Моя маленькая Свобода

POV Макс Я не почувствовал её. Не понял, что это моя дочка. Не было волнительного узла в животе, дыхание не замерло, а сердце не наполнилось любовью. Была боль… жуткая, сжигающая изнутри. Когда она выбежала вся в слезах, это крохотное чудо, я думал — меня на части разорвёт. Её трясло, она громко плакала и хваталась за Кристину. Самое страшное, что причиной такого состояния ребёнка был я. Такой боли я ещё никогда не испытывал: меня словно объяло невидимое пламя, пожирая снаружи и изнутри. Но в тысячу раз больше боялся другого — вдруг я их больше никогда не увижу? Звонок телефона обрушился на меня во дворе их дома. Когда на экране высветился незнакомый номер, я и подумать не мог, что звонит Кошелева. Разговаривать я ни с кем не хотел и уже собирался сбросить, но внутренний голос, подсказывающий, что это важный звонок, меня не подвёл. Хриплый голос из динамика предложил встретиться и поговорить — на такое я и рассчитывать не мог. В моей голове уже было несколько сценариев развития событий, где я объезжаю полмира и нахожу их на каком-нибудь острове в Карибском заливе или в маленькой деревне в Исландии, причём сценарии, где я их не находил, сразу же выкидывались из головы. Теперь я был уверен: что бы не случилось, я расшибусь об стену, но больше не упущу ни одного дня, ни одного момента. Теперь я чётко знал, где мое место. И оно рядом с дочкой. Навсегда. Мысль, что то была наша единственная встреча и она запомнит меня монстром, была просто невыносима. В принципе, именно поэтому я и остался во дворе — вдруг эта сумасшедшая Кошелева решит сбежать и мои опасения станут реальностью. Встретиться мы с Кристиной договорились в два часа в небольшой кафешке недалеко от их дома, поэтому, немного успокоившись после разговора, я решил пойти к Серёже, ведь дома меня ждали скандал и истерика, а на сегодня мой лимит уже исчерпан. *** — Ну ты и мудак, — коротко и по делу, лучше уже не скажешь. — Знаю. Просто она так себя вела, как будто ничего не произошло, словно она не дочь скрыла, а рыбку. Вот купила и увезла, ничего не сказав, — я тяжело дышал, и нескончаемый поток мыслей поглощал меня. — Я правда не понимаю, как? Как так можно было поступить? Как эта неадекватная мысль могла прийти ей в голову? — я все пытаюсь найти ответ, понять, чем она думала, но я не могу придумать ни одной веской причины, которая смогла бы оправдать её поступок. — Да, я мудак… полнейший мудак, но всё равно заслужил хотя бы знать. — Поверить не могу. Я отец. Уже три года. А узнал только сейчас, — проговариваю обрывочные предложения, а самому выть хочется, как собаке побитой. Осознать ситуацию никак не получается, все мысли спутались и запутались, ни одной цельной нет. Как так получилось? Где я так сильно проебался, что со мной так обошлись. Знаю, что я не подарок, что характер у меня не очень, что как человек я дерьмо полнейшее. Но как такое можно скрыть? Это же не только её ребёнок — она наша. Да, я поступил подло, но я ведь как лучше хотел. Уберечь хотел от себя. А вот, что вышло. — Это всё так сложно. Я не хочу оправдывать Кристину, но её можно понять, хоть и трудно. И будь я на твоём месте, прибил бы, наверное. — Именно это я чуть и не сделал. Она там такую ахинею несла, что реально хотелось её встряхнуть, чтоб в себя пришла. — Ты хоть ничего с ней не сделал? — истерично тараторит Серый, прожигая меня взглядом. — Конечно нет! Я бы никогда её не ударил. Исключительно стену. Пару раз. Может, больше, чем пару. — Макс, скажи честно. Ты правда девочку забрать хочешь? От Кристинки оторвать и лишить её прав родительских? — в глаза насквозь смотрит, ответ в них найти пытается. Только мне скрывать нечего. — Серёж, ты меня совсем за нелюдя считаешь? Мы оба уже поняли, что я мудак конченый, но не настолько же, — обидно даже стало от слов таких. — Я бы никогда в жизни не забрал у матери ребёнка, тем более у Крис. Я был злой, как черт, и не совсем речь контролировал, да и хотелось, чтобы она хоть задумалась, каково это — когда тебя ребёнка лишают. Согласен, где-то переборщил, но мне жутко обидно и больно, ведь она поступила так, совершенно не подумав о моих чувствах. Но насчёт родительских прав не шутил: я действительно восстановлю отцовство, а если эта мадам против будет, значит, через суд пойду. *** Я сильно волнуюсь. Ожидание медленно затягивает в омут страшных мыслей, и вот самая жуткая из них: всё это отвлекающий манёвр и сейчас они уже мчат на край света. Несколько минут я прожигаю взглядом телефон. У неё есть ещё время до двух, но я всё равно начинаю паниковать. А что, если уехали? Подорвавшись с места, я уже направился к выходу, но вдруг дверь отворилась и в кафе зашла та, которую я боялся уже никогда не увидеть. Её взгляд пробежался по заведению и столкнулся с моим. Что это с ней? Она как будто неживая, бледная, почти прозрачная, глаза — два блюдца, переплетённые кровавыми сетями капилляров. Потихонечку подходит, опустив голову вниз, как маленький провинившийся ребёнок. Идёт настолько осторожно, словно проверяет, нет ли под её ногами мин. Когда нас разделяло всего лишь полметра, она, так и не подняв головы, произнесла чуть не плача: «Не забирай её, она всё для меня, я люблю её безмерно, и, если ты её заберёшь, я просто не выживу». А на слове «пожалуйста» она подняла свои наполненные слезами глаза. Всё, что до этого я говорил, полная чушь. Вот сейчас я испытал боль на все двести процентов. Я даже и представить себе не мог, что однажды меня так сломает… Нет ничего хуже, чем заплаканная Кристина, умоляющая не забирать дочку. В этот момент я себя почувствовал конченым уродом. — Крис, малышка… — сделав к ней шаг, я увлёк её в объятия, прижимая к себе и медленно поглаживая её спину, которая вздрагивала от каждого всхлипа — она плакала. А соленые слёзы пропитывали мою кофту, оставляя на коже ожоги. — Какая же ты дурёха, — прошептал я, уткнувшись в макушку девушки, а после нежно поцеловал её волосы. Постояв так ещё некоторое время, она немного успокоилась и отодвинулась. Мы сели друг напротив друга за столик и продолжали молчать. Она смотрела на стол, а я на неё. Кристина выглядит настолько невинно, даже юно — все ещё трудно поверить, что она уже мама. — Кристин, может мы поговорим? — спокойно начинаю я. Она вздыхает, закусывает нижнюю губу и смотрит на меня. Молчит. — Что ты хочешь услышать? — её голос дрожит. — Ты же меня позвала. Я думал, тебе есть, что сказать. — У тебя есть дочь, — начинает она, — ей два года, через пару месяцев будет три. — Это я уже знаю. Когда я смогу с ней познакомиться? — Максим… я не думаю, что это стоит делать, — не дав ей закончить мысль, я её перебиваю. — Кошелева, — получается довольно грубо. — Даже не начинай. Спрошу ещё раз: когда я могу познакомиться с дочкой? — Я не знаю, честно, — роняю голову на сложенные на столе руки и тихо постанываю. — Я ничего не знаю. Не думала, что это так скоро произойдёт и молилась, чтобы не произошло, если честно. Я молча сижу, не зная, что сказать, и сжимая онемевшими от дрожи руками край стола. — Почему? — вопрос, который мучал меня последние дни, срывается с моих губ. — Почему ты молчала? — Я не знаю! Не хотела, была обижена, много всего, знаешь ли, — она тихо усмехается и теребит кольца на своих тонких пальцах. Я задохнулся. Злость снова брала вверх, затмевая разум. Да, спокойного разговора у нас, видимо, не получится. Если мы сейчас же не покинем это заведение, я разгромлю здесь всё к херам. Резко хватаю Кошелеву за запястье и дёргаю, направляясь к выходу, не забыв кинуть пару сотен на стол, хотя мы ничего не заказали. — Мне больно, Макс, отпусти, — пищит девушка и пытается вырваться, но я только сильнее сжимаю её руку. Мы довольно быстро доходим до ближайшего закоулка, где нас вряд ли кто-то увидит и услышит. И только здесь я её отпускаю. — Ты такая дура, Кошелева! — ору я и подталкиваю её к кирпичной стене. — Ну просто наиполнейшая идиотка! — ярость переполняет каждую клеточку моего организма. — Ты вот реально не вдупляешь, что натворила? Или прикидываешься? У меня просто слов русских не хватает, чтобы описать всё, что я чувствую по отношению к тебе и к тому, что ты натворила! — даже не замечаю, как кулак со всей силы впечатывается в стену. И ещё пару раз. — Максим! — надрывно кричит она, смотря на мою руку, которая медленно заливается кровью. — Что ты делаешь, что ты творишь? А я просто не могу остановиться. Мне настолько хуёво, что продолжаю бить кулаком стену. А в голове такой тайфун ругательств, боли, страха. — Максим, пожалуйста, хватит, остановись, прошу! — она кричит, плачет, пытается меня оттолкнуть подальше. Видимо ничего лучше, чем повиснуть на мне, ей в голову не пришло, но это срабатывает. Я моментально прекращаю насиловать стену и замираю, а она продолжает рыдать мне в плечо. — Прости меня, малыш. Я… Такого больше не повторится. Пожалуйста, прости. Я сорвался… Так много навалилось всего, — шептал ей в макушку. — Тише, — я гладил её по спине. Она же такая хрупкая, а я снова и снова довожу её, как придурок. Мы долго ещё так стояли, пока Кристина полностью не успокоилась и не отпустила меня. — Максим, ты должен знать, что я не жалею о своём решении, — сказала она. — Я не запрещаю тебе познакомиться и увидеться с Викой, если ты этого хочешь. — Конечно хочу. — Не перебивай, пожалуйста, — она опять закусывает губу и продолжает. — Только не делай ей больно. Если это просто эмоциональный порыв, лучше не стоит даже пробовать, — сказала Кристина, глядя мне в глаза. — Крис, что за глупости… — Максим. Прошу тебя, просто подумай хорошо, нужна ли она тебе, по-настоящему нужна, — она замолчала, сделала глубокий вдох. — Когда примешь решение, приходи — мы гуляем каждый день во дворе, да и мне дали неделю на обустройство, так что мы дома, адрес наш ты знаешь. — Я уже принял решение, — сказал я твёрдо, потому что это была правда. — Это сложное решение, и, если ты выберешь дочку, твоя жизнь навсегда изменится, — устало произнесла девушка. — А сейчас мне пора идти. — Давай я тебя провожу. — Нет, не стоит, — отказалась. — Хорошо… Будь осторожна, Крис, — сказал я уже уходившей шатенке. Она остановилась и, немного погодя, повернула голову. — А ты обещай подумать, — отвернулась и направилась в сторону дома. Решение было принято: я не брошу ребёнка, и это не порыв эмоций. Я действительно не хочу больше пропустить и дня с дочкой. Хочу быть рядом, хочу, чтобы она знала, что у неё есть папа. Хочу, чтобы она знала, что я рядом. POV END *** POV Крис Домой я шла на ватных ногах: я не была готова к такому. Конечно, я представляла, что он однажды появится в нашей жизни, но сейчас, когда это произошло, я не знаю, радоваться или горько плакать. Если он выберет Викторию, не только его жизнь изменится, но и наша с ней жизнь тоже. Я даже не заметила, как дошла до квартиры… Слишком много всего случилось за эти несколько дней в Москве. — Я дома! — громко проговорила я, оповещая семью, что вернулась. — Мамочка, мамочка! — крик и топот самых любимых ножек на свете. Виктория выбежала из своей комнаты и радостно прыгнула мне на руки. — Я скучала! Мы с бабушкой рисовали красками. Пусти, я тебе покажу. — поцеловав её в пухлую щечку, я выполнила просьбу малышки. На ходу снимая кроссовки, я пошла в детскую за ребёнком. — Кристя, привет! — крикнула из кухни мама. — Ну, как все прошло? — Ой, мам, мы опять чуть не убили друг друга. Но разошлись вроде мирно. Не знаю, что он решит. — Ладно, поговорим вечером. — Хорошо, — такой вариант меня полностью устроил, всё равно не хочу сейчас об этом думать. — Ну, показывай своё творение. — Воть! — она показывает белый листочек, на котором красуется божья коровка, смотрит на мою реакцию и довольно улыбается. — Очень красиво, — подхожу к Вике и целую её в макушку. — Давай повесим её на стенку. — Да-а-а! — счастливо повизгивая, она протягивает мне свой рисунок и смотрит, как я его закрепляю над её кроваткой. — Ты большая умничка. А теперь пойдём-ка кушать, а потом я тебе мультик включу. — Не хочу кушать, — говорит она, смешно надув губки. — Тогда никакого мультика. — Не-е-ет, мама, пожалуйста! — Ты же знаешь, малыш: сначала кушаем, только потом мультики. — Хорошо, а там пюре? Я хочу пюре, — берет меня за руку и ведёт на кухню. Спасибо, что у нас и правда пюре, а то пришлось бы снова готовить. *** Поужинав, я включила дочке мультики про Бременских музыкантов и вернулась на кухню. — Ну, что вы решили? — сразу в лоб спросила мама. — Ничего. Покричали, Макс побил стену. В общем, как всегда. — Кристина, — после строго проговорённого имени я выложила весь наш разговор на одном дыхании. После небольшого молчания я спросила, как мне сказать об этом Вике и стоит ли вообще говорить. — Не могу же я просто подойти и сказать: «Вика, завтра, возможно, придёт папа». — Папа? — вот же чёрт! Поворачиваю голову и смотрю в горящие глаза ребёнка. — Мама, завтра придёт папочка? Папочка! Он правда придёт? Я так хочу его увидеть! — радостно лепетала дочка. — Погоди, Вика, папа не… — я не знала, как продолжить, что сказать, как быть. — Он не хочет меня видеть? Я плохо себя веду, и поэтому он не приходит? — грустно говорит малышка и убегает к себе в комнату. — Боже, что я натворила, — говорю я маме и ухожу в детскую. Застаю я дочку в её замке в обнимку с белым медведем: она уткнулась носом в любимую игрушку и плачет. От такой картины так сжимается сердце и дыхание замирает, что я чуть сама не начинаю плакать. — Малышка, выйди, пожалуйста, ко мне, я хочу с тобой поговорить, — она продолжает плакать. — Викуся, маленькая моя, папа хочет тебя увидеть. Очень хочет. — Правда? — она отрывается от игрушки и поднимает на меня свои полные слёз глазки, взгляд которых пробивает до мурашек. Она так на него похожа. — Правда, малыш, выходи из домика. Она медленно встаёт и направляется ко мне, усаживается на коленки и утыкается мне в плечо. Я поглаживаю её по спине и тихонько раскачиваюсь. — Почему папа не приходил раньше? Я так хочу его увидеть. — Малыш, мы раньше жили далеко от папы, и он не мог к нам приехать, — вру я ребёнку. Не могу же я сказать, что папа не знал, что у него есть дочка. Может, позже я и расскажу, как всё было на самом деле, но точно не сейчас. — А сейчас он придёт, он честно придёт? — Честно. — Честно-пречестно? — Честно-пречестно, — господи, Анисимов, не подведи меня, пожалуйста, шепчу я, чтобы не услышала дочка, поднимая голову к потолку. — А какой он, папа? — Пойдём, я тебе кое-что покажу, — мы поднимаемся с пола и уходим в гостиную. Я настраиваю телевизор, чтобы зайти в ютуб, печатаю в строке поиска «Кристина Кошелева и Максим Свобода» и выбираю песню. С первых нот меня прямо в дрожь бросает: я не слушала эту песню с той ночи, и, если честно, вообще ничего не слушала, ни одну его песню. А наши с ним выступления тем более не стала бы смотреть. Красные лучи, дурацкая полосатая водолазка… В тот момент я и подумать не могла, что все так обернётся, ведь там я была счастлива. Мы были друзьями. А сейчас никто друг другу. Единственное, что нас связывает, — это ребёнок, о котором один из родителей недавно узнал. — Мамочка, это ты? — Виктория показывает пальцем на экран, — а этот дядя, это… — Это папа. — Папочка, — нежно проговаривает малышка в моих объятьях. — Он красивый. — А мамочка некрасивая, значит? — даже обидно как-то, но я всё равно начинаю смеяться. — Мамочка, ты самая красивая! — малышка обнимает меня и целует в щёку, и мы с ней вместе смеёмся. Так мы и сидели на диване, смотрели разные видео, клипы, многие из которых я раньше не видела. Вика задаёт вопросы, а я стараюсь отвечать. Позже к нам присоединилась мама. Когда дочка уснула, я отнесла её в комнату, укрыла одеялом и поцеловала в макушку. Ещё недолго смотрела на неё. Она такая красивая: темно-русые волосы, маленький вздёрнутый носик, пухлые губки и щечки и огромные глазки цвета моря в грозу. Она сладко причмокивает губками во сне и улыбается — надеюсь, ей снится хороший сон. Я ещё немного полюбовалась малышкой и ушла к себе. *** Утро было просто ужасным: спала я отвратительно, несколько раз просыпалась, поэтому настроение у меня было не очень. Но хоть кто-то радовался. Виктория с утра ходила с улыбкой до ушей, постоянно спрашивала, когда придёт папа, а я даже не знала, придёт ли он вообще. Я старалась не поддаваться панике, не нервничать, думать о хорошем, ведь он же говорил, что принял решение и что хочет общаться с дочкой, но я настоятельно просила его подумать. И сейчас боялась: вдруг он решит ничего не менять и исчезнет. Все было бы ничего, я бы даже не думала об этом, если бы вчера не ляпнула, что он придёт, а потом не пообещала, что точно придёт. Так что теперь я хожу вся на нервах и жду. А чего жду — непонятно. Самое страшное в этой ситуации, что я не знаю, что будет с Викой, если Максим не придёт, и как я буду разгребать кашу, которую сама же и заварила. — Волнуешься? — Чёрт! — мама подошла настолько тихо, что я пролила на себя кофе. — Чего ты так подкрадываешься, напугала до ужаса. Пойду переоденусь. Когда я вернулась на кухню, мама сидела за столом и ждала меня. — Ответишь? — Естественно, мам, глупый вопрос. Я не просто волнуюсь, я в панике. Если он не придёт, — Придет, — уверенно сказала она. — Надеюсь. Не хочу расстраивать дочку. Вообще не нужно было ей говорить, — но дело уже было сделано, слова сказаны — теперь остаётся только ждать. — Мы пойдём гулять сейчас. Ты с нами? — Нет, я поеду в центр, не буду вам мешать. — Может, ты останешься? — мне бы не помешали её поддержка и присутствие. — Кристя, я буду тут лишней, да и Максу так явно будет спокойней. Всё-таки первая встреча, он, наверное, жутко волнуется, — она встаёт, обнимает меня и шепчет в макушку, — ты не волнуйся, Тина, он придёт. Если бы ему было все равно, он бы так не реагировал. Ему определенно страшно, но он придёт, — она оставляет поцелуй на щеке и уходит собираться. *** Мы бегаем по площадке: то я догоняю Вику, то она меня. Мы смеёмся, дурачимся, дочка просит покачать её на качелях, потом полепить с ней куличи, и я даже ненадолго забываю, насколько важный сегодня день. Но как только мы возвращаемся домой, на меня снова сыплются вопросы: «А когда придёт папа? А во сколько? Это скоро?» И так по кругу. Я кое-как смогла уложить её на дневной сон: она до последнего отказывалась, потому что боялась, что пропустит момент, когда придёт папа, а я уже боялась, что он вообще не придёт. Когда она проснулась и снова начались вопросы, я уже хотела позвонить ему и узнать, придёт он или нет, спросить, что он решил, но всё же сдержалась. Отвлечь Викторию получилось только выбором наряда, потому что она уже собиралась сидеть в коридоре и ждать. Прошёл ещё час. Время близилось к пяти вечера, и я потеряла всякую надежду и уже начинала думать, как сообщить об этом ребёнку. Виктория играла с медведем, когда я зашла к ней в комнату, чтобы сказать, что позвонил папа и просил передать, что сегодня у него не получится прийти, но позвонили в дверь. — Посидишь в комнате, хорошо? Я пойду дверь открою. — Хорошо. Я была уверена, что это мама, но маленькая надежда на то, что это может быть Максим, ещё оставалась. И она оправдалась. На пороге стоял блондин с огромными пакетами из детского магазина. Он смущенно улыбался и не решался зайти домой. — Привет, прости, что я поздно, — тихо сказал он. — Привет, всё нормально, — я пошире открыла дверь, приглашая его зайти. — Она ждёт тебя, — я улыбнулась Максу. — Викуся, к тебе гости. Она выбежала из комнаты в жёлтой футболке и в джинсовом сарафане, с двумя хвостиками на голове, а в руках сжимая медведя. Счастливая улыбка и горящие голубые глазки освещали её лицо. — Папа… — прошептала она и замерла. А у Максима с грохотом выпали пакеты из рук.