***
Сутки выдались непростые, но продуктивные: и погулял, и поел, и об искусстве потрепался (жаль, тему погоды стороной обошёл), и работу потерял-нашёл. Пора и честь знать. Думал со Светкой домой вернуться (автомобиль обещали, как отремонтируют, в Москву доставить), но Серёга распорядился иначе — Светка с детьми осталась, а он в город резко засобирался, а заодно и меня отвезти. Добрались быстро, навстречу желающим вырваться из города. — Кофе угостишь? — У меня кофеварка сломалась. Вот нахуй я это ляпнул, вдруг он и не про кофе вовсе? А с другой стороны, какое теперь "не про кофе"? Неэтично как-то, он же босс мой. Блядь, раньше нужно было, Серёженька, на кофе напрашиваться. — Турка и кофе молотый найдётся? — Конечно. Чёрт, хорошо, что перед отъездом от нечего делать наконец-то убрался в квартире. Когда выходил из лифта, коленки повели себя странно, прогибаясь под иллюзорным грузом. А у двери в квартиру, тревожно ощущая брутального мужика за спиной, заартачилось тело, позволив ключам в руке жить самостоятельной жизнью и, не пожелав вставляться в замок, жалобно позвякивать. — Ещё болит? — сочувственно спросил виновник незапланированного шоу, списывая мои экзерсисы на последствия сантехнического самоуправства. — Дай я. Он вплотную прижался ко мне, позволяя с ограниченной точностью оценить размер его крепкого члена. Но присвоив ключи и быстро справившись с дверью, тотчас отстранился. Да пошла ты на хрен, этика.Часть 10
20 января 2019 г. в 02:07
Пятница (всё ещё). Я всё ещё влюблён.
Глядя, как Светка из последних сил тащит на себе семью, не смог оставаться школяром, сбежав в банковский колледж, на деле оказавшимся сборищем неудачников, включая снулых учителей, своим благородным служением отбивавших у студентов тягу к прикладным наукам.
Слушая нудные дефиниции преподавателя экономики, от скуки представлял фондоотдачу дородной розовой свиньёй, над которой в целях повышения поголовья скота неустанно трудился необъятных размеров боров, а капиталоёмкость — прощелыгой-капиталистом, бесстыдно наблюдающим в щель в стене деревенского амбара, как с каждой секундой гипотетически увеличивается будущее свинкино потомство.
Глупо, но моё представление о животноводстве и подлинной деревенской жизни по сию пору находилось в плену извращённого подросткового либидо. Та же картинка пришла на ум, когда Серёга, объявив о стейках на ужин, потащил нас за мясом на сельский рынок.
Распутных свиней я, конечно, там не увидел, а вот похотливых капиталистов хватало. Не, ну слышал о пучке редиски стоимостью в пятьдесят баксов, но одно дело слышать, другое — видеть чудо запредельного предпринимательства самому.
Местечковые Рокфеллеры постарались на славу — перенос Грюэна здесь тоже работал: при входе вместо привычной парфюмерии из мегамоллов на покупателей обрушивались ароматы домашней выпечки, вечно новогодних цитрусовых и развратно-манящих копчёностей. Для притупления страха перед покупкой, перемежая дёшево-богато, сначала шли «скромные» субпродукты, и лишь потом — дорогущее мясо.
При виде цены на ум пришло только два варианта: либо имел место картельный сговор с представителями внеземных цивилизаций, либо перед смертью японский бычок успел самостоятельно добраться до Лондона и в качестве вложений в диковинки оказался приобретён залётным подмосковным ИП-шником на аукционе Sotheby’s.
— Ты уверен, что это для еды?
— Разумеется.
Увы, мой скорбный юмор не для каждого.
— Может, вместо упаковки дают рисунки Дега? Тогда предпочёл бы Лотрека: «мясо» к мясу.
— Лёш, не морочь голову, ты же сам согласился на стейки.
Инвестиции — не мой профиль, но, очевидно, эти того не стоили.
— Не знаю, как часто ты поддерживаешь здешний малый бизнес, но дружески рекомендую вместо него обратить внимание на одну из двадцати восьми бронзовых копий «Маленькой танцовщицы».
— То есть ты заранее считаешь, что оригинал мне не по карману?
— Оригинал никто не потянет. Он даже не экспонируется.
— С чего это?
— Изначально скульптура девочки была сделана Дега из воска и, одетая им в парик из натуральных волос, в настоящий корсет, пачку и балетки, была неоднозначно встречена современниками. Скульптура отталкивала и притягивала, по-манихейски сочетая в себе и порок, и невинность.
— И в чём первое?
— Судьба танцовщиц из бедных семей была незавидна. Таких девиц называли крысами. Не знаю, как выглядела вживую натурщица, но скульптура тоже многим напоминала крысу.
— Заколдованная? — заинтересовавшись нашим разговором, скептически уточнила Ирочка у Катюхи.
— У Лёшки все девочки заколдованные, — со вздохом подтвердила ей та, словно это был уже мой диагноз. И не дожидаясь папиной реакции на привычное между нами «Лёшка», деловито утащила сестру к прилавку-аквариуму — пытать морзянкой и без того еле живую рыбу.
Воспользовавшись отсутствием цензуры, продолжил.
— Неизвестно, каковы были сексуальные предпочтения Дега, его личная жизнь оставалась закрытой для публики. Скульптуру эту сначала ваял обнажённой и только потом приодел. Немногим позже малолетнюю модель исключили из балетной школы. И, судя по некоторым источникам, девушка ожидаемо пошла по рукам.
— Любопытная история.
— Бронзовые поделки, сделанные уже после смерти автора, не передают так ярко двойственную суть и уродливую «красоту» оригинала, что не помешало продать одну из них за девятнадцать миллионов долларов. Кстати, хороший пример того, как работает репутация, продолжая клеймить танцовщиц-самозванок именем ушедшего творца.
— В бизнесе всё иначе.
— Иначе? Вспоминая того же Дега: «Искусство — это не то, что вы видите, а то, что позволяет увидеть другим.» Если видишь, что бизнес — говно, да и пахнет, как говно. Понятно, чего ждать от такой репутации.
— Ты о чём?
— Ерунда. Так, умничаю.
— Знаешь, когда я голоден, не люблю загадок. И умников.
— Значит, завязываем с покупками. Я сам выберу. И бюджетно получится, и вкусно.
Такие, как Львович, привыкли измерять качество деньгами. Не всегда работает. Надо было видеть его недовольную физиономию, когда мы вернулись в начало ряда.
— Я не ем субпродукты.
— А когда в ресторане стейк мачете заказываешь, ничего на ум не приходит? Вот она, диафрагма. Могу сам приготовить, если сомневаешься в успехе.
Выбрал для нас несколько свежайших мраморных отрубов, а для девиц — заранее подготовленный кусок, предварительно выспросив у продавца состав маринада — всё как положено: бальзамический уксус, сахарок тростниковый (соврал, поди, падла), соус вустерский, чеснок и листья свежего розмарина (везде наши люди). Когда велел посолить, Серёга чуть не прибил меня там же.
— Если хочешь отличный результат, придётся довериться: соль жидкость наружу потащит, но пока домой доберёмся, мясо сок назад втянет и станет гораздо нежнее. Сам убедишься, когда пожарю.
Вот только готовить мне не позволили — Львович отлично сам справился, а я сбитым лётчиком сидел в углу, принимая, как мне казалось, ненавязчивые ухаживания моего будущего работодателя, успевая отдать должное и собственному выбору, и Светкиному пирогу.
Обедали все вместе. Правда, Светка и одна умела создать эффект большой семьи. Раньше меня это раздражало, всё время хотелось побыть одному, а потом, когда появилась возможность жить отдельно, неожиданно стал тосковать по шуму, бесконечно производимому ею.
После обеда занялись делом, уединившись с бумагами. Не ожидал, что работать придётся под Ольгиным руководством. Неприятно.
— Это формальность. Плюс — будет у тебя на виду. «Держи друзей близко, а врагов ещё ближе», — и видя, как неохотно, хотя и без возражений, я подписал предложенный им вариант контракта, Сергей сменил тему: — Так тебе нравятся импрессионисты?
— Не больше, чем все остальные.
Нет, дорогой, мне нравится совсем другое: Майк Кокрилл. Ни один психодоктор этого не одобрил бы. И тебе, Серёженька, этого знать не следует. Болезненно-невротическая, ничем не завуалированная детская эротика Кокрилла притягивала меня, как та чёртова балерина. Разглядывая его картины в сети, чувствовал себя, словно был одной из его моделей.
На самой любимой — юная дева «молочной зрелости», почтительно опустившись на колени, держит руки в молитве и, открыв рот и высунув язык, принимает облатку (тело Христово) из рук священника. Вроде бы по сюжету всё должно быть благопристойно, но нет, извращенец Кокрилл изобразил это так, как ни один порнограф не сумеет. Кажется, что ещё секунда, и как минимум один член окажется в её пока ещё девственной глотке. А если присмотреться — не малышка она вовсе, настолько чувственной и порочной предстаёт барышня.
Так и видится, как в предвкушении дрожат её ресницы, а голова, чуть откинутая назад, вместе со всем юным телом нетерпеливо подаётся вперёд, навстречу томительному соблазну, а руки молят о запретном продолжении. И по тому, как властно свободной рукой мужчина удерживает голову девчушки, не остаётся сомнений, что оно непременно наступит. Блядь, автор вроде не педофил, а туда же.