***
Когда все, кроме Рей, уже заказали по второму коктейлю, ей пришло в голову, что Хакс и Фазма – странная пара. Оба высокие, но Фазма – статная, Хакс – худощавый; она – беспардонная, он – сдержанный. Её голос был глубоким и мелодичным, его – резкий, с каким-то акцентом. – Бен говорил, что ты – художница, – Хакс сделал первую попытку заговорить с Рей. До этого момента она вежливо улыбалась, пила воду из трубочки и в разговор особо не вмешивалась. Будучи беременной, да к тому же совершенно не стильно одетой, она чувствовала себя нелепо в окружении этих богачей, пьющих шампанское с апельсиновым соком и болтавших о фондовой бирже. – Ты ведёшь занятия по скульптуре? Рей взглянула на Бена – тот не отрывал глаз от своего бокала и делал вид, что его здесь нет. – Ну… На самом деле я не такая продвинутая, как вам могло показаться с его слов. Я просто преподаю в детском кружке, как волонтёр. – Разве ты не закончила институт Пратта? – А… да, – на секунду Рей задалась вопросом, почему он говорил о ней со своими друзьями. Она явно принадлежала другому миру, и это было очевидно. Как и то, что с ними он проводил время по своему желанию, а с ней – из-за обязательств. – Должно быть, ты очень талантлива, – Хакс выбрал очень вежливый, но скупой способ похвалить её, однако Рей оценила попытку. – Она рисует портреты. Один из моих портретов особенно… интересен, – задор в голосе Бена оттолкнул Рей: опять он её дразнил. – Твоё лицо очень интересно рисовать, – ехидно ответила Рей, прислонившись к спинке стула, – интересное строение черепа. Фазма наблюдала за их перепалкой с ухмылкой чеширского кота и вдруг спросила, даже не пытаясь подбирать слова: – Так значит, Рей, ты укрощаешь нашего Бена? – Фаз, – предупредил Бен. Из его голоса вдруг исчезла насмешка. Казалось, будто он уже предостерегал её раньше. Она проигнорировала его и пошла напролом. Фазма пригнулась к столу и сказала Рей заговорщицким тоном: – Знаешь, он только и делает, что говорит о тебе и ребёнке. На прошлой неделе он перенёс заседание совета, чтобы пойти на занятия по грудному вскармливанию. Раньше иногда стрелял у меня сигаретку – а теперь всё, оставил меня дымить одну. – Это вредно для ребёнка, – пробурчал Бен в свой бокал. – Напившись в прошлый раз, он начал философскую беседу на тему того, что хочет подавать хороший пример своей дочери, – вмешался Хакс. – А потом ушёл домой. Один. – Совсем другой человек, – кивнула Фазма. – Ой, да пошли вы. Вы оба, – Бен избежал пристального взгляда Рей, хотя это было сложно. Если он продолжал свои любовные похождения – в чём Рей до этого момента не сомневалась – только теперь втайне от друзей, он хорошо шифровался. В действительности его не прекращавшийся поток глупых шуточек и дурацких комментариев наводили её на мысль, что его личная жизнь оставалась весьма бурной. Отчасти ей было интересно, когда он якобы успел измениться. Она не видела разницы – но опять же, она не пыталась её увидеть. Очевидно, что его друзья, знавшие его как никто другой, заметили изменения. – Давайте сменим тему.***
– Ах да, Бен, – Фазма остановила их, прежде чем они успели сесть в машину, и подмигнула ему. – У меня ведь и впрямь хороший вкус. – О чём это она? – с подозрением поинтересовалась Рей, когда они уже оказались на заднем сидении мерседеса, гораздо более комфортном, чем такси, и ехали в центр. – Не бери в голову. – Бен. – Правда, не бери в голову, – он смотрел в окно. – Скажи мне. – Ну ладно. В ту ночь, когда мы, сама знаешь… Я подошёл к тебе, потому что… потому что Фазма сказала, что ты миленькая. – Потому что Фазма сказала, что я миленькая? – проговорила Рей. – Серьёзно? И ты думаешь, я в это поверю? – Она поспорила, что ты меня отошьёшь, – он начал краснеть. Зрелище редкое и невероятно приятное. Он выглядел так, словно собирался открыть дверь и выброситься из машины. – И какая была ставка? – Какая разница? – Сколько? – Пятьсот баксов, – сдался Бен. Он глядел на неё, явно ожидая, что она разозлится, но Рей уже давно перестала чему-либо удивляться. Она только ненадолго притворилась, что впала в ступор, после чего с усмешкой поинтересовалась: – И как, мой залёт тянет на тысячу? Бен с облегчением выдохнул. – Спасибо, что отнеслась к этому с юмором. Я думал, ты будешь опять бить меня и называть придурком. – Ещё не поздно, – сказала Рей, сощурившись. – Придурок. – Признай, что это даже немного поэтично – Фазма будет крёстной нашего ребёнка. – Почему? Потому что втянула тебя во всё это? – Ну, если ты не забыла, мы и сами не были против, – Бен мельком взглянул на неё, и от этого взгляда у Рей сжался желудок. – Но да. Как-нибудь напомни мне её поблагодарить.***
– Это твой муж? – девятилетний мальчик шепнул вопрос ужасно громко, стоя на цыпочках, чтобы дотянуться к уху Рей поближе. Рей обвела взглядом кабинет. Мявшийся в дверях Бен неловко ей помахал. Он выглядел совершенно не на своём месте – одетый в свой чёрный костюм и окружённый детьми, вымазанными в глине, в огромных фартуках. Фартук Рей не выглядел на ней большим – он обтянул её двадцатисеминедельный живот как чехол. – У меня нет мужа, – сказала она ученику. – Это мой… друг. – Тогда почему вы беременны? – Что? – она пригнулась ниже, одной рукой опираясь на ближайшую парту; другую руку Рей положила на живот. – Почему вы беременны, если у вас нет мужа? – мальчик хлопал своими большими и невинными глазами. – Я… Я думаю, тебе лучше спросить это у своих родителей, – Рей говорила негромко и спокойно. Ученик недоверчиво на неё взглянул. – Помойте руки, пожалуйста. – Тебе ещё не раз зададут этот вопрос, – Бен прошёл по кабинету, когда ученики повскакивали со своих мест, и услышал конец разговора. – И не только дети. – Надеюсь, наш ребёнок этот вопрос задавать не будет, – сказала она. Рей ещё не была толком готова говорить об этом, поэтому сменила тему. – Зачем ты здесь? – Моя мама хотела бы поужинать с нами на следующей неделе, – он качнулся с пяток на носки. – Если ты всё ещё хочешь с ней встретиться. – Хорошо, – она была занята тем, что махала каждому из своих учеников, иногда обнимаясь на прощание, что было нелегко делать с её большим животом, здоровалась с родителями. Когда все ушли, она сняла фартук, сложила его и пошла к раковине. Она мыла кисточки. Стоя к Бену спиной, Рей решила спросить, совершенно непринуждённо. – Я тут думала… Когда твой отец встретится с ребёнком? – Этого не будет. – Бен, – она тяжело вздохнула и начала тереть кисточки усерднее, чем было нужно. – Единственная внучка. Я уверена, он захочет её увидеть. – Он даже не знает, что у нас будет ребёнок. Когда Рей повернулась – его лицо было мрачным. Она прислонилась спиной к раковине, у неё болели ноги. Но когда она увидела боль и злость в его взгляде – её сердце тоже заболело. – Как ты можешь быть таким эгоистичным? – Эгоистичным? – бросил Бен. – Этот человек не посчитал важным взяться за ум и быть рядом со своим сыном. Он пропускал дни рождения, выпускные… – Бен остановился, тяжело дыша через нос, но быстро собрался. – Мы не говорили уже много лет. – Речь не о твоём отце, – Рей подошла к нему ближе. В её положении было бы трудно просто пройти ровно, не говоря уже о том, чтобы топать ногами. Поэтому она только повысила голос. – Речь о нашей дочери. Как ты можешь лишить её шанса познакомиться с дедушкой? – Он едва ли был мне отцом. Он бы только разочаровал её, – взрыв эмоций прошёл. Теперь его голос звучал холодно. – Ты так несправедлив, – Рей чувствовала, что покраснела. От гнева у неё закружилась голова, а может низкий уровень сахара в крови был тому причиной. Она еле стояла на ногах. – Ты хочешь, чтобы у неё было детство, какого не было у тебя самого, поэтому ты заставил меня подписать соглашение, в котором говорится, что дважды в неделю мы будем притворяться счастливой семьёй. Но ты не позволяешь мне дать ей то, что я считаю для неё важным. У меня не было семьи. Я бы убила за возможность иметь дедушку. – Не проецируй свои проблемы на нашего ребёнка, – огрызнулся Бен. – Речь о моей семье. И это, блять, не твоё дело. Рей замахнулась, чтобы ударить его, но остановилась, прежде чем он сам мог остановить её. Бен смотрел на неё вкрадчиво. Её подбородок и губы дрожали, и ей пришлось приложить титанические усилия, чтобы успокоиться. Голос Рей тоже дрожал, но становился твёрже с каждым словом: – Это наша семья. Ты хотел растить ребёнка вместе, поэтому не имеешь права говорить, что это твоя семья. Это так не работает. Бен долго смотрел на неё – безэмоционально, почти безучастно, после чего холодно сказал: – Прекрасно, Рей. Наша семья. Но мой отец не будет её частью. – Бен… – Нет. Я больше не собираюсь это обсуждать, – он сжал зубы, – поняла? Рей вытерла предательскую слезу, катившуюся по её щеке, и глупо было бы списывать это на гормоны. Она выплюнула в ответ лишь одно слово, одолеваемая чувствами гнева и беспомощности. Она хотела убежать и больше никогда не возвращаться к нему, но не могла. Они были связаны. Он был отцом её ребёнка. Она бы никогда не смогла сбежать, неважно, насколько он её разозлит, поэтому у неё не было выбора. – Поняла.