин, дорогая, — отозвалась Такамори, втаскивая стул из обеденной залы. — Ваши жильцы готовят вместе ужин каждый вечер? — Что? Нет-нет, это только по воскресеньям. — Она уселась на стуле, скрестив ноги. — У моих девочек разное расписание, и иногда они ужинают со своими друзьями, понимаешь? Поэтому в будние дни они сами заботятся о себе. Кеншин кивнул, ополаскивая доску и ставя её на стеллаж для просушки. — Как вы думаете… — начал он. — Ммм? Кеншин поглядел на Такамори через плечо: — Как вы думаете, Каору будет не против, если я приготовлю для неё ужин сегодня вечером? — Каору? — Такамори непонимающе глядела на него. Это было ошибкой. — Простите, — мягко поправил себя Кеншин, качнув головой, — Я имела в виду Юрико. Такамори просияла. — Ах, конечно. Юрико. Нет-нет, я думаю, она совсем не будет против. На самом деле, мне кажется, она будет очень рада, — она ободряюще улыбнулась ему, глаза сверкали за толстыми линзами, — у каждой девочки есть своя полка в холодильнике. Они отмечены именами. Просто возьми что-нибудь из её продуктов оттуда. — А-а, — кивнул Кеншин. — Возможно, Юрико потребуется сходить в магазин, дорогая. Она была у родителей в эти выходные, — объяснила Такамори, вставая и заглядывая во второй холодильник, — Так что здесь могло не остаться ничего свежего, — Она приоткрыла дверцу и заглянула внутрь. — М-м-м. Ничего нет. Она распахнула дверь и оглянулась на Кеншина: — Здесь есть парочка хороших продуктовых магазинов, вдоль улицы Янака-Гинза — это главная торговая улица; она начинается всего лишь через два дома отсюда. Гинза — это какое-то чудо. Ты просто идешь по улице вниз и поворачиваешь направо, дорога занимает приблизительно пятнадцать минут. Ох, и не беспокойся о рисе, хорошо? У нас тонны риса. — Она снова улыбнулась Кеншину, — Я всегда пытаюсь заставить моих девочек есть больше риса и меньше хлеба. — А… да. — Кеншин моргнул, удивленный и приятно тронутый. Такамори не только накормила его онигири, но также предложила ему неограниченный запас риса. Такая доброта не должна остаться невознагражденной. — Спасибо, Такамори-доно, — ответил он и с улыбкой вернулся к своим тарелкам. Это было хорошо. Это было отлично. Он домоет посуду, выложит белье, приведет себя в порядок и затем направится в магазин. Юрико вернется около шести. Он должен будет успеть приготовить ужин к этому времени. Час на готовку, час на покупку продуктов: это означает, что у него в запасе целых три часа, чтобы закончить со стиркой и уборкой. Улыбка Кеншина стала шире, и он продолжил мыть тарелки, напевая себе под нос. Это было почти как дома.***
Почти как дома. Кеншин возвращался по улице с довольной улыбкой на лице и парой тяжелых пластиковых пакетов в каждой руке. Его меч легко покачивался у левого бедра с каждым шагом, и хакама привычно обвивались вокруг лодыжек. Он чувствовал бы себя некомфортно, если бы отправился за покупками без сакабато. Стирать белье на заднем дворе было одним — он мог быстро забежать в дом и схватить его при необходимости. Но пойти в магазин было совершенно другим делом. Ему уже давно не приходилось защищать себя. Но необходимость защищать других всё еще оставалась, даже в двадцатом году эры Мэйдзи. Здесь, в две тысячи четвертом, этого пока не требовалось. Но это не означало, что не потребуется. И Кеншин должен был быть готовым защищать людей. Конечно, он не мог прикрепить сакабато к голубому платью, если он хотел, чтобы его руки были свободны для покупок. Поэтому, едва закончив уборку, он надел свои свежевыстиранные хакама и кимоно, всё еще теплые от солнца, и прикрепил меч на обычное место на поясе. Из-за этого, естественно, возникла другая проблема: как покинуть здание незамеченным. Но Кеншин это обдумал и вынес свои дзори в конец коридора на втором этаже перед тем, как переодеться. Там прямо напротив окна была железная водосточная труба, спускающаяся от края крыши прямо к террасе на третьем этаже. Он сделал о ней пометку в своей голове, когда занимался стиркой, и запомнил это на будущее. Было довольно легко вылезти в окно, держа дзори в одной руке, и забраться на террасу по водосточной трубе. Оттуда он спустился по узкой железной лестнице к глухой стене здания, а оттуда незаметно выскользнул на улицу. Высокие кусты гортензии, растущие с восточной стороны старого здания, полностью укрывали его от любопытных взглядов. Он скопил немного денег во время работы мойщиком посуды в лапшичной, зная, что собирается на время покинуть Токио для поисков всех своих родственников. Сейчас это оказалось полезным: он смог купить рыбу, тофу, зелень, мисо, всё, чтобы приготовить хороший ужин. Этих денег хватит на более долгий срок теперь, когда у него есть плита. Даже в продуктовых магазинах готовая еда была дорогой. Кеншин прошел под аркой в конце Янака-Гинза и повернул налево. Он погадал, имеет ли Юрико в своём распоряжении огород. Если бы это было так, стало бы намного легче. Он не заметил ничего похожего, когда возвращался в здание с корзиной белья, но между английским садом и деревьями было достаточно места, заросшего ползучим виноградом, сорняками и высокой травой. Нужно будет посмотреть внимательней, когда он вернется.***
Такамори Чихоко облокотилась на метлу и посмотрела вниз на гладкий деревянный пол веранды, в недоумении нахмурив обвязанный красно-белой повязкой лоб. — Как странно, — пробормотала она, но её голос заглушил мощный звук тромбона Гленна Миллера, звучащий из старого магнитофона, который она прислонила к двери кухни. Она встала на одно колено и внимательно изучила пол, проведя пальцем по старому дереву. Палец оказался чистым. — Я могу поклясться… Такамори поднялась на ноги, потрясла головой и машинально засунула руку в розовый передник. — Хм, — проговорила она, — должно быть, я уже мыла пол. Она пожала плечами, прислонив метлу к косяку двери. Если она уже мыла веранду, на сегодня она свободна. Она устроилась поудобнее на старой деревянной скамье напротив кухонной двери, со счастливым вздохом скрестила ноги и затянулась сигаретой. Магнитофон играл, наполняя вечерний воздух звуками классического джазового оркестра.