feelings of my soul

***

Шото не знает когда это все началось. Когда эти прикосновения стали обыденными? Когда его зеленые тусклые глаза стали основным ориентиром? Когда он успел упасть в эту бездонную яму? Все что тут есть — это он и непроглядная черная пустота, где-то обрывающаяся на остатки воспоминаний. Она успокаивает и удушает одновременно. Он не помнит когда решил сбежать от всех проблем. От своей семьи своего заточения. Когда он примкнул к «Все-за-одного». Он помнит лишь хруст расколотого черепа “Сенсея”, когда Деку прошелся по нему в своих идеально черных сапогах. Молчали все. Теперь у них новый глава. Теперь все будет по-серьезному, а не из пыльной комнатки под четким руководством. Теперь в руках милого Изуку не только «Все-за-одного», в его руках их жизни. И Тодороки был совсем не против делить свою причуду на двоих. Даже когда у него забирали Лед и оставляли с этим невыносимым жаром. Даже тогда, когда его оставляли ни с чем. Он был уверен, его не тронут. Не посмеют. Только его Изуку может это делать. И делить одну судьбу на двоих — уже не кажется чем-то странным и ужасным.

***

— Шото-кун, ты сегодня как всегда такой отстраненный, — Тодороки бы удивился если бы хоть кто другой сказал ему это, приспокойно припарируя очередного недо-героя в темном закаулке. Но это Деку. Для Деку это норма. — Я не люблю твои «грязные делишки». Ты же знаешь. Вслед за этим о стену разбилось темное сердце их сегодняшней жертвы. Марая эти прекрасные зеленые волосы и бледные веснушки в алой крови. Деку любил оставлять после себя следы. Аккуратно размазывая повсюду кровь и обводя труп по крайней мере то, что от него осталось радужными мелками как в дешевых детективах. Но в дешевых детективах был простой скучный белый мел, не было нарисованных вокруг цветочков и “подписи” мастера. Тодороки уж точно не знал что творится у его мастера в голове. Но это точно не были радужные единороги и зеленые полянки с цветами. Это были скорее Всадники Апокалипсиса в разноцветных плащах на горе из кровавых трупов. Шото это все казалось сумасшествием. Но оставлять все это он не собирался уж точно. Хотя бы ради того, чтобы продолжать каждый раз по вечерам отмывать в горячей ванне своего героя, закутывая после этого в широкое махровое полотенце — Я знаю, Шото, я все знаю, — тонкие пальчики, измазанные в крови, обхватывают его лицо, притягивая ниже, чтобы после продолжить, — И ты знаешь, что я готов на все, чтобы дать тебе почувствовать все то, что чувствую я. Единственное, что Тодороки чувствует дальше — это прикосновение теплых губ к своим и металлический вкус на языке. Он не любит, когда Изуку прикасается окровавленными руками к его лицу. Это мерзко. Но ради того стоит потерпеть. Шото не знает что именно считается сумасшествием, у каждого свои представления на этот счет. Он думает, что более сумасшедшего чем Деку невозможно найти. Но это ни в коем случае не плохо. Шото готов обнимать его во время приступов даже если Изуку, его Изуку, опять попытается перерезать ему горло тем же скальпелем, запрятанным на ночь под подушку. Он будет не против, потому, что это его Изуку. Изуку не сможет причинить ему боль. Только не он.

***