slut and damn (S.A.D.)

      «В Ривердэйле тайн было больше, чем в зоне пятьдесят один и бермудском треугольнике вместе взятых. Убийств здесь, конечно, не было, но других самых пренеприятнейших происшествий хватило бы, чтобы выполнить годовой план Нью-Йоркского Полицейского Департамента.       Джейсен Блоссом, по словам его сестры-близняшки, утонул в День независимости, больше месяца назад. Его тело так и не было найдено, несмотря на то, что Свитуотер — единственная река в городе — не очень-то глубокая и быстрого течения отродясь не имела. Как его не разыскивала полиция, и как бы глубоко не ныряли специально обученные люди, парня они так и не обнаружили. На, по моему мнению, преждевременных похоронах закопали пустой гроб. Семейство Блоссомов горевало.       В каждом маленьком городе есть тот самый жуткий дом, которого боятся все местные дети. Со стороны, Торнхилл выглядел как тот самый особняк из фильмов ужасов, и присутствие там детей-близнецов, наверняка, до усрачки пугало местную прислугу. Зная Шерил, они делали это специально, иногда приглашая в свои жуткие игры младшую сестрёнку.       Неудивительно, что Блоссомы, росшие там целыми поколениями, стали такими замкнутыми, злыми и просто не очень хорошими людьми. Все поголовно рыжие и надменные, они захватили весь город — проникли своими щупальцами даже в школы, что уж говорить о мэрии и полиции… Возможно, когда-нибудь особняк со столетней историей и поведает нам о том, куда же делся всеми любимый брат и капитан школьной футбольной команды.» Джагхед Джонс — местный фрик и, по мнению Реджи Мантла — тот ещё уебок, сидел на своём привычном месте в кафе у Попа. Красная кожа диванчика немного под ним скрипела, а кофе заканчивался так же быстро, как и деньги, заработанные им в кинотеатре. Поздним вечером, перед первым днем занятий парень решил провести в одном из немногих мест, где ему было хоть немного комфортно, и, где он чувствовал себя в безопасности. В закусочной горел мягкий свет, создавая уютную домашнюю атмосферу, а за окном моросил мелкий дождь. Для полного счастья не хватало грома и далёких серебряных молний, которые украсили бы ночное небо. Длинные, худые пальцы парня быстро били по клавиатуре, рождая что-то большее, чем очередное эссе для урока английского. Он решил написать роман, достойный Лавкрафта или Сэлинджера, о жизни Ривердейла после смерти Джейсена Блоссома. Дзынькнул колокольчик и, вместе с холодным порывом ветра, по кафе разнесся тошнотворный сладкий запах. Сестра покойного — Пеппер Блоссом — никогда не знала меры. В использовании духов или же длинне юбки — значения не имело. Джонс даже оборачиваться не стал, он точно знает, что там увидит. Размеренный стук каблуков по плитке только подтвердил его догадку. — Привет, Поп, — сказала она владельцу кафе. Блоссом долго тянула гласные, то ли пародируя Малфоя, то ли она просто была маленько ебнутой. Джонс не слишком понимал психологию рыжих психованных сук. — Пеппи, — мужчина приветливо улыбнулся ей. — Тебе как обычно? Блоссом кивнула и присела на стул за стойкой. Джонс бросил на неё быстрый взгляд и снова вернулся к ноутбуку.       «Пеппер-шлюха-Блоссом облизывает пухлые губы так же часто, как и пожимает плечами. Кажется, кроме этого ей просто нечего сказать.» Когда-то, очень-очень давно, Блоссом наградила его дурацкой кличкой, которую старалась использовать при любой удобной возможности. Арчи сказал, что она просто пытается привлечь его внимание. Что ж, у неё это получалось. Сейчас парень даже немного ждал этого, естественно, чтобы побыстрее перетерпеть и вернуться к своим обычным делам. Горбиться и есть бургеры. Блоссом нетерпеливо постукивала длинными ногтями по стойке, с интересом оглядывая незамысловатый интерьер закусочной, будто видела его впервые. Её взгляд наткнулся на Джонса, который отчаянно пытался стать частью красного диванчика. Может, у него и получилось бы, если бы он не был Джагги-Джагом Джонсом. «Ещё пару предложений, не отвлекайся, не обращай внимания.» — думал он. Это стало сложнее, как только над ним нависла ее тень. Джонс поджал губы. — Что пишешь? — она бесцеремонно уселась напротив. Блоссом подперла щеку рукой и испытующе на него уставилась. Парень на мгновение поднял голову. Она подняла брови. Джонс только закатил глаза и вернулся к своему занятию. — Ну, Джагги-Джаг! Поговори со мной. Знаешь, как скучно живётся такой одинокой, бедной и несчастной мне? Ну разумеется нет. Он же ни черта не знал об одиночестве, бедности и был полностью счастлив! Блоссом приподнялась и облокотилась руками на стол. Так близко Джонс её ещё никогда не видел. Теперь, когда она буквально в нескольких сантиметрах от его лица, можно было рассмотреть и ярко-зеленые глаза, и подрагивающие, густо накрашенные ресницы и искусанные пухлые губы. Розовая помада ей не шла — она делала из Пеппер то ли барби, то ли его знакомую шлюху Донну. Блоссом напоминала ему жвачку. Вот-вот, и она лопнет, в точности, как пуговица на её блузке в прошлом году. На лице у неё было столько тональника, и всех этих штук, которыми пользуются люди, чтобы сделать из себя совершенно другого человека, что он сомневался видел ли он когда-нибудь её настоящее лицо. Скулы так сильно выделялись, лицо гладкое, словно из журнала — создавалось ощущение, будто Блоссом кто-то отфотошопил и вставил в интерьер кафе ради мизогинной рекламы. Кожа, везде кроме лица и шеи, у неё была болезненно-белая, тонкая и будто синеватая. Даже он за лето немного загорел. Конечно, может она сидела дома и грустила о брате, но насколько он мог судить исходя из слишком уж долгого знакомства — это было не в её характере. Пальцы украшали многочисленные кольца, на шее болтался кулон в виде сердечка, не хватало только пластмассовой диадемы на голове. Для полноты образа. Наверное, он слишком долго разглядывал её лицо, вглядываясь в каждую нарисованную ею черточку, возможно, Джонс даже задержал дыхание, так сильно его увлекла её идеальная гладкость. — Признаюсь, я даже немного смущена, — Блоссом ухмыльнулась и потянулась к его кружке кофе. Поднесла к губам, сделала глоток, поставила обратно, проглотила и сморщилась, будто от лимона. — Батюшки, ну и гадость! — восхищенно сказала она. — Всегда знала, что в тебе есть что-то от маньяка! Если скажешь, что ты и мороженое кусаешь, а не облизываешь, я вся твоя! Хлопнула дверь. Блоссом скривила губы в ухмылке и повернула голову. Из кухни вышел Поп, с самой доброй улыбкой на свете, держа в руках бумажный пакет и стаканчик с кофе. — Ну, мне пора, Джагги-Джаг, — промурлыкала девушка. — Не скучай! — сказала она, будто он собирался. Она, забрав заказ у душки-Попа, вышла на улицу. Колокольчик над дверью дзынькнул второй раз и закусочная снова погрузилась в блаженную тишину. О её присутствии здесь теперь напоминал только мерзкий ванильно-карамельный кошмар, пропитавший все вокруг. Джонс потянулся к своей кружке и усмехнулся. Блоссом оставила на белой керамике ярко-розовый отпечаток. Он сам не знал зачем потянулся к телефону, чтобы сфотографировать это.       «Пеппер-шлюха-Блоссом — овечка с бешенством, ради шутки нацепившая шкуру волка.»

***

      «Ночной Ривердейл выглядит жутковато, если знать, что за закрытыми дверьми с виду приличных домов царит даже не снившейся Хичкоку, ужас. Днем здесь все с улыбкой пожимают тебе руку, дают сдачу четвертаками и объясняют фотосинтез. Ночью — берегись, и если ты вдруг за каким-то хреном оказался на южной стороне, то этому бедолаге можно лишь пожелать удачи.» Фонарь то и дело мигал и, если вы пересмотрели «сверхъестественного», то впору начать бежать со всех ног. Блоссом нравилось «сверхъестественное», но воспринимать его всерьёз она была не намерена. Уже было достаточно того, что сердце забилось немного чаще. Главное, что свет от мигающего чуда технологий было достаточно, чтобы не врезаться в мусорку. Из дождевой трубы какой-то лавочки капал кондиционер. Тучи сгущались, на небе появились первые звезды. Блоссом втянула носом ночной воздух. Пахло бензином. Сзади послышались шаги. Она мысленно выругалась и сто тысяч раз пожалела о своём недальновидном решении оставить машину дома и прогуляться пешком как нормальный человек. Подышать свежим воздухом и просто проверить голову. Блоссом обернулась. Надежда на то, что это был хотя бы Джагги-Джаг разрушилась, словно песочный замок после прилива. Перед ней стоял смутно знакомый мужчина с ужасным шрамом на щеке. Захотелось потрогать свою щеку и точно узнать, что у неё такого же не появилось. Тонкие губы искривились в ухмылке, водянисто-серые глаза отдавали лёгким безумием, а от поношенной бежевый куртки отдавало смесью сигарет, дешевого алкоголя и мочи. Она поморщилась. Да уж, по сравнению с этим, кофе Джагги-Джага был великолепным. Она не сразу заметил нож у него в руке. Красивый, и даже с гравировкой на лезвии. Она могла бы испугаться, если бы они не стояли рядом с полицейским участком и он не был слишком пьян для того, чтобы насиловать её, будто слова о человечности для него были пустым звуком. Мужчина открыл рот, чтобы что-то сказать, но вырвался лишь сухой кашель. Кажется, ему осталось жить на этом свете не очень-то долго. Блоссом даже стало интересно, о чем мистер-как-его-там хочет ей рассказать. Вероятность того, что это сказка на ночь, была очень маленькой. — Твой… — мужчина снова прокашлился. — Твой отец… Блоссом вздохнула. Почему-то большинство пьяниц при встрече с ней больше всего желали отомстить Клиффорду через неё. Конечно, откуда им всем было знать, что Пеппер заработала четвёртое место в рейтинге из трёх детей. История у этих бедолаг чаще всего была одной. Сели играть в карты, проиграли, ушла жена, любовницы бросили, дети даже не пишут, денег не осталось, дом забрали за долги, работой и не пахнет. Их было по-человечески жалко, но она-то тут причём? Как будто никто из них не слышал, что дети не виноваты в родительских грехах. — Он отнял… мою жизнь… У него задрожали губы, а висящая кожа на щеках заболталась из стороны в сторону, будто у мопса. Он попытался схватить Пеппер за руку, но покачнулся и упал прямо к её ногам. Карма штука такая… — Мда… — глубокомысленоо изрекла она. Мужчина распластался на асфальте в позе звезды. Хоть бы голову не разбил, ей богу! Она подняла взгляд. Рядом, буквально метрах в пяти, застыл Джагги-Джаг. Выражение его лица можно было описать как «нечитаемое». Парень поднял брови, будто спрашивая все ли с ней хорошо. Блоссом нервно улыбнулась и сказала: — Видишь, Джагги-Джаг, стоит тебе меня на пятнадцать минут оставить, как мужики сами передо мной штабелями ложатся, а ты все ломаешься. Тусклый свет от мигающего фонаря освещал только половину его лица, оставляя вторую в мрачной загадочности. Его любимая шапка съехала, спина сгорблена, а сумка, перекинутая через плечо, будто вот-вот лопнет и все содержимое вывалится на асфальт. — Поможешь, его оттащить? — она бросила выразительный взгляд на пьяницу. — А что мне за это будет? — Джонс поднял правую бровь и прищурился. — Моя благодарность. И, так уж и быть, поцелуй самой сексуальной девушки на этой улице. — Маловато, — он пожал плечами, но все равно взял мужчину под руку и потащил к ступенькам. Даже достал из сумки листок и быстро накарябал на нем «недонасильник». Согнул его пополам и приложил за ворот куртки. — Пойдём, провожу тебя. Джонс вздохнул, понимая, что это было началом его конца.       «Пеппер-шлюха-Блоссом словно калифорнийское землетрясение. Всегда неожиданное и чертовски сильное. Будто сошедшая со страниц сказок братьев Гримм, и ни в коем случае не в роли принцессы. Временами она была по-настоящему пугающей .»