Si vis pacem, para bellum

      Тусклое солнце, редко радовавшее в это время года своим ликом спешащий по делам юркий народ, заливало комнату плотным бархатистым светом, лоснилось по гладким поверхностям стола, плескалось абрикосовой лужей на диване. Впервые с момента перевода на службу в полицейский участок, Сумирэ действительно предвкушала наступление нового рабочего дня. Погоня за неуловимым маньяком безусловно занимательна, но куда более будоражащим событием казалось раскрытие заговора семейства Учиха, в котором теперь она не сомневалась. Внутри свербил азарт.       Осознание своей увлеченности Учиха-старшим, придавало ей собранности. Небольшая ни к чему необязывающая интрижка еще никому не вредила. Тем более, что они в жизни консультанта были редки. Они случались настолько нечасто, что упругие сливочные ножки девушки вот уже второй год видели бритвенный станок только в теплое время года, когда в брюках становилось слишком жарко.       Огами ушла с головой в карьеру, не обращая внимания на мужчин, считая романтический фарс пустой тратой времени. Она довольствовалась тихими домашними вечерами , проводя их в компании легких женских романов, со всей щепетильностью описывающих насколько сильно горели синие как море глаза Одетт, и сколь черными были длинные кудри мужественного графа Орландо. Сопровождали поглощение будуарных историй бокал сладкого вишневого вина, приятно холодящего горячие ладони, и маленький аккуратный косячок, любезно предоставленный товарищами по университету.       Сумирэ каждый раз не без улыбки думала, что застань ее за этим делом мама, она бы испуганно прикрыла непременно красные губы маленькой квадратной ладонью, увешанной тонкими витиеватыми браслетами, а затем, переходя на громкое придыхание спросила, глядя в глаза: «Дорожайшая моя, и тебе не противно брать в рот эту гадость?».       Учиха бы ей понравился, подумала Сумирэ, заходя в оголтелый стальной вагон метро. Оглядев его с ног до головы, откинувшись назад своими птичьим телом, сокрытом в цветастом длинном кардигане, она бы сощурила глаза и, перебирая багровыми четками, торжественно изрекла: « Хорош. Красавец мужчина. Жаль, что неотесан, как сельский пастух, но ничего – мы это исправим. Твой отец вообще за мной на мопеде приезжал в свое время». «Было дело, да» протянул бы отец, улыбаясь как чеширский кот и закуривая сигарету, по привычке прикрывая ее рукой от дыма.       Воспоминания о родителях навеяли меланхолию. Как невесомый призрак, Сумирэ проплыла мимо поста дежурного, сжимая в руках чашку горячего кофе, мысленно отметив про себя, что Акимичи не было на месте. Объёмный плюшевый страж покинул свое бежевое королевство. - Доброе утро, госпожа Огами,- незамедлительно промурлыкал заключенный, от чего Сумирэ очнулась от задумчивой хандры. Она тут же подобралась и, расправив плечи, и уверенной поступью отправилась за свой рабочий стол.- Не взяли на меня кофе? Я бы не отказался. - Вы находитесь под стражей, а не в санатории, господин Учиха,- бросила девушка, не поднимая взгляда на Итачи, медленно прогуливающегося по камере, как царственный представитель семейства кошачьих. — Когда вы находитесь поблизости, легко спутать. Душа отдыхает, — отозвался тот. Он, похоже, был в прекрасном расположении духа и улыбался. Сумирэ почувствовала нарастающее внутри неясное напряжение, которое не определялось однозначно как нервное или размыто ликующее.       Треклятое женское естество выходило из-под контроля, словно покорная забитая собачонка, ведомая ласковым коварным живодером, явно дико наслаждающимся своим положением. Легкость духа равномерно обрастала тяжестью неведения. Неведения того, что замышлял этот человек, того, к чему это приведет, и того, как от этого избавиться. Мир снова схлопнулся до размером клетки, в которой прозябал Учиха. Единственным оплотом ее хладнокровия оставалась эта пустота пространства между рабочим местом консультанта и камерой, разводящая их, как секундант двух нетерпеливых дуэлянтов, стремящихся сцепиться в последней скорой схватке. — Господин Учиха, могу я задать вопрос? – голос Сумирэ прозвучал столь отстранено, что сама девушка удивилась его бесплотной звонкости. Осознав свою нарастающую уязвимость, она решила покончить с делом как можно быстрее. — Все что угодно для вас, - ответил мягкий баритон, обволакивая собой осклабленные очертания кабинета. Здесь господствовал он. – Только, не хотите же вы вести со мной беседу, прячась за своим столом? Это ведь так невежливо.       Разумеется, проницательный мозгоправ хотел играть на своей территории, коей становилось все то, чего касался его жадный взгляд, растирающий вещи в молекулярный порошок. Он желал видеть, как жертва страдает, желал смотреть в глаза, проходясь плеткой по трепещущей тушонке. Глубоко выдохнув, Огами поднялась. Каждый шаг в направлении обиталища Учиха сопровождался отчетливым ударом в грудной клетке, заглушающим собственные мысли, которых, впрочем, было не так много. Они, как пуганые плешивые мыши метались в тесном сознании в поисках темного уголка, мгновенно испарившись в последствии с появлением в поле зрения фигуры мужчины, стоявшего спиной к решетке.       Брюнет держал руки в карманах брюк, смотря куда-то между потолком и голой стеной. Он походил на мраморное изваяние, витальность которого обозначалась лишь терпким древесным запахом. Только сейчас Сумирэ обнаружила, что его смоляные волосы, собранные в хвост, доходили почти до лопаток, что не часто увидишь у мужчин, особенно светских. Во всяком случае, без комплекта с бородой. Не дожидаясь никакой реакции от Итачи, консультант торопливо заговорила, вперив взгляд в спину Учиха. — Почему вы ведете себя так? К чему эти едкие замечания, которыми вы стараетесь вывести меня из себя? — Для этого нужна причина? – тело мужчины не выдало никакой реакции на появление гостьи. Он застыл, словно стараясь ничем ее не спугнуть. – Иметь возможность делать что-либо – уже достаточная причина чтобы это осуществить. Тем более, кроме ваших забавных реакций оскорбленной принцессы мне нечем себя занять здесь. Вы развлекаете меня, вот и все.       Обида в которой раз остроконечной иголкой больно уколола промеж ребер, пустив скользкий холодок по позвоночнику. И в самом деле – неотесанный пастух. Если бы не четкая установка расшевелить гнездо Учиха, Сумирэ наверняка бы скривилась и, выплюнув что-то ядовитое в ответ, ввязалась бы в очередную перепалку. Но чутье не позволяло ей идти на поводу провокации. Чутье и блеклые эфирные мечты еще хотя бы раз окунуться в горячее тепло тела этого негодяя. Она подошла совсем близко, оплела тонкими пальцами прутья решетки. —Я вам не верю,— четко проговорила она, вливая свой голос в нутро камеры. — Хоть это и ваше дело, но позвольте поинтересоваться, отчего же? – безмолвное безразличие его фигуры не смогло скрыть, однако, его заинтересованности, украдкой просочившейся в интонацию. — Сократ считал, что прекрасный человек хорош собой и развит духовно, обладает знанием, что не позволяет ему быть злым. Когда я смотрю на вас, я не могу не поражаться тому, как вы красивы, - откровения, прорвавшие цензурные оковы, будучи осознанные в момент их произнесения, заставили ее впалые щеки раскраснеться.— Ваше лицо создано чтобы быть запечатленным лучшими мастерами. Более этого восхищает только ваша проницательность и ум. – она запнулась на секунду, сбитая с мысли Итачи, внезапно опустившим голову. — Я не верю, что такой человек может быть несносным негодяем, которого вы постоянно являете в качестве самого себя.       Она всю ночь думала, что скажет ему, чтобы в который раз не быть выбитой из колеи хлесткими репликами. Пробитые вчера Учиха доспехи гордости до последнего времени поддерживающие ее, были с насмешкой продемонстрированы хозяйке в прошлый раз и теперь не имели смысла. Продолжи она гнуть свою линию, он продолжил бы гнуть свою, что в лучшем случае, не дало бы никаких результатов, а в худшем — надоело бы обоим.       Облаченная в честность увлеченность этим мужчиной удивительным образом придавала сил. Ей хотелось снова и снова вырисовывать чувства в переплетение звуков, высвобождая их напор, держащий в шипящем напряжении все мышцы. Даже если Учиха снова будет издеваться, ее искренность не порушится под гипнотизирующим рассудок агатовым взглядом. —Я такой какой я есть, — глухо отрезал Итачи. —Нет, вы такой, каким вы позволили этому миру себя сделать.       Мужчина медленно повернулся в пол-оборота, внимательно изучая фигуру девушки, прильнувшей в решетке. Жемчужные блики, плавающие в его обсидиановом взгляде выдавали задумчивый восторг.       Серьезное испытующее лицо консультанта было испещрено полутенями. Итачи вглядывался в него, в попытках осознать внезапную перемену в поведении девушки. Он смаковал в голове ее фразу, убеждаясь в ее живости.       Эта женщина действительно была насквозь пропитана сочными осознанными убеждениями, которые теперь выплескивались из-под крошащейся жеманности. Он не знал, что ответить, и чувство озадаченности отозвалось пряной сладостью, скапливавшейся томной тягой. Консультант казалась неотразимой в своей неприкрытой решительности. Она больше не трепетала и не держала дистанцию, значит – больше не боялась, играла на равных. Более того, делала это умеючи, лишив противника главного оружия — колючей правды. Эти очевидные для него изменения заставили Итачи удовлетворённо прищуриться, приоткрыв надменные губы. — Вот как? – прервал паузу мужчина. — Мы живем в мире вещей, мир принадлежит им. Это очевидно.       Одной фразой она выразила все свое мировоззрение, которое Учиха собирал по крупинкам ее движений, взглядов и слов. Блестящее изящное торжество незахламленной мысли. Сумирэ же была поглощена реакцией Учиха, стараясь не пропустить ни малейшего жеста, поэтому внезапный оклик Акимичи заставил ее встрепенуться и отпрянуть от камеры. — Сумирэ-сан, включите скорее телевизор, канал один,— тучный парень был сильно возбужден, от чего тяжело дышал. Ворот его формы был расстегнут, обнажая плотную розовую шею. Не дождавшись реакции консультанта, которая была удивительно замедленной, он сам схватил пульт и включил маленький пузатый телевизор, висевший в углу и все это время остававшийся незамеченным.

«Темные оттенки ложатся с проплешинами»       Инфантильная розовая надпись плясала на экране, позади которой в камеру безумно таращилась пара лишенных век глянцевых голубых глаз. Огами закрыла рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Искалеченная блондинка бешено взирала через экран телевизора на миллионную аудиторию главного канала страны. Вместо щек и скул уже зияли багровые прорехи, местами белевшие выступающими костями черепа.       Заметив реакцию консультанта, Учиха, прижался к холодным железным прутьям, вглядываясь в сюжет, и, через мгновение, с силой в них вцепился. Огами от неожиданности обернулась на мужчину. Лицо Учиха напряглось, бледную кожу осенила редкая сетка глубоких морщин, черный взгляд потяжелел. Он беззвучно скрежетал зубами, от чего крутая челюсть ходила из стороны в сторону. Эмфатическая хватка его ладоней обозначила массивные выступающие на них сухожилия. —Итачи-сан?—Сумирэ обратилась к нему в полголоса. — Эта девушка…Яманака Ино,—он говорил не размыкая рта, одними губами, но от того не менее отчетливо.—Она девушка Саске. Огами распахнув глаза снова посмотрела на экран.

«Может теперь ты будешь такая же красивая и внутри?» Вопрошала надпись, пока изуродованная блондинка пережевывала куски своей плоти при помощи мучителя.