Глава 1
4 ноября 2018 г. в 16:16
«На землю плавно опускалась ночь. Синие глаза юного Алана встревоженно вглядывались в темноту. Его хрупкие плечи содрогались от малейшего порыва ветра, а сердце неистово билось в груди. Завтра ему исполнится девятнадцать и жестокий лорд Дантон станет его мужем. Мерзкий боров, от вида которого хотелось умереть.
От мысли, что ему придётся лечь с этим чудовищем в постель, на глаза Алана наворачивались горькие слёзы. Но что ему, шестому сыну обедневшего княжеского рода, оставалось делать? Не будь он омегой, его судьба сложилась бы иначе.
В нескольких шагах от Алана хрустнула ветка. Да, это пришёл его спаситель. Человек без нравов и совести — Эдвард Нортон. Знойный красавец и безжалостный пират, который согласился за сомнительную плату помочь его беде.
— О, мой милый Алан, в свете луны вы ещё прекраснее, — от тихого с хрипотцой голоса пирата у Алана всё замерло внутри. — Вы всё ещё согласны провести со мной ночь?
— Да, — еле слышно ответил юноша. — После этого вы точно увезете меня из аббатства? — смущённо спросил Алан.
— Не сомневайтесь, мой мальчик, после этого вы никогда не увидите родные земли, — хищно проговорил пират и нежно провёл пальцами по девственно-белой шее омеги, на которой этой ночью он непременно оставит отпечаток своих клыков, и юный Алан наконец-то станет его…»
— Ах, — на таких моментах, краснея как помидор, я зарывал лицо в подушку и с тихим воплем кусал её, а потом почти спокойно продолжал читать свой любимый любовный роман.
Мне тоже скоро девятнадцать, и я, как и любой подросток-омега, просто мечтал встретить такого же горячего альфу, как этот пират из книжки. Конечно, я был далёк от безупречной красоты Алана: и рост у меня выше среднего, и светло-русые волосы давным-давно обрезаны, как у альфы, да и формы мои…
— Жиртрест, — схватив себя за бочок, самокритично обозвал я сам себя.
Ну, может, не такой я уж и жирдяй, просто, по сравнению с прошлым годом, я как-то резко стал приобретать такие ненавистные бока и округлости. Папа говорил, что всё нормально и что после первой течки у всех омег такое случается, но что-то я не заметил, чтобы мои друзья уж как-то сильно изменились.
Хотя, может, не столько течка, сколько моя внезапная любовь к сладостям повлияла на фигуру? А всему виной эти любовные книжки. До травмы ноги я добросовестно занимался бегом, и всё было хорошо. А теперь? Я сутками сижу дома, зачитываюсь всякой пошлятиной и объедаюсь умопомрачительными вкусностями из новой кондитерской.
Домашняя выпечка — это как отдельный вид преступления. Зашёл купить хорошего хлеба, а вышел с тремя круассанами, одним пирожным и несколькими булочками, которыми честно обещал поделиться с родителями, но до их прихода с работы булочки почему-то бесследно исчезали.
Вот и сейчас, с воплем перечитывая самые жаркие сцены из романа, я не заметил, как уплёл целую огромную ватрушку, и, судя по топоту ног в коридоре, мне опять влетит.
— Теодор! — да, это был ещё один ненавистный мною фактор — моё идиотское имя. — Теодор, что за срач на кухне и почему Рикки ещё не выгулян?
Даже у моего пса и то кличка лучше. Милый корги жалобно смотрел на входную дверь, и папа с точностью мог по его жалостливым собачьим глазам прочитать, что Рикки хочет на воздух.
— Теодор, а ну, собрался и, пока не стемнело, пошёл на улицу, — папа был не в духе, а мой защитник-отец ещё на смене, так что лучше молча взять Рикки и пойти в парк. Тем более что как раз возле него и открылась та самая, лучшая в нашем городе, кондитерская мистера Питта.
На дворе был конец октября. Солнце ещё светило, но грело слабо, и потому целый арсенал курток, шарфов, свитеров и, конечно, гетры на больной ноге стали моими союзниками. Рикки всякие тряпки не любил, и только в моросящий дождь я мог натянуть на него дождевик.
После неудачного падения с дерева прошло около года, и перелом давно сросся, так что такая отмазка, как: «Пап, у меня ножка болит!», уже не актуальна, и меня просто выгоняли с псом на улицу, от которой за это время я немного отвык, и если бы не подаренный этим летом щенок корги, то вообще бы одичал.
Сросшаяся нога не болела, но память — вещь жестокая, и на всяких ступеньках я старался подниматься аккуратно и не спеша. В кондитерскую с собакой вход воспрещён. Даже если ты мистер симпатяга — среди продуктов ему делать нечего. Привязав Рикки к перилам, я со спокойной душой пошёл в мир грёз и лишних сантиметров на моей заднице. Отец в шутку не раз повторял, что я скоро Рикки догоню. Такие мы двое пышнопопые. Но его слова мне до того самого пышного места. Как только наступит новый учёбный год, я быстро всё сгоню и вновь вернусь к стройняшкам, а пока мне и так хорошо.
В кондитерской мистера Питта работали в основном беты и омеги и ни одного альфы. Милое заведение, что просто кружило голову своими невероятными ароматами. Около полугода назад, когда я ещё передвигался на костылях, мы с папой впервые зашли в эту кондитерскую. Не знаю почему, но папа как-то холодно отнёсся к вкусностям. Не то что я! Я тогда с жадностью накупил множество выпечки и, слопав всё в один присест, ещё долго корчился на кровати от блаженного переедания.
Сейчас в зале людей было немного, и потому я не мог как обычно долго рассматривать витрины, взвесить все за и против и купить что-то одно, но конкретное.
— Вы уже выбрали? — спросил меня нежный голосок.
— Да, два кусочка Наполеона.
Папа тоже готовил этот изумительный торт, но это было только по праздникам. А этот лопай хоть каждый день. Главное, что отец на мои маленькие слабости давал деньги, о которых папа не знал или делал вид, что не знает.
— И одно заварное с шоколадной глазурью, — всё же я потратил все свои недельные сбережения.
Тяжело и обреченно вздохнув, я вышел из кондитерской, да так и застыл в полном изумлении, что аж любимые лакомства выпали из рук.
За что я люблю Рикки? Это вовсе не за его милую мордаху, рыжую шубёнку и пушистую жирную бесхвостую попку, а за то, что, в отличие от меня, он не имел ни стыда, ни совести и мог преспокойно пописать как на самую дорогую машину, так и на её расфуфыренного владельца.
Каким образом Рикки отвязался — непонятно, но он с пресчастливым видом писал на какого-то безупречно одетого в деловой костюм молодого альфу. То, что этот двухметровый мужлан — альфа, не оставалось сомнений. От него пахло мускусом, костром и древесиной. Питекантроп доисторический. И вот этот громила, взяв за шкирку моего пса, кажется, собирался его шмякнуть об землю.
— А ну, стоять! — страх нас делает либо трусами, либо отважными дураками. За своего малютку я прям распетушился и что-то громко пропищал. — Поставил Рикки на место!
Не знаю, может, я правда выглядел устрашающе, а может, альфа подумал, что я какой-то чокнутый недоумок, но он поставил Рикки на землю и как-то странно исподлобья на меня посмотрел.
— Я просто хотел убрать его подальше от дороги, папаша, — он хищно заулыбался.
Нет, ну точно бандит с большой дороги. Страшный, соблазнительный и офигеть какой красивый бандит, прям как тот пират из книги.
В горле внезапно пересохло, губы чего-то задрожали, и, схватив Рикки под мышку, я побежал домой. Только в своей комнате я вспомнил про сладости, что так и остались валяться на пороге той злосчастной кондитерской, и настроение моё испортилось окончательно.