Пока идёт дождь

Cause I'm broken when I'm lonesome And I don't feel right when you're gone away Seether — Broken

Стрелки настенных часов вибрациями волнуют немой воздух, создавая иллюзию жизни в этой комнате. Тонкие багровые прожилки испещряют шрамами шёлковую поверхность алых лепестков на одинокой розе. Бархатистые края уже начали некрасиво кукожиться, менять свой цвет. Из них выходила жизнь. И никто более не мог вдохнуть её обратно. Я часами сидела и смотрела на то, как дивный цветок увядает с каждой минутой. Время вокруг меня замедлилось, я перестала ощущать его, жить по нему. Казалось, что с каждым опавшим лепестком из меня самой уходила жизнь. Казалось, что она выходила из Рафаэля… Мне было плохо. Я не могла спать, не могла есть. Все привычные вещи стали для меня чужими, ненужными. Мне казалось, что я умирала, медленно и мучительно. Меня изводило чувство вины, оно истерзало всю мою душу, растоптало остатки чего-то живого. Я опустела — осталась лишь внешняя оболочка меня, больше напомнившая робота, который на автомате выполняет все положенные ему действия. Меня съедала тоска. Хотелось выть от боли, от безумного поглощающего меня одиночества. Я хотела, чтобы он вернулся. Рафаэль больше не приходил. Ни следующим вечером, ни через несколько дней, ни через неделю. Его нет со мной, а я всё ещё готовлю для него ужин, накрываю стол на двоих, хотя сама ничего не ем. Порой ловлю себя на мысли, что окликаю его, обращаясь по имени к пустоте. Я схожу с ума. Вокруг меня одна тишина, и я ничем не хочу её заполнять. Ничем, кроме Рафаэля. Я пыталась его искать. Нашла люк, через который мы прошли к нему домой, но даже не смогла поднять крышку. Да и я совсем не помню дороги — как же мне его там найти? И ещё одна правда, терзающая меня всё сильнее: он не хочет быть найденным. Больше не чувствую тяжёлый взгляд на себе, хотя перестала задёргивать шторы. Я бы узнала, что он смотрит, я бы поняла. Вокруг меня тишина. Ветер завывает за окном, дождь разошёлся не на шутку. Уже становится холодно, очень холодно. Холод снаружи и внутри. Внутри меня всё покрылось инеем. Я больше не чувствую, будто превратилась в голое дерево, чью красочную листву унёс порывистый ветер. Мои корявые ветви тянутся в небо, уродливо расходятся по сторонам, устремляются к кому-то, но никогда уже не дотянутся. Я и не думала, что мне будет так плохо без него. Стараюсь вспомнить, как мне жилось до встречи с Рафаэлем. Чем я дышала, о чём мечтала. Но кажется, что наши жизни сплелись в одну, да так тесно, что когда они оторвались друг от друга, остались только две порванные изуродованные души. И теперь без него пустота, всё стало серым и ужасно скучным. Я сама стала незаметной фигурой в толпе людей, стала частью несущейся в пропасть массы. И никто не разглядит меня, никто не заметит. Только Рафаэль мог. Снова гроза — она напоминает его. Каково ему было тогда столкнуться с закрытой дверью? Стучать и не получить ответа? Мне больно думать об этом, мозг блокирует такие мысли и чувства, хотя я насильно пытаюсь проникнуться ими. Ощутить всю тяжесть, лёгшую ему на душу, всю пустоту и обиду. Ведь он доверился мне, искренне и открыто. Он стремился ко мне, тянулся, хотел быть рядом с той, которая не побоялась впустить его в свою зону комфорта. Только сейчас я понимаю, что мы были с ним единым целым, созвучными душами, которым и не нужно лишних слов, чтобы понять друг друга. Только сейчас я осознаю, что он по-настоящему и искренне любил… Хочется биться головой об стену, резать кожу лезвиями, чтобы убрать эту ноющую боль внутри меня. Я потеряла свою родственную душу, и пусть она в таком непривычном для людей обличии, пусть закована в зелёно-панцирной оболочке. Я потеряла. Всё дальше чувство вины уводит меня в глубину сознания. Я даже порой не слышу, что происходит вокруг, где я нахожусь и с кем. Меня нет во внешнем мире. Как быстро всё рухнуло. — Роксана, — доносится до меня голос тёти, и, оборачиваясь к ней, я понимаю, что она зовёт меня уже не в первый раз. — Что с тобой, девочка моя? — с искренней тревогой спрашивает она, усаживаясь рядом за стол. — Ничего, — кажется, что мой голос охрип, стал чужим от долгого молчания. Тёплая мягкая рука ложится на мою ладонь. — Ты сама не своя. Я вижу, что с тобой что-то происходит. Что случилось? Ты можешь мне рассказать, — я тяжело вздыхаю. Что я могу ответить? Тайна, которую храню, умрёт вместе со мной, но чувства свои скрыть не удаётся. — Дэвид что-то натворил? Моя неугомонная тётя не знает покоя в любовных вопросах. Любой всплеск эмоций она переводит только на отношения. Хотя, впрочем, в этот раз она права. Это касается отношений. Это касается чувств. И не только дружеских… — Нет, это не Дэвид, — тётя не смогла сдержать гримасу печали по поводу того, что этот парень не играет в моей жизни никакой роли, что у нас с ним так и не завязались отношения. Но комментировать это она не стала. Просто сжала сильнее мою ладонь. — Я обидела одного чел… человека. И он ушёл. Теперь я не знаю, как это исправить. Даже не знаю, где его искать. Мне хотелось отвернуться, чтобы не видеть лицо тёти и её сожалеющий взгляд. Я сдерживала свои эмоции, хотела быть холодной, замороженной, какой обычно и была в последнее время, но тепло от тётушкиной ладони топило во мне толстый слой инея, и конденсат вырывался наружу через глаза. Я быстро заморгала, чтобы не позволить себе плакать. Не сейчас. Но Бонита мягко повернула моё лицо к себе, нежно проводя пальцами по щеке. Всё перед глазами стало расплываться. Я слышала, как тётя тихо засмеялась. — Вернётся, дорогая, он обязательно вернётся. Кто может уйти от моей Роксаны? Ох, Рокси, дитя моё, — она открыто улыбнулась, стирая слёзы с моих щёк. — Ну что ты плачешь? — Сама не знаю, — эмоции нахлынули на меня, я уже ничего не могла с этим поделать. Впервые за долгие полмесяца даю волю своим слезам. Начинаю размораживаться. Я в тупике, я ведь нанесла огромную рану Рафаэлю. Он мне больше не будет верить. Он никому не будет верить. Ох, тётя, если бы ты знала всю правду, если бы ты знала, кто он такой, то говорила бы иначе. — Это ведь тот парень, который спас тебя от бандитов, да? — я была искренне удивлена такому заявлению. — Откуда ты знаешь? — в ответ получила лишь снисходительный взгляд и усмешку. — Дэвид говорил, что вы ходили его искать. Только моя безумная племянница могла затеять всё это и в итоге отвергнуть такого красавчика, как Дэвид, и выбрать непонятного типа, шастающего по ночам. И зачем ему это надо? — вдруг задалась вопросом Бонита. — Он хочет помогать людям. У него доброе сердце, пусть он и кажется иногда хмурым и злым, — я улыбнулась, вспоминая его строгий взгляд, особенно в те моменты, когда он смущался. Это ведь было так очевидно, а он ещё пытался скрыть свои эмоции. — Он не может жить среди людей, они его не принимают. — С ним что-то не так? — насторожилась тётя, прищуривая глаза. — Можно и так сказать. У него необычная внешность. Люди пугаются. Бонита покачала головой, и это жест показался мне неодобрительным, но затем тихо засмеялась, сжимая мою ладонь. Она долго смотрела на меня своим тёплым, обволакивающим нежностью взглядом, и снова провела рукой по моей щеке. — Я не удивлена. В этом вся Роксана. Дать от ворот поворот видному жениху, чтобы влюбиться в изгоя, — какое правильное слово подобрала Бонита. Изгой. Не такой как все, исключение из правила. Да, это и есть Рафаэль. И не только внешне он такой — с его характером трудно ужиться в обществе. — Ты знаешь, я даже рада, что всё так вышло. Рада, что ты сама нашла человека, который близок тебе. И знаешь, я уверена, что этот парень будет любить тебя в сотни раз сильнее, чем кто-либо другой. Даже чем мой любимчик Дэвид, — её слова удивили меня. Как странно слышать всё это от Бониты. Как странно, что она поддерживает меня сейчас и что в её речах заключена вся истина — истина, которую я не могла разглядеть у себя под носом. Истина, которая была так очевидна, что даже не замечена. Потеряна в будничной суете. А ведь тётя смогла разглядеть самую суть только из нашего короткого диалога, хотя я даже не заикалась о любви. Как же мне хотелось сейчас встретиться с Рафаэлем, сказать ему «прости», просто ощутить его присутствие рядом… Мне снова стало грустно. — Наверное, я больше его не увижу. Он ушёл. Думаю, он больше не вернётся, — я впервые проговариваю это вслух, и слова так сильно задевают меня, что голос пропадает. — Нет, малышка, — заправляя прядку мне за ухо, произнесла тётя. — Он ещё вернётся, вот увидишь. Ты встретишь его и очень скоро. Потому что две половинки не могут существовать порознь — они обязательно притянутся друг к другу даже против воли. Поверь мне. Я прожила долгую жизнь. Да и кто может бросить такую красотку? — Бонита стала шутливо тянуть мои щёки, вызывая у меня улыбку сквозь слёзы. Не думала, что моя тётя такой романтик, верящий в теорию о вторых половинках. Даже я в это не верю. Не верила. Тем более женщина, разменявшая не один десяток лет. Хотя… ведь эту жизнь она прожила с одним любимым ей человеком, ради которого пожертвовала многим, даже возможностью завести детей, ведь это дядя был бесплоден, а не она. Она знает, что такое жизнь. И что такое… любовь? — Ну всё, хватит плакать, — приказала тётя, вытирая руками мои слёзы, которые я уже не могла контролировать. А у самой глаза были на мокром месте. — Ты сама ревешь, — всхлипывала я. — Да, и я реву, — согласилась Бонита, обхватывая моё лицо ладонями. — Потому что моя Роксана влюбилась. По-настоящему. И потому что она напоминает меня в молодости, — тётя засмеялась, и мне почему-то стало теплее на душе, будто сердце накрыли шерстяным пледом. Я впервые видела её такой: тихой, нежной, искренне открытой. Хотя она всегда имела эти качества, но теперь они стали иными. Спокойными и мягкими. Счастливыми. И эта частица тепла передалась мне. Влюбилась? Разве я влюбилась? Я сама ещё толком не знаю, что чувствую. Всё запуталось, перемешалось. Внутри меня сейчас только пустота и ужасная ноющая боль от неё. Откуда же ей знать, что я чувствую на самом деле? Если сама я этого не знаю. После выплеска эмоций, накопившихся за эти несколько недель, накатила ужасная усталость. Поэтому вскоре я собралась домой. Тётя поцеловала меня в щёку на прощание, закручивая вокруг моей шеи оранжевый шарф. Я коснулась его пальцами, представляя Рафаэля со спицами в руках. И стало тепло от этой уютной мысли. И холодно от того, что это больше не часть моей жизни. — Если он частенько захаживает в наш район, то, может, и сегодня тоже здесь? — шепнула мне на ушко Бонита. — Тем более он наверняка знает, когда здесь бываешь ты. Надежда обжигающей искрой зажглась во мне от слов тёти. Её слова могли быть правдой. Я впервые за это время навестила родственницу, а ведь вполне возможно, что Рафаэль мог быть тут по этим дням. Странное томление снова воспылало внутри: а если он всё ещё присматривает за мной? Если он всё ещё тайком следит, не попала ли я в очередную передрягу? Хотя я не ощущала его присутствия рядом, но может быть, он здесь. Как же хочется надеяться. Мне хотелось увидеть его, поговорить. И, зная его характер, я почему-то думала, что моя надежда на истинность тётушкиных слов просто пустой звук. Ведь я его сильно задела, обидела… Отвергла. Как страшно звучит это слово! Отвергнуть того, кто и так является изгоем… Будет ли он возвращаться ко мне, каждый раз бередя раны? А вдруг… Вдруг теория тёти о примагничивающихся половинках окажется верной. Хотя постой, Роксана! С чего ты взяла, что ты его половинка? Ты же и сама ещё не разобралась… Всё равно я помчалась вниз на улицу. С каждым днём темнеет всё раньше, и хотя я покинула Бониту не так поздно, как обычно, улицы уже опустели от обычных жителей района и наполнились другими компаниями. Словно ночью мир погрязал в криминале и пороке. Но я уверенно шагала вперёд, чувствуя, как сердце пропускает удары, нервно колотя внутри. Заворачиваю за угол — в конце дома видна «стайка» местных наркоманов и торговцев запрещёнными препаратами. Такие вряд ли будут из серии насильников-маньяков — доза им важнее женщин (или мужчин). Но всё равно ходить беззащитной девушке в одиночку тут не стоило бы, поэтому на меня смотрят, как на дуру, провожая удивлёнными и настороженными взглядами — ну кто знает, может, у меня обрез под курткой. Кажется, один из толпы набирается смелости, когда я подхожу ближе, и явно хочет со мной завести беседу. Неприятно передёрнуло. Вспомнился тот коротышка, но почему-то воспоминание о сае, вонзённом в его тело, даровало успокоение. Я превратилась в садистку. — Хэй, детка, ты одна гуляешь в такой час? — вальяжно начал парень, которого я видела только краем глаза, демонстративно игнорируя его. И на кой чёрт я поперлась по этой дороге, зная, что на этой «улице красных фонарей» собирается всякий сброд? Вдруг Рафаэля тут сегодня нет… — Не хочешь присоединиться к нам, а? Я кинула короткий взгляд на него, и парень мне подмигнул, улыбаясь своим широким ртом. Он сделал несколько шагов, выходя вперёд толпы, но стоящий рядом схватил его за рукав. Народ зашептался. Смельчак прищурился, нахмурился, а люди засуетились и быстро скрылись, чуть ли не убегая от меня. Это было странно. Я обернулась, вглядываясь в переулок противоположных домов — в приглушённом свете единственного фонаря обрисовывалась крупная фигура. И моё сердце остановилось. Я со всей дури бросилась туда. Мне же не показалось? Это ведь был он. Точно он. Поэтому те наркоманы так испугались. Этот призрачный силуэт казался реальностью и миражом одновременно. Когда я добралась до той стороны улицы, вбежала в тёмный закоулок, наполненный горами мусора, то призрак исчез. Я вглядывалась в темноту, смотрела наверх — только пара противных ворон взметнулась с насиженного места, звонким карканьем разбивая тишину. — Подожди! — крикнула я, увидев (как мне показалось), как мелькнула тень на пожарной лестнице. — Пожалуйста, не уходи, — но мне в ответ лишь недовольная ворона прокричала, противно голося во всю глотку. — Не оставляй… — мой голос охрип, перешёл на шёпот, и я не смогла закончить фразу. От ощущения его присутствия рядом меня всю бросало в дрожь. Но я понимала, что он не хочет меня видеть, не хочет больше говорить. Тогда зачем он здесь? Разве не для того, чтобы присматривать за мной? Как глупо. Он просто любит это место. Но разве стал бы кто-то возвращаться туда, где всё болезненно напоминает ему о прошлом? Однако я знала: он не спустится ко мне и больше не захочет стоять напротив. Мои эмоции были похожи на ядовитый разноцветный сгусток, всё смешалось, закрутилось внутри ураганом. Мои мысли были бесконтрольны, мои чувства больно жгли сердце. Я снова превращаюсь в роботоподобное нечто. На автомате добираюсь до остановки, сажусь на поезд, ковыляю до подъезда. Всё опустело, время бежит где-то мимо меня. Я погружаюсь в себя, утопаю в собственном болоте вины и отвращения от своих поступков. Так низко и подло. Неужели нельзя было поговорить с ним? Неужели так сложно разобраться в себе? На часах два ночи, а сна ни в одном глазу. Бесцельно переключаю каналы — телевизор пускает холодный свет в комнату, моргая время от времени. Тёплые оттенки закружились на экране, яркие цвета, красивые песни. От Диснеевских мультиков всегда веет детством, теплом родного дома. А может, бросить всё и уехать к родителям? Обратно в нашу тихую обитель. Где все друг друга знают, где можно будет устроиться нянечкой в детский сад, где не будет никаких ночных похождений, ночных друзей… Эта жизнь стала моим прошлым, радостным, таинственным и фантастическим. Всё так хорошо началось и так печально закончилось. Ну его, этот колледж, этот Нью-Йорк. Всё мне здесь уже не мило. Жизнь превращается в сумасшедшую рутину и я уже не знаю, зачем бегу. Без Рафаэля стало тяжело и пусто. Повседневность утратила былой интерес к жизни. Тонкий голосок Белль пробился сквозь толстый слой моих мыслей. Какая ирония — Красавица и Чудовище. Когда-то это был мой любимый мультик детства, и я подумать не могла, что он воплотится в жизнь. Но жизнь не сказка. Здесь всё другое. И я другая. Я не Белль. Она смогла полюбить своё чудовище, разглядеть в нём искреннюю и светлую душу. А я смогла? Разве нет? Несмотря на всю внешнюю суровость, Рафаэль очень добрый и честный. Всегда говорит то, что думает, не таит ничего внутри. Он искренен, и даже проявления нежности для него не чужды. Совсем не чужды. Белль не побоялась стать с Чудовищем ближе, почувствовав в нём родственную душу. А я? Я почувствовала? Но всё это лишь сказка, красивая и волшебная. И даже в конце этой истории Чудовище превратилось в принца. Рафаэль никогда не станет «принцем», никогда не станет человеком, не будет жить среди нас. Но ведь и Белль не знала, что её ждёт впереди. Она просто была честна с собой. Она просто полюбила Чудовище. А я ужасная, противная трусиха. И мне так стыдно за свой поступок, за это малодушие, что хочется вырвать сердце с корнем и выкинуть его в окно, чтобы его растоптали грязные подошвы, чтобы переехали машины, закатывая в асфальт. Чувство абсолютного отчаяния наполнило меня до краёв и уже выплёскивается наружу. Я пытаюсь поймать вытекающую душу ладонями, собрать в неровный комок остатки. Но напротив меня увядшая роза, и кажется, что когда последний лепесток упадёт с неё, то моё «чудовище» умрёт. И так неспокойно, что-то скребётся внутри. Хочется куда-то бежать, хочется его искать. И больше не отпускать… Я смотрю, как засыхает алый бархат лепестков, как увядают тонкие прожилки, как из прекрасного выходит жизнь. Дни и ночи сменяют друг друга, крутятся вокруг меня каруселью, а я застряла где-то в середине, следя за своей розой. Вырвав из своей жизни Рафаэля, вырвав из его жизни себя, я встала на путь саморазрушения. И почему-то я чувствую, что вместе с собой разрушаю и его. Сердце заходится, тяжело дышать. Меня окутывает жуткий страх. На месте сложно усидеть, хочется вскочить и ходить бесцельно по комнате от одной стены к другой. Что за странная тревога внутри меня? Что за бредовое предчувствие беды? Телефон на столе задребезжал, и я как на автомате подняла трубку, даже не посмотрев, от кого звонок. — Да, — начинаю я, и меня всю трясёт, когда слышу голос по ту сторону. — Роксана? Это Донателло. Я иду к окну и открываю форточку, чтобы впустить прохладный воздух в помещение, а то его становится всё меньше внутри моей квартиры. Мне нечем дышать. Резко после того, как я узнала, кому принадлежит голос. — Донни! — чуть ли не кричу в трубку. У меня появилась хоть какая-то маленькая нить на пути к Рафаэлю. Но с чего бы ему мне звонить?.. — Что-то случилось? Невнятное мычание в трубке, слышно, как завывает ветер на фоне. — Нет, ничего пока не случилось. А ты не подскажешь, Раф случайно не у тебя? — говорил черепаший доктор довольно неуверенно, голос слегка дрожал, и ему приходилось делать слишком долгие паузы. Это мне не нравится. На меня накатила паническая атака — свитер стал слишком плотным, было трудно в нём дышать. — Нет, — с грустью ответила я. — Но почему ты спрашиваешь? Последовала долгая тишина, затем глубокий вздох и шаги — он явно отходил куда-то подальше от посторонних ушей. — Маячок Рафа не подаёт сигнал. Обычно такое случалось только когда он был у тебя — он намеренно выключал его. Поэтому я связался с тобой. — Ты хочешь сказать, что не можешь найти Рафаэля? — меня будто парализовало, и я буквально рухнула на стул. Время, крутящееся вокруг меня, остановилось, замерло на одной долгой секунде. Рафаэль пропал. В голове стали роиться самые страшные идеи насчёт того, где бы он мог быть. Не исключался даже прыжок с моста из-за неразделённой любви. Если это окажется так, то я просто повешусь. — Да. Но я не думаю, что всё так серьёзно. Просто я был уверен, что он у тебя… — Донни, ты где? — послышался грозный голос Ди Каприо, который заставил вздрогнуть даже меня. — Донни, — заторопилась я, зная, что лидер надаёт по голове за разговор со мной. — Скажи, как давно вы его потеряли? Ты хоть знаешь, где он был в последний раз? — Я спохватился только полчаса назад. Думал, что он с тобой. Обычно мы выходим друг с другом на связь в определённое время, но Раф молчал. С того момента уже прошло около двух часов. Я… я должен был сразу проверить, я ведь думал… я не знал… —  теперь мне стало по настоящему страшно. Слыша тревожный голос Донни, слыша, как он начинает впадать в шок, накручивать возможные варианты событий, я сама еле сдерживалась. Но сейчас не время. Рафаэль может оказаться где угодно. Может опять гонять бандюг по всему Нью-Йорку или колесить на своём байке по улицам, чтобы развеяться и забыться. В трубке опять послышался голос Леонардо и приближающиеся шаги. — Всё, мне пора, — бросил Донни и отключился. Приходить в себя я стала только спустя несколько минут, всё это время переваривая информацию. Начинаю возвращаться в реальный мир. Который сейчас час? На часах половина третьего ночи. Какой сегодня день? Прошёл ровно месяц с нашей последней встречи. Боже мой, целый месяц! Я заблудилась в страницах календаря, застряла где-то между числами. Сегодня четверг — день навещать тётю. Я не была у неё уже около двух недель, выпала из жизни. Я боялась чувствовать его присутствие рядом и осознавать, что большего мне не светит. Только тяжёлый взгляд пары глаз, неустанно следящих за мной от дома Бониты до остановки. А если эти гады смогли собрать для него ловушку? Весь район гудит от легенды о зелёном монстре, шастающем по ночам. Хотя, вряд ли их прокуренные мозги могли что-то такое выдумать. Сердце не на месте. С ним что-то случилось. Это не прогулка по ночному городу, не поездка на байке, не долгие часы наедине с собой или же горящий внутри кураж от поимки новых преступников. Нет, он бы не стал привлекать внимание братьев своим внезапным исчезновением. С ним случилась беда. Хватаю телефон, быстро набираю номер. Раздражённо колочу пальцами по столу, отсчитывая количество гудков. — Алло, — доносится сонный голос по ту сторону. — Дэвид? — вскрикнула я, обрадовавшись, что он так быстро ответил. — Просыпайся, мне нужна твоя помощь. Срочно. — Что? Что случилось? — Ты же у меня в долгу? Вот как раз и пригодится. Поднимай свою задницу с кровати и дуй ко мне на машине, — во мне кипел адреналин, и такие моменты заторможенной тупости сейчас невероятно раздражали. Дэвид закряхтел: видимо, стал шевелиться, соображая, что делать. — И ещё кое-что: у тебя есть пистолет?