4 - Ривер
24 июня 2019 г. в 18:54
Мысль далеко не нова, но я всё-таки её выскажу, не побоюсь выглядеть банальным. Что бы нам ни внушали с детства, милочка, любовь — это биохимия. Простое уравнение: зависимость от гормонов плюс немного стокгольмского синдрома. Или много, кого как угораздило вляпаться. Если вы не готовы с этим согласиться, хотя бы отчасти, хотя бы в душе, значит вы никогда не любили. А я любил, пылко и страстно, как говорят в самых паршивых дорамах, где актёры безбожно переигрывают или не играют вообще, а сюжет всегда одинаков: «Он встретил её, и спустя сотню серий они поцеловались и поженились». Только не спрашивайте, откуда я это знаю, куда забавнее, что вы в курсе. Нет, я не смотрю такое тайком, когда один, и не плачу, обнимая диванную подушку, но моя безвременно почившая матушка делала это регулярно, пока была жива. Ключевое слово «пока». С годами и утратами учишься смиряться с недостатками ближних. Пускай у них был дурной вкус или патологическая любовь к селфхарму. Может, моя мама была похожа на меня больше, чем я думал, когда был подростком. Может, эти дорамы заменяли ей нож, только резала она не руки и голени, а своё убогое одиночество. Вскрывала его каждый вечер, любовалась на кровоточащее мясо и блаженно рыдала.
Теперь я это осознаю, все мы имеем склонность к тому, чтобы растравить себя, унизить и довести до последней точки. Отличное психологическое открытие, надо сказать, на таком можно и нужно строить бизнес. Слоган для продвижения: любая пытка за ваши деньги. Товар — необходимая доза боли. Целевая аудитория равна населению планеты. Руки этого не понимал, он придумал себе чёткое разделение на типажи, начертил в уме таблицу по линейке, реестр избранных, якобы уникальных людей, где в одном столбце должны были находиться верхние, в другом — нижние, и не существовало подходящей ячейки для исключений. Красиво, аккуратно, но тошнотворно элитарно.
Система Урухи кардинально отличалась от этого торжества картонного дуализма: чёрное и белое, добро и зло, сабы и домы. Уруха был сексуально-озабоченным эмо-анархистом. Без градаций и схем, он полностью отрицал существование каких-либо границ и свято верил в духовное единение двух и более сердец во время ебли. Наивный и прекрасный, как он сохранил в себе эту глупую чистую простоту и веру в любовь со всеми его шрамами и сломанными костями, не понимаю. Вероятно, это как-то связано с тем же феноменом, который заставлял мою вполне себе умудрённую жизненным опытом маму распускать сопли перед телевизором. Некоторые называют это большим сердцем, я же склоняюсь к более правдоподобной версии невысокого уровня IQ вкупе с высоким уровнем эстрогена или тестостерона в случае Урухи.
Так или иначе, лично мне не подходила ни одна парадигма: ни математический монохром Руки, ни дьявольский хаос Урухи, состоящий из бесформенного смешения всех цветов и понятий сразу. Я должен был выработать свою философию, но кое-что не позволяло это сделать. Я был влюблён, а это ужасно мешает рационально мыслить и вести бухгалтерский учёт. Ну, вы знаете симптомы. Они у всех одинаковы. Ждать звонка, вожделеть блаженную команду призыва, как какой-нибудь сказочный фамильяр жаждет внимания своего хозяина-мага. Навязываться и стараться привлечь внимание любыми способами, пусть самыми дикими. Постоянно прокручивать в памяти встречи и диалоги с объектом своего помешательства, иногда добавляя к реальным событиям нафантазированный пикантный финал.
То, что я запал на босса, кажется, замечали все, кроме него. Помню, как раз с этого началось моё знакомство с коллегой-Акирой, о котором мне прежде говорил Уруха. С потрясающе наглой фразы:
– Забей, сосунок, тебе ничего не светит от Руки.
Брошено это было между делом. А общее дело у нас было, как вы понимаете, довольно специфическое, так что момент он выбрал более чем обескураживающий и неподходящий. Милый разговор между двумя коллегами, вскользь, чтобы клиент не услышал. Только вообразите эту картину! Я и Акира (в конторе его звали Рейта, но он любил свое настоящее имя), полуголые, в прелестных костюмах средневековых мясников, фартуки обильно обрызганы кровью, пока ещё бутафорской. Вообще внешне мы напоминали помесь сотрудников скотобойни с Пирамидоголовым. После сессии я поделился с Рейтой этой ассоциацией с Сайлент Хилл, отчего он, конечно, укатился, ржал, как ненормальный, и, кажется, с того момента он проникся ко мне дружеской симпатией. Только представьте: два красавчика с суровыми рожами готовят крюки и ножи. Клиент — некий известный финансовый магнат (не буду раскрывать его личность по понятным причинам), лежит прикованный, уже весь из себя восторженный с бодрым членом наизготове, а Акире приходит в голову гениальная идея — пошептаться об офисных сплетнях. Просто начало для прекрасной дружбы, не иначе. Это одновременно и смутило, и возмутило меня, но виду я не подал, по крайней мере до сих пор надеюсь, что я тогда не покраснел, а только ощутил на мгновение, как в сессионной стало невыносимо жарко и душно.
– Не лезь не в своё дело. И вообще, я добиваюсь всего, чего хочу, — сдавленно прошипел я в ответ и взялся за нож.
Как вы понимаете, добился. Хотя заявление было слишком громким, если учитывать, что его сделал я — бывший работник хреновой забегаловки, погрязший в кредитах и самокопании студент. Весьма иронично бывает порой взглянуть на своё прошлое, спасибо вам за предоставленный шанс предаться ностальгии.
Настойчивость Руки в отношении неправильной расстановки ролей лишь подливала масла в огонь наших непростых, не совсем профессиональных отношений. Он находил изъян буквально во всём, что касалось меня, придирался к каждой моей сессии. То я недостаточно жёстко связываю саба, то концентрируюсь не на самом процессе временного пирсинга или царапания, а на сопровождающих сие действие словах, а ещё уделяю слишком много времени сторонним нежностям, даже если это были лишние пятнадцать секунд, или превышаю заложенный в сценарии хронометраж. Он всегда мог найти причину отругать меня, как малого ребёнка. И всё это значило одно:
– Слабо, мягко, попустительство. Ты не справляешься. Слишком много личного привносишь в работу, — надменным тоном отчитывал меня Руки.
Он не стеснялся делать это при свидетелях, если таковые встречались нам на пути в коридорах «Falling». Возможно, поэтому местные девушки-доминатрикс начали шипперить нас ещё до того, как мы впервые переспали. Я же реагировал довольно прилично, шёл рядом молча с подобострастной миной и виновато кивал в нужных и ненужных местах, мысленно пуская своему боссу кровь и используя её вместо смазки. Да, я умею мечтать о прекрасном, не сомневайтесь! К тому же вечером меня гарантированно ждал матч-реванш, и мастер, без сомнения, об этом знал.
Он уже привык к тому, что я смиренно молчу только в клубе, а потом звоню ему из дома, чтобы нагло и беспардонно нарушить его с Короном безопасный отлаженный, точно часовой механизм, домашний уют. Я был уверен, что он живёт один, иначе подобных разговоров быть не могло. Мы, как два динозавра в этом технологичном веке, общались по телефону, это было так старомодно и романтично. Это ведь настоящая романтика, не находите? Я не мог себя заставить писать ему в мессенджерах, как делал это с клиентами. Скайп тоже отпадал, потому что лишил бы наши диалоги доброй доли интимности, возникшей ещё с первого раза, когда он шантажировал меня моей съёмной квартирой. Мастер кардинально менялся, если превращался только в голос в трубке, будто внешность была его маской и бронёй, защитой от того, в чём он меня упрекал — в излишней интимности. А когда он, невидимый, рокотал мне в ухо, словно набегающая волна, словно фронтмен известной рок-группы, знающий все мои тайны, все грязные мыслишки и чистые надежды, его поведение менялось. Защита спадала за ненадобностью, являя мне настоящего Руки, не из придуманной им же самим таблицы, а простого, усталого и разочарованного жителя Земли, который так же, как все, нуждался в воде и пище, а ещё в ежевечерней (хотел сказать порке, чуть не сорвалось), нет, в болтовне с молодым нахрапистым сотрудником, не желавшим признавать его точку зрения. Это была его допустимая минимальная порция «дорамы» или «селфхарма». Начиналось всё примерно одинаково:
– Привет, мастер, я звоню, чтоб тебя побесить. Ты ведь это и так знаешь?
– Ну вот, блять, хотя бы честно, — отвечал он с усмешкой, чаще всего не здоровался в ответ и начинал с места в карьер:
– Так, к делу. Что это было за тошнотворное «мон амур» сегодня, Кай? Вся эта сладкая и липкая хуета в ухо той барышне? Может быть, теперь ты мне наконец объяснишь? Или в очередной раз оставишь загадку своей непробиваемой тупости не раскрытой? — и в трубку мне противно звенела, допустим, чайная ложечка, размешивающая в неведомом напитке сахар, пряности или мёд, я склонялся к версии какого-нибудь верескового мёда, мой мастер в моих мечтах всегда был приторным, но немного с горчинкой.
– О нет, — с притворной тоской стонал я, — ты серьёзно? Опять будем бегать по кругу, повторяя одно и то же? Ты же и так в курсе, что я скажу, — тут надо было печально и томно дышать в трубку, но у меня получалось разве что сопение в стиле четырёхлетнего обиженного ребёнка. Я не сразу понял, что играть в соблазнителя с Руки мне удавалось так себе. Думаю, я вызывал скорее жалость и смех, чем хоть какое-то подобие желания.
– А ты объясни. Попробуй напрячь извилины и голосовые связки, — говорил он раздражённо. — Может, сегодня твои оправдания меня устроят.
– Боюсь, что нет. Да и оправдываться мне не за что. Сегодня, как и вчера, как и всегда, собственно, всё было продиктовано моментом. Ты же это знаешь.
– Нет, не знаю. Я совершенно не понимаю, как ты мыслишь. И думаешь ли вообще прежде, чем ломать прописанные специалистами ходы. Честно, мне порой кажется, что ты нарочно взялся меня изводить. Гадишь всё, к чему прикасаешься.
– А мне кажется, что ты докапываешься до меня, потому что я тебе нравлюсь. Интересно, чья версия ближе к истине? Давай лучше сэкономим время, сразу поговорим о чём-то более интересном… Например, о том, не одиноко ли тебе этим вечером?
– Это что, блять, за сентенции из подростковых журналов про отношения? Не слишком ли ты большой мальчик для доморощенной детской психологии? — в таких местах он прерывался и для пущей драматичности начинал прихлёбывать чай или отвлекался на Корона, а я покорно ждал продолжения нотаций после того, как он приласкает свою шавку или насладится вереском. — Я докапываюсь до тебя, мелкий ты говнюк, потому что я твой начальник, а ты хреново работаешь. Только и всего.
– О нет, Руки! Не начинай снова! Нормально я работаю, не хуже других. Что я, по-твоему, не отсматривал чужие записи? Часами смотрел. Все прошлые выходные провёл за архивами. Да у нас к каждому можно предъявить точно такие же претензии, но почему-то только я для тебя — единственная мишень. Окей, Гугл, как заставить тебя признать очевидное? Ты хотя бы одному сотруднику уделяешь столько же времени, сколько мне? Когда-нибудь уделял?
– Ни один из сотрудников «Falling» не отличается подобной бестактностью и полным отсутствием профессионализма. Да, ты уникален, Кай, возрадуйся. На самом деле это фигня, конечно, навыки нарабатываются годами, и можно было бы закрыть на это глаза, дождаться, когда ты выровняешь свой стиль, исправишься… Если бы не одно «но»: ты не хочешь исправляться, не признаешь промахи, намеренно не слушаешь указаний и не следуешь советам.
– Как раз слушаю. И повинуюсь, Руки-сан. Я делаю то, что ты от меня хотел, то, чему учил. Клиентоориентированность. Разве не об этом ты твердишь круглыми сутками? Например, злосчастная сегодняшняя дамочка заказала французскую фантазию под Версаль с порезами и поркой, что само по себе смешно и неправильно в нашей теме, но это её желание. Желание клиента — закон, прописная истина, да, сколько можно об неё спотыкаться? Пусть совмещение порки с играми с кровью не приветствуется, это опасно, к тому же микро-капли разлетаются во все стороны. От бульварной фантазии до кровавой бани тут один неверный шаг. Но я тренировался предварительно, чтоб воплотить всё аккуратно, минимизировать урон. Облажался не я, а твои драгоценные сценаристы! В сценарии не было ни одного слова на долбанном французском! Разве это не ошибка? Я в лягушачьем не силён, ляпнул единственное, что пришло на ум, ну и поворковал минуту-другую после обработки, чтоб она достигла сабспейса. И она достигла. Мишн комплит, как говорится в американских боевиках.
– Нет! Не пытайся! Твой английский так же ужасен, как это жалкое подобие французского, которое ты сегодня продемонстрировал. Ты только портишь этим атмосферу, а не создаёшь её, — он говорил с насмешкой, но она не была обидной, скорее интимной, подчёркивающей нашу близость. Я столько раз замечал, что с другими он тоже может говорить грубо, но подшучивал он только надо мной. Это воодушевляло и заводило.
– Неважно! — храбро отвечал я. — Главное, заказчица довольна, и уже записалась на следующую сессию, да не одна, а с подругой. Это самое важное.
– Нет, не это, my dear, — сказал он тогда почти без акцента, чтоб ещё больше подчеркнуть моё языковое убожество. — Совсем не это. Подобным отношением ты превращаешь высокое искусство в ширпотреб. Мои домы должны быть домами, а не угодливыми шлюхами, выполняющими любую прихоть нижнего, лишь бы он заплатил и пришёл ещё. Он должен захотеть продолжения из-за того, что его грамотно подавили, а не из-за качественно вылизанной жопы. Чистота отношений между верхним и нижним нарушается, в твоём случае я её вообще не вижу.
– Не видишь чистоты? Значит ты видишь во мне грязь, мастер? Звучит эротично. И я не считаю, что старый-добрый анилингус — помеха для коммерческого продвижения товаров и услуг. Скорее наоборот. И я реально в этом хорош, могу продемонстрировать!
– Кай, это пошло и низкопробно. Как я тебе уже говорил, ты просто хамоватый щенок, который по ошибке занял то место, которое ему не подходит. Совершенно не очаровательный щенок, хотя ты, кажется, думаешь иначе, и это вдвойне противно.
– Но ты любишь собак, мастер, очень любишь, так что я посчитаю это комплиментом.
– Неисправим, — вздохнул он тогда устало, и я почувствовал его острое желание закончить разговор. Помню, оно меня немного отрезвило и заставило увильнуть в другую сторону.
– А если вернуться к нашему спору… Тебе не кажется, что денежные отношения сами по себе исключают «чистоту», о которой ты грезишь? Хочешь что-то выгодно продать, тогда вставай раком, причём максимально выпячивайся, с заботой о клиенте. Только так работает торговля. А понимать каждую сессию в нашем заведении как акт искусства само по себе неправильно. Твои доминаторы не могут быть на сто процентов открытыми и честными с клиентами. Это же касается сабов. Всё смешивается, потому что за это платят деньги.
В ту минуту вечно самоуверенный и высокомерный Руки замялся с ответом. Это было настолько непривычно, несвойственно мастеру, что я успел сакцентировать на этом внимание. Как в игре в морской бой. То был мой первый момент настоящего везения — наконец-то «ранил». И понял, что «ранил». Я завёлся, потому что почувствовал свежую кровь. До заветного «убил» оставалось угадать лишь несколько палуб.
– Допустим, я понял твою мысль, Кай. Понял, но не принял. Всё же это пустопорожняя болтовня. Вечная дискуссия о том, должен ли художник быть голодным, и остаётся ли он художником, если его прикармливают с руки некие толстосумы-меценаты. Как по мне, этот вопрос решается просто…
– В постели? — съехидничал я, и он, не раздумывая, отмахнулся от моего подката, как от надоедливой мухи.
– Слушай, если у тебя хронический недоёб, реши уже как-нибудь эту проблему. Потрахайся с кем-нибудь, подрочи, и тогда продолжим этот диалог. Мне нужно что-то решать с тобой, Кай. Или вышколить, или выставить. Задолбало, — в его голосе снова зазвучали опасные металлические нотки, да так явно, что я прямо ощутил их ржавый привкус во рту, будто выпил из его губ эти звенящие холодные звуки. «Ранил!» — пел в моей голове воображаемый восторженный хор голодных демонов, наряженных в благообразные балахоны мальчиков-алтарников. Смысл фразы мастера я явно упустил, но интуитивно решил отступить на полшага, демонстративно поджав хвост:
– Не горячись, я же не отрицаю твою точку зрения, — хотя именно это я и делал. — Я знаю, что ты хотел сказать. Что хотя мы продаём игры с кровью за деньги, мы — высокая кухня садомазохизма, и это всё-таки искусство. Что надо держать планку и так далее, и тому подобное.
– Именно! — с заметным облегчением воскликнул Руки. — Усвой это и я с тебя наконец слезу.
Но я, как вы понимаете, не хотел, чтобы он слезал. Это ведь и было его слабым местом. Патологический страх показаться дешёвкой. И желание добиться успеха при этом. Только я считаю подобное несовместимым. Чтобы быть на вершине, нужно давать, а не наоборот, причём давать больше других, и нет в этом никакого диссонанса, который вдолбил себе в голову Руки. Может, виной тому было его воспитание, судьба мальчика из богатой и уважаемой семьи, который вырос в мужчину, отчаянно жаждавшего признания, но не желавшего сдавать позиции в своём «увлечении», не знаю. Но вот в чём я убеждён, так в том, что это не я не признавал в себе внутреннего нижнего, а он. Подобное поведение ведь всегда разрушает, не замечали? Если ты отрицаешь что-то в себе, то оно медленно, но верно будет подтачивать тебя изнутри, чтобы однажды весь храм твоих ценностей рухнул. И хорошо, если зодчего не погребёт под останками. Вот что я вынес из наших разговоров, хотя действительно был глупым щенком, стоящим в самом начале своего пути. Я, в отличие от мастера, не грезил о каких-то безумных высотах, тогда я хотел только его внимания, больше ничто не имело для меня значения.
Всё изменилось после бала. Да, понимаю, звучит смешно, будто я какая-то Золушка секс-индустрии. Запомните это словосочетание, золотце, оно такое броское, дарю, потребители будут в восторге.
Как и любым другим организациям из сферы развлечений, «Falling» иногда приходилось проводить корпоративы и тематические вечеринки. Кажется, что человеческая фантазия может быть неистощимой и безграничной во всём, что касается наслаждений, но это мнимое впечатление, потребители не желают напрягать воображение, они не могут придумать ничего нового и оригинального, питаясь готовыми шаблонами и штампами, люди желают получить готовый набор из удовольствий, только и всего. Поэтому, когда поступала заявка на крупное мероприятие, чаще всего заказывали именно балы-маскарады. Лично я за свою не особенно-то долгую карьеру побывал на десятке балов, если не больше, но то был мой первый.
Видели бы вы постную мину Урухи, который позвонил мне в тот день, когда нам разослали приглашения. И когда мы успели так сблизиться с этим парнем? Верите ли или нет, но я даже не отследил момента, с которого мы сдружились, и что-то я не замечал, чтобы кто-то другой из их с Акирой кохаев удостаивался такого же внимания, как я.
– Привет, ты тоже там будешь, да? Невыносимая тщетность бытия требует присутствия лучших из лучших на этом убогом старушачьем шоу, — уныло продекламировал Уруха с экрана моего смартфона.
– Да, я уже получил техническое задание. Костюмы, маски, вампирские перчатки. Круто же, что тебе не нравится?
– Совсем не круто, малыш. Ты просто не представляешь, какая это будет скукотища. Когда эти нудные богатеи, чтобы понтануться, заказывают такую большую групповую сессию, они становятся совсем мега-нудными и предсказуемыми. Никакой живой экспрессии, сплошная показуха. В итоге часть из них будет изображать знатоков темы, на самом деле ничего не понимая. А большинство просто окоченеет от страха, им даже кровь не пустишь, она, небось, застывает в жилах у этих жаб. Не говоря о том, чтоб расшевелить кого-то из них на годный топчик. Кай, ну давай, пожалей меня! Я буду тааак скучать!
– Хм… Так ты говоришь, нудятина? Наверное, в компании своих бизнес-партнёров сложно по-настоящему расслабиться даже в маске. Кто там будет, не знаешь? Опять верхушка какой-нибудь корпорации монстров? Банкиры или автомобилестроительный холдинг?
– О, милый Кай, я знаю всё, я почти всесилен! — лукаво улыбнулся Уруха и послал мне «чмок» в камеру. — Птичка на хвосте принесла, что будут дипломаты, наши и иностранцы, горячий тайный приём для американской делегации. Это ещё один минус к общей картине. Отстой, как же я не люблю янки.
– Да ладно, Уруха, я думал, ты открыт миру и совершенно аполитичен. Как же твоё вечное «мир есть любовь и бла-бла-бла»? Неужели на планете существует целая нация, которой ты не рад в своей постели?
– Я, конечно, рад, — кисло возразил он. — Мир есть секс и ничего кроме секса. Но этот сорт гайдзинов один из самых противных. Они в сексе не смыслят ни черта, торопятся, борзеют и всегда прут напролом. Отдыхал я как-то на Окинаве, вспомнить тошно. Трахаются, как разговаривают, не вынимая изо рта жвачки.
– Вау! Вот это сейчас было открытие для меня. Да ты фрейдист, мой друг. И немного националист к тому же.
– Вовсе я не нацист, ну разве что частично… Ведь есть много других интересных иностранцев. Вот старину Зигмунда, например, я бы трахнул с удовольствием.
– О да, я понял это ещё во время нашей с тобой первой тренировочной сессии, — хмыкнул я.
– А что? По всему видно, что он был мужиком обстоятельным, я таких люблю. Уверен, он отлично справился бы и придумал какие-то оригинальные наказания. Немцы вообще ничего в нашей теме. И русские самочки порой удивляют. Была у меня одна постоянная. Докторша. Так она такое творила с медицинскими инструментами, закачаешься, — он даже облизнулся от нахлынувших воспоминаний, и рука неосознанно почесала шрам на шее размеренным медитативным движением.
– А Руки? Он обстоятельный? — перебил я его сладострастную ностальгию единственным вопросом, который меня тогда по-настоящему интересовал. — Хрен с ними, с гайдзинами, ты можешь потом написать туристический гид о их кровавых предпочтениях. Расскажи мне лучше о Руки. У вас ведь что-то было на заре вашего совместного погружения в мир игр? Не могло не быть, я чувствую.
– Не было ничего особенного, — он, как всегда, уклонился от прямого ответа. — Ничего, что стоило бы вспомнить. Нет, Кай, фу! Забудь ты о нём. Только не мастер игры. Он тебе категорически не подходит.
– Почему? — вырвалось у меня обиженно прежде, чем я успел проконтролировать реакцию.
– Да вот поэтому. Ты только посмотри на себя, совсем размяк и поплыл, бедный парень. Выглядишь как подтаявшее мороженое, а не тот ледяной Кай, каким тебя вижу я и твои клиенты. Ты уже жалок, хотя у вас ещё ничего не было. Соберись! Начнём с того, что вы оба верхние. Причём супер-альфы. Мой тебе совет: не лезь в жопу к Руки, там только проблемы, одна другую погоняет. Справишься с искушением и тогда тебя ждёт прекрасная карьера и жизнь, полная наслаждений. Иначе не выберешься. Он тебя сломает.
– Говоришь со знанием дела, — угрюмо отозвался я и отвёл взгляд от экрана. Видеть сияющую самодовольством физиономию Урухи было тошно. — Что? Тебя он тоже сломал и перековал в саба?
– Нет, сладкий, я таким родился. Но мы с ним вместе начинали, я же говорил. И были… близки, не то что сейчас, когда он забрался в свой кабинет-тире-Олимп на верхнем этаже «Falling». Тогда, когда ещё не было никаких клубов, только свобода и наша общая тусовка. Все раскрывали свои таланты и потребности на ощупь, без каких-либо методичек, интернета и поганых романчиков о садо-мазо, которые сейчас строчит каждая фрустрирующая домохозяйка. Глупые курицы, куда они лезут! Кстати о ебле.
– Что? Причём тут это? Философствование о тупых домохозяйках наводит тебя на мысли о ебле? — как бы я ни был напряжён, тогда едва успел подавить смешок.
Он назидательно поднял вверх указательный палец и выдал сентенцию:
– Трах всегда кстати, Кай! И всегда к месту! У тебя сейчас есть кто-нибудь? Постоянный партнёр для релакса?
– Да что вы заладили одно и то же?! Все мечтают меня с кем-то спарить, а мне и на работе хватает… Релакса.
– Значит, у тебя никого нет. Как я и думал. Тогда надо это срочно исправлять, чтобы отрезвить дурную твою башку. Пора тебя познакомить с нашими. Оооу, я весь в предвкушении! Давно не приводил свежую кровь на тусовки. Тогда вот что… Не пей на вечеринке в «Falling». Ни глоточка шампанского, даже если тебя будут в нём купать. А это, должен тебе сказать, весьма вероятно!
– Почему же я тогда должен отказываться?
– Потому что я там напьюсь в хлам, иначе не вынесу эту тягомотину. Заеду на своей тачке перед началом, а потом, как освободимся, поведу тебя в настоящий прекрасный сияющий мир крови, не кастрированный нашим великим и ужасным прагматиком. Поедем в клуб, найдём тебе порцию радости, а, может, и не одну. Будешь за рулём.
– Погоди, ты даже не спросил, есть ли у меня права! И я тебе согласия не дал. Может, я не хочу тусоваться в твоей сомнительной компании? — усмехнулся я. И к моему ужасу в ответ Уруха запел диснеевскую песенку:
– I can show you the world! — весьма недурно запел, между прочим, но с приторно слащавым выражением лица. А завершающим аккордом было: — Хочешь ты всё, хочешь. Это лучше, чем ждать, пока тебе соизволят выдать доступ к телу мастера. Готовься к секс-трипу, принцесса.
Я, конечно, подготовился, как мог, но не к тому, что меня ждало на самом деле. К этому нельзя было быть готовым. Я говорю вам о второй части той ночи, хотя и первый акт был потрясающим, ведь со мной такое случилось впервые.
В отличие от персональных сессий, ради которых мы переодевались в самом «Falling», и не всегда сами — могли потребоваться услуги гримёра и костюмера, на этот конкретный корпоратив надо было собраться дома. В назначенный день курьер с такой пафосной мордой, точно он был не лакеем каким-то, а Королевой Английской, привёз мне огромную стопку шикарных чёрных коробок, перевязанных синими атласными лентами. Каждую упаковку украшало золотое тиснение с гербом нашего заведения. Внутри обнаружился смокинг, дорогая белая рубашка, сверкающие чёрные кожаные туфли, траурно-великолепная венецианская маска, лаконичная и изящная, украшенная простым тонким кружевом и чёрными камнями, синяя роза — бутоньерка, и в довершение образа — профессиональный аксессуар. Вампирские перчатки.
Я не очень люблю проколы и царапание, отдавая предпочтение надрезам, но вампирские перчатки мне всегда нравились, есть в них что-то дико очаровательное. Позже я связал это очарование с отличительной чертой Руки — он во время секса надевал обычные перчатки, а мне нравились эти. Подсознательно с этим у меня ассоциировалась другая сторона его бархатной и мягкой хватки, воплощённая в форме незаменимого для нас девайса. Вы никогда не видели, как они выглядят? Поищите в интернете, но только специализированные перчатки, для игр, а не косплейную чушь. Хотя, конечно, лучше познакомиться с ними вживую и опробовать на себе. Те были просто прекрасны. Вшитые в чёрную кожу шипы были идеально заострены, один, на указательном пальце правой руки, тот, что с бороздкой для стока крови, украшали мелкие камушки, их тоже можно было применять для забавы — крохотные острые звёздочки для причудливых царапин. Не перчатки — мечта.
Сначала я пребывал в счастливом окрылённом состоянии неведения, считая, что только мне выпала честь получить такое исключительно красивое снаряжение от босса. Я гладил ткань смокинга, представляя, как её до этого гладил Руки. Будто бы он воображал, как выгодно чёрный шёлк будет оттенять мою бледную кожу. Я любовался дорогой обувью, ласкал шипы на перчатках, примерял маску перед зеркалом и вздыхал, как влюблённая старшеклассница, глядя на бутоньерку, как будто это был первый подаренный мне королем школы букет.
Вам должно быть смешно, и я сейчас тоже вспоминаю это с усмешкой, надо же было так ошибаться. Каково же было моё разочарование, когда я при полном параде вышел из дома и увидел Уруху за рулём белого кабриолета, припаркованного у обочины. Он лениво курил в ожидании и небрежно смахивал налетевший по случайности пепел с лацкана точно такого же, как у меня, смокинга. На пассажирском сидении валялась синяя роза, которую он не захотел надевать, но на всякий случай взял с собой — вдруг распорядители заставят.
– Ну, запрыгивай, — скомандовал он, метко выбросив окурок в урну. Уруха, видимо, неправильно понял мой опечаленный взгляд при виде его одежды, потому что кивнул и сказал:
– Да, ты прав, эти тряпки просто чудовищны. Стискивают всё и душат, я словно в гробу. А ведь у них есть наши мерки, и я вроде не растолстел. Ведь нет?
Я рассеянно покачал головой и молча сел в машину, а он по своему обыкновению продолжил трещать:
– Потерпи, нам только до полуночи продержаться. Потом совершим набег на костюмерную компании и нарядимся в самое крутое и удобное. Девчонки там меня любят, и я таскаю оттуда шмотьё когда хочу. Вот, знаешь, это редкий случай, когда я завидую бабам. Они, конечно, не могут поссать стоя, да и вообще лишены различных прелестей жизни, но одевают их на такие тусы намного лучше. У нас смокинги, а у них знаешь что?
Конечно, я не знал, да и мне было глубоко наплевать на болтливого Уруху, который вел машину одной рукой и всё время пялился на меня, а не на дорогу, пока говорил. Разобьёмся — и ладно. Ведь моё сердце, как мне казалось, было разбито. Мы с Урухой были точно близнецы в одинаковой одежде, как два официанта в форменных нарядах, только перчаток ему не выдали, но это было из-за его роли сабмиссива. Домам раздали девайсы разного типа, и как бы мне ни хотелось почувствовать себя особенным для мастера, увы, перчатки я позже видел у многих верхних в зале.
– Так вот у наших дев из одежды сегодня будут только туфли, стринги и чулки с подвязками. Ну маски эти сраные ещё, а в остальном сплошная свобода движений. Зато мужиков Руки заковывает в это гробоподобное говно. По его мнению, так сексуальнее. Я тебе скажу — нихера! Я в чулках выгляжу куда лучше любой тёлки. Ты же видел мои божественные ляжки?
– Отменные ляжки, — вздохнул я эхом, тоскливо взирая на пролетающий мимо раскалённый от жары вечерний Токио.
Тут Уруха развернулся ко мне уже всем корпусом и повысил голос:
– Очнись, Кай! Нечего киснуть, лучше забудь о боссе, он обыкновенный деспотичный псих, а весь этот флёр таинственности вокруг него — сплошная показуха. Оно тебе надо, зай? Я тебе отвечу: нет! Не надо. Вот отработаем и потом вся ночь наша!
Я выдавил из себя жалкое подобие улыбки, не сказал бы, что перспектива мотаться по клубам после тяжёлого вечера меня радовала, но я решил не отказываться, всё лучше, чем страдать одному в пустой квартире, снова названивая «деспотичному психу», который считает меня одним из когорты своих рабов, ещё и самым худшим. Собственное униженное положение вдруг стало для меня невыносимым. Но вы ведь знаете, что может заткнуть дыру с непонятными переживаниями в душе любого японца? Работа и ещё раз работа. Вкалывать до потери пульса — вот наше кредо и национальный спорт. Так что я решил постараться и показать себя, по возможности, с лучшей стороны. К нашему прибытию главный зал был полон. Уруха никогда не отличался пунктуальностью, но я решил в этот раз не подгонять его — будь что будет.
Мы приехали последними из сотрудников, оставалось дождаться гостей. Руки выделялся, как сверкающий рубин в скучной оправе, в этой толпе однородно-чёрных мужчин во фраках и обнажённых женщин. Его винно-красный костюм снова был бархатным, отливы света делали фигуру более хрупкой и привлекательной. А ещё лишь он один здесь был без маски. Режиссёр и повелитель предстоящего действия не собирался прятаться, наоборот, все должны были знать, что он — уникален, сегодняшняя игра всех этих людей целиком и полностью зависит от него. С потолка лилось приглушённо-тёплое свечение, внизу его дополняли массивные канделябры. В центре в округлом углублении наподобие уменьшенной копии арены амфитеатра расположился оркестр, музыканты пока ещё репетировали, но уже привлекали внимание — они были голыми, только бабочки на шее у мужчин и колье у женщин. И, конечно, неизменные маски, одинаковые у всех. Я присвистнул, когда увидел оркестрантов, и Уруха меня поддержал:
– Да, я тоже не думал, что они бывают такими симпатичными и подтянутыми, все как на подбор, будто из стриптиз-клуба. Но играют замечательно. Я не знаток классической музыки, а вот Руки в ней разбирается. Он умеет выбирать лучшее, будь то бухло, устрицы или оркестр. Так что они классные, да?
– А то, — согласился я, с тоской отгоняя нахлынувшие воспоминания о том, как когда-то великий эстет Руки-сан выбрал меня в маленькой кофейне, наверное, как устрицу или бухло.
– Что? Даже про палочку дирижёра не пошутишь? — хмыкнул подлетевший к нам Акира. — Дела совсем плохи, Ко, надо выручать нашего золотого мальчика. Перехватим по пиву после смены?
Они называли друг друга настоящими именами, а я даже не знал, как на самом деле зовут Уруху, но мне и не хотелось это выяснять. Посиделки в ближайших барах и небольших ресторанчиках стали делом привычным. Мы втроём иногда там зависали и обсуждали всё, от прошедших сессий до футбола, к которому я отношусь довольно прохладно, но смотреть на эту парочку, спорящую о ходе очередного матча, было забавно, особенно когда они наперебой предлагали изобретательные виды казни для рефери или проштрафившихся игроков.
– Миссия по спасению как раз намечена на сегодня, но пива тут будет недостаточно. Разве по нему не видно, что пора подключать тяжёлую артиллерию? — отозвался Уруха. — Поведу нашего Кая в трущобы предаваться разврату. Го с нами после всего, Аки?
– Вы к Арису? Соблазнительно, конечно. Но честно, я не рассчитывал на такой длительный загул. Не знаю, как сложится вечер, парни, меня ещё кое-кто может утащить к себе в берлогу. Но теоретически я за. Поглядим, как карты лягут.
– Ах, точно, карты… Ты сейчас почти испортил мне настроение, сволочь, — нахмурился Уруха. — Ненавижу карты. Этот рандом ужасная мерзость, сколько я ни спорил по его поводу с Руки, он всё равно юзает этот тупой приём. «Стилизация, атмосфэээра», — поморщился он, изображая голос мастера.
– «Старинные маскарады хуи-надцатых веков включали в себя игру с танцевальными картами. А «Falling» — не танцевальная студия, мы распределяем так партнёров не для менуэта», — подхватил шутку с пародированием Рейта, оттеняя забаву своим басовитым хохотком. — На самом деле, ребятки, меня послали устроить вам выволочку за опоздание и ещё сказать, что пора занимать места. Скоро начинаем.
– Даже отругать лично не подошёл, — буркнул я, протискиваясь между остальными сотрудниками к своему столу.
– Божечки! Да ты совсем плох, — осуждающе поцокал языком мне в спину Уруха. — Я передумал — пей шампанское, Кай, и побольше! Даю установку! Забудь сегодня обо всём!
Зал, украшенный синими бархатными драпировками, цветами и свечами в той же гамме, был рассчитан на добрую сотню гостей, сколько их было на самом деле затрудняюсь ответить, но мне тогда казалось, что намного больше. Лишь у десятка наших работников были персональные столики с низкими диванчиками, и я, к своему огорчению, в топ лучших, достойных подобной чести, по мнению Руки, видимо, не вошёл, у нас был совместный стол с Урухой. В стеклянную столешницу был вмонтирован нижний ящик с аптечкой и небольшим набором инструментов.
– Филигранного мастерства сегодня и не потребуется, забей на это, — шепнул мне приятель перед тем, как плюхнуться на соседний диванчик, оценив моё скептическое выражение лица при взгляде на этот скудный набор. — Просто небольшое шоу на потребу пьяным богатеям. Не усердствуй, не старайся особенно-то. Наша задача на этот раз как у обычных хостов: развлечь гостей, чтоб они набухались до поросячьего визга и были счастливы. Ненавижу балы! А ещё, скоро тут будет душно и жарко, как у чёрта в заднице, когда все эти шишки начнут массово потеть от волнения и источать феромоны. Поэтому надо позаботиться о нашем комфорте заранее.
Он приветливо махнул рукой проходившей мимо официантке с подносом, которая отличалась от сотрудниц клуба только тем, что была в корсете и не носила чулок:
– Дорогуша, ты ослепительно выглядишь в этом белье! Дашь поносить? В любом случае, будь добра, приходи к нашему столику почаще, и будешь вознаграждена по-королевски. И ведёрко со льдом притащи! Пригодится. Ну какая же ты хорошенькая!
Она хихикнула на отвешенный ей комплимент, кивнула с пониманием и побежала дальше за шампанским, вечеринка ещё не стартовала. А Уруха снова обратился ко мне:
– Но во всём этом дурацком бесполезном балагане есть один плюс, Кай. Реклама. Ты, надеюсь, захватил визитницу, как я тебе говорил?
– Конечно, маркетинг превыше всего, — я лениво извлёк двумя пальцами и продемонстрировал чёрный кожаный кардхолдер с эмблемой клуба, который выдавали всем сотрудникам при вступлении, а затем снова спрятал его в карман.
Удручающее открытие — я ничем не отличался от остальных — было главным лейтмотивом того вечера. На подобных мероприятиях всегда чувствуешь себя песчинкой в гигантских песочных часах, причём находящейся не в верхней, а в нижней чаше, под максимальным давлением. Окружающие удушающе действуют на личность, все массовые праздники превращают нас в скот. В стадо безликих ничтожеств, пьющих, жрущих, утоляющих свою похоть в едином ритме с другими, нам подобными. Не знаю, осознавал ли Руки, как он мастерски подчёркивал это ощущение в организации своих маскарадов, мы все сливались, но не в экстазе, а в общей изящно оформленной уравниловке, становясь липкой податливой массой — готовым продуктом его творческого замысла.
И наконец началось. По третьему звонку, как в театре или в опере, массивные двери из кедра в наш «тронный» зал открылись, хлопнули громовым залпом пробки от бутылок, зашипела пена, зашуршали платья входящих, разлился их вежливый шепоток и грянул оркестр. В заполнившееся головокружительным запахом шампанского помещение стали втекать гости, кто парами, кто поодиночке. Некоторые дипломаты не побоялись захватить на этот сомнительный вечер своих супруг, другие предпочли наслаждаться корпоративом без посторонних. Для них это тоже отчасти было работой, как я понял, когда ко мне подошёл мой первый клиент.
Они должны были тянуть карты у входа, с серебряных подносов, предлагаемых администраторами. Можно было взять одну или две, или вытащить одну на двоих — для самых нерешительных, желавших находиться бок о бок с кем-то знакомым во время сессии. Картами были мы. Различались колоды и масти, сложная система, придуманная мастером, позволяла гостям немного шулерства — они имели возможность выбора позиции и «уровня сложности». Мы с Урухой были середнячками из чёрной колоды. Акира попал в красную — для экстрималов, ему же и достался один из крутых столов на одного, оборудованный кожаными ремнями и металлическими кандалами, которыми можно было весьма условно, но всё-таки ограничить движения саба, если ему достанется кто-то вертлявый и беспокойный.
Когда я читал дома мэйл с описанием системы карт, чтобы подготовиться к балу, я так и видел перед собой задумчивое лицо мастера, тасующего колоду, заменившую ему на время любимый зеркальный Кубик Рубика. Он всё продумал, рассчитал и расписал, он наверняка упивался этой расстановкой, управляя нами, как верховное божество. Мне божество выдало скромную карту — Валет Червей, крохотная картонка была предварительно закреплена в моей бутоньерке одним из распорядителей. Уруха был Дамой Пик, и ему это даже понравилось, он сказал, что роль роковой красотки — это то, что ему подходит больше всего. Я бы поспорил, потому что внешняя феминность этого человека всегда была лишь маской. Но, в конце концов, в тот вечер все носили маски.
К Урухе подошли раньше, чем ко мне, ему сначала досталась парочка американок — обе за 40-50, точнее понять было сложно из-за обилия дорогой пластики, которую они демонстрировали на лицах. Мой приятель сразу занялся ими, с завидным постоянством прерываясь на шампанское, которое лилось рекой, ведь девочка-официантка нас тогда не подвела. Я же скучал, озираясь по сторонам, в поисках возникавшего то здесь, то там багрового пятна. Хозяин бала, словно беспокойная капля крови, перемещался по залу, приглядывая за столиками и обслуживающим персоналом, по пути он общался с гостями и неизменно всем улыбался, так, что у меня сводило скулы от омерзения.
– П…простите. Но мне, наверное, сюда, да? — сбивчиво обратился ко мне катастрофически щуплый молодой человек с удивительно низким голосом, не соответствовавшим ни его анорексичной комплекции, ни уровню робости. Он показал карту — «Валет Червей» — и нервно поджал губы. Японец, что уже радовало, потому что я не мог забыть колкостей Руки относительно моего английского и заранее переживал, что же я буду делать с гайдзинами. Но вот Урухе знание языка, правда, совершенно не требовалось, он управлялся со своими возрастными леди и без этого, хватало одной только мимики и жестов. Он с видом заправского фокусника как раз проводил обучение игре с иглами в весьма фривольной форме. Женщины посмеивались и с интересом внимали. Мой же клиент так и застыл, ссутулившись, в ожидании моего ответа.
– Конечно, вам сюда. Присаживайтесь! Сегодня я — ваша карта, и буду оставаться вашим столько, сколько вы пожелаете, — включился я в работу, сразу используя своё бьющее без промаха оружие — слепящую, вызывающую исключительное доверие улыбку. Иногда я думаю, что мог бы быть весьма успешным маньяком, что-что, а располагать к себе жертв я умею. Вы ведь это уже почувствовали, дорогуша?
Итак, мой нервный тощий клиент послушно присел рядом на краешек дивана. И я всем телом ощутил исходящие от него волны страха. Это заставило меня забыть о бархатном и бордовом, мечущемся по залу пятне. Покорность и страх — идеальный афродизиак для меня, я знаю, как с таким работать. Более того, я люблю это сочетание больше всего.
– Я не знаю, что надо делать, — тихо сказал он, испуганно озираясь по сторонам, тёмные глаза в прорезях маски напоминали глаза загнанного оленя. И это было великолепное зрелище, должен вам сказать.
– И вообще… Обязан ли я что-то делать? Ведь мы можем просто поговорить? — с мольбой спросил молодой человек, а я едва сдержал накатывающие изнутри волны смеха. Прямо мальчик-подросток впервые в борделе — вот что мне напомнила эта сцена. Этот нервный малый показался мне невероятно юным, но скорее всего это было обманчивое впечатление из-за его худобы и роли. Он просто взывал ко мне всей своей сущностью, молил о наказании, сам того не осознавая.
– Конечно, можем. Сегодня мы можем всё. И я думаю, именно поэтому не стоит ограничивать себя только разговорами. Ведь это такой шанс попробовать что-то новое. Совсем немного шагнуть за границы дозволенного. Не беспокойтесь, я не сделаю ничего, что вам не понравится. А то, что понравится, буду делать так долго, как вы того пожелаете, — сказал я, продолжая улыбаться, и медленно, едва касаясь, провёл когтями правой перчатки по его длинным тонким пальцам. Он сразу сложил руки на коленях, одну на другую, и от лёгкого прикосновения вздрогнул, но не разжал замок. Только корпусом немного отклонился назад к спинке дивана.
– Но можем и просто поговорить, если это доставит вам удовольствие. Ведь я здесь только для этого!
Он облегчённо выдохнул:
– Спасибо! Спасибо большое за понимание… Это же ничего, если мы просто посидим и выпьем? Знаете, меня впервые пригласили. Думал, обычный корпоратив, но потом… Маски и прочее. Это уже настораживало, а коллеги только посмеивались. А отказаться нельзя, это что-то вроде привилегии, иначе конец моей карьере. Я не знал, что тут будет… такое. Я не осуждаю, не напуган…
«Ещё как напуган, маленький чёрный крольчонок», — промелькнуло у меня в голове ехидное замечание, но вслух я произнёс совершенно другое:
– Это же хорошо, что вас пригласили. Значит, вам доверяют, вас высоко ценят. Вы подумайте, в этом зале только избранные. Сколько людей работает в вашем отделе? А к нам попали немногие, если учитывать то, что половина — иностранцы. И вы среди них. Можно расслабиться и наградить себя за отличную работу, — я незаметно махнул рукой нашей официантке, и она принесла по бокалу шампанского, мой собеседник судорожно вцепился в хрустальную ножку, как в спасательный круг.
– Не в этом дело… Просто у меня нет потребности. Я в этом не заинтересован. У меня есть па… партнёр, с которым мы уже много лет вместе, — он округлил глаза в испуге, понимая, что проговорился.
– Ваш партнёр — мужчина, как я понимаю? И почему вы смутились? Здесь? На этом балу? Посмотрите вокруг, никого не интересует ни пол, ни иные предпочтения. Видимо, вы просто привыкли скрывать свою личную жизнь от посторонних. Не стоит. Здесь и сейчас вы имеете полное право раскрыться полностью, забыть о вечных тормозах и ограничителях. Для того и устраивают подобные корпоративы. Считайте, что это психологический тренинг — не более того. И — мы не занимаемся сексом с клиентами. Это чистое удовольствие, а не измена. К тому же, все мы в масках, и притворяемся, что никто никого не узнаёт. Ваши сослуживцы тоже будут это делать, — подмигнул я ему и звонко чокнулся своим бокалом с его. Он впервые улыбнулся мне в ответ и принял чуть более расслабленную позу, откидываясь на спинку.
– Понимаете, это вечное давление, — он сделал большой глоток, размышляя, стоит ли продолжать, но всё же не сдержался: — Сейчас да, они развлекаются. Но завтра на работе всё будет иначе. Мы с Казуки не можем афишировать свои отношения, иначе я потеряю всё. Пять лет вместе, общая квартира, а всё прячемся, скрываемся…
Представьте, как улыбается голодная лисица, когда к ней в нору по глупости забегает кролик. Или пиранья, к которой подплыла мелкая рыбёшка. Думаю, я тогда оскалился так же. Но мой клиент не заметил этого, как и того, что я подсел к нему ближе, а затем ещё ближе, пока он пил шампанское и рассказывал, рассказывал, не понимая, как сам дал мне все карты в руки. Ему давно хотелось поделиться хоть с кем-то, как говорится, наболело. Чем я не преминул воспользоваться.
– Вы столько лет вместе, удивительно. Это и в традиционных семьях редкость. Как вам удаётся? Да к тому же под таким давлением общества! Восхищаюсь и сочувствую. Наверное, Казуки не нравится то, что вы притворяетесь на работе кем-то другим? — проговорил я, пододвигая ему третий бокал. Он заметно загрустил:
– Да. Бывает сложно. Сегодня вот, например, поссорились. Такая сцена была отвратительная.
– Из-за маскарада?
Он смущённо кивнул, а я положил левую руку ему на плечо, легко приобнимая и заглядывая прямо в глаза:
– Так почему вы пришли не с ним? Из-за работы? Не хотели, чтобы вас увидели с мужчиной?
– Да… Только из-за этого! — горячо согласился он. — Поймите меня правильно, я правда не осуждаю ваш клуб и… вот это всё. Не мне кого-то осуждать.
И вот настало время для завершающего удара, точного и беспроигрышного:
– Знаете… А приводите его к нам. В «Falling». Приводите его ко мне, — промурлыкал я как можно мягче.
Молодой человек посмотрел на меня с недоумением, его губы были в паре сантиметров от моих, они пахли вином, но глаза ещё оставались ясными. Он не мог поверить в возможность того, что они могут придти куда-то вместе. Помните, я говорил, что одобрение и вседозволенность — это наркотик? Ещё никто никогда не отказывался.
– Привести Казуки? Зачем? — но он уже знал ответ и хотел его не меньше, чем я.
– Он устал от секретов в ваших отношениях, ведь так? Так создайте новый общий секрет. И не один. Поверьте, ему понравится. Не может не понравиться. А пока я проведу для вас маленький, но эффективный тест-драйв. Кое-чему научу вас, и вы попробуете это дома. Парочка невинных лайфхаков, чтобы освежить то, что уже приелось за годы совместной жизни… Давайте для начала избавимся от вашего пиджака…
Конечно, он согласился. Он на всё согласился. И позже, естественно, привёл своего парня, они стали моими постоянными клиентами, вошли во вкус и стали весьма изобретательными в различных играх медицинского характера. Руки моего клиента были просто созданы для уколов — тонкие и изящные. Не сомневайтесь, это затягивает с первой капли крови. К тому же моя болтовня была не просто уловкой. Видите ли, такого рода игры — действительно панацея для пошатнувшихся браков. Я горжусь тем, что работаю в такой гуманистической сфере! Почему вы думаете, что я шучу? Ну, воспринимайте как пожелаете. Факт в том, что и он, и ещё один клиент на этом балу ушли от меня окрылёнными и счастливыми. В отличие от меня самого.
Я, конечно, забылся на время. Второй попавшийся мне был не новичком, и мне даже пришлось снять вампирские перчатки, надеть латексные и переключится на более привычный мне инструмент — нож. Но настроение мне испортил, кто бы вы думали? Конечно, мастер. В разгар второй сессии, когда я рисовал острием тонкие узоры на спине полуобнажённого мужчины, я поймал на себе взгляд Руки. Он стоял неподалёку в компании нескольких полупьяных гостей, что-то увлечённо им рассказывал, и при этом, не отрываясь, следил за мной с лёгкой усмешкой. «Слабо. Безвкусно. Ты не дотягиваешь», — звучал его голос в моих мыслях, словно щелчки бичом. Ещё мне показалось, что Руки проверял, кем и чем я занимался в ту ночь на балу, будто не доверял мне. Потом он ушёл в другую часть зала. А выдуманные презрительные слова остались, я ощущал их, как приговор, как налёт грязи на моём теле. И на всё остальное стало плевать. Ведь не на этой спине я хотел выписывать красные спирали, не эти бёдра сжимать своими бёдрами. Уруха был прав. Потоковая массовая сессия оказалась всего лишь скучным пьяным собранием профанов. А мне по-настоящему нужен был мастер, и только мастер.
– Алло! Кай! Разморозься! — потряс меня за плечо Уруха ближе к полуночи. Я то ли задремал, то ли просто отключился, замкнувшись на своих невесёлых мыслях.
– Третьей смены не будет, зуб даю, — радостно заявил мне приятель. — Все оставшиеся слишком пьяны. Так что самое время улизнуть отсюда нахер, и хлебнуть настоящих развлечений! Смотри, что я тут добыл для тебя!
Он призывно поболтал передо мной в воздухе закрытой запотевшей бутылкой шампанского, всучил практически насильно, сам подхватив со стола вторую уже для себя.
– Внимание-внимание! Включай сигнал тревоги и воображаемую мигалку! Мы покидаем сию юдоль скорби и топаем на четвёртый этаж переодеваться, — командовал шатающийся блондин, путаясь в своих длиннющих ногах и прихлёбывая из горла шипучее вино.
Переодеться уже хотелось и мне, я весь взмок за время маскарада, смокинг и правда напоминал теперь душный гроб, рубашка прилипла к телу, воротник был как затягивающаяся на шее петля. Мы не очень ловко лавировали между столиками, пьяно улыбались всем встречным и раскланивались, было видно, что вечеринка близится к финалу, гости частично разъехались, оставались немногие. Стоны, нетрезвый хохот и разговоры наконец оглушили меня, до того я не замечал, как же было шумно в зале. Оркестр всё ещё играл, но, видимо, из последних сил, музыканты смотрелись измученными загнанными рабами в центре Колизея, и то, что они извлекали из своих инструментов под конец, звучало нестройной какофонией в огромном общем облаке пота и застоявшихся духов. Меня мутило, хотелось на воздух, каким-то чудом я всё-таки двигался, хотя почти ничего не соображал, шёл за Урухой, как в бреду на автопилоте, не ощущая тела, словно я стоял, а мимо проносились декорации сами по себе. Магическим образом очнулся только в машине, снова на пассажирском сидении.
Уруха, как оказалось, так и не доверил мне управление транспортом. И это, возможно, спасло наши жизни в ту ночь. Пьяный он вёл так же, как я ходил. На автомате, но в нужном направлении. Ветер остужал разгорячённую кожу, и я с удивлением осознал, что всё так же держу в руке бутылку, в зубах у меня была зажата сигарета, а одежда на мне оказалась совсем другой. Просторная тонкая белая рубашка, чёрный кожаный жилет, какие-то навороченные узкие джинсы. Смутно припоминаю, как что-то выбирал в костюмерной, застёгивал молнии и даже вертелся перед зеркалом и шутил. Но всё как в тумане. Да это и не было важно. Мне наконец стало легко и весело. Я смеялся, запрокинув голову в ночное небо, раскидывал руки, как крылья, и любовался тем, насколько красиво сгорает и осыпается искрами на шоссе моя сигарета.
Заведение, в которое меня привёз Уруха, со стороны могло показаться обычным складом в промзоне, расписанным неоновыми граффити. Но он знал, куда идти, всё время оглядывался назад и следил за тем, чтобы я не отстал и не потерялся. Помню его затянутую в кожаный корсет крепкую и гибкую фигуру, белое каре и нахальный смех. А вот вывеска того заведения забылась, да я и не хотел бы делать им рекламу, хотя в ту ночь мне всё очень понравилось. Но ведь речь не о них? Дверь была частью стрит-арта, изображавшего ворота в ад — в центре пламени с извивающимися обнажёнными бесами. Мой приятель постучал, в закрытой двери распахнулась прямоугольная отъезжающая вбок деревянная шторка, за ней были видны только чьи-то глаза.
– Мы к Арису-сан! Зови скорее Госпожу, мистер, её любимец приехал проведать наше распутное королевство, — бодро заявил Уруха.
Шторка со стуком закрылась.
– Как грубо, — пьяно ухмыльнулся я.
– Секретность, Кай! Идеальный соус к клёвой тусовке. И да, они не любят чужаков. Но после первой рюмки ты перестанешь быть таковым!
Мы прождали минут десять, и наконец дверь распахнулась так, словно её открыли с ноги. На пороге стояла ярко накрашенная драг-квин в фуражке и откровенном платье, сплошь состоящем из кожаных полосок, чёрных перьев и полупрозрачных вставок какого-то вырвиглазного красного материала. Существо было минимум на голову выше меня и всё светилось от счастья:
– Койю, мой сладкий, да сколько можно было пропадать! — прохрипела драг-квин классическим голосом кансайского пьянчуги. — Почему не позвонил, не предупредил? Мы бы забацали тематическую патичку для тебя. Хотя у нас все тематические. Но для пупсика я бы постаралась! Сволочь, подлюка, любовь моя! Совсем нас забыл, уже месяц не приходишь! — Арису готова была броситься к нему с объятиями с порога, но вдруг схлестнулась взглядом со мной и нахмурилась.
– Стоп… Койю… Душа моя, ты что! Ты же знаешь правила, ты в курсе, что к нам нельзя со своим!
Я виновато хихикнул за спиной Урухи и показушно отбросил в сторону почти пустую бутылку, она со стуком прокатилась по асфальту и затихла где-то в конце переулка. Уруха задорно посмотрел на меня через плечо:
– Вообще-то она о тебе, Кай, а не о выпивке. Арису-сан, не беспокойся, мы не пара, каждый из нас ищет себе десерт на сегодня. Так что не упрямься, впусти нас, пожалуйста.
– Ох, как же это звучит! Впусти меня от Такашимы Койю! Кто ж тут устоит! Тогда другое дело, — драг-квин просветлела, её густо накрашенные брови расправились, а губы в чёрной помаде расплылись в томной улыбке. — Проходите, мальчики, мы всегда рады соединить сердца, тела и кровь жаждущих тепла одиночек.
Скажу сразу, происходившее в клубе осталось в моей памяти смазанной плёнкой из хаотично склеенных сцен и событий. Вот мы с Урухой подходим к бару, устраиваемся на сидениях, оформленных как стеклянные колбы с кровавой жидкостью, пьём, пялимся на каждую из трёх сцен поочерёдно (на них творилось нечто невообразимо нецензурное, я даже не могу это описать), знакомимся с барменом в кожаном наморднике и ошейнике с шипами, позже к нему присоединилась его хозяйка, похожая на инопланетную захватчику с недобрыми намерениями, пристегнула к ошейнику цепь и увела парня. Потом затемнение, и мы снова пьём в отсветах лазерного шоу в толпе специфически одетых личностей. Тут были и типичные офисные клерки, и люди неопределённого пола, и дамы с фигурами топ-моделей, все друг друга знали и знали Уруху. Он представлял меня, мы общались, снова пили какую-то огненную жидкость, потом скачок, перемотка — и мы на танцполе, глотаем что-то тёмное и вязкое из маленьких пробирок, отбрасываем пустые в сторону, прямо под ноги толпе, и стекло хрустит в такт моему бешено нарастающему пульсу и расширяющимся зрачкам. Музыка по ушам, басовые ритмы под кожей, световое шоу нацелено прямо на танцующих, вокруг меня появляются сияющие и вращающиеся алые спирали, вокруг Урухи вишнёвые, и я не уверен, что они реальны, то ли работа светотехника, то ли галлюцинация. Потом откуда-то появляется Акира. Мы снова пьём и говорим с незнакомцами. Хлысты, шпоры, плётки, кожаные маски, мужчины и женщины, которых ведут за собой их домы за цепочки, прикованные к соскам, всё вертелось и кружилось. И опять пробирки и танцы, помню, Акира толкнул меня ради смеха в бассейн с алой подсвеченной изнутри водой, там уже плавали другие тела, вроде бы живые, но кто там разбирался? Я тоже плыл на спине, медленно-медленно, видел сияние мерцающих ламп, пытался придать пятнам форму, а сознание упрямо складывало их в вертящийся Кубик Рубика. Кажется, затем меня рвало в туалете, но я не уверен. Когда вернулся к бару, я заговорил с одной аппетитной брюнеткой, различая только форму её бюста и губ в плывущей картинке реальности. Возможно, она была не против продолжить общение в номере, но всё сложилось иначе.
– Кай, ты не поверишь, но это тебя. Вернее, не поверишь, кто это тебя хочет… услышать! — возник откуда-то из танцующего хаоса хохочущий Уруха и протянул мне свой мобильный.
– Да ладно? Серьёзно? Ну ок! Проспорил, — громко заржал Рейта.
– Иди в туалет, — прокричал Уруха прямо мне в ухо. — Здесь слишком шумно, чтоб разговаривать.
Я взял смартфон, ещё ничего не соображая, и пошёл куда сказали, мозги будто были распылены в огромную вселенную сверкающих, находящихся друг от друга безмерно далеко, звёзд. Но голос в трубке заставил меня собрать все звёзды в одну пульсирующую красную точку у меня в голове:
– Кай… Ты где? — мастер говорил тихо и раздражённо. Настолько тихо, что я слышал, как он нервно постукивает пальцами по какой-то поверхности.
– Руки… Я… Я не знаю, — заплетающимся языком выдавил из себя я. И послушно стал оглядываться так, будто бы мог увидеть в туалете неизвестного мне клуба какие-нибудь географические ориентиры и указатели, которые позволили бы мне с точностью определить долготу и широту. Ориентиров не обнаружилось. Вместо них у писсуара возник обдолбанный транс, который задрал чёрное платье в пайетках, забыв о толерантности, и счастливо справлял при мне нужду. Я отвернулся, вжался лицом в грязную стену возле зеркал и зажмурился, чтобы лучше слышать мастера.
– Ты мне не позвонил сегодня после работы. Почему? — требовательно спросил он.
– Не знаю. Решил, что тебе не нужны эти разговоры. И подумал развеяться после работы.
– С Урухой развеяться? Ну ты нашёл компанию, просто идеальный спутник для поиска приключений на задницу. Акира с вами?
– Вроде был, — растерянно говорил я и ковырял пальцем кафель.
– Ну хоть кто-то относительно разумный. Попрошу его вышвырнуть тебя к чертям. Довезёт до квартиры. Или лучше — до метро. Ползи потом как хочешь, будет тебе наказание за бредовый бунт. Тебе надо выбираться оттуда, пока всё не закончилось переломанными костями или передозом. Ты ведь что-то принял?
– Не знаю точно, Руки… Пробирки, они вкусные. Какая-то Арису. Мы у Арису вроде. Да насрать! Ты позвонил, мне позвонил, — глупо лепетал я, всё ещё пребывая в шоке, но голова постепенно вставала на место. — Погоди… Почему ты звонишь мне на телефон Урухи?
– Потому что твой, блядь, не отвечает! Ублюдок мелкий, как же ты меня заебал уже своими взбрыками. Ты вроде уже студент, а ведёшь себя как девочка в пубертатный период. Мало того, что ушёл до конца мероприятия, да ещё и телефон выключил. Это что за безответственность? — он шипел с бешенством, я и не представлял, что его настолько можно вывести из себя, и это доставляло мне невероятное удовольствие. Мастер отчитывал меня, а я с каждым его словом становился счастливее. Уверенность возвращалась ко мне вместе с коронной наглостью.
– Я не выключил. Я его, кажется, того… Утопил в кровавом бассейне, когда нырнул туда в одежде, — рассмеялся я. — А ты беспокоился обо мне, мастер? Волновался, куда меня понесло? Или просто заскучал без нашего ежевечернего ритуального диалога? К чему такое внимание, такая злость? Это же не твоё дело, не ты ли советовал найти мне кого-то на поебаться. Вот я сейчас в процессе…
– Что, уже ебёшься? — вздохнул он. — То-то у тебя голос такой, будто у тебя сейчас член в жопе.
– То есть ты так это представляешь? Хотел бы мне сейчас присунуть? Я видел всё немного иначе, но даже так я за.
– Ты смешон и жалок до невыносимости, Уке Ютака. Ты это знаешь? Нет, ты даже не представляешь, судя по всему.
– И мне нужно это показать? Проучить, да, мастер? Может, уже наконец возьмёшься? Я столько намекаю… Хватит уже трындеть попусту о том, что я слабак, что я нижний. Докажи. Делом докажи, ты ведь лучше всех, только ты можешь поставить меня на место, да? Ни кто-то в «Falling», ни один из клиентов. Никому другому я не поверю, потому что никого круче тебя нет, — с жадным придыханием провоцировал я, едва успевая сглатывать набегающую от возбуждения слюну. И он замолчал, я расслышал то, как он глубоко вздохнул, как облизнул губы, словно собирался с мыслями. Следующая фраза вознесла меня из грязного облёванного туалета прямиком на небеса:
– Допустим, я возьмусь за это… Я говорю, допустим. Ты в этом заинтересован, не сомневаюсь. Но мне-то какой кайф от тебя, Кай? Что ты мне можешь предложить? Дешевый щенячий скулёж и ещё более дешёвые комплименты?
– Я предлагаю тебе себя. Целиком и полностью. Делай со мной всё, что хочешь, — выпалил я на одном дыхании.
– И никаких больше споров и возражений? Ляпнешь что-то, что мне не понравится, и обучение закончится, не начавшись.
– Как скажешь, — восторженно пообещал я. Тогда я пообещал бы ему что угодно, хоть луну с неба, хоть беспрекословное повиновение. У меня уже был стояк, а пальцы были настолько слабыми и дрожащими, что я даже не смог бы их скрестить как знак защиты от вранья.
– Окей, — коротко согласился Руки и тут же приказал: — Выметайся на улицу живо. Жду ровно пять минут. Это тебе на сборы, чтоб ты мне тачку не зассал и не заблевал. Умойся холодной водой, верни телефон Урухе и выходи. Моя машина припаркована у входа.