Говорить

В эту ночь была первая весенняя гроза; молнии попеременно били то справа, то слева от Дурмстранга, словно надеясь попасть именно в него, но либо промахивались, либо с шипением и яркими белыми искрами рикошетили от защитного купола. В такие моменты тёмно-лиловое небо вспыхивало, и становилось светло, как днём. Потому Элладора даже не потрудилась вскинуть из воды руку и зажечь люстру на потолке, когда солнце скрылось с затянутого тучами небосклона. Откинув голову на бортик ванны, она сквозь полуприкрытые веки она наблюдала за буйством погоды и почти дремала, лёжа в ванне без движения который час к ряду. Ещё недавно весь Дурмстранг был заметён снегом, который стаял окончательно лишь на прошлой неделе под яркими лучами весеннего солнца. Но уже тогда Элладора ждала грозу — эта ночь никогда не приходила без предшествующих ей бурь. А близился май — пора ведьм, к которой Элладора начала готовиться заранее. Настоянная на сборе трав вода наконец совсем остыла, и пришлось подняться из ванны. Повинуясь ленивому движению её кисти полотенце обхватило её мокрое тело в тот самый миг, когда очередная вспышка молнии вновь угодила в защитный купол. Всё вокруг залило резким ярко-жёлтым светом: чёрные склоны острова, гладь озера под окнами, комнату и обнажённое тело Элладоры. Ворон недовольно закаркал, она мысленно предложила ему заткнуться. Он хмыкнул в последний раз, отвернувшись от неё, ступающей по холодным плитам пола в одном полотенце, которое она придерживала у груди. Элладора в ответ разразилась смехом, схожим с его недовольным карканьем. И её раскатистый хохот разрезал повисшую тишину, но так и остался скованным в стенах комнаты, из которой на улицу не проникало ни звука, несмотря на настежь распахнутые двери балкона. Элладора предпочитала держать свои секреты при себе. — Что ж, вы правы, пора приниматься за дело, — сказала она с лёгкой насмешкой, которая никогда не покидала ни её голос, ни её взгляд, как бы серьёзна она ни была. И встряхнула головой — её тяжёлые мокрые волосы сухими прядями опустились ей на плечи и скользнули за спину, переплетаясь меж собой в косу. Чёрный шёлк мантии коснулся её руки, и Элладора нырнула в неё, выпустив из пальцев полотенце. Через мгновение она выглядела более, чем пристойно. — О чём вы должны были мне напомнить? Она и сама помнила про пергаменты, на которые ей клювом указал ворон, но не упустила случая подшутить над ним. Издевательская улыбка изогнула её губы. — Ну разумеется, — домашние работы пятикурсников стопкой лежали у неё на столе. Подходя, Элладора зажгла огонёк свечи и опустилась в кресло, придвигая бумаги к себе. На её руках уже не оставалось ни капли влаги, хотя от запястий всё ещё уловимо пахло вербеной и мятой. Из кипы работ Элладора извлекла лишь один-единственный пергамент: с мышлением остальных студентов она ознакомилась достаточно, чтобы выставлять оценки, не проверяя. Но нужная ей работа по закону подлости находилась прямо посередине, и из-за этого ей пришлось пробежаться взглядом по строчкам других эссе. Захотелось закатить глаза: студенты что в Дурмстранге, что в Хогвартсе не обладали особым умом. Место значения не имеет, — именно так сказала она Финеасу, кладя перед ним заявление на увольнение и усмехнулась. Скучать я не буду. И оказалась права. Она всегда была права. — Это становится всё интересней… — пробормотала она, вчитываясь в кривые строчки, написанные неразборчивым юношеским почерком. Мальчишка Гриндевальд продолжал её удивлять — его размышления о тёмной магии казались ей слишком глубокими. По сравнению с остальными, разумеется. Элладора была заинтригована: едва перешагнувший пятнадцатилетний рубеж Геллерт Гриндевальд писал об Аваде Кедавре так, словно бы уже успел её опробовать, и не единожды. Сама она начала убивать ещё раньше, намного раньше: если бы она сказала, сколько лет ей было на момент первого убийства, ей бы не поверили. Но Элладора была уникальна. Непростительные хотя бы у того же Финеаса получались отнюдь не столь легко даже в семнадцать лет. — Этот мальчик далеко пойдёт, как думаете? — сказала Элладора, ненароком проводя кончиком пера по губам. В ответ она услышала лишь карканье и ни одной дельной мысли. Говорить с самой собой было и то более полезно — она убеждалась в этом раз за разом, но лишь усмехалась мысленно самой себе — каждому нужна компания. И семья — разумеется. Казалось, что-то похожее повторял ей Финеас в письмах, которые она перестала читать уже спустя месяц и просто сжигала в камине под недовольное воронье бурчание. Финеас ещё что-то говорил о любви. Элладора знала, что он не продержится без неё долго: она выиграла у Урсулы десять галлеонов, когда чёрная сова брата опустилась на её подоконник в конце сентября, а не октября. Но это ничего не меняло. — Мне определённо стоит с ним поговорить, — произнесла Элладора, вновь пробегаясь взглядом по пергаменту. — Хотя более чем уверена, что он мне скажет, будто бы испытывал заклинание на крысах. Его мысли могут сказать гораздо большее. Что думаете? Ответа не последовало, и она откинулась на спинку кресла. — Он племянник Батильды, кстати говоря, — сказала она, чтобы вызвать хоть какую-то реакцию. Ворон каркнул, попытавшись недовольно хмыкнуть. И Элладора улыбнулась. — Внучатый племянник. Пожалуй, родство с её любимой однокурсницей было самым примечательным в нём для Элладоры поначалу. Но этого было слишком мало для того, чтобы она обратила на него внимание. На Батильду он был даже не похож: ни темноты её глаз, ни томности движений, ни каштанового блеска волос, ни тонкости костей, ни родинок на запястье, ни ловкости рук, ни маниакального интереса к истории, — в нём не было ничего из того, что когда-то притягивало в Батильде Элладору. Так, он был обычный мальчик: невысокий, голубоглазый с золотистыми кудрями, особенно яркими на фоне алой формы, — хорошенький, но ничего особенного. Элладора прошла бы мимо, даже не посмотрев в его сторону, это Финеаса привлекали юные смазливенькие студентки. Ей нужно было что-то большее. И, похоже, он был чем-то большим. А может, и нет. — Как думаете, он придёт сейчас, если я позову? — спросила Элладора, лениво покачивая босой ногой в воздухе. Она и без того вновь знала ответ, но разговаривать с вороном слишком уж вошло в привычку. — Уверена, что да. Тёмная магия творится в тёмное время, — она хохотнула и словно в противовес своим словам взмахнула волшебной палочкой, с конца которой слетел серебристый ворон. Патронуса считали едва ли не самой светлой магией. — Скажи Геллерту Гриндевальду, что профессор Блэк очень ждёт его в своём кабинете. Дело срочное. Ворон послушно кивнул и прошёл сквозь стену. Элладора расслабленно улыбнулась, перекидывая косу на плечо. — Он точно не спит, — она неспешно встала, отложив пергамент на стол и подошла к жерди, на которой сидел живой ворон, коснулась его шеи, ласково поглаживая горло. Он напрягся, вперив в неё свои ярко-красные глаза. Элладора никогда не применяла к нему физическую силу, только круциатусы, но он всегда начинал волноваться, стоило ей к нему приблизиться. На этот раз она лишь протянула ему руку, чтобы он вспорхнул ей на плечо. — Можете покаркать для пущего эффекта. Интересно, догадается ли он? Ворон промолчал с оскорблённым видом, его прежде чёрные, а ныне — кроваво-багряные глаза блеснули в темноте. Элладора рассмеялась; Финеас находил её привычку разговаривать с Диабло очень странной. Она поводила плечами в ответ. — Почему бы и нет? Он занятный собеседник. Финеас недовольно поджимал губы, не понимая. Лишь Урсула посматривала на ворона на плече Элладоры с насмешкой, но ничего не говорила — ох, Элладора её обожала. Из-за неё они и расстались с Финеасом, и она не жалела ни секунды. Она вовсе не любила женщин больше, чем мужчин; просто завораживающе-умные женщины встречались ей намного чаще. Её племянница Бельвина была единственным талантливым ребёнком Финеаса; её братья не удались — Финеас этого не слышал. Иногда Элладоре приходилось сомневаться и в его умственных способностях, порой братец был поразительно слеп. Как и все мужчины. Они смотрели не туда и видели не то; истина скрывалась от их пусть даже зорких глаз. Порой не нужно было даже смотреть. Элладора хотела выяснить, был ли мальчишка Гриндевальд таким же. Хотя даже если да, он и так заинтересовал её достаточно, чтобы она уделила ему больше времени, чем остальным ученикам. Пусть лишь толику внимания, которым она, на самом деле, не удостаивала никого: ни учеников, ни преподавателей, ни директора, поглядывающего на неё с плохо скрываемым вожделением в серой радужке глаз. Элладора лишь обменивалась с ним парой дежурных фраз и никогда не пускала ни в свои мысли, ни на порог выделенных ей покоев, в которые из её кабинета вела красная дверь. Элладора не скрывала её чарами, но проникнуть внутрь не смог бы никто — не то, что толкнуть дверь плечом или потянуть на себя, обхватить ручку пальцами представлялось невозможным. Кое-кто пытался: и директор был в списке потерпевших неудачу. Он слыл сильнейшим волшебником — Элладора хохотала. В её кабинете царила темнота. Элладора любила ночь, её глаза были привычны к её тусклому свету, которого другие словно бы не замечали: он был тёмно-серый с оттенками синего, мягкий, прохладный. Ворон до крови сжал её плечо в когтях — маленький мститель. — Знаю, что близко, — кивнула она, вставая подле преподавательского стола. Отдалённые шаги за дверью становились всё отчётливее. Потом другая дверь, ведущая в кабинет из коридора, беззвучно открылась, и полоса оранжевого света упала на пол, почти тут же исчезнув. И Элладора с насмешливой улыбкой взглянула на вошедшего Гриндевальда. Мальчик отнюдь не выглядел сонным — она оказалась права, он не спал; золотистые кудри в беспорядке рассыпались по алому дублету, а глаза — почти серые — взирали на неё осмысленно и серьёзно. Он щурился, не привыкший к повисшей тьме, но дверь за собой всё же закрыл. Элладора взмахнула рукой — зажглось несколько подсвечников. — А, герр Гриндевальд, проходите, — она сама осталась стоять, но повелительным жестом указала на парту перед собой. — Добрая ночь, профессор Блэк, — остро улыбнулся он, и Элладора заметила, что он на протяжении движения держал руку в кулаке, в любой момент готовый вытянуть палочку из рукава. Неужели наслушался слухов о ней и теперь думал, что она могла убить его? Она могла бы. Но это было бы слишком скучно, да и к чему? — послала она насмешливую мысль ворону. Тот нахмурился. Геллерт Гриндевальд не переставал расслабленно улыбаться, словно бы чувствовал себя в полнейшей безопасности. Не чувствовал. Как думаете, Батильда ему про меня что-нибудь рассказала? Рассказала. — Кто-нибудь знает, что вы здесь? — спросила она, подыгрывая роли убийцы. Ворон расхохотался надрывным карканьем, ей и самой было смешно. Геллерт Гриндевальд бросил на него заинтересованный взгляд; Элладора ждала, что он солжёт «да, Долохов в курсе». — Нет, профессор. Я полагал, что об этом не стоит говорить, — либо слишком самонадеянный и подумал, что справится с ней и сам, либо Батильда ему рассказала не только плохое, либо действительно умён — Элладора предложила сделать ставки. Ворон выбрал первый вариант. Элладора оставила ответ без внимания. — Я проверила вашу домашнюю работу. И на ком же вы использовали Аваду, герр Гриндевальд? Он поднял на неё холодные голубые глаза, в которых не была ни намёка на улыбку, не сходившую с его лица. — На магглах, — сказал он, и Элладора впервые почувствовала настоящее удивление, не сильное — он не изумил её, всего лишь вновь удивил. Она ожидала услышать ложь. Неужели наконец хоть кто-то дельный? Она приподняла одну бровь, Геллерт Гриндевальд истолковал это по-своему: — Бояться мне нечего, моя палочка абсолютно чиста, профессор. Ей показалось, что что-то похожее она говорила Финеасу, когда ей было четырнадцать. — Беспалочковая магия? — уточнила она. Мальчик с самодовольным видом кивнул, и она усмехнулась в ответ. Неплохо-неплохо, только слишком высокомерен. Вспорхнувший с её плеча ворон с ней согласился. Это его погубит когда-нибудь. Геллерт Гриндевальд посмотрел на него вновь: внимательно и чуть сощурившись, — Элладора следила за ним, ничего не говоря, и ждала. — Это — человек? Сигнус Блэк первый не отводил от него маленьких красных глаз, раскачиваясь на подвешенной к потолку сфере. Элладора улыбнулась. — Это птица, герр Гриндевальд. Ворон, если быть точнее. Я зову его Диабло, иногда с ним ужасно интересно вести беседу. — Понимаю, — кивнул Гриндевальд, сложив руки на парте, и вновь посмотрел на неё. Элладора присела на стол слева от него. — Иногда сложно найти достойного собеседника, который понимал бы вас до конца. Ворон бросил на Элладору насмешливый взгляд, она едва сдержала рвущий грудной хохот — какая грубая попытка.  — Я долго ждал, что вы позовёте меня поговорить, — проговорил он, и ей почудилась неуверенность за его словами, прозвучавшими едва ли не высокомернее всех предыдущих. Элладора подалась вперёд, вглядываясь в его глаза. Нет, тень сомнений ей не почудилась. — Вы лучший преподаватель тёмной магии, который у нас когда-либо был.  — Надеялись, что я замечу в вас что-то особенное?  — Я отличаюсь от других, — он усмехнулся. Элладора позволила себя рассмеяться, и мальчишка не вздрогнул, но в его глазах вновь промелькнула тень сомнений. Её рука легла ему на плечо, а сама Элладора наклонилась к нему ближе. — А что, если я пригласила тебя сюда совсем для другого? — её голос опустился до хриплого шёпота. — И твоя домашняя работа лишь повод. Не думал об этом? Они встретились взглядами, и Элладора улыбнулась, прогоняя из глаз насмешку. Её пальцы коснулись его волос — пряди были очень мягкими. Отец недовольно закаркал. Не смотрите, если вам так опротивело. Элладора приподняла его лицо за подбородок, её длинный чёрный ноготь коснулся уголка его губ. — Вы очень красивы, — произнёс Гриндевальд. Финеас твердил ей это постоянно, все мужчины повторяли похожие слова так, словно бы они могли обеспечить им путь в её постель. Элладора лишь хмыкала в ответ: красота не была важна для неё, она увядала. И в своих волосах Элладора всё чаще видела серебряные пряди, ей было плевать.— Но меня не интересует не это в вас, мисс Блэк, — светло-голубые глаза Геллерта Гриндевальда были очень близко: их хмельной, лихорадочный блеск был виден слишком отчётливо, — как бы мальчик не пытался казаться серьёзным. Элладора подняла одну бровь. — Я хочу стать вашим учеником. И знаю, что по другой причине вы бы меня не позвали, вы совершенно иной человек.  — Как интересно… — протянула она, отпуская его. Он не отвёл взгляда, и пару мгновений они смотрели друг на друга; блеск его глаз не потухал. Ворон наблюдал за ними, но вряд ли понимал всё до конца.  — Я прошёл проверку? — спросил Гриндевальд, видя, что Элладора не спешила говорить. Она улыбнулась, почти мягко, и соскользнула со стола, напоследок потрепав его по щеке. — Будем считать, что да, — кивнула она. — Вы действительно выделяетесь в Дурмстранге. Встретимся завтра в полночь. — Ну что, выяснила всё, что хотела? — спросил отец, когда они остались одни. Элладора усмехнулась, принимая скользнувший ей в руку наполненный кубок вина, и вышла на балкон. На серых плитах пола растекалась дождевая вода. Гроза уже успокоилась, и небо стало совсем тёмным. Кое-где были видны звёзды, освобождённые из плена туч. — Лишний раз убедилась в том, что глаза — главная слабость мужчин, — протянула она, отхлёбывая вина. Отец приземлился возле её руки, опустившейся на мраморные перила. — Эта проверка была лишь отвлекающим манёвром, мне нужно было лишь увидеть его глаза. Он сказал, что ему важна не моя красота, но он всё равно её видел, и его взгляд говорил другое. Отец презрительно каркнул — он никогда не был согласен с её мнением о мужчинах. Но она всегда оказывалась права. — Он будет не прочь переспать со мной, если представится возможность, — Элладора скривила губы и отставила пустой кубок. А потом бросила смеющийся взгляд на отца. — Им не будет сложно управлять, — сказала она и, оттолкнувшись быстрым движением рук от перил, взмыла в небо полночно-чёрным вороном, расправившим крылья. Зато у меня появился новый Финеас.