Мастер Игры

Наша история закончилась быстрее, чем выдыхается и теряет вкус фруктовая жвачка. Но начиналась она тягуче и ярко. Сладость была запредельной. Ещё в машине, это я помню очень подробно, хотя до этого воспоминания были смазанными. Не знаю, как я оказался на улице, не знаю, как сел в приоткрывшуюся навстречу дверь. Шофёр Руки, ставший неожиданным свидетелем происходившего, находился за тонированным стеклом и не издавал ни звука, наверное, привык ощущать себя роботом, присутствия которого мастер не замечал, как и присутствия любых других людей, не попадавших в сферу его интересов. Их не существовало. Водителя не существовало. Сверкающий лимузин будто бы двигался сам, плыл по городу, пока я, задыхаясь от счастья, целовал мягкие влажные губы, доступность которых ещё час назад была чем-то из области фантастики и моих мечтаний в душе по вечерам после бесконечной череды телефонных споров. Такая долгожданная, с трудом выслеживаемая добыча, стала моей. Простое удовольствие близости его лица, его запаха, в который я погружался, как в море, ныряя в золотистые пряди крашенных волос, по-детски радостно утыкался в них носом, пока руки бродили по телу под надоевшим высокомерным бархатом, расстёгивали пуговицы, торопливо лезли под рубашку. Мои пальцы жадно сжали его соски, и я специально приподнялся, хотя это было нелегко — целовал бы и целовал, а потом дышал бы и дышал запахом его шампуня, у корней волос он больше пах собой — телом и теплом, простым и животным, без всяких сложностей и защитных игл. Но я оторвался, чтобы посмотреть, пьяный и счастливый, в его спокойное лицо подо мной. Рот был пошло приоткрыт, вечно уложенные пряди разметались в беспорядке на кожаной обивке, а глаза не были закрыты. Он смотрел на меня с интересом, точно пробовал новое вино. Так смотрят в бокал на просвет опытные сомелье, смакуя, познавая оттенки вкуса. В зрачках мастера отражался холодный неон уличных вывесок и бурлящего течения фонарей. Но сам он не был холоден в ту ночь, он забавлялся и играл со мной. А ещё — позволял мне сделать ход первым. Выждал немного и притянул меня обратно, вовлекая в поцелуй, обнимая одной рукой, а другой — лаская мой эрегированный член по всей длине через ткань джинсов. Он не дал мне тогда расстегнуть штаны, хотя я и пытался. Я хотел его всего и сразу — без остатка, начисто забыв о своём обещании повиноваться. Умирающий от голода не думает о том, чтобы растянуть удовольствие, когда видит хлеб. Он вгрызается в него зубами и рвёт, давясь, поглощая полностью, так быстро, как только сможет. Это ни черта не эстетично, но так правильно и вкусно — утолять свои потребности. Я был голоден, и почти умирал от желания. Но мне не позволили утолить голод так, как я хотел, разрешили только надкусить основное блюдо. И вообще, чем больше я вспоминаю, тем больше понимаю, как талантливо и осторожно мастер тогда управлял мной, а я слушался, как кукла слушается кукловода. Всего лишь одно прикосновение пальцами, нежное и требовательное в равной мере, и я уже не пытался раздеться, а гладил его там, куда он мне указывал, целовал туда, куда меня направляли. Короче говоря, опущу романтические бредни и скажу вам просто: трахнуть его в машине мне не удалось. Как и у него в квартире сразу по прибытии, хотя я наверняка пытался. Но самого этого прибытия я уже не помнил. Пришёл в себя только утром, на диване. Моя рука во сне свесилась вниз и упала на пол. Наверное, и секунды не прошло, как я ощутил сначала что-то мокрое и тёплое, а потом в кожу вонзились острые зубы. Я подпрыгнул на месте и взвыл от боли. Сел и начал дуть на руку.       – О, проснулся наконец, любитель ночных развлечений. Смотрю, ты понравился Корону, — одними уголками губ улыбнулся мне Руки, подпиравший плечом косяк и взиравший на меня с дьявольской издёвкой.       – Понравился, говоришь? Вот же сука! Что это вообще за мелкая дрянь, Руки? Блин, я думал, у тебя дома живёт собака, а не разжиревшая крыса, недопёс какой-то.       – Не сука, а кобель, это существенная разница.       – Ни хрена не существенная. Он меня укусил!       – И правильно сделал. Ты вчера тут такое устроил, когда ввалился ко мне ночью: чудил, орал, матерился. К счастью, батарейка у тебя села довольно быстро. Но будь у меня стая доберманов, я бы спустил их на тебя. А так, радуйся, что это всего лишь Корон, маленький и безобидный. Ну укусил, велика беда. Поделом тебе, Кай.       – Вчера ты, кажется, называл меня по имени, а теперь опять это прозвище… И что это на тебе? Пи-жа-ма? — по слогам произнёс я и демонстративно поправил рукой челюсть, которая, как мне показалось, у меня в тот момент выпала. Да, это была полосатая белая с черными полосками пижама, но и она сидела на нём словно брючный костюм, никак не попирая его достоинство, он не выглядел небрежным. Наоборот — сексуальным настолько, что мог бы прямо так сниматься в стильной чёрно-белой фотосессии для рекламы французских духов.       – А ты думал, что дома я хожу в рабочей одежде? Или в кружевном белье? Я обычный человек вообще-то. Ну ладно, не совсем обычный. Но пижамы люблю. Что ты вообще себе насочинял обо мне за эти пару месяцев?       – О, многое, — сладко протянул я тоном кота, дорвавшегося до банки со сливками. — Ты не представляешь… Мне бы и так, и так понравилось, и в костюме, и в кружеве. А в пижаме вообще отпад. Скажи, мне ведь не приснилось вчера, что мы… Что ты… Ну в общем заключили соглашение? Он вскинул одну бровь, смерил меня сверху вниз, как типичного представителя отбросов, который имел наглость попросить у него милостыню. И неожиданно выдал:       – Приснилось ему… Аспирин на столе. Снимай свои грязные шмотки и дуй в ванную. После — в спальню. Если ты, конечно, ещё что-то сможешь после вчерашней нагрузки на печень и на другие менее важные в твоём случае органы. Я имею в виду мозг. Не пытайся додумывать ничего лишнего, мы пока не трахались. Марш, выполнять. А я пойду пить кофе. Надеюсь, в тишине и покое. Не ссорьтесь без меня, мальчики. Руки повернулся и ушёл в кухню, оставив меня наедине с высунувшим язык псом.       – Он будто ещё одну собаку в дом привёл, — обиженно сказал я тогда Корону, который подозрительно пялился на меня своими круглыми глазками. — Я не собака! Скажи хоть ты, что я тут такого вчера натворил? Ничего не разбил? Корон, конечно же, не ответил, просто фыркнул, отвернулся и гордо засеменил вслед за хозяином. К стыду своему признаюсь, что я тогда мечтал быть на его месте. Четвероногим питомцам в отличие от двуногих петов не надо смущаться, заморачиваться, о чём-то думать, их любят и так, без всяких условностей. В конце концов им не нужно пить аспирин после загульной ночи и всё равно страдать от головной боли. А я был вынужден следовать командам. Готов был на что угодно, лишь бы наконец меня отпустил этот дикий неуправляемый голод. Но стыд скоро отступил вместе со страшными сомнениями, что как такового секса у нас не будет, только игра. Руки, по-видимому, считал секс наградой, которую выдавал мне порциями в качестве лакомства после сеанса беспрекословного подчинения. «Хороший мальчик, можешь мне вставить, если тебе так уж не терпится. Но сначала ты должен поработать». В первый раз он велел мне лечь на спину и не двигаться, пока он не прикажет. После душа и аспирина стало легче, но голова всё ещё кружилась, оттого наша первая сессия прошла для меня в сладком и тошнотворном вращении, точно в вальсе или в центре циклона. Я лежал в его постели, но не как полноправный любовник на простыне, а на прозрачной плёнке, которая липла к спине и к заднице, и даже это не остужало мой пыл. Я весь горел, тело Руки тоже было горячим, когда он, полностью обнажённый, молча сел сверху на мои бёдра. Он спокойно положил на тумбочку нож, лекарства и латексные перчатки — тогда мы ещё не перешли на другую ступень близости, и я не видел его коллекцию кожано-кружевного роскошества. Я не мог наглядеться — пожирал его глазами и задыхался, член стоял, и капля смазки уже нетерпеливо стекала по головке. Мастер прекрасно понимал это, но я до сих пор не пришёл к решению: почему он захотел завязать мне глаза? Из-за того, что я был слишком на взводе от его наготы, или ему мешало безумное обожание, с которым я смотрел на него в то утро? А вы как думаете? Может, то и другое сразу. В любом случае, мне на глаза лёг чёрный шёлковый шарф, туго затянутый узлом на затылке, без всякого сожаления.       – Руки, — застонал я, — пожалуйста, не надо, я хочу видеть.       – Нет, — твёрдо возразил он. — Ещё одно слово, и ты выйдешь за дверь моей квартиры в чём есть, прямо так. И больше никогда не вернёшься. Молчи, Кай. Теперь твоя задача — чувствовать и повиноваться. Я напрягся на мгновение, но потом с тихим вздохом расслабился, принимая правила игры. Тогда я ощущал его всего — обжигающее сильное и гибкое тело, кожу, которая соприкасалась с моей и, кажется, даже токи крови внутри чувствовал. Они текли стремительно, разгоняя ритм сердца, будто хотели вырваться наружу и соединиться с моей кровью, уже частично выпущенной на поверхность. Мастер закреплял боль от порезов на моих руках и груди своими поцелуями и никогда не совмещал одно с другим. Будто запечатывал — сначала боль, потом пылающий язык, погружавшийся в мой рот с той же настойчивостью, что и лезвие в тело. В первые минуты я следовал за его стилем, от жажды грубо и пошло сплетался с его языком своим, но мастер быстро отступал, продолжая сосредоточенно делать надрезы. Тогда я изменил тактику. После очередной раны уклонился от его обычного хищного нырка и осторожно выставил свой язык вверх, коснувшись его языка, провёл по губам, лаская и дразня. Руки замер надо мной, но не сбежал от моей инициативы, с секундным замедлением принял её и лизнул в ответ мои пересохшие губы, увлажнил своей слюной, уже более неторопливо, и снова взялся за нож. Я всхлипнул от нового расставания с желанным, голова закружилась сильнее, и я подался вперёд, чтобы крепче прижаться членом к его голому животу. В тот миг я почувствовал и его возбуждение, чуть было всё не испортив. Мои руки не были связаны, они поднялись сами, я почти обнял его, как мне хотелось, но был остановлен. Мастер обхватил мои запястья и придавил к кровати.       – Нельзя, Кай, — уверенно сказал он. — Не смей. Ты помнишь, чем грозит непослушание? Я разочарованно кивнул. В награду он сам прижался ко мне и согнул ноги так, чтобы обхватывать ими мои бёдра ещё сильнее — теперь я был как в тисках, полностью в его власти. Его жаркое дыхание участилось, и я ловил его, как утопающий ловит губами спасительный воздух, хотел напиться им, хотел поглотить каждую каплю мастера, хотя бы это, хотя бы так. Взять то, что было позволено. Он ещё раз прикоснулся ко мне ножом, уже в области паха, металл к тому времени принял часть нашего жара и стал тёплым, я чувствовал только его тяжесть, никакой боли, лишь знакомый ржавый запах и усилившееся (хотя, казалось, больше уже было невозможно) вожделение. Мастер со слабым вздохом скользнул губами по моему кадыку, пощекотал языком и поднялся выше, на подбородок, к губам, мелкими поцелуями наискосок через скулу. Добрался до уха и обхватил влажным ртом мочку, осторожно покусывая. Клянусь, тогда я почти поверил, что что-то изменилось в его поведении, что частично мне удалось вытащить его из зеркальных граней придуманной им игры к себе — в моё простое человеческое желание быть вместе, обладать друг другом. Но впечатление было обманчивым. Прикосновения, на мой взгляд, таят в себе куда больше информации, чем слова, и разгадать их истинный смысл сложнее, чем обычному человеку расшифровать какие-нибудь древние руны. Если Руки наносил мне раны, то по его телу прокатывалось цунами восторженной дрожи. Много позже, после бесконечно длительной пытки, он направил мои руки на мой член, приподнялся надо мной, позволяя слепо тыкаться и искать на ощупь. В итоге разрешил войти, только вот тогда мастер уже не дрожал, он просто отдавался моей похоти, расслабленно, ритмично, без особенной страсти. Даже кожа его стала будто бы холоднее во время секса. Но я забылся, потерялся в нахлынувшем экстазе долгожданных объятий, снова и снова впивался в его губы, кусал, то гладил руками по позвоночнику, то быстро сжимал ягодицы. Его пальцы неспешно потягивали мои волосы, сжимаясь и разжимаясь во время каждой фрикции. Так ослепительно я никогда не трахался, так громко не стонал и не умирал во время оргазма прежде.       – Ещё, — прошептал я, как только смог говорить. — Ещё, — просил я, стягивая с глаз повязку и размазывая ею по своему животу остывающую сперму Руки.       – Нет, — жёстко возразил он, — на сегодня хватит. Собирайся и уходи. Продолжим в следующий раз. Я назначу дату. Встал и вышел из комнаты, а я лежал ошарашенный, спальня кружилась в пьяном вальсе, не давая мне прийти в себя от всего произошедшего. Конечно же, мы продолжили позже. Это было сумасшедшее лето, невыносимо душное и терпкое, с лёгкой нотой горечи, как я и мечтал. Постепенно оно перетекло в осень, а затем в зиму. График наших встреч был непредсказуем, он составлялся Руки по ему одному понятной системе. Я мог скулить в нетерпении неделями или внезапно довольно скоро получать смс с условной командой «к ноге» тогда, когда меньше всего ждал. Жаркие споры по телефону нам заменил не менее жаркий секс, в котором мы тоже боролись с друг другом, каждый по-своему выражая свою точку зрения. Вечерами после работы доминатором в клубе я превращался в относительно послушного сабмиссива в квартире Руки. Никогда не ночевал у него, отрабатывал урок и возвращался к себе. Он многому меня научил, передал своё мастерство досконально и очень подробно. С тех пор я действительно познал высокое искусство управления с холодным оружием. Знаете, он ведь не оставил мне не единого шрама, это практически чудо, его реакции были точны и выверены, а девайсы отточены так, что могли, как самурайский меч, легко разрезать надвое тончайший волосок, причинить острейшую боль и доставить наслаждение. И каждый надрез он обрабатывал сразу, несмотря на мои жадные просьбы оставить на память хоть что-нибудь, какое-то клеймо принадлежности ему.       – Не хочу. Не проси о клейме, — говорил он мне как-то в постели. — Ты и так должен ощущать себя моей собственностью постоянно. Но я в тебе этого не вижу, а значит это бессмысленно. Пройдёт время, и ты захочешь его удалить. Шрамы ведь не вечны, их можно убрать лазером, закрыть татуировкой, уничтожить их значение и нивелировать. Я не желаю, чтоб так поступали с моей меткой. Живи процессом обучения и радуйся, хватит с тебя и этого. Никакой подписи.       – То есть, хочешь сказать, что я её недостоин? Или то, что у тебя уже был подобный опыт? Кто-то стёр с себя твою метку? Или… нет, — меня осенила внезапная догадка. — Кто-то носит на себе твой шрам, но уже не придаёт ему того значения, что придавал ты? Пока я бормотал свои предположения, он все больше мрачнел, и не успел я опомниться, как к моему горлу был прижат нож.       – Заткнись, Кай. Хватит. Только кровь имеет значение, только настоящее. Пока она течёт, а я управляю её течением, ты принадлежишь мне. А что будет потом, неважно. Когда рана заживает, всё меняется.       – Это не так, Руки. Я хочу быть твоим не из-за игр, какими бы они ни были восхитительными, и ты это знаешь. Просто сам не желаешь кому-то принадлежать. А, может, хочешь, но боишься! — злился я.       – Всё. Не надо меня анализировать. Рекламная пауза окончена. Больше никакой психологии. К следующей сессии он приготовил для меня кляп. И даже несмотря на это, я не оставлял попыток. Наивно надеялся, что смогу сломать эту стену и… Ну, не знаю. Возможно, я даже хотел жить с ним. Готовить ему по утрам тосты или омурайсу, или всё, что он захочет, а вечером — заваривать чай с вересковым мёдом. Выгуливать его недопса, ходить куда-нибудь вместе. Ужасающая глупость, да? Не поймите меня неправильно, я не прожженный циник. Уверен, некоторые люди способны жить парами вот в такой глупой идиллии, было бы странно это отрицать, ведь ко мне когда-то ходили супруги-клиенты, так что я знаю — это случается. Но и дерьмо случается тоже. И некоторые личности не созданы для жизни в стиле ситкомов и дорам. У них более высокий уровень развития и совсем другое предназначение. Им мало пары. Вот мне, например, мало. Надо признать, я горько ошибался. Я должен был перерасти эту страсть и упрямые попытки влюбить в себя мастера. И у меня получилось, спасибо Урухе. Вот уж, казалось бы, сарказм бытия — тот, кто ратовал за вселенскую любовь и за взаимопонимание во время интима, сдвинул нашу с Руки чашу весов в противоположном направлении. Он облажался. Облажался по полной, мало того — он по своей дурости подставил весь клуб, ну да я его не виню. Сейчас я ему благодарен. То, что он нарушал правила и спал с клиентами за деньги, знали все. Думаю, даже Руки догадывался, но предпочитал притворяться, что не в курсе. Никто тогда представить не мог, что его безграничная жажда удовлетворить весь мир выйдет боком и «Falling», и самому Урухе, но будет на руку мне. Однажды он просто не пришёл на работу. И ладно бы это был среднестатистический клиент, кто-нибудь не настолько влиятельный, как тот, постоянный, который ждал его в этот вечер в клубе, сменив свой шикарный костюм на банальный латексный комбинезон и, как было обговорено, скрывая свой статус. Конечно, Руки попытался замять неловкость, предложил замену саба, а также пакет бесплатных услуг в качестве компенсации. Но всё было тщетно, большая шишка, оскорблённая в самых высоких садомазохистских чувствах, может изрядно осложнить существование такого заведения, как наше. Колесо возмездия завертелось в тот же день, Руки поступили угрозы отзыва лицензии и намёк на прямое вмешательство якудза. Помню его в бешенстве, что было просто удивительно, наш всегда презрительный, холодный босс не говорил — кричал. Вызвал меня в кабинет и приказал:       – Найди мне этого ублюдка, Кай. Дозвониться я ему не могу, никто не может. Раньше я послал бы Акиру — и дело с концом, но теперь это будешь ты. Вы с ним сдружились, просто идеальная парочка долбоёбов, так что разгребай давай, тебе лучше знать, где он сейчас обретается. Пойми на своей шкуре, как это — отключать телефон и отказываться от ответственности.       – Да не отключал я! Сколько можно вспоминать! И вообще, не ори на меня, не надо так в офисе, — возмутился тогда я. — Ну пропал Уруха куда-то. Я здесь при чём? И потом, не надо пороть горячку, вдруг с ним какой-то несчастный случай приключился, мало ли, может, он сейчас лежит в больнице.       – Или в морге… — излишне болезненно, как мне показалось, скривился мастер. — Насрать! Я буду орать на тебя столько, сколько хочу и где хочу. Или ты вообразил, что у тебя есть какие-то исключительные права на моё расположение? — он вдруг ударил кулаком по столу и резко указал мне на дверь. Знали бы вы, как мне надоел этот указывающий жест за тот период, когда мы были с ним вместе. Да и были ли? Спорный вопрос. Короче, он опять выставил меня, и финальный аккорд его ярости слышала даже серая мышь-секретарша, которая невзлюбила меня с первого моего дня в клубе:       – Пошёл вон! Нахер! — рычал мастер мне в спину. — Достань мне его хоть из-под земли, у него ведь, кажется, налажен контакт с этим уродом-клиентом, может, удастся выкрутиться. Доставать Уруху из-под земли не пришлось, всё оказалось куда прозаичнее и проще. Моё предположение почти сбылось. Когда я приехал к нему домой, представился коллегой по работе и поговорил с консьержем, выяснилось, что со вчерашнего дня Уруха из дома не выходил, а вот гость, который приезжал к нему вечером, выбежал из подъезда так быстро, будто за ним гнались черти.       – Даже не попрощался. Очень невежливо с его стороны, — покачал головой пожилой добродушный консьерж. Мы поднялись на этаж моего приятеля вдвоём, я попросил захватить запасные ключи, на всякий случай, если дверь окажется заперта. Предчувствия были самыми дурными, и я не ошибся. Правда дверь вскрывать не пришлось, она не была захлопнута. Я нажал на ручку, открыл её и на миг зажмурился. Потом пришёл в себя и решительно оттеснил консьержа, попытавшегося заглянуть в проём.       – Вызывайте скорую. Быстрее.       – И полицию?       – Пока не надо полицию… Могу я попросить вас об услуге? Подождите с этим, пожалуйста. Не уверен, что это нападение. Мы не знаем, что конкретно произошло, но я предполагаю, мой коллега не захочет огласки. Пришлось всунуть излишне любопытному старичку несколько крупных банкнот, чтоб затем заняться Урухой. Он потерял сознание, когда полз в коридор, цель была понятна — смартфон в беззвучном режиме лежал на тумбочке у двери. Сотни пропущенных звонков, исполненных гнева Руки, всплывали приговором на экране. Жирная полоса засохшей крови на полу отмечала путь моего сэмпая из спальни. И одного взгляда на Уруху было достаточно, чтобы понять: в процессе забавы его разошедшийся клиент не только переусердствовал с ранами, но ещё и трахал саба в этот момент, истекающего кровью, с грубо вспоротым брюхом. Я сделал для Урухи всё, что мог: перемещать побоялся, но, прислушавшись, понял, что дышит, сбегал в ванную, намочил полотенце, вытер его между ног. Не думаю, что это сильно спасло его честь перед медперсоналом, но мне было почему-то тошно от мысли, что его увидят таким.       – Алло, мастер… Я нашёл его, сейчас сажусь в скорую. Он не специально забил на работу, как я и думал. Случился… Как бы тебе сказать? В общем, инцидент. Как я понимаю, его клиент дома порезал. Подробнее расскажу, когда приеду к тебе сегодня. Гробовая тишина была мне ответом.       – Ты вообще слышал, что я сказал? — переспросил я, не понимая его реакции.       – Да. Как же вы меня оба достали! В пизду. Не хочу ничего слышать. И тебя видеть не хочу. По крайней мере пока, — и он отключился, оставив меня в совершенном недоумении. Пару дней Уруха валялся в реанимации после того, как его подлатали, потом пошёл на поправку. Я ходил его навещать, Акира тоже, даже некоторые из наших девчонок-сотрудниц забегали проведать Уруху. А вот Руки так и не появился. Он вообще отстранился от всего, в клубе его какое-то время никто не видел. Когда я спросил о его странном поведении Рейту, тот только пожал плечами и бросил мне непонятное: «Забей, это не в первый раз. Пьёт, наверное». Каждый вечер я пытался достучаться до мастера, звонил, писал, но он упрямо посылал меня к чёрту. Пока наконец не сжалился, пригласил к себе.       – На нём заживает, как на собаке. Всегда! Лучше бы сдох уже, — с необъяснимой тоской в голосе сказал он мне с порога.       – Будешь виски? Сегодня я даже не против выпить вместе, — устало махнул на кресло в гостиной, мол, располагайся. Раньше я бы обрадовался такому предложению, оно могло привести к новому сближению, мы бы пили и разговаривали всю ночь, и я узнавал бы другие грани Руки, стороны, которые он не хотел мне показывать прежде. Но в тот день мне было по барабану на потайные ящички его души. На все, кроме одного, который совершенно неожиданно мне приоткрылся. И внутри не было ничего, кроме разочарования.       – Зачем ты так? — негромко спросил я, стоя в прихожей. Обувь не снял, задумался, а надо ли? Эти фразы, да и всё поведение Руки в последние дни, давили на меня и мучили. Несоответствие — самое подходящее слово для выражения того, что я испытывал. Как вороны, кружащие над полем боя, предчувствующие скорую трапезу, так я чувствовал приближение чего-то грозного и необратимого. Над «Falling» витал явственный аромат краха, но всё могло измениться, достаточно было принять несколько правильных управленческих решений, у нас ведь были пути отхода, существовали и другие влиятельные клиенты, чьей помощью можно было заручиться, в конце концов с деньгами проблем не было, можно было дать пару взяток, откупиться от бандитов, да хоть что-нибудь сделать. Клубу нужен был босс. Решительный, энергичный и трезвомыслящий. Однако Руки после известия об Урухе только и делал, что катился по наклонной, психовал, уклонялся от дел, будто намеренно махнув на всё рукой. Унижал персонал, если ему звонили с организационными вопросами, чего раньше не позволял себе делать. Гипертрофированно грубо обращался со мной. Безусловно, наши отношения никогда не были сколько-нибудь нежными и добрыми, но взаимные поддёвки и ругань заинтересованных друг в друге любовников — это одно, а прямые издевательства и желание оттолкнуть — совсем другое. Что-то было не так, и я хотел понять причину, хотя, наверное, подсознательно догадывался уже давно.       – О чём ты? Что-то я не понял вопроса, — нахмурился Руки, замирая передо мной с бокалом виски в руке.       – Я спрашиваю про Уруху. Зачем ты говоришь о нём так, будто он кусок дерьма, а не человек, с которым тебя к тому же связывает общее прошлое? Кроме того, абсолютно все видят, что ты по его поводу, мягко скажем, переживаешь.       – Не переживаю! Он и есть кусок дерьма, Кай. Делает назло, ходит по краю. Лучше бы ты с ним не связывался, дорого обойдётся. Мне вот всегда влетало в копеечку, приходилось разгребать после него говно. «Не связывайся? Стоп, где-то я это уже слышал. Не от Урухи ли?» — промелькнуло у меня в голове. А Руки смотрел сквозь меня стеклянными глазами, глядящими в прошлое сквозь годы и годы затаённой обиды, и продолжал неспешно, медитативно, как человек под гипнозом:       – Проблемный. Всегда был чересчур проблемным. Такой же, как ты. Ну почему меня всегда тянет на таких… — он осёкся и тут же сделал большой глоток, чтобы затем выпалить: — Я его уволю. Наконец-то избавлюсь от него, причём по уважительной причине.       – Тебя тянет на таких? — я глупо повторил за ним и открыл рот. Помню, как стоял там, точно глупая рыба, выброшенная на сушу, слушал дальше, как Руки бессмысленно сквернословит, как рассказывает взахлёб о неприятностях, которые ему всю жизнь доставлял Уруха. А я всё смотрел, как пальцы мастера подрагивают, сжимая бокал, будто хотят раздавить. Тогда я желал лишь одного — исчезнуть, стечь в пол лужицей, просочиться сквозь щели, уйти в землю и перестать существовать. Каким же я был идиотом всё это время — простой сублимацией, заменой того, что повторить нельзя. И на что я надеялся? А ведь ответ всегда был у меня под носом, а вернее под чёрным чокером моего безбашенного сэмпая.       – Ты оставил ему тот шрам. Вот кто был твоим первым. Вот какой опыт ты хочешь повторить с юности, Руки, — медленно произнёс я, когда дождался паузы. Он не отвечал. А мне и не нужен был ответ. Головоломка вдруг сложилась зеркальным Кубиком Рубика и приняла изначальную форму. — Видимо, ты хотел его убить за что-то, но не убил. Что? Он и тогда трахался со всеми направо и налево? А ты не мог этого понять? Плевать! Я уверен, с этого понеслось, с этого началось ваше супер-эстетичное «хобби». Целая индустрия возникла из-за какой-то подростковой ошибки. Поэтому Уруха говорил мне не связываться с тобой. Двуличный трус, как и ты! Поэтому он вечно лезет на рожон, ему хочется снова и снова пережить неповторимое, а ты сейчас бесишься, как истеричная баба, из-за очередной «шалости» непослушного бывшего любовника, вместо того, чтоб поступать как мужик и спасать свой бизнес. Смешно! Вы же оба в каком-то смысле были моими идеалами. Игра крови — искусство? Лажа какая, Руки, наёбка с самого начала. Это ваше личное дело, с которым вы, взрослые люди, никак не разберётесь. Любовь или что там… Не знаю, но, честно, мне насрать. Я даже подробностей знать не хочу. Мне противно, что высокопарно рассуждая об эстетике и психологии, ты резал меня, вспоминая Уруху и его шею. Вот почему ты с таким интересом спрашивал меня на собеседовании о моём первом опыте, о Юу! Но я тогда не был зациклен на объекте. В отличие от тебя. Ты до сих пор на нём помешан. И с чокером придрался из-за этого. А не из-за чистоты «мастерства». Скажи, а клуб ты сам решил открыть или тебе его мамочка с папочкой подарили? Чтоб их малыш отвлёкся и не резал больше бродячих щенков? Детский сад! Ну правда же! Не я слабак, а ты. Я-то думал… Я посмотрел ему в глаза, и это был, наверное, самый долгий, самый искренний разговор за всё время нашего общения. Диалог, в котором мы не произнесли ни слова, просто глядели друг на друга. Он исподлобья, становясь всё более угрюмым. Я — медленно успокаиваясь. С каждой секундой что-то во мне умирало и осыпалось ненужной трухой. Зато мир стал таким ясным на фоне этих двоих. Должен признаться, именно в тот момент родилась моя стратегия, моя идея. Не из мести, нет, хотя вы можете так подумать, похоже на то, что я помешался на мастере, как он когда-то помешался на Урухе. Но это не так, мне всё равно. Просто я решил, что Руки недостоин своего клуба. Он не должен стоять во главе предприятия такой индустрии. Тот, кого я считал ледяной глыбой спокойствия, на поверку оказался заигравшимся ребёнком, застрявшим в своих старых комплексах, в своих первых отношениях. Вам кажется, что все мы такие? Что я такой же? Что ж, вы имеете право на эту точку зрения, я подумаю об этом. Позже. А тогда я был просто разочарован. И, возможно, ревновал. Глупо было бы отрицать эту простую эмоцию. Моё самолюбие уронили ниже плинтуса, случайно сделав секс-игрушкой на замену старой багованной версии.       – Ты не прав, — вот что сказал мне Руки спустя несколько минут. — Вернее, не совсем прав. В отношении тебя всё иначе… Но меня это уже не интересовало. Это «не совсем прав» было точкой. Я захлопнул дверь и, спускаясь по лестнице, услышал, как в неё изнутри квартиры врезался бокал, разбиваясь на тысячи осколков.       – Да катись ты! Катитесь вы все! Тебя я тоже уволю! Он и дальше не приходил на работу, перестал отвечать на деловые звонки, какое-то время клуб ещё работал по инерции. Мы сами связывались со старыми клиентами. Сами назначали сессии. Но с бумагами никто не разбирался, бухгалтер вообще пропал, прихватив часть выручки со счетов. Рыба гниет с головы — старая пословица, но такая правильная. И всё же я никак не мог окончательно поверить в то, что мой мастер может сдаться так просто из-за полнейшей глупости. Переварив последнюю сцену, набрался духу и позвонил ему на неделе.       – Отвали от меня, щенок, — раздалось в трубке нетрезвое рычание Руки.       – Послушай, тут всё идёт по пизде без тебя, если ты не вернёшься, то я…       – Что ты? Что ты сделаешь? Ты ни хера не можешь, ничтожество. Я тебя практически на улице подобрал, забыл? Ненавижу! — хрипло дышал он мне в ухо.       – Ты придаёшь себе слишком большое значение, малыш, — прозвучал фоном глупый смеющийся басок Акиры.       – Всегда придавал, — холодно бросил Руки. — Знай своё место, Кай. На этом и закончился наш разговор, продолжать его было бессмысленно. И что я сделал? Я начал строить свою империю на обломках прежней. Грех было не воспользоваться ситуацией. Рейдерский захват, скажете вы? Чушь, это было вполне законно и предсказуемо. Нет, может быть, выйдя из трёхнедельного запоя, Руки взялся бы за ум и всё исправил, не исключаю, у него были средства для того, чтобы это сделать. Но я решил не давать ему такой возможности. Слабость наказуема. Не я, так кто-нибудь другой раскрыл бы рот на лакомый кусочек. Да, я был никем, ничтожеством, как выразился Руки, у меня не было ни поддержки, ни богатых родителей, у меня их на тот момент уже вообще не было. Но в игре всё может измениться, если ты умеешь просчитывать ходы, грамотно блефуешь и не отвлекаешься на эмоции. Больше я не отвлекался. Никогда. Стартовый капитал из скопленного во время работы был весьма скромным, но зато я умел ладить с людьми, у меня были энергия, обаяние, уверенность в себе и талант вести за собой. Я начал с малого. Составил план, нашёл инвесторов из своих клиентов, смог убедить их в том, что это прибыльная затея, всё сделал в короткое время. И вот — первое предприятие было открыто. Большая часть домов и сабов «Falling» согласились меня поддержать, они в меня поверили, и не зря, люди любят тех, кто поднимается с самых низов, тех, кто работал с ними плечом к плечу, ну или… эхм… жопой к жопе. Понимаете, у нас всё иначе, никакого больше пафоса и ненужных трат на высокую эстетику, у нас — открытость, демократичные цены, приветливый персонал, а ещё — полная анонимность. Всё можно выбрать в готовом меню — быстро и удобно. Никаких ограничений: исполним всё, что захотите. Поначалу, конечно, было трудно, я взял в аренду нечто вроде антикафе, где ребята работали посменно, потом хостел, потом еще один, переделал, улучшил. И дело пошло. Теперь я владелец сети прибыльных заведений для взрослых. Токио мне уже мало, расширяюсь потихоньку, подумываю о продвижении на Западе. Как-то на старте мне даже звонил мой мастер. Такая была ностальгия! Нет, я не злорадствую, что вы! Это не в моём духе. Просто он разорился, а я пошёл в гору, и вот, вместо того, чтобы порадоваться за меня и поздравить, он наехал с обвинениями и упрёками:       – Что ты творишь, мелкий заносчивый гондон? Ты хоть понимаешь, во что превращаешь наше дело своими дешёвыми борделями?       – И тебе привет, Руки! Дай угадаю, ты звонишь, чтоб меня побесить? — рассмеялся я тогда. — И да, уточню один существенный нюанс. Больше это не «наше» дело. Теперь оно только моё, мастер. Хотя называть тебя так уже бессмысленно. Скорее это я могу дать тебе парочку уроков послушания. Или работу. Хочешь работать на меня? Не понимаю, почему он не согласился, видимо, я его выбесил своим галантным предложением.       – Ты создаёшь какой-то ширпотреб без рамок, без отбора клиентуры, без соблюдения мер безопасности. Я уже не говорю о вкусе. Что это? Игры с кровью на вынос? Низкопробная дешёвка!       – Слушай, дай угадаю, ты к нам сходил? Посетил одно из моих заведений. Я польщён! А что? Ломает? Больше не с кем? Ну, в смысле не за деньги, а полюбовно? С Акирой, может быть? Ах, забыл, он теперь тоже работает на меня. Как и Уруха. Он, кстати, в полном порядке, спасибо, что поинтересовался, — съязвил я. — И все остальные тоже работают у меня. Надо было иногда спускаться со своего трона и общаться с людьми из тусовки, это помогает заработать авторитет, знаешь ли, причём гораздо лучше, чем твой надменный стиль управления.       – Да, блять, посетил одно. Но только ради того, чтоб убедиться в том, что ты не ведаешь, что творишь, Кай. Субкультура должна быть закрытой и хорошо охраняемой, в таких местах должен соблюдаться порядок и чёткая иерархия. А у тебя что? Мобильные приложения для выбора домов и сабов? А на первом этаже официантки на роликах с бургерами и напитками? Отвратительно!       – Зато прибыльно. Ты забываешь о том, что в большинстве своём люди — простые и понятные животные, а не высокоумные мудаки из арт-галерей. Не знаю, как тебе, Руки, а многим в очереди, да и после сеанса, хочется жрать. Бургеры просто нарасхват! И вообще, всё, что ты говоришь — это так по-японски. Чёткая иерархия, порядок, почитание вышестоящих, никакого смещения линий. Ни ты, ни вся страна никак не можете врубиться, что в наше время это не работает. Ни как бизнес стратегия, ни как отношение к игре или к любви. Вы — слепцы, а я просто воспользовался тем, что плохо лежало. Хочешь выплыть — мысли по-западному, мастер.       – Хорошо плавает дерьмо. Хочешь стать дерьмом, Кай? Тогда ты на правильном пути. Ты нарушаешь правила, да. И что же ты построил вместо произведения искусства, которым был мой клуб? Империю фастфуда?       – Да насрать. Пусть так. Но она будет успешнее твоей элитарной глыбы, которая не плавала, как дерьмо, но зато красиво и пафосно лежит на дне. «Falling» — название было говорящим! В этот раз уже он бросил трубку. Надо сказать, его отказ работать на меня немного расстраивал. Ведь это было бы весьма забавно — мастер под моим началом. Вы спрашиваете, что с ним сейчас? А мне почём знать? Ходит, наверное, по моим клубам тайком и спивается, просирая родительские денежки. В бизнесе он мне не конкурент. Как это погиб? Серьёзно? При странных обстоятельствах? Да что вы говорите? Когда? Год назад? Машина сбила, а водитель скрылся? Ну надо же! Мир его праху! Мой мастер отправился на дно к своему клубу. Что поделать, жизнь жестока. Но ведь мы сейчас говорим не о нём, да? Мы говорим о моём успехе. Так вот. Знаете, милочка, главное, что я понял: миром не движет любовь, как считает Уруха. Даже секс не так важен. И уж, конечно, вселенная не является упорядоченной и правильной, как её видел Руки. Правил нет. Есть только деньги. Они всё решают. И побеждает тот, у кого их больше. Я точно буду на обложке Forbes, а Руки нет, значит я выиграл эту партию. И средства не важны. Мы не торгуем людьми, не подумайте ничего плохого. Хотя, если кто-то из моих работников захочет пошалить и сделать что-то по своей воле, я не стану наказывать, осуждать или увольнять. Я ведь широко мыслящий человек. Поймите, мы продаём атмосферу, идеи, которые вы хотели бы воплотить, но стеснялись даже подумать об этом. Теперь стесняться незачем! Посмотрите с другой стороны. Давайте забудем о сексе, хотя это сложно сделать рядом со мной, понимаю. Мы просто предоставляем страждущим помещение и инструкторов. Как инструкторов по йоге, вот вы ходите на йогу? Нет? А зря! Вам бы подтянуться, были бы такой красоткой! Когда, говорите, выйдет ваш материал? В июне? 21-го? Прекрасно! Буду ждать и даже куплю номер журнала. Ах, вы пришлёте? Замечательно. Реклама — двигатель торговли, как говорит мой старый добрый друг, Уруха. Почему бы не заказать сотню-другую номеров для наших лучших клиентов? Так и сделаю. А теперь до свидания, у меня скоро другая встреча. Ах да! Чуть не забыл! Вот вам наша клубная карта. Конечно, стоит. Не отказывайтесь. Это заслуженная награда за прекрасно проделанную работу. Отдохнёте, расслабитесь, попробуете что-то новое. Это даже лучше йоги. Не упустите шанс! Первая неделя бесплатно. *** Я выключила камеру и диктофон и тут же потянулась к стакану с водой. В горле пересохло. Интервью было окончено. Передо мной сидел, сияя ослепительной улыбкой, шикарный мужчина в тёмных очках, выпускавший в потолок струи сигаретного дыма, а я почему-то не могла перестать думать о ядерных взрывах. Он улыбался мне, а в голове были мысли только о том, как эти шикарные кожаные туфли могут легко переступить через мёртвое тело. Ну или нажать на газ. Как просто эти сильные и при этом ухоженные руки могут сломать кому-то шею, если того захочет он — Мастер Игры, настоящее чудовище, на которое нельзя смотреть без восхищения. Пожалуй, так я и назову свою статью. И обязательно воспользуюсь предложенной карточкой.