***
Месть
Если бы название «Гордость и Предубеждение» уже не было занято, он обязательно выбрал бы его. «Я никогда не придавал особого значения чужим чувствам и думал, что так делают абсолютно все люди, окружающие меня. Оказалось, что это довольно распространённое заблуждение в тех кругах, в которых я рос. Ривердейл — город мечта — на редкость мрачный и дождливый городок, в который поздно приходит весеннее солнце и рано приходит зима. Главным его достоянием была восхитительная кленовая роща, всеми правами на которую владела семья Блоссом, летом две тысячи девятнадцатого года пережившая ужасную трагедию. Что бы кто ни говорил, а терять близкого всегда не легко, не так ли? Одни лишь фальшивые сочувствия на кладбище и бесплатном фуршете чего стоят. Походы к психологу и пересмотр завещания, уборка вещей, организация похорон, великолепная в своей мерзости бумажная волокита… Знали бы люди, как это все достаёт их родственников, они бы никогда не умирали. Одним летним днем, в День Независимости, Джейсен Блоссом, как мы все думали, утонул. И сколько бы дайверы не искали его тело, гроб закопали пустым. Его много кто любил, им много кто восхищался, я же его ненавидел всеми фибрами души. Если быть честным, большего козла я в жизни не встречал. Его смерть стала тяжёлым ударом и по футбольной команде, и по мечтам его отца увидеть своего сына во главе компании. На сестрах его смерть отразилась по-разному. Пеппер делала вид, будто ей все равно, а Шерил заливали слезами и ядом жилетку каждого встречного.» Джаг выдохнул. Да, так определённо лучше. И больше не напоминает третьесортную книжку в мягкой обложке, продающуюся по уцененке в местном книжном. Никакой Пеппер-шлюхи и всей херни. Если бы можно было утопиться в чашке кофе, он не задумываясь сделал бы это.***
Суббота выдалась непростой. Весь вечер пятницы он потратил на полное редактирование романа, в котором большая часть повествования упиралась в то, насколько Пеппер была глупой и шаблонной. Всю пятничную ночь Джаг рефлексировал. Сейчас, спустя часы долгих и витиеватых размышлений, он понимал, кто в этой истории действительно глупый и шаблонный. Не такой как все. Кто же это мог быть? Действительно, загадка… Он ещё раз перечитал сообщение от Пеппер. Каждая из множества строчек была пропитана ею. Джаг не знал как это объяснить, просто теперь ему казалось, что она была самой настоящей из всех, кого он знал. «звучит страшно» «но» «ладно» «💛» Блоссом часто отправляла ему сердечки. Чаще жёлтые, потому что, как он успел выяснить, это был её любимый цвет. Ещё были цветочки и звёздочки. Казалось бы, всю эту ванильную хрень должна делать Бетти, а не крутая девчонка из банды, но вот прямое доказательство, что Блоссом любит ванильную хрень. Джаг не спал всю ночь. Он ворочался из стороны в сторону, скидывал и снова натягивать одеяло, переворачивал подушку, спускался попить воды, а потом часа через три в туалет. Как Арчи при таком шумном соседе умудрялся высыпаться оставалось загадкой. Тот, кто придумал чувство вины, по мнению Джонса, заслуживал максимально возможного наказания. Оно ощущалось так… некомфортно. Каждый раз, когда он всё-таки осмеливался закрыть глаза, ему чудились бледные веснушки под слоем тональника, которые он раньше не мог разглядеть и его живот неизменно скручивало. Джонс улыбнулся, глядя в потолок. Пока никто не видит — можно.***
На следующий день школа превратилась из и так не очень приятного места во что-то… что-то совершенно выходящее за рамки. Возможно, так казалось только ему одному, потому что остальная часть серой бурлящей массы вела себя как обычно. Джаг настороженно огляделся и, не найдя поблизости футболистов или кого другого из той ебанутой компании, двинулся дальше по коридору. Оказавшись снова здесь, он чувствовал себя идиотом. Самым настоящим, неоскверненным ни одной клеточкой мозга, идиотом. Раньше Джонс никогда по-настоящему не задумывался, какова жизнь девчонок здесь на самом деле. Можно ли представить себе ещё большего козла? Грудную клетку все ещё жгло чересчур навязчивое чувство вины, а живот скручивало от нервов при каждой случайной мысли о Блоссом. В добавок ко всему, он даже на свой ноутбук смотреть не мог, а о том, чтобы написать пару строк и речи идти не могло. Джагу он казался таким… грязным, хотя если кто здесь и был грязным, то это Джагхед-женоненавистник-Джонс. Удивительно, что он уже почти собрался показать свою писанину отцу, но случилось не меньше чем чудо и он вовремя одумался. Джаг даже думать не хотел, что сказал бы отец на прошлый вариант романа. Вероятно, ничего хорошего. Скорее всего, Эф Пи и все друзья-змеи Пеппер знали её именно такой, какой он увидел её совсем недавно. И, зная буйный южный характер, живым он из трейлерного парка не ушёл бы. Он шёл медленно, оттягивая появление в классе социологии, где неизменно встретит Пеппер. Кончено, можно было бы заглянуть в редакцию, но тогда он встретит и Бетти. Настроения для Купер вообще не было. Джаг остановился у «почётного шкафа», где хранились награды, кубки, фотографии команд и все в таком духе. Его внимание привлекла большая фотография улыбающегося Джейсена в футбольной форме. Рядом стояло два кубка с его именем, медаль, и его фотография вместе с командой. Он выглядел счастливым. Джаг хмыкнул, обратив внимание на кубок с именем отца. Был и для «Кошечек», и ещё один для некой «Пайпер Г. Блоссом» за первое место по фехтованию две тысячи восемнадцатого. Джаг недоверчиво прищурился и ещё раз прочёл, но надпись не изменилась, все так же адресована «Пайпер Г. Блоссом». Кем бы она не была. Прозвенел звонок и Джонс обречённо вздохнул. Пеппер сидела на своём привычном месте за предпоследней партой и приветливо ему улыбалась. Мисс Пози ещё не было — иногда она опаздывала минут на двадцать, иногда вообще забывала об уроке. Он сел за Блоссом и снова окунулся в её ужасающий розово-сладкий мир. Она повернулась к нему. — У тебя есть сестра? — Ш-шерил? — неуверенно проятнула Пеппер. Она с сомнением подняла брови и наклонила голову на бок, пристально всматриваясь в лицо Джага. — Тебе случаем по голове недавно не прилетало? — Что за Пайпер Г. Блоссом? — вместо ответа спросил он ещё раз. У Блоссом было много родственников, но, насколько он знал, в этой школе их было только двое. Пеппер смотрела на него не моргая ровно семь секунд (да, он засек), после чего рассмеялась так громко, как не мог никто другой кроме неё, словив на себе двенадцать удивленных взглядов. На секунду Джаг потерял связь с реальностью, смотря на запрокинувшую голову Пеппер. Он быстро опомнился и его лицо снова приобрело бесстрастно-заинтересованное выражение (никто кроме него этим умением не владел). Джонс поднял брови, ожидая ответ от покрасневшей Пеппер. Её бледная тонкая кожа покрылась пятнами, а глаза заблестели от веселья, правда Джаг не понял, что конкретно её рассмешило. Пеппер глубоко вдохнула и вытерла большим пальцем выступившие слёзы. На её губах играла кривая усмешка. Она, все ещё посмеиваясь, достала из своей миниатюрной сумочки, в которую непонятно какой чёрной магией помещались её тетради, пластиковую карточку и сунула её ему под нос. Джаг прищурился. Это были водительские права с чертовски удачной фотографией. Он мысленно скрестили пальцы за то, чтобы он в выпускном альбоме получился так же хорошо. «Нью-Йорк, Ривердэйл, Рэд Авеню 1 Блоссом Пайпер Г. Ж 28.02.2002» «Если присмотреться к Пеппер, подойти всего на несколько сантиметров ближе положенного или хотя бы сесть к ней в Баракуду, можно узнать о ней много нового.» — простая мысль, такая очевидная, лежащая на поверхности приходит к нему с заметной задержкой. «Если смотреть бегло, как на ещё одно лицо в толпе, то можно сделать очевидный, принятый обществом вывод об её душевной организации и беспорядочных половых связях, что окажется в корне неверным. Если смотреть на неё как на Пайпер Г. Блоссом — трижды чемпионку штата по фехтованию, стрельца и девушку, которая выковыривает из чизбургеров огурцы, то нужно быть осторожным, чтобы разрыв шаблона произошёл не слишком резко. Иначе будет больно. С очевидно неправильной мужской точки зрения она восхищала открытостью своих бесконечных розовых платьев, с адекватной — восхищала своей смелостью. Десятки колец на пальцах служили ей кастетом, а в миниатюрной сумочке лежал розовый раскладной нож. Узнать в ней личность удавалось немногим, и я был бесконечно рад тому, что она позволила это сделать мне.» — Вопросов больше, чем один, — Джонс вернул ей права. — Я думал, у нас клуб странных имён. Уже готовил агитационную речь… — Поверить не могу, Джагги-Джаг. Мы с тобой ебёмся… «Встречаемся» — …две с половиной недели, а ты даже имени моего не знаешь. Это странно. Как и то, что ты думал, что мои родители, мои родители, назвали бы свою дочь в честь помощницы Тони Старка. Это очень странно, Джагги-Джаг. Он был полностью согласен. Изначально их отношения — или чтобы-то-ни-было — строились на странных любовь-ненависть взаимодействиях. И сексе, конечно. После его дня рождения, когда она в своей привычной странной манере показала свою заботу о нём, после совсем непонятного поцелуя от Бетти, и после звёзд в глазах Пеппер всё изменилось. Они смотрели «Криминальное чтиво» на маленьком экране её айфона, иногда смеялись без особой на то причины, и он просто так поцеловал её в щеку. А Джагхед Джонс никогда ничего не делал просто так. Пайпер Г. Блоссом одним лишь своим упоминанием лишала его разум абсолютно всех зачатков логики. Будет чертовски обидно, если убийцей окажется она. Мисс Пози пришла только через двадцать три минуты после звонка, сказала, что ставила социологический эксперимент: уйдут они с последнего урока или нет? Джаг хотел уйти. Правда хотел. В кабинете было душно, потому что октябрьское солнце вдруг ни с того ни с сего решила припечь, а он, как говорила ДжейБи, дед во сто шуб одет. И ещё его нервировали одноклассники. Во-первых, они кидали на них с Блоссом странные взгляды; во-вторых, постоянно шушукались; в-третьих, были слишком громкими; и в-четвёртых, просто были. Но он как прилежный мальчик остался, потому что хорошие оценки — гарант того, что он уедет из города далеко и желательно надолго. Они с Пеппер сидели в Поп’с и Джаг всё не мог набраться смелости. Совесть требовала, чтобы он признался ей, каким на самом деле гандоном был, но ум говорил ему, что он испортит все. Пеппер редко на что-то злилась (или просто Джагхед так думал), но на этот раз Джонс был уверен, что она пропишет ему с левой и добьет ногой. И будет совершенно права. Они сидели рядом, потому что Джага завораживало тепло, исходящее от её бедра, волосы, щекочущие его шею, мягкие руки, то и дело касающиеся его кистей, бренчание её колец, и лукавый взгляд из-под тяжёлых век. Его девушка была великолепна — Ну? — спросила она, аккуратно вынимая огурец из бургера и перекладывая его на тарелку Джага. Молчание и правда затянулось. — Я… «Вскоре нам всем придётся выбирать между тем, что правильно, и тем, что легко, » — вспомнил он. Альбус Дамблдор фигни не скажет. Легко было сказать что угодно кроме правды, правильно было сказать правду и ничего кроме неё.***
В последнее время брат начал её раздражать. У неё появилось ощущение, будто он забыл зачем они это делали.