Никогда не взлетая

Уважаемые читатели, сегодня будет необычная глава. Я давно хотел написать что-то такое, поразмышлять над темой, а что было бы, если б в этот мой фанфик попал попаданец. Сейчас ведь многие авторы успешно используют этот прием. Вот сегодня я решил представить вам такой вариант развития моего фанфика. Непосредственно вдохновила меня на эту идею работа Керра Риггерта и Семеноффа "Я-кто?!": Вжиться и выжить". Мне повезло познакомиться с этой работой, потому что один из авторов когда-то оставил комментарий к моему фф, и я решил ознакомиться с его творчеством. Запал мне в душу его попаданец в Ируку, который воспитывает 12-летнего наруто. И запал настолько, что я подумал, а что, если написать главу-кроссовер? И посмотреть, что с Ирукой произойдет во вселенной "Никогда не взлетая"? И как он справится с воспитанием такой же 12-летней Ханаби, у которой в фанфике похожие проблемы. По умолчанию оставляем следующие вводные Керра Риггерта: 1. Попаданец в Ируку полностью захватил тело Ируки и подавил "настоящего Ируку" 2. Ирука - сотрудник АНБУ Нэ. 3. Сохраняя стиль автора, пишу от первого лица. От лица Попаданца в Ируку. Ну, что ж... Поехали! День не задался с самого начала, потому что с ночи я слышал топот десятков ног, убегающих на задание ойнинов. Ну, вот почему нельзя было собраться на эту треклятую миссию не под полночь, уставшая больная моя голова не соображала и думать на эту тему отчаянно отказывалась. В конце концов, я провалился в тяжелое забытье, сквозь которое иногда прорывался тревожный шум и окрики солдат. «Хорошо, что на эти ночные миссии или тренировки, или еще хрен знает, что не зовут меня. Хорошо быть Умино Ирукой. А вот очутился бы я в теле, скажем…» – И тут фантазия отказалась представлять, в чье тело я бы мог так «попасть», чтобы было еще хуже. Приходили на ум только те ребята, которые сейчас бегом собирались на миссию. Резать кого-то посреди ночи? Этого бы мне точно не хотелось. Лучше уж быть директором Академии и разбираться с нерадивыми учениками и их недовольными мамашами. А вот проснулся я оттого, что кто-то энергично расталкивал меня. Я не сразу сообразил, что вообще-то никто не должен был попасть в мою комнату, а на ночь я запирался на ключ, и по идее сюда было никому не проникнуть. Таращась на мужика в маске сокола, я тщетно пытался встряхнуться, а затем посмотрел в окно. Было еще темно. Я чувствовал, что я нихрена не выспался – по ощущениям было часа четыре утра. Ойнин объяснил, что надо собираться и следовать за ним. Я поплелся за проводником, попутно порадовавшись, что вчера меня сморило в одежде и я лег не раздеваясь. Холодный предрассветный воздух прибавил бодрости. Я осмотрелся и решил найти во всей этой мерзости положительную сторону. Ну, положительным здесь было только то, например, что мне все-таки дали поспать хоть пять часов, а, если б погнали в то же время, что и других, то у меня перед этим ужасом была бы еще и бессонная ночь. И почему все считают, что попасть в мир, где тебя муштруют с вечера до утра классная идея? Посмотрел бы я на этих интернет-феечек, если б их после изматывающего первого дня в новой обстановке еще бы разбудили ни свет, ни заря да потом погнали неизвестно куда. Причем с солнцем, правда, было что-то не так: время шло, а на горизонте вместо алого рассвета, пробивавшегося сквозь ночную мглу, я видел только черные блики, а светлее будто и вовсе не становилось. Спрашивать что-то было страшно: может, с рассветом-то все путем, а вот со мной… не очень. Может, это я от стресса с ума схожу!? Мы пришли к зданию, назначение которого я помнил: именно там работают ойнины и именно туда сдавал свои отчеты настоящий Умино Ирука. Оно не было очень высоким, но я уже знал, что горе тому, кто заблудится в его нижних этажах, поэтому прибавил шаг, пытаясь не отстать от товарищей. Мы прошли в зал довольно просторный и там я увидел сотни людей в масках АНБУ. Тут я понял, что вот прям сейчас, на третий день моего попадания в тело Ируки, в этой хреновой вселенной произошло что-то важное. А хреновая вселенная не дала мне времени ни на подготовку, ни на тренировки, ни на установление дружеских связей с местными. В общем, ничего, что могло бы мне помочь адаптироваться к новым событиям быстро. Даже и всего имущества-то была комната в общежитии для сирот, выросших под покровительством АНБУ. «Вот, что случается, когда Девятихвостый Лис убивает твоих родителей, Ирука-сан», – обратился я не то к себе, не то к исчезнувшему в глубинах сознания «настоящему Ируке». – Ну, и «удачно» же меня сюда занесло! Я подумал, что мне бы и самому не мешало одеться по всей форме: броня, маска, меч на поясе. Что-что, а это у Ируки должно было храниться в комнате, но меня так быстро оттуда выдернули, что я даже не успел ничего сообразить. И не выделялся бы: не то пришел на собрание в помятом чунинском жилете, с невыспавшейся рожей, как после пьянки, хотя хмельного во рту ни капли не было. Здесь вообще лучше этого избегать, наверное. Не то расскажешь, что ты из другой вселенной, и попадешь на прием к местному психиатру. А кто знает, какие они, местные психиатры? Хотя я бы не отказался очнуться сейчас в каком-нибудь вытрезвителе или токсикологическом отделении в больнице, а ангел в белом халате поставил бы мне диагноз: «Делириум тременс. Белая горячка. Еще раз, батенька, так напьетесь, и не пережить можете. К патологоанатому «лечиться» направим». А тем временем зал все наполнялся, и среди пришедших были люди и без масок, зато в расписных хаори. Видимо, их и так все знали, а маска им была не нужна. Кого-то я знал и, напрягая память, пытался вспомнить имена, фамилии и особенности второстепенных персонажей аниме, на которых никто никогда не обращает внимания. А теперь от моей внимательности многое зависело: она могла и спасти, и погубить. Узнал троих главных. Слева сидел Итачи. Он еще не предал Деревню, а значит, я попал в самое начало аниме. Но почему тогда хотя бы рядом с ним не было его отца? Хотя мне-то что с этого? Легче бы что ли стало? Наоборот, характер Итачи в аниме прописан лучше, а, значит, я знаю, чего от него можно ожидать. По правую сторону Яманака. Его легко было узнать по специфической внешности и символам клана на одежде. Я мало про него помнил, да и в манге он появлялся нечасто, но знал главное: от него нужно держаться подальше. Посередине Данзо Шимура. И этого я понять не мог. Он что, председательствует? Походу без меня здесь произошел какой-то страшный переворот, который мне и в кошмаре не мог привидеться. А если здесь Сарутоби-самы нет, то что еще в этом мире не так? Я выдохнул, а затем подумал, что большинство присутствующих здесь – ойнины, и поэтому самое почетное место отведено Данзо, а старик Шимура все-таки не занял место Третьего. И я не ошибся. Переворот, действительно, случился. Только, к моему несчастью, такой, какого в каноне не было. А значит, предсказать события наверняка уже не представляется возможным. А вот это уже беда. Данзо взял слово и долго рассказывал историю клана Хьюга от времен самого первого поколения этой семьи. Что ж, Данзо-сама показал себя эрудированным человеком, а я старался как можно больше запомнить из его рассказа. Мне любые сведения не будут лишними. Но все же мысль о том, что нас зачем-то пригласили на лекцию по истории в пять утра, тревожила меня. Позже я понял, что лучше б это был урок истории. Вот в тысячу раз лучше. Все рассказанные нам подвиги рода Хьюга, оказывается, перечеркивались одним важным обстоятельством. Этой ночью они затеяли мятеж. А мятеж, как известно, не может быть удачен… И эти трое созвали сюда АНБУ и многих других шиноби, чтобы рассказать, как они его подавили. А я-то здесь причем! Без меня же справились! Зачем было вытаскивать меня ночью из комнаты, да и половину этих людей. У них, что газет нет, чтобы сообщить, что Хьюга теперь враги, а власть осталась прежняя? Ответ на вопрос пришел сам собой. – О, глава клана Умино! – Обратился ко мне один из АНБУ в маске кота, – и прошел дальше, занимая свое место. Я промямлил ему в ответ, что-то среднее между приветствием и выражением почтения. Хорошо, что этому человеку сейчас не до длинных разговоров. «Не дай Бог меня как главу клана здесь заставят принимать решения. – Подумал я. – Я же дворянин, а они не знают, что я здесь второй день. Вдруг я приму неверное решение?» Итачи минут десять распекал клан Хьюга, рассказывая, как предатели опорочили свое имя. А дальше произошло то, ради чего, наверное, собрали здесь всех этих людей. Учиха сказал, что у Хиаши остались дети. «Точно, в аниме говорилось про робкую девочку Хинату, которую чуть не убил ее кузен из побочной ветви». – Подумал я. А вот вторую его дочь вообще в аниме почти не показывали. Итачи говорил, что он спас детей от развращающего влияния их родителей. Тон его слов все больше не нравился мне. Даже, если у этого Хиаши хватило дурости начать восстание, дети-то его тут причем? Перед залом, наполненном людьми в масках, стояли две девочки. Легко сказать – стояли. Одна, закатив глаза, почти висела на руках двух стражников, которые были от нее по обе стороны. Вторая с перекошенным от страха лицом держала сестру за руку. «Им же и так плохо, сволочи! Отпустите вы их!» – Хотел сказать я, только вот никто меня не спрашивал. «И что они от них хотят в таком состоянии? – Задумался я. – Чтобы они сейчас перед ними всеми от родителей отрекались? Так они не станут. Даже под страхом смерти. Ох, ведь убьют же их на моих глазах! – Мысли одна за другой проносились в моей голове. – Надо же что-то сделать. Надо же не допустить. Они же по канону одна меньше другой!» И тут я услышал приговор: «Отправить в АНБУ». Детям даже не дали и слова сказать в свою защиту. А зачем? Раз все решено. «Только вот я вам этого не позволю». – Решил я и действовал стремительно. Поборов сомнения, я поднял руку и сказал: – Неужели есть смысл таких малых детей отдавать в АНБУ? Не лучше ли подойдет Академия шиноби? – По залу пошел неодобрительный шепот. Ну, и пусть его. Главное, сейчас вытащить детей. – Господин директор Академии предлагает нам свои услуги? – Спросил человек в хаори с неизвестным мне символом. – Как любезно с его стороны. Вынужден огорчить, – улыбка, с которой он говорил предыдущую фразу, померкла, так что казалось, что ему, действительно, жаль, – эти дети не подходят для вашей школы. Им нужна твердая рука. И другое образование. Только в АНБУ их научат любить Деревню, которая сегодня так милостиво обошлась с ними. К сожалению, тлетворное влияние их родителей слишком далеко зашло, и только педагоги из АНБУ смогут его вытравить из их ума… И тут я понял, о чем нужно говорить: – Так я же сам ойнин, – произнес я неожиданно громко, так, что показалось, что я перебил господина в хаори. Зал загудел еще громче. – У меня есть и педагогические навыки, и ойнинская выучка, – продолжал я, но мои слова потонули в гуле. – Тихо! – Со своего места поднялся одноглазый воин с забинтованной рукой. Шимура. – Умино-сан сейчас предложил, хотя и немного косноязычно, здравую вещь. Наверное, девочкам, действительно, сейчас очень страшно. И они не в том состоянии, чтобы отправиться в АНБУ… немедленно. – Сказал он. Мне удалось получить передышку. «А с Шимурой-то, оказывается, можно договориться», – подумал я. – В таком случае, я думаю, возражений не будет, – сказал он таким тоном, что стало ясно, что возражений точно не будет, – если мы назначим вас, Умино-сан, временным опекуном одной из девочек. И, если оказанного высокого доверия она не оправдает, – Данзо не договорил, но всем было понятно, что произойдет в этом случае. – Другая же отправится в приют под патронажем АНБУ. И там адаптировать ее к новым условиям будут… другие педагоги. Данзо окончил речь. Я было хотел сказать, что моего педагогического опыта хватит и на двоих детей, но поостерегся. Я все больше убеждался, что в этой сумасшедшей версии канона, которую, очевидно, написал не вполне нормальный садист, любящий издеваться над персонажами, а вовсе не Кишимото, Данзо каким-то образом достиг высшей власти. А раз так, значит, не стоит злоупотреблять его щедростью, ведь он может и передумать. Поэтому я сделал несколько несмелых шагов. Ко мне подвели каштановолосую девочку, в которой я очень смутно мог бы опознать какую-то из дочерей Хиаши, если бы не белые глаза. Я посмотрел ей в лицо и почувствовал, как у самого ноги стали ватные. «Настрадалась она, а жутко мне», – пронеслась мысль у меня в голове. – Ну, что, берите, – сказал мне один из АНБУ в маске сокола. – Господин учитель, только не забудьте, что вы должны подготовить ее к будущей службе в Анбу Нэ. Ойнин легонько подтолкнул девочку по направлению ко мне, она запнулась и непременно бы упала, если б я не поддержал ее. С другой стороны, за локоть ее схватил ойнин. Она сделала еще несколько шагов в мою сторону, но теперь уже более уверенно. Я держал ее под руку и старался как можно скорее вывести из зала. Она вдруг остановилась, как вкопанная, – откуда только силы взялись, – и, повернув голову, безотрывно смотрела на то, как другую девочку уводили люди в масках АНБУ. Они совсем окружили ее так, что даже я не мог рассмотреть, что там происходит. Я решил, что новую свою воспитанницу надо как-то расшевелить, иначе бы она так и простояла в этом зале весь день. – Это не навсегда. Вы встретитесь. – Сказал я первое, что пришло в голову. В ответ она посмотрела на меня снизу вверх затравленным, недоверчивым взглядом, но пошла к выходу. Здание АНБУ оказалось больше, чем я предполагал, а коридоры его – запутаннее. Мы сначала пошли вниз, а я попытался вспомнить тот путь, которым вели меня товарищи. Разве тут вспомнишь! Да и не ожидал я, что провожать на собрание будут меня, а через два часа выводить из здания кого-то другого буду уже я сам. На нижних этажах стоял острый химический запах, такой, что даже я рукавом нос зажал. Что уж говорить о ребенке, которая от него чуть сознание не потеряла. Я поймал какого-то человека в маске, бесцеремонно остановил его. – Нам бы выйти отсюда, господин. – Сказал я. – Мы выход искали. Забрели не туда. – Не туда. – Хохотнул ойнин. – Это ты верно сказал. Что же вы так, господин учитель, а? Столько лет служите здесь, а дорогу никак не запомните. – Амнезия. – Ответил я. – После миссии. – Если так, то лечись, господин учитель, – посоветовал сослуживец. – А ты за вражескую дочку поручился. С собой не разобрался, а уже за другого человека ответственность взял. Амнезия – вещь скверная. Забудешь вот так свои корни и на ее сам место пойдешь. Оно, знаешь ли, чревато. – Ухмыльнулся ойнин из-под маски. – Да вспомнится все. Она кратковременная. Амнезия. Такая от шока бывает. – Ответил я. Он наклонился к самому уху и прошептал: «Если ты на глаза ее губу раскатал, подождал бы чуток: говорят, молодых и перспективных сотрудников после сегодняшнего дела награда ждет. На плановую операцию отправят и такой же, как у нее, глаз вживят. И без хлопот с девчонкой». «Не из-за глаз я ее спас, ты, гад», – первое что пришло мне в голову сказать, но я осекся, потому что так ситуация показалась бы еще более странной: какой ойнин в здравом уме сам из сочувствия возьмет себе сироту да еще и с таким прошлым? А самое страшное: мой собеседник не стеснялся говорить такое притом, что сама девочка стояла тут же. Я заметил, что она выдернула свою руку из моей. Это увидел и человек в маске. – А она с норовом, я погляжу. – Сказал он. – Как обламывать будешь, Ирука-сан? Я не отвечал. В конце концов, он, действительно, вывел нас каким-то путаным ходом на улицу, только на этот раз я постарался этот путь запомнить. Мало ли сколько раз придется здесь бывать? Когда она вышла, то стала жадно хватать воздух ртом, будто задыхалась. – Если хочешь, можешь отдышаться. Подождать. – Сказал я. Лицо-то у нее сейчас, как у той, другой, которую АНБУ Нэ за руки из зала суда увели. И взгляд потерянный. Я вновь взял ее за плечи, потому что боялся, что на свежем воздухе она может и сознания лишиться. И что тогда делать? Реанимировать-то я не умею. Она нервно дернулась и попыталась отстраниться. Мы постояли так с несколько минут, пока мне не показалось, что дыхание ее выровнялось и она попривыкла быть на улице. Мы дошли до дома, и выражение ее лица стало еще более тяжелым. Когда я брал ее, я, кажется, не учел один момент: я использовал свой статус ойнина как козырь, чтобы убедить Данзо отдать мне ребенка, но сейчас, кажется, это вовсе не идет мне на пользу: девочка напряженно вглядывалась в надпись над тем домом, где уже третий день жил я. «Общежитие для работников Ансацу Бутай». Это название ей явно не приходилось по душе. Она остановилась. Я опять увидел, как девочка практически дрожит от страха всем телом. Затем она натянула по самые глаза капюшон куртки и в этом импровизированном укрытии сделала несколько неуверенных шагов вперед. – Они тебя не тронут. – Сказал я. – Все уже кончилось. Ты живешь у меня. – Но, наверное, интонация, с которой я все это говорил, у меня вышла не слишком бодрящая. – Не тронут? – Робко переспросила она, а затем уже иным тоном сказала, – Хорошие ойнины? – И, сделав паузу, произнесла, – Смешно. – Губы ее скривились в вымученной улыбке. Когда мы пришли в комнату, можно было немного отдышаться. Очевидно, предстоял долгий тяжелый разговор. – Тебя как зовут-то? – Спросил я. – Она ответила удивленным взглядом. Да читал я канон! И аниме смотрел даже. И помню, как этих дочек зовут, но уж больно отличался тот мир, в который я попал, от аниме Кишимото. В нем все было навыворот, как будто специально. Вместо красноглазого мстителя – две напуганные девочки, вместо Сарутоби или хотя бы справедливой Цунаде – всевластие Данзо, Ирука-сенсей, совмещающий должность учителя и службу в АНБУ. Что дальше-то будет? Орочимару окажется оклеветанным и отстраненным от дел гением? В какой-то степени то, что в этом именно гребанном мире, в котором непонятно, что происходит, появился попаданец, не так уж необычно. А Данзо-то, похоже, станет главой Деревни прежде времени. Блин! Время! То есть меня забросило в тот момент, когда Саске было пять лет? Так что ли? Резня вроде бы тогда произошла. Тогда кто та девочка, которая сидит сейчас передо мной? То, что она Хьюга, не вызывало сомнений. То, что из главной ветви, тоже: ментальной печати не было. Но впрямь ли это – младшая дочь Хиаши? По возрасту не подходит. Стало быть, она – самозванка, которая решила выдавать себя за Ханаби, чтобы спасти себе жизнь. Значит, она какая-то третья, неучтенная фигура в клане Хьюга? Слишком взрослая для дочери Хиаши. – Вы брали себе ученика на воспитание, даже не узнав имени? – Спросила она с удивлением. – Тогда понятно. Еще можете отказаться. Нам обоим будет легче. Хьюга. Ханаби. – Представилась она. – Не может быть! Врешь! – Поразившись, сказал я вслух. – А лет тебе тогда сколько? – Двенадцать. – Ответила она. Тут я понял, что ничего не понимаю окончательно. «Как так двенадцать? Ханаби должна быть намного младше! И с ней мне было бы намного проще. Легко успокоить маленького ребенка. А вот тебя-то …» – Подумал я. – Мне двенадцать. В личном деле можете посмотреть. – Был ответ. Тогда у меня сам собой родился следующий вопрос: – А сколько лет назад напал на нас Девятихвостый лис? – Спросил я, и осознал, как странно звучит он в устах Ируки. Она отшатнулась от меня, как от безумного. «Видимо, теперь начнет думать, что я взял ее, потому что с ума сошел». – решил я. – Да у меня амнезия просто. Частичная. Тут помню, а тут не помню. – Пытался объясниться я. – Двенадцать лет назад. Тоже. В год моего рождения. Как Искрянка [1] из берегов вышла, так беды на нас и посыпались… – Задумчиво сказала она. «Это еще что за суеверие, о котором в каноне ни слова? – Я напрягся. – Я думал, она мне про Кагую и Хагоромо будет рассказывать. А она мне про Искрянку». – Знаете, вы отдайте меня в приют. Там ойнины и здесь тоже. Мне без разницы. Только там я с сестрой буду. – Нарушила она короткое молчание. Я не успевал соображать. Это значит, что Наруто сейчас тоже двенадцать лет, и у меня нет семи лет в запасе для того, чтобы заранее выстроить близкие отношения с жителями деревни, а «канонные» события, очевидно, начинаются прямо сейчас! – Не лучше тебе будет в приюте. Здесь я смогу тебя защитить, а там никто тебя уберечь не сможет. – Сказал я, вспомнив серии про АНБУ, где говорилось, что в АНБУ нужно было в качестве последнего испытания нужно убить ради Деревни своего товарища. Они будут ставить тебя на задание вместе с твоей сестрой. Ты даже привыкнешь, что у вас «такая семья» А потом от тебя потребуют подтверждения преданности: забрать ее жизнь. Рассказом я добился успеха, немного напугав девочку нравами в приюте Конохи. Значит, она будет думать, что здесь ей будет лучше, а уж я-то докажу ей это на практике. С ней надо быть поласковее, и она постепенно оттает. Но я тут же получил от неразговорчивой девочки встречный вопрос: «А вы, значит, тоже друга убили, чтобы доказать Конохе, что вы преданный ей человек?» Мне ничего не оставалось, как согласиться. Наверное, Ирука, в тело которого я попал, так и сделал. – Да. – Помолчав, ответил я. – Вышло даже очень натурально. – А кто он был, ваш друг? – Продолжала задавать неудобные вопросы Ханаби. Тут мне пришлось вновь сослаться на амнезию. Я в жизни не убивал никого, поэтому и представить не мог, как это может быть, а тем более не мог за минуту придумать достоверную историю. – Уже не помните своего «первого», да? Ясно все. – Сказала она. – В любом случае тебя незаметно подведут к тому, что ты убьешь свою сестру. Или она тебя. В АНБУ не любят, когда ойнины имеют к кому-нибудь, кроме родины, сильную привязанность. – Ответил я, вспомнив судьбу Сая и Кабуто. – Вы заботитесь о моем душевном состоянии? – Ответила она. – Трогательно. Я вздохнул. Разговор явно не ладился. Она отвернулась и смотрела в окно, где на горизонте виднелось черное пламя, которое было так высоко, что было заметно даже издалека. Я, уловив ее взгляд, занавесил окно. – Это не поможет. – Ответила она. – Проблема не исчезнет. – Нельзя весь день просидеть перед окном и смотреть… на все это. Все уже кончилось. – Попытался отвлечь ее я. – Нет, не все. Огонь-то горит. – Возразила Ханаби. Тут я вспомнил, что огонь Аматерасу горит семь дней и семь ночей. – Он долго горит. – Со всей возможной мягкостью объяснял я. – Семь суток. Неделю проведешь возле окна? Хьюга сначала не ответила, а потом сказала: – От моего дома даже пепла не останется. Даже прийти будет некуда. – Они уже отмучились. Там уже только костровище. – Сказал я. – Мы настолько дурные люди, – речь ее была прерывиста, голос дрожал, – что от нас и могилы не должно остаться? – Я постараюсь помочь тебе это пережить. – Ответил я, хотя не до конца понимал, как я помогу справиться с такой бедой. Она с вызовом посмотрела мне в глаза: – Не стоит. Ваши друзья уже постарались. Я увидел, что девочка чуть не плачет и потянулся, чтобы вытереть слезки, но в ответ услышал шипение: – Не прикасайтесь ко мне! – Послушай, Ханаби-чан, я не убивал твоих родных. – Я пытался убедить ее, что я – просто школьный учитель, и нельзя всех, кто когда-то служил в АНБУ Нэ причесывать под одну гребенку. – Откуда я знаю, что вы не убивали? – Нервически сказала Хьюга. – Они все в масках были. А мы с сестрой что вам сделали? Не вы убивали, так другие. Какая разница! На все эти вопросы я отвечать был не готов. Не хотелось мне выгораживать организацию, в которой я и состоял-то два неполных дня: – Успокойся, с тобою больше ничего не случится. – Пообещал я. – Все уже случилось. – Вздохнула Ханаби. – Да я же сам ради тебя, совершенно незнакомой, рисковал. – Наконец, сказал я, взывая к ее совести. – Это большая удача, что Данзо-сан согласился. Они б над тобой издевались бы. Я не стану. – Я благодарна вам, Ирука-сан, за вашу доброту. [2] В этот момент наш разговор прервали. Кто-то колотился в дверь. – Открывай, сука! – Послышалось за дверью. – У тебя за общагу два месяца не плочено! – Я не торопился отпирать такому агрессивному гостю. – Второй день в Конохе, а платить и не думает! Бухаешь что ль? Так заплати, пока всю получку не пропил! И колдырь себе дальше! Гость был настроен более чем решительно, и я понял, что отделаться от него не удастся. В конце концов, скорее всего это просто комендант из гражданских. А, следовательно, не чуунину Конохи Ируке Умино его бояться. Не знает, с кем связался. Хотя скандала на второй день мне не хотелось. Я надеялся, что мы просто поговорим с не в меру горячим посетителем, я заплачу за комнату, и, возможно, он возьмет с меня пени. Я подошел к двери, а затем обернулся, посмотрев на Ханаби. Она, наконец, оторвалась от окна и теперь, почувствовав на себе мой взгляд, накинула капюшон, и как-то вся сгорбилась. «Надо бы отучить ее от этого, пока не стало привычкой», – подумал я. – Ну, чего так долго? – Огрызнулся вошедший комендант. – Чего не платим-то? – Сказал он уже спокойнее, очевидно, увидев вместо пьяницы трезвого чунина Конохи. – Да я на миссии был! – Дал я уже стандартный ответ на все вопросы, которые мне задавали незнакомые мне люди. – Вижу. Мне-то что с твоей миссии? Денег хоть заработал, или зря по чужбине протаскался? – Спросил он. – Да мы, шиноби, постоянно ходим на долговременные миссии, и даже в самых паршивых общагах вроде этой, можем не платить до полугода, а в исключительных случаях даже дольше! – Ответил я. Старик оскалился, засмеялся в бороду. – Ты мне что заливаешь, парень! Я законы знаю. – Может, ты еще знаешь людей, которые принимают законы? Может, я из благородного клана, из тех, кто эти законы принимают! – Я перешел в наступление. Старик последнее замечание будто мимо ушей пропустил. – Ты, парень, заплати за полгода вперед, и уебывай на свою миссию, на все четыре стороны. И можешь хоть ни дня здесь не жить. – Распалялся комендант. – С тобою, господин учитель, по-хорошему говорят. Заплати за комнату, не то ведь можно и по-плохому долг истребовать. Откровенно говоря, проблем не хотелось, и я уже потянулся за кошельком, проклиная «предыдущего» Ируку, который оставил после себя долги, как вдруг комендант, очевидно, заметивший Ханаби, добавил: – Слышь, молодой, двойная с тебя цена. Правило у нас есть… Так, что за свой трофей, который с миссии приволок, ты мне тоже должен! – Тут он указал рукой на Ханаби. – А коли денег нет, в чайную ее продашь, вот деньги-то и появятся. А иначе чтоб я твоих малолетних шлюх здесь не видел! Ну, вот это было уже слишком! Какая-то гражданская сволочь будет оскорблять меня… да ладно меня… Ребенка, который только что потерял семью, а теперь должен все это выслушивать! И этот мерзавец тоже говорил при Ханаби так, как будто ее и в этой комнате не было. Такое должно было быть наказано. Я понял в этот момент, что должен поставить этого зарвавшегося гада на место, а заодно показать Ханаби, что я не позволю оскорблять мою воспитанницу всякой мрази. Я прописал этой сволочи хороший удар в челюсть, только вот неожиданно наткнулся на умело поставленный блок. А через мгновение и самому пришлось защищаться нескольких ударов подряд. И только память натренированного тела Ируки позволяла от них уклоняться. Я попытался провести такой же удар еще раз, но тут мою руку перехватили и выкрутили. – Успокоился, касатик? – Сказал комендант. – Ты не смотри, что я одет по-граждански. В отставке я. А лет пятнадцать назад таких вояк, как ты, десятками, как вшей, давил. По выслуге нам ничего не платят. Состарился – живи, на что скопил. Вот и устроился я сюда на подработку, из таких вот скотов долги выбивать. Ты, что ж, молокосос, думал, раз чунинский жилет надел, то перед гражданскими козырять можешь? Или ты на моем веку первый, кто додумался, что раз он – шиноби, то и платить может, когда вздумается, а не в срок? Только не знаешь ты, что потом все эти орлы-чунины мне предоплату в сломанных руках приносили. – Тут я почувствовал еще один удар в подреберье, от которого перехватило дух, а я весь согнулся пополам. – А это тебе, пес, чтоб старость уважал. В следующее мгновение комендант вытащил у меня из кармана кошелек, отсчитал купюры. – Это за тебя. – Показал он несколько купюр. – А вот – за нее… кем она там тебе приходится… – Да я ее только сегодня в дом привел! – Воскликнул я. – Поспорь мне еще. – Сказал комендант таким тоном, что спорить резко расхотелось. – Держи. Мне чужого не нужно. – Кинул он на пол полупустой бумажник. Я, обессиленный, лежал еще несколько минут после того, как он ушел. Затем, приподнявшись, увидел Ханаби, которая светилась, как солнышко. – Ты за кого болела, подлая? – Обескуражено прохрипел я. – За коменданта, конечно. Он-то на Данзо не работает. – Ответила она. – Я же из-за тебя в эту драку и полез! – Возмущению моему не было предела. Я защищаю ее честь, а этого не ценят. – Вы платить не хотели. Лучше было сразу отдать. – Сказала Хьюга. Все события так стремительно развивавшиеся, заставили меня отвлечься оттого, что меня вообще-то сегодня в четыре часа подняли и даже перекусить не дали. «Не помешала бы мне тарелка горячего борща». – Подумалось мне. Местная кухня совершенно меня не вдохновляла: то сырую рыбу жри, то колобки из риса лепи. Нет бы по-нашински, по-русски: блинцов, селедочки, расстегайчиков. Я их когда-нибудь научу ценить вкусную, здоровую пищу. А без гречневой каши так и вовсе тоскливо стало. – Ханаби-чан, ты давно ела? – Спросил я. – Вчера. – Сказала она. «Ох, ты ж е… У меня ребенок сутки некормленый, а я мечтаю о борщах и расстегайчиках! Разве у меня на это есть время! Вот гречки… гречки сварить, пожалуй, можно». – Ханаби-чан, а где здесь гречки можно достать? – Спросил я. Она подавила желудочный спазм: разговоры о еде плохо отражались на ее самочувствии. – Учитывая, сколько с вас взяли, вам вряд ли по карману… – Сказала она. – Да не может быть! Она ж дешевая! – Не удержался от возмущения я. Оказывается, в этом поганом мире и гречки купить нельзя! – Для кого? Для хокаге? – Переспросила она и отшатнулась от меня точно так же, как тогда, когда я задал вопрос про нападение Девятихвостого Лиса. – Просто есть очень хочется… – Объяснил я. – А ее приготовить можно очень быстро. – А вы странный ойнин. Вы здесь родились, а не помните, как «едят» гречку. – Тут уже я напрягся. О кулинарии в стране Огня я точно знал довольно мало. – Мы гречку не едим. – Сказала она. – А завариваем и пьем. Я пробовала пару раз. Это питье. Что-то вроде гранулированного чая. Дорогое и импортное. Здесь не растет. Вспоминаете? «А она, кажется, вправду верит, что у меня амнезия, – решил я. – Это не так уж и плохо». – Я как-то плохо сегодня соображаю, Ханаби-чан! Вот и спутал. – Оправдывался я. «Неужели теперь придется на пару со своей новой знакомой эти рисовые колобки лепить?! Ну уж нет!» – Подумал я. В комнате не было ни холодильника, ни печки. Где брать еду вообще непонятно. «И как ты так жил, Ирука?» – Задал я вопрос своему альтер-эго. А ответа не было. В общем, то, что настоящий Ирука исчез безвозвратно, было не так уж и хорошо. Может, в чем-то он мог бы мне помочь разобраться быстрее. Во всей комнате из мебели только кровать, дышавший на ладан, разваленный деревянный стол и два шкафа: один с одеждой, другой с книгами. Тут я понял, что, когда я выпросил у Данзо опекунство над девочкой меня в последнюю очередь волновало, где она будет жить, что она будет есть. Мне было главным вырвать ее из лап этих выродков в масках. А теперь все эти проблемы встали со всей определенностью. Правда, легко показывать измученному ребенку щедрость, когда у тебя есть счет в банке, большая зарплата или трехкомнатная квартира, а как воспитать ребенка в моих условиях, я совершенно не представлял. Хоть я и был «главой клана», но только похоже глава-то я был чисто номинальный, поскольку от клана никого больше не осталось, а все имущество обедневшего главы семьи – конура в общежитии. Я посмотрел в кошелек: деньги еще оставались. – Пойдем, купим немного еды. – Успокаивающим тоном сказал я. – Тошно ведь здесь целый день сидеть. Действительно, в продуктовой лавке не было ничего похожего на нормальную русскую еду: ни тебе свеклы для борща, ни тебе гречки для каши. Удалось взять только странного вида азиатские пельмени, которые хоть немного напоминали о Родине. Когда мы вернулись, мне показалось, что подопечная и на ногах-то слабо держится. – Тебе поесть надо. – Сказал я со всей возможной нежностью и поставил перед ней тарелку. По лицу ее было видно, что она жутко голодная, но в то же время я заметил, как ей становилось дурно от этих пельменей. Она несколько раз подавила рвотный спазм и, наконец, не смогла с собой справиться – ее вывернуло на пол. Ханаби слегка шатало. Она бормотала что-то непонятное и только, когда я подошел совсем близко, сумел разобрать то слово, которое она так часто повторяла: «Сумимасен» – «Извините». – Ты ни в чем не виновата. – Произнес я. – Это просто реакция на волнение и тяжелую пищу. Это все ерунда. Я помог ей перебраться на кровать, уложил, убрался в комнате. «Вот, правда, на кой ляд я связался с этими пельменями азиатскими. Сварил бы ей бульона куриного или хоть бы и риса этого – ничего бы не было». – Подумалось мне. Она после этого немного затихла и даже, возможно, начала примиряться с тем, что я теперь ее опекун. Немного риса я все же достал, взяв его взаймы у соседей, и наш скромный ужин прошел успешнее, чем обед. Мне даже показалось, что она стала ко мне чуть лучше относиться. Показалось. Вечером обнаружилось, что, пока меня отвлекали сиюминутные хлопоты, я, взяв на воспитание ребенка, упустил из внимания, что кровать в нашей комнате хоть и была, но была одна, так как комната изначально была рассчитана на одного человека. Благородно уступил кровать Ханаби. Я же не изверг, чтобы заставлять спать ребенка на полу после того, что с ним случилось этой ночью. Это чем же я тогда буду лучше этих ойнинов? И из-за того, что подняли меня рано, а весь день я провел в тревогах и заботах, уснул я почти сразу мертвым сном. Проснулся внезапно. Очевидно, через несколько часов. От жгучей, острой боли. Я широко распахнул глаза и увидел перед собой Ханаби. На руках ее была сконцентрирована чакра, и она молотила по мне джукеном, куда придется, пытаясь в темноте добраться до сердца. «Нет! Вот же гадина!» – Мелькнула мысль в моей голове. Я, справившись с первым шоком, перехватил ей руки. Я пристально смотрел на ее лицо, вспухшие на висках и вокруг глаз сосуды. Выглядело это жутковато. Видимо, это и был знаменитый бьякуган. Я привстал и всем весом обрушился на нее, и после короткой борьбы придавил ее к полу. – С ума сошла? Что на тебя нашло? – Крикнул я ей в лицо. Она молчала. Я поднялся и, взяв ее за шкирку, посадил перед собой на стул. – Что на тебя нашло? – Повторил я. – Ты хоть знаешь, что с тобой за это может быть? Ты здесь на испытательном сроке. Я тебя от гибели спас! – Спасибо вам за вашу доброту. – Как заговоренная повторила она уже сказанную фразу. – Тогда какого хрена напала? Спасибо за доброту! Да подавись ты ей, лицемерка! В глаза врет и не краснеет. – Заорал я на свою воспитанницу. – У меня ойнины убили всю семью. День назад. Вот я и хотела за всю мою семью хоть одного ойнина завалить. А не вышло. Что со мной будет? А не важно. Я и так мертвая. – Полушепотом произнесла Ханаби. Вот и что мне на такое отвечать? У нее же на глазах мои сослуживцы семью вырезали и с сестрой разлучили. А я этих «сослуживцев» в глаза не видел. Но не признаваться же мне ей, что я – попаданец, и в этом теле только третий день. За сумасшедшего примет. А объяснять ей, что я спас ее от гораздо худшей участи, бесполезно. Она все равно будет твердить, что ей все равно, участвовал ли я лично в расправе над ее семьей или нет, что все мы за масками скрываемся, и, раз ее родных убивали без суда, то и ей все равно, виноват ли я лично в ее трагедии или нет. Ее боль, которую надо было понять, заслонила в ней все другие чувства и заставляла действовать неразумно. «А ведь я мог бы тогда и промолчать! – Подумал я, и подленькая мысль змеей заползла в голову, – вот и молчал бы, раз справляться с трудными подростками не умеешь!» – Но я тут же прогнал от себя эту мысль. По ходу объяснения мы ни к чему не пришли. Мне не удалось убедить ее в том, что я взял ее из человеколюбивых соображений, из-за осознания, что нельзя отдавать ребенка в руки АНБУ Нэ. Мы снова улеглись спать. Я не тушил свечу. Мы долго и напряженно глядели друг другу в глаза, пока, наконец, свеча не догорела, а нас обоих не сморило. Наутро она была обманчиво тиха. Но после того, что случилось ночью, в спокойствие ее характера я больше не верил. Скорее настроение ее было цикличным: фазы спокойствия и безучастного равнодушия ко всему могли сменяться вспышками гнева, мгновенно возникающего и быстро угасающего, после чего она чувствовала себя опустошенной и разбитой. Мне оставалось только пытаться почувствовать, когда начинает меняться ее поведение и подстраивать общение с ней под эти изменения. С утра пришлось лепить ненавистные онигири из данного взаймы риса, так как на куриный бульон, о котором я так мечтал, отчаянно не хватало. С непривычки эти мои колобки получались иногда даже хуже, чем у Ханаби, которая не сомневаюсь, тоже делала их сама впервые. Пару раз, смотря на мою работу, она не смогла удержать улыбки, а потом, поймав на себе мой взгляд, смущалась и нарочно напускала на себя серьезный вид и отводила глаза. Я не обижался: улыбка в ее состоянии это – хорошо. А девочку не мешало бы, между прочим, психологу показать. Вот интересно, есть ли в этом гребанном мире психологи? Ну, Яманака там, например. Не все же мне одному справляться! – Ну, и молодец, сестренка! – Решил я подбодрить воспитанницу, видя, как у нее спорится работа. – Иру-у-ука, можно я вам одну историю расскажу. Из тех, что перед сном рассказывают? – Я кивнул. – Имото-чан… меня только брат так называл. А вы его той ночью у меня на глазах заживо сожгли. Однако взятая взаймы у соседей еда закончилась, и теперь нужно было сделать две вещи: снова купить риса. На этот раз много. Я, кажется, начал понемногу привыкать к этой азиатской диете. А затем зайти к начальству в АНБУ и узнать, какое содержание положено мне как опекуну Ханаби, потому что деньги кончались стремительно. Так как девочка наедине сама с собой могла придумать еще один «коварный план», как отомстить за свою семью рандомному ойнину, ее было решено взять с собой. После вчерашнего нападения Ханаби ломило все тело, да и драка с комендантом не прошла бесследно. Мы зашли в продуктовую лавку Теучи. Вот человек, который всегда нам рад. Пока у нас есть деньги, конечно. Теучи отвешивал нам рис, а вот мое внимание привлекла его молодая дочь. Она подбежала к громоздким печам, в которых готовили рамен, а я невольно засмотрелся на то, как длинная, тугая ее коса от внезапного резкого движения опустилась на молодые упругие бедра. «Ну почему я попал в Ируку, а не в Теучи? Варил бы сейчас рамен, не было бы проблем с едой, а Аяме… Ах, Аяме-чан! – Я посмотрел на нее еще раз, в ее глубокие глаза, а девушка, почувствовав на себе мой взгляд, лукаво улыбнулась. – Ну, почему я не стал ее опекуном вместо этой… Ханаби. Стоп! – Эта мысль поразила меня, как молния, а после и вовсе вывела из раздумий. – Где Ханаби!?» А девочки-то рядом не было. Теучи подал мне пакет с рисом. Я потянулся за кошельком, который, я точно помню, держал в правом кармане. Но и кошелька тоже не было! «Вот ведь мелкая зараза!» – В сердцах выругался я. Теучи заметил мое беспокойство, глядя на то, как я осматривал все карманы своего жилета, надеясь, что я куда-то переложил портмоне, но запамятовал об этом. – Теучи-сан, я кошелек дома забыл. Я мигом вернусь. – Повар понимающе посмотрел на меня, а затем ответил: – Тогда я отложу вашу покупку. Можете не беспокоиться. Возвращайтесь за деньгами. Я подожду. – А вы не видели, куда девочка убежала? Со мною девочка была. – Поинтересовался я. – Я рисом занимался. Ни на что, кроме товара не смотрел. Дочь, может, чего и видела. – Был ответ. Аяме смутилась и явно расстроенным голосом спросила: – А девочка ваша была? Хмурая такая, бледная, лет одиннадцать-двенадцать, да? Она убежала. Я еще думаю, что дети на сладости иногда посмотреть заходят. Купить хочется, а денег нет. Я попрощался с Теучи-саном и, полагаясь на чутье чакры, попытался найти Ханаби. Следы ее переплетались с другими духовными энергиями. Вот почему настоящий Ирука так безответственно отнесся к развитию у себя сенсорных навыков? А очень зря! Сейчас бы они очень пригодились. В итоге я почти час проискал ее по городу, нашел троих девочек-подростков примерно одного с ней возраста, и понял, что поисковик из Ируки совсем плохой. Решил вернуться домой. Не купил еды. Потерял деньги. Обманул Теучи-сана. Не узнал в АНБУ насчет дотаций. Взял с собой девку – и полдня насмарку. Увидел ее подходящей к общежитию. Подбежал к ней, схватив за руку, втащил в дом. – Кошелек. – Прошипел я не своим голосом, когда мы оказались в комнате. Она подала. – Зачем брала? Что купить хотела? – Неважно. Мне не продали. – Говори! – Потребовал я. Она долго молчала. Затем призналась, что была у оружейника. – Хотела катану или вакидзаси. Меня прогнали. Узнали по глазам и сказали, чтоб проваливала. Целее буду. – Ответила Хьюга. – Зачем тебе катана, когда ты рукопашник? – Не понял я. – Ясно зачем. Я к родителям хотела. Ну, в Чистый Мир. Все Хьюги там. Вот и мне нечего задерживаться. – Был ответ. – То есть как это незачем? Ребенок, ты чего говоришь? Тебе двенадцать. У тебя сестра. Это безнравственно – ее одну оставлять! Ты об этом подумала? – Прокричал я, все больше распаляясь. – Ты воруешь, нападаешь на людей, так ты еще и сестру бросаешь? Какая же ты тварь! – А, вон чего… сестру мою вспомнили, ойнин-сан? Только сестра-то у вас. Сестра долго не проживет. – Катану ты не купила. А что купила? В кошельке не вся сумма. – Продолжал я допрос. Ханаби сжалась всем телом и с дрожью в голосе произнесла: – Когда меня из оружейной прогнали, я в продуктовый зашла. Не к Теучи. В другой. Там молоко продают. Я голодная была. И молока купила. Совсем немного. Меньше стакана даже. Поэтому не хватает. Делайте, что хотите со мной. Можете избить… ну, за воровство. Я в который раз объяснял, что детей я не бью, и пальцем ее никогда не трону, и бояться ей меня совершенно нечего. – А сколько я стою? – Спросила вдруг девочка. – В каком смысле «стоишь»? – Ответил я вопросом на вопрос, и на память пришла мерзкая фраза того коменданта: «А ты продай ее в чайную! Деньги-то и появятся!» – Ну, наверное, дорого стою. – Продолжала она, не дождавшись моего ответа. – Раз вы меня терпите, не наказали ни разу. Значит, большие вам деньги обещали, чтоб вы следили за мной. Вот вы товарный вид и не портите – по лицу не бьете. В «хорошего ойнина» со мной играете. – А тебя уже били… ну, другие? – Задал я вопрос, на который, кажется, уже знал ответ. Она часто закивала головой, не произнося ни слова. Вдруг во взгляде ее что-то изменилось, он стал насмешливым, злым. – А вы не знаете, как у вас следствие проходит? – Надрывно сказала она, вздернув голову. – Не знаете, что в управе творится? – Она помолчала, подождав ответа. – Ладно. – Сказала она, будто обмякнув и подавляя всхлип. – Ты почему мне сразу не сказала? – Спросил я. – Несколько дней уже так ходишь! – Жаловаться ойнину на ойнинов? А вы забавный. – Ответила она. – Раздевайся. Я посмотрю, что у тебя там? – Сказал я и сделал шаг вперед. – Только троньте меня. – Она подбежала к окну и растворила его. – Раздеваться не стану. А ближе подойдете, так я вниз головой выброшусь! Труп будете насиловать. – Я тебя не трону. Я просто посмотрю, есть ли синяки. И нанесу мазь от ушибов. – Объяснял я. – Да я же видела! Все видела, как вы на поварскую дочку смотрели! Еще в магазине, когда вы Аяме эту чуть глазами не сожрали! А она меня старше-то года на три-четыре! Только повариха-то далеко, да и отец ее в обиду не даст, а я с вами в одной комнате живу. – Давай я просто издали посмотрю, насколько все плохо, затем принесу мазь, и ты сама ее используешь. Идет? – Она подумала, затем согласилась. Ханаби встала возле открытого окна. Сняла куртку. Я подождал немного, пока девочка не убедится, что я даже шага по направлению к ней не сделаю. – Спиной повернись и подними сорочку. – Попросил я. Я увидел сизые расплывшиеся кровяные подтеки по бокам и на спине. Спереди, наверное, было то же самое, но потребовать повернуться я не решился. – Я за мазью. – Коротко сказал я. У АНБУ должно быть много средств для лечения травм, – подумал я и, действительно, у Ируки в аптечке оказался небольшой запас таких лекарств. *** Третья ночь тоже не прошла нормально. Заснул я мгновенно, но сон мой стал необычайно чуткий то ли из-за того, что я постоянно ждал, что воспитанница моя опять может что-то вытворить, то ли оттого, что рефлексы Ируки-ойнина были обострены тренировками, а я наконец-то в полной мере овладел его способностями. Я услышал, как что-то явно происходит в дальнем углу комнаты. Но там Ханаби не было. Она должна была спать на кровати. Приоткрыл глаз – девочки на месте ожидаемо не было. Зажег свет. Увидел ее силуэт и еще веревку, которую она пыталась приладить к гардине. Так вот что она купила! Или нашла это в вещах Ируки? Я на скорости шуншина подлетел к ней, вырвал из рук веревку, снял со стула и снова, как в первый раз перенес на кровать. Она что-то лепетала, как в горячечном бреду, отрывочно и бессвязно, про Чистый Мир и родителей, и еще ойнинов, и проклятую дочку повара. Сомкнуть глаз до рассвета я уже не мог. Ханаби точно нужен был психолог, а после случившегося, возможно, и психиатр, но я не знал, есть ли в этом ненормальном мире помощь для душевно страждущих шиноби. А, если есть, то насколько она совершенна? Я бы не хотел, чтобы мою Ханаби вместо реальной помощи просто привязали бы к кровати, одели бы в смирительную рубашку, обливали бы ледяной водой, а вместо лекарства давали плацебо. Ведь что будет с ней, если у нее не будет рядом защитника? Но помощь ей определенно была нужна. И пока я не нашел психолога, я решил побольше времени проводить с ней рядом и не оставлять ее одну. На следующий день я решил точно дойти до АНБУ и решить вопрос с финансированием воспитания девочки. Мы не дошли всего чуть-чуть. Это произошло внезапно. Я не совсем понял, из-за чего все началось. Кажется, кто-то прицепился к ее одежде, этому человеку что-то не понравилось в ее куртке [3], затем он увидел ее глаза, а вот потом мне и еще нескольким прохожим пришлось разнимать драку. Видимо, не все готовы смириться с тем, что Ханаби еще живет в Конохе, хоть у нее и испытательный срок. Ее, а точнее нас, доставили в управу. В сотый раз спрашивать: «Зачем ты это сделала?» было бесполезно. Да и без меня ее спросят. Все затем же, зачем она напала на меня, затем же, зачем обокрала, лгала, пыталась несколько раз покончить с собой. Я растерянно посмотрел ей вслед, когда нас развели по двум кабинетам: ее как подозреваемую, меня как свидетеля. Хьюга о чем-то переговаривалась с сопровождавшими ее конвойными. Затем они ускорили шаг. В кабинете была только одна куноичи, по виду невысокого ранга, и приказала ждать. Затем вышла сама. Я впервые за все эти три безумных дня остался один. Перед глазами вновь проплыл образ уходящей Ханаби. «Это что же получается? Я теперь не мужчина даже. Мужчина бы ей помог». Оказывается, за три дня этих забот и хлопот я привязался к девочке. Я долго не мог успокоиться, рукав безнадежно промок так, что его можно было выжимать, нос саднил да и глаза тоже. [4] Я едва успел прийти в себя и привести свой внешний вид в порядок, как ко мне пришел седовласый человек в странной форме, которую я еще не видел на здешних шиноби. На груди его был бейдж с фотографией и именем. Имени Хадзима Исао не было в каноне, и оно мне ни о чем не говорило. – Меня разделили с воспитанницей. – Сказал я. – Где она? – А она уже не ваша воспитанница. – Радостно и певуче ответил Хадзима. – И не ваша забота. Вы временно отстранены от должности офицера-воспитателя. – Он сделал паузу. – С благодарностью за понесенные труды. Девочка оказалась гораздо более сложным случаем, чем мы предполагали, поэтому мы просто перепоручаем ее узкоквалифицированным педагогам и психологам с соответствующим образованием. То, что девочка попала в управу, и, скорее всего именно она виновата в драке на улице, нас весьма печалит, и во избежание слухов о том, что она опасна и ради нее самой, мы передаем Ханаби Хьюгу другим специалистам. Надеюсь, вы понимаете… – Он взглянул на меня проницательным, оценивающим взглядом, глубокими, умными глазами. И я понимал. Я и сам ломал голову, где бы найти для Ханаби знающего психолога. А тут, кажется, впервые за время моего попаданства не я решаю чьи-то проблемы, а удача идет мне в руки и проблема решается сама. Я выдохнул. Ханаби нужна помощь. И не моя. А специальная, медицинская. – А мы можем еще раз увидеться? – Спросил я. – Она просто очень несчастный ребенок, и… – О, я все понимаю. – Ответил Хадзима, улыбнувшись. – Вряд ли вы скоро увидитесь, потому что мне поручили передать новости и для вас, Ирука-сан. Надеюсь, они вам понравятся. До нашего руководства дошли удручающие известия о вашей амнезии, вследствие чего было принято решение… – Тут он назвал ряд абсолютно неизвестных мне людей, которые это решение приняли, – отправить вас на курортное лечение для восстановления после миссии в санаторий для работников АНБУ в Горячих Источниках. Вообразите себе: гейзеры, пляжи, горячие ванны… То, что нужно, чтобы набраться сил и дальше служить Конохе. Кстати, о том, чтобы послужить Конохе… Вас переводят, памятуя ваши прежние заслуги в прошлых миссиях и оценивая волевые качества, на интеллектуальную работу вместо оперативной. Вы займете место советника при главе одного города в Стране Огня, где нам нужен верный человек. Считайте это назначением. С вашего согласия, конечно. – Он протянул мне бумаги, где говорилось о моей новой должности. – Поздравляю вас. – Хадзима крепко и с жаром пожал мне руку. – Если хотите, вам дадут увидеться с вашей, кхе-кхе, теперь уже бывшей воспитанницей. Но сначала – курорт. Здоровье-то у нас одно. Его беречь надо. *** Прозвенел механический будильник. Ханаби вскочила с койки в холодном поту с распахнутыми от ужаса глазами. Она оглядела комнату, и, кажется, как никогда была рада оказаться в стенах медицинского общежития. Лекарственный запах, снадобья на полках говорили о том, что она именно здесь, а не в жилищах для Ансацу Бутай. Она долго терла виски и говорила себе, что все позади, и ей просто еще раз приснился кошмар. Она завернулась в тонкое одеяло мышиного цвета, но все равно продрогла, как от холода. Однако звонок будильника говорил, что разлеживаться в постели у нее времени нет, а опаздывать она не хотела. Она встала, надела ирьенинскую форму и, выйдя из-за ширмы, увидела своего опекуна. – Что опять видела дурной сон? – Спросил он, посмотрев на бледное ее лицо. Она кивнула. – Опять про то, как сожгли твой дом? Та покачала головой, а затем сказала: «Хуже! Намного! Я видела страшную историю, будто я попала в АНБУ, а опекун у меня не вы, а Ирука-сан. И он тоже ойнин. – Далеко пошел господин директор Академии в твоих снах. Даже интересно. – Ответил ее собеседник. – А я его до смерти боялась. И даже дралась с ним. – Продолжала Ханаби. – А вот это уже, к сожалению, реалистичнее. – Отметил опекун. – И кто победил? – Он, конечно. Да это неважно. Это же сон! А я в этом сне столько глупостей натворила! – Воскликнула Хьюга. – Что-то от жизни твой сон пока мало отличается. – Усмехнулся молодой человек. – Вот именно. А у меня до сих пор сердце не на месте. Все так реально было, как будто это не сон, а на самом деле. И я там другая была, хуже, чем я с вами. – Сказала она. – Ну-ка рассказывай! Это должно быть увлекательно. – Сказал опекун. – Я подумала, что, если б, правда, моим воспитанием занимались не вы, а кто-нибудь другой, хоть бы и этот Ирука, страшно даже представить, какой бы я росла и чем бы моя жизнь кончилась… – Она помолчала, а потом продолжила. – Только этот Ирука он странный был. Вроде Ирука, а вроде нет. Он онигири не умел лепить и дрался не очень хорошо, а еще он будто чувствительный был такой, не такой, как настоящий. Знаете, будто это его самого долго в застенках держали и мучили. А потом сказали: «Ну, хватит с тебя. Если тихо себя вести будешь, может, не убьем пока». Вот он и старается себя «хорошо вести» со всеми, даже с воспитанницей, которую почти что под стражей держит и одновременно подружиться пытается. – Да не бери ты это все в голову. – Ответил собеседник. – Да, дурацкий сон. – Согласилась Хьюга. – Ты лучше ответь, ты таблетки пьешь? – Спросил попечитель. – Которые? – Ответила девочка. – Какие я тебе выписал. Не пропускай. Не то, если терапию прекратить, организм будет реагировать на резкое падение уровня чакры. Психологические симптомы тоже возможны. Сны яркие, тревожные. – Сказал он. – Да пью я. И чакру себе больше искусственно не разгоняю. – Бросила Ханаби. 1. Искрянка – во вселенной «Никогда не взлетая» река, которая течет из Кусагакуре в Страну Огня. 2. Отсылка к персонажу Скайрима Грелод Добрая, которая держала «Благородный сиротский приют» в Рифтене и издевалась над воспитанниками. Также в качестве приветствия она вынуждала детей говорить фразу: «Мы любим тебя, Грелод, за твою доброту». 3. «В куртке» прохожему не понравились гербы Хьюга, которые девочка не срезала. 4. Фраза «Я долго не мог успокоиться, рукав безнадежно промок так, что его можно было выжимать, нос саднил да и глаза тоже» принадлежит авторам оригинального фанфика.