Игровая Станция

Это был самый обычный, ничем не примечательный день. Как обычно, Роуз Тайлер закончила работу в шесть вечера, как обычно, она задержалась поболтать с коллегами, переодеваясь из положенной всем продавщицам формы в собственные джинсы, как обычно, она еле успела в последний момент запрыгнуть на набирающую скорость платформу. Сегодня ей посчастливилось занять в середине заполненной платформы свободное сидячее место и слегка отдохнуть после рабочего дня, проведенного на ногах. Дорога домой, в пригород Большого Лондона, заняла всего полчаса, как обычно, и в семь вечера Роуз уже входила в распахнувшиеся перед ней двери маленькой квартирки. — Мам, я дома! Из комнаты ее приветствовали звуки музыкальной заставки «Завидного холостяка» и громкий голос матери: — Рада слышать, милая. Закинешь ужин в печку? — Конечно, — вздохнула Роуз, бросила на пол сумку, отогнала от нее Дворецкого — мама почему-то считала, что это забавное имя для бота-уборщика, — и устало поплелась на кухню. Закинув в печь пару пакетов, она, как обычно, открыла себе пиво, дождалась щелчка, вынула из печи два одноразовых блюда с пан-китайской едой, поставила это все на поднос и отправилась с ним в зал. Когда она устало плюхнулась на диван, пристроив перед собой поднос, мать на мгновение оторвалась от экрана, чтобы чмокнуть дочь в щеку и поинтересоваться, как прошел день. Ответ она выслушивала уже глядя в экран — как обычно. С другой стороны, ответ ничем не отличался от того, что Роуз говорила вчера и позавчера. «Все хорошо, покупатели идиоты, менеджер снова предлагал взять вторую смену, на следующей неделе будет распродажа в отделе белья, ходят слухи, что компания решила наконец заменить продавцов ботами, придется искать новую работу, а это так сложно». Джеки сочувственно кивала и утешающе похлопывала дочь по коленке. Не забывая при этом следить, как шестнадцать девушек в очень минималистских купальниках вели себя как дуры в надежде привлечь внимание нынешнего Холостяка. Он был довольно симпатичный, гораздо лучше предыдущего, и постепенно Роуз сама втянулась в просмотр. Но когда настало время подведения итогов этапа, она решительно переключила канал. — Милая, но разве тебе не интересно, кто останется? — Нет, — соврала Роуз. Честно говоря, ей было интересно. Но чтобы узнать, кто останется, нужно было узнать, кто выбывает — а эту часть она смотреть не любила. Следующие полчаса они провели, хохоча над приключениями участников «Мокрого Замка», карабкавшихся по скользким склонам, грязи и камням к вожделенному призу в пять миллионов. Это несколько подняло настроение Роуз. Но пока она относила на кухню поднос с остатками еды и уговаривала старенький кухонный аппарат выдать хоть что-то, похожее на настоящий чай без добавок, мать успела снова переключить канал, и Роуз застала ее хихикающей над «Топ-20 самых смешных лиц игроков-неудачников». — Не понимаю, как ты можешь это смотреть, — вздохнула она. — Разве тебе не жаль их? — Жаль, конечно, но что поделать. В каждой игре кто-то проигрывает. И лица у них при этом бывают такие, что грех не посмеяться. — Когда Бев проиграла — тебе тоже было смешно? На протяжении всего детства Роуз Бев жила через дверь от них и часто сидела с малышкой, когда Джеки убегала по делам, но три года назад она попала на «Стену правды». — Но это же совсем другое! Бедняжка Бев, не повезло ей. Она всегда боялась высоты, даже на карах не ездила — только на общественных платформах. Если бы это была другая игра, у нее мог быть шанс. Ее лицо, когда они подняли ее на третий этап! Я была даже рада, когда она выбыла, она наконец прекратила паниковать и плакать. Роуз не выдержала. — А папа? Когда он проиграл, ты тоже была рада?! Джеки ахнула и, наконец, оторвалась от экрана. — Как ты можешь! — в ее глазах заблестели слезы. — Я любила твоего отца! Мой бедный Пит... он так радовался, когда узнал, что выбран для «Большой гонки». Так верил, что сумеет выиграть. Он всегда был оптимистом, мой Пит. А ведь он даже не особо хорошо водил кар. Этот проклятый поворот... Джеки все же расплакалась, и Роуз поспешила обнять ее и постараться утешить. Про тот поворот она и так все знала. Отца Роуз не помнила, он попал в игру, когда ей было всего полгода. Но она столько раз смотрела запись последнего этапа, в котором он участвовал, что кривая поворота трассы, на котором машина Пита Тайлера вылетела за ограждение и рухнула в океан, над которым проходила гонка, навсегда отпечаталась в ее памяти. Думать о том, что для кого-то последняя память об ее отце была просто забавным эпизодом, а его предсмертная гримаса — одним из смешных лиц игроков-неудачников, было невыносимо. Но она не стала говорить об этом матери. Она лишь принесла еще чаю и переключила экран на ее любимую «Выпечку навылет». Они успели посмотреть две игры и обсудить все ходящие по району слухи, всех соседей и всех потенциальных победителей в любимых шоу. Точнее говоря, обсуждала Джеки, от Роуз требовалось лишь иногда кивать и хмыкать — все аргументы за и против мать предоставляла сама, она была способна легко переспорить саму себя и убедить в чем угодно. Но вот на экране мелькнули цифры времени — 21:58, — и по квартире разнеслись звуки заставки «Минуты выбора». Как обычно, мать с дочерью придвинулись ближе друг к другу и взялись за руки. Поначалу ничего не происходило. Мелькал маркер времени, отсчитывая секунды, и Роуз показалась, что уже наверняка прошла минута и можно выдохнуть, когда под звуки фанфар на черном фоне всплыла надпись:

Роуз Тайлер Поздравляем! Вы выбраны для участия в игре «Слабое звено» Это Ваш счастливый шанс!!! У вас есть три дня на устройство своих дел В случае выигрыша вы вернетесь домой миллионером!

Роуз много раз пыталась представить, что она почувствует, если это случится. Страх? Азарт? Надежду или отчаяние? Как оказалось, она не чувствовала ничего кроме разочарования. И легкого облегчения от того, что это не мама. Джеки между тем ахнула и прижала руки к лицу. — О нет... Как же так? Почему? О, Роуз! — Все будет хорошо, мама, — шепнула Роуз. — Я... я вернусь. — Конечно, — улыбка Джеки выглядела так же неубедительно, как уверения ее дочери. — Ты ведь такая сообразительная девочка, ты можешь выиграть. Конечно можешь! Обе знали, что на это не было никаких шансов. Если бы это был «Большой Брат» или одно из шоу про выживание на острове, можно было бы еще надеяться. Но победить в игре, где нужно отвечать на вопросы из самых разных областей... ей, бросившей учебу на год раньше положенного и никогда не бывшей отличницей? «Наверняка меня выбрали на роль тупой блондинки, над которой потешаются всю игру и которую ради смеха приберегают для выбрасывания в последний момент, чтобы потом добавить ее глупую физиономию в «Топ-20», — с горечью подумала Роуз. Она попыталась представить, как это будет выглядеть со стороны. Представить, успеет ли она почувствовать боль, когда луч дезинтегратора расщепит ее на атомы, как всех проигравших. Представить одинокую маму в пустой квартире. Горло ее сжалось от горечи. Почему она? Ну почему? С этим вопросом она уснула, с ним и проснулась на следующее утро. Привычным жестом выключив будильник, подумала о том, что через три дня он никому не будет нужен. Обняла на кухне заплаканную маму и с трудом заставила себя съесть привычный завтрак. На утренней платформе она стояла, зажатая со всех сторон спешащими на работу людьми, и ей казалось, что каждый из них знает — скоро ее не станет, словно над ней висела черная тень будущего. На работе, конечно, все уже были в курсе. Менеджер получил автоматическое сообщение, а дальше слух распространился по всему магазину. Роуз смотрела на лица коллег: расстроенные, любопытные, сочувственные и злорадные, и снова думала о том, что через несколько дней ее уже не будет, а они станут рассказывать про нее новой девочке, что придет на ее место. Вечером мать внезапно встретила ее собственноручно приготовленным ужином. И где она только раздобыла продукты? Ведь в их холодильнике обычно водились только дешевые полуфабрикаты. Пришел Микки, который тоже уже, конечно, все знал, и молча обнял ее. Их с матерью забота и поддержка согрели Роуз, но она не могла не заметить, что говоря с ней, они все равно по привычке одним глазом посматривают в экран. И хотя еще вчера она смотрела бы его вместе с ними, сегодня Роуз внезапно показалась ужасной сама идея. Отговорившись головной болью, она пораньше ушла в свою комнату. Натянула старую любимую пижаму, забралась под любимое розовое одеяло, собираясь как следует предаться саможалению. И внезапно обнаружила, что ей не жаль себя. Не грустно. Не страшно. Внезапно она поняла, что ужасно зла — на выбравшую ее машину, на несправедливый мир и, главное — на саму себя за то, что так легко опустила руки и приготовилась умереть. Роуз никогда не считала себя пассивной и слабой. Она верила, что может справиться с чем угодно, если приложит достаточно усилий. «Я выживу, — пообещала она подушке. — Я обязательно что-нибудь придумаю. Завтра». После чего решительно приклеила на шею пластырь быстросна и отключилась.