Никогда не взлетая

Октябрь. Первый год от начала манги. Следующий день от предыдущей главы. В приюте тоже должны были пройти завершающие занятия, и проводить их вызвалась Анко Митараши. Она еще не была джонином, но ее начальству было плевать, кто будет проводить мастер-классы у тех, от кого с самого начала ничего не ждали, потому что в сиротском доме Конохи не развивали навыки детей, чтобы они могли стать хорошими шиноби, а скорее проводили естественный отбор, разделяя ребят на тех, кто в будущем сможет стать агентом АНБУ, и тех, кто после такого обучения отправится на кладбище. На подготовке занятия с Анко все равно бы не сказалось, потому что до этого детей учили ойнины. Однако сама Анко взяла на себя дополнительную нагрузку не просто так: она хотела повидать учеников Оротимару перед выпуском и хоть немного помочь им. Лекция у Анко удалась даже лучше, чем у Хатаке, хотя ветераном войны девушка не была: она, действительно, сначала рассказывала заготовленную с листа лекцию по Мировой войне шиноби, а затем перешла к материалу, который знала куда лучше: экзамену на звание чуунина. Слушателям это оказалось гораздо интереснее политики прошлого: класс оживился, ведь это испытание, как полагали ребята, предстояло почти каждому. Анко раскрыла несколько деталей предстоящего экзамена, дав слушающим ее небольшое преимущество. И все-таки Митараши было рано еще вести такие мероприятия: силы-то у нее чуунинские, однако перед уроком она подумала о том, что брошенные здесь дети не знают, но что может обязательно пригодиться им во взрослой жизни, и она поняла: это – мерцающий шаг. Бесклановые его в этом возрасте почти не знают, а АНБУ гоняют детей, не применяя шуншин, тренируя выносливость, и, скорее всего, пресекая возможность бежать из этого прекрасного образовательного учреждения. Митараши специально оставила немного времени, чтобы поговорить с воспитанниками. Таюя еще на тренировке не сводила с нее глаз, пытаясь по выражению лица что-либо понять о судьбе ее близких. А Хината с первого своего дня в приюте не видела подругу такой счастливой, будто даже и тренировка с новой наставницей была ей не в тягость. После нее она подбежала к сенсею, а Анко, не дожидаясь вопроса, ответила: «Они живы. Гай-сенсей взял их под свою опеку. Временно. Я оставить не могла». – Извиняющимся тоном добавила она. Таюя внимательно всматривалась в нее, затем помолчала, подумала и с пониманием сказала собеседнице: «Спасибо вам». – Ты, наверное, увидишься с ними после экзамена. Только сдашь его, – и все. – Сказала Анко, пытаясь утешить девушку. Анко поймала на себе взгляд каштановолосой девочки, худой, как жердь, с беспокойными карими глазами на иссиня-бледном лице, часто подносившей ко рту носовой платок. Острыми, несколько болезненными чертами лица она напомнила Митараши Кимимару, и оттого рождала сочувствие. – Ты чего-то хочешь спросить? Про своих близких? – Сказала она. – Да нету у нее никого. – Раздался голос из толпы детей. – Не наша она. – Не про кого мне спрашивать, – отозвалась она. – Тебя тоже потренировать чему-нибудь? Научить какому-то финту? Просто ты так смотришь, как будто о чем-то попросить хочешь. – Обратилась к ней Митараши. – Нет. Не люблю тренировки. Мне в барак надо. Просквозит опять… – Тут от разговоров на ветру она зашлась тяжелым кашлем. Анко подошла к ней. – Ну, вот видите. – Объяснила она. Митараши скинула куртку хаори и накинула ее на девчонку. Та в ответ буркнула что-то неразборчивое, вздрогнула, как от удара, попыталась отстраниться. Хаори было ей явно не по размеру, Аджисай «тонула» в нем, пыталась неловко подвернуть рукава и напоминала девушек в длинных фурисоде. – Я закаленная. – Сказала она. – А ты вся озябла. Вас осматривают врачи? Что тебе говорят? – Да суки они, а не врачи. Я врача здесь видела два раза за весь год. Первый заставил раздеться до пояса, сначала спросил таким голосом ублюдским: «Всегда ли я такая худая да бледная?» Я ему ответила: «Как к вам попала! Начнете кормить – похорошею». Спину осматривали, грудь и плечи тоже. Болезненное дело, надо сказать. Осматривали, простукивали пальцами по спине, прислушивались к шумам в груди, даже на щеку зачем-то давили... Дыхание слушали долго, а потом сказали, что в АНБУ я не гожусь. Я, признаться, и не хотела никогда. Один из них записывал что-то, а мне эти записи не показывал. Я его спросила, что с кашлем-то и с болью в груди? А он сказал, что лучше б я в Суну бежала. Наверное, для него это смешно было. А второй врач был недавно: меня даже не посмотрел, прочитал записи старые и сказал, что для генинского экзамена я годная. Вот и все лечение». Затем она увидела рядом с ней белоглазую девочку, которая неотступно следовала за Таюей. – Это Хина. Мы ее выходили. У нее семью убили. – Объяснила Таюя, а Анко Митараши вспомнила, что человек с такими же глазами с трибуны обещал найти и наказать всех приспешников Орочимару и уничтожить его подопечных. – Ты – дочь Хиаши-сана? – Спросила Анко. – Старшая. – Ответила Хината. «Надо же как бывает, – подумала Митараши, – по вине этого самого Хиаши погиб Кимимару, Кидомару сейчас неизвестно, где, а воспитанники Орочимару разлучены и помочь им никто не может, а вышло так, что Таюя выходила по сути дочь своего врага, с которой, одна раньше, а другая позже, они оказались в одном приюте. И Хиаши, будь он жив, обязан был бы «орочимаровским выродкам», но вслух ничего не сказала, посмотрев на бледного, измотанного подростка, прижавшегося к Таюе. – Ну-ка, Хина, идем со мной, я тебя немного подольше потренирую. Таюя была этому скорее рада. Хината побрела за ней. – Я постараюсь, чтобы ваши усилия даром не пропали. – Сказала Хьюга. *** Они возвращались в общежитие. Митараши следовала за ними, но рассказать она могла весьма мало. Она все порывалась узнать, как живут отданные Гаю дети, но всякий раз боялась. А когда выпал шанс пообщаться с Таюей и Саконом, то выяснилось, что ей почти нечего передать, а можно только налепить онигири, наделать домашних тамагояки, собрать их в сумку и передать Таюе. – Я хотела бы вас спросить, – неловко начала Хината, – может, вы слышали что-нибудь про мою сестру? – Сказала она. – Только то, что и все. – Машинально ответила Анко. – Она в больнице. Имя ее опекуна – Якуши. Он врач. Так в жизни Хинаты появилось новое, связанное с сестрой имя: Якуши. – Он – хороший человек? – Спросила она. Анко посчитала, что сейчас не лучший момент рассказывать Хинате о том, какие слухи ходят про Кабуто и Ханаби, поэтому ответила: – Мы знакомы. Мне кажется, что у него есть повод ей сочувствовать. А Хината подумала, что, если б не тот врач, который забрал ее тогда из зала суда, то была бы ее сестра уже в АНБУ, гораздо раньше, чем окажется она там сама. Перед входом в барак Анко увидела, как худощавая каштановолосая девочка протягивает ей сложенную куртку, собираясь вернуть. – А знаешь, ты хаори можешь себе оставить. На вырост будет. – Сказала Митараши. Каштановолосая смотрела в пол, а потом произнесла: «Н-нет, заберите, пожалуйста. Ойнины… спрашивать будут. Ойнины опять спрашивать будут, где украла. А я больше не хочу расспросов. – Она сделала паузу. – Вы, наверное, неплохой человек, но вы возьмите… – Будто мраморное ее лицо стало еще более встревоженным. – Только не надевайте сразу, а прокипятите ее… после меня. Или… лучше совсем ее не носите. Мне кажется, этот кашель… он заразный. Врачи-то со мной только через маску «общались». Вернее, последний сказал, что могу сдавать экзамен, и чтоб шла вон. Время подходило к концу, и Анко возвращалась, держа в руках куртку-хаори, еще хранившую телесное тепло. *** Спустя три дня разговор, которого Ханаби напряженно ждала, все-таки случился. – Ханаби, побеседовать надо. Садись. – Спокойным умиротворяющим голосом произнес Кабуто. Только вот чтобы Якуши захотел сам поговорить с ней после работы: такого не случалось давно, и, в общем-то, Ханаби чувствовала, что речь пойдет о чем-то серьезном. – Я сегодня встретил Какаши-сана. – Начал он. – Можно тогда я сама? – Произнесла она и посмотрела Якуши в глаза. – Не хочу, чтобы ты слушал доносы на меня от других людей. – Ну, давай, говори. – Сказал Якуши. – Я принимаю таблетки, резко повышающие объем чакры и улучшающие рефлексы. Особенно, когда мы на миссии ходим. Какаши-сама сказал, что в моем возрасте это вредно. И что для такого «допинга» нужно крепкое тело. А я уже и на тренировках начала их пить, и сама не заметила, как. – Интересно. – Задумался молодой человек. – Ну, с этого дня бросаешь. Буду тебя лечить. Посмотрю, что можно сделать, чтобы уровень чакры резко не упал.– Он помолчал, а затем, посмотрев на аптечку, раздосадовано сказал, – это ж придется теперь из комнаты все стимуляторы убирать. Еще чего я не знаю? – Спросил он. – Ну, многого. – Замялась девочка. – Например, того, что у меня не очень складываются отношения с одноклассниками и учителями. Но это уже неважно. Скоро выпуск. Я, может, их больше не увижу. Я так и не стала социалистической, как ты хотел. – Социализированной, – поправил Кабуто. – А еще я виделась с сестрой. Давно. На Обон. – Добавила она. – Вот, как. Значит, АНБУ уже об этом знают. И могут против тебя использовать. Но, что было, того не воротишь. Кто еще, кроме вас двоих, об этом знает? – Спросил Якуши. – Только Мисато-сама. Она помогла нам встретиться. – Объяснила Ханаби. – Это она зря сделала. За твоей сестрой в приюте пристально следят довольно профессиональные шиноби, и, раз они дали разрешение этой Мисато, то, значит, ваша встреча была им выгодна. – Произнес Якуши. – Я здесь не причем. – Оправдывалась Хьюга. – Как я могла бы без чужой помощи встретиться с Хинатой! – Она задумалась, вспомнив тот день, и сказала, – я вообще не знала. Я бы ей тогда поесть приготовила. – Проехали. – Сказал Якуши. – Только я с тобой не обо всем этом хотел поговорить. Ханаби удивленно распахнула глаза. Она почувствовала, что сейчас полностью выдала все свои секреты. – Вообще-то Какаши-сан сказал, чтоб «я держал в узде свою суицидницу», потому что она «бросается на людей, и когда-нибудь ее перестанут жалеть, и ответят ей в полную силу. И тогда она костей не соберет». – Он – обладатель шарингана. – Сказала Хьюга заметно громче. – И что? – Якуши будто не заметил перемены тона и продолжал разговаривать также спокойно. – Он пересадил его от другого человека, как тот мужик с глазами моих родителей. Что я должна чувствовать! – Воскликнула Хьюга. – А следовать чувствам тебе вообще надо поменьше. – Посоветовал врач. – Иначе очень быстро окажешься на кладбище. А еще Какаши-сан сказал, что ты его оскорбила. И в следующий раз он тебя не пожалеет. – Я могу извиниться. Я в последнее время только и делаю, что извиняюсь. – Хмыкнула Ханаби. – Я ему тоже это предложил. Только послал он тебя с твоими извинениями. Ну, я, конечно, ему объяснил, что ты всю жизнь жила в закрытом обществе, и не знаешь его истории. Просил за тебя, чтоб Хотаке-сама не держал на тебя зла. – Продолжал Якуши. – Спасибо. Большое. Я многое говорю, не подумав, и это потом выходит мне боком. – На выдохе произнесла Ханаби. – Вот именно. – А что у него случилось? – Спросила Ханаби, имея в виду, что Кабуто сказал о том, что она не знает его истории. Кабуто долго молчал, так, что Хьюга опять решила, что задала неуместный вопрос. А затем услышала: – Ладно. Все равно от других людей узнаешь. Он участвовал в Мировой войне шиноби. Он и его два товарища, мальчик из клана Учиха и санитарка, вот твоего возраста, отправились на задание. Они попали в обвал, и мальчику из Учих завалило ноги. Невозможно было ни откопать его, ни вывезти с вражеской территории. Тогда, чтобы облегчить его страдания, Какаши отсек ему голову мечом. Они забрали голову, запечатали ее в свиток, а тело бросили и решили выбираться к своим. Враги были близко. И было их так много, что Какаши-сан решил, что пленение неизбежно. Он не хотел такой судьбы для своей подруги и, воспользовавшись тем, что она ему безоговорочно верила, пронзил ее грудь техникой чидори. – Кабуто нервно снял очки, не глядя на Ханаби, протер стекла, подумав о чем-то своем. – Что такое чидори? – Спросила девочка, внимательно вслушиваясь в слова опекуна. – Чидори – это молниевый клинок. Он не думал, что выживет, но ему одному удалось сбежать от преследователей. – Был ответ. – Кабуто-сан, а я, кажется, видела чидори. – Испуганно сказала она. И, помолчав, добавила, – а вы верите ему? – Я – да. – Ответил Якуши. – Его проверяли сенсорами. Человек не станет себя оговаривать в убийстве друзей. Потом Минато-сама, он был его сенсеем, пробил приказ, чтобы ему пересадили глаз его друга. Поэтому ты оскорбила его, напомнив о таком страшном моменте в жизни. – Он сказал, что я напомнила ему одну девушку. – Вспомнила Ханаби. – Это еще не все. У меня есть к тебе еще вопросы. – Сказал Кабуто, и тон его становился все более суровым. Хьюга нахмурилась: «О чем еще мог рассказать Хатаке?» – Тебе в нашей команде плохо? Он сказал, что ты пыталась договориться о переводе! – Раздраженно произнес Якуши. Ханаби потупила взгляд. – Мне хорошо. Но вы все не учите меня бою. А нагружаете меня естественными науками, к которым я не очень способна. – Сказала она. – Если не трудиться, это ни к чему не будешь способна. Решила струсить и сбежать от трудностей? – Спросил Якуши, и голос его был похож на шипение. – Просто получается так, что я зубрю какую-то теорию, даже ставлю опыты и знаю, как приготовить несколько несложных лекарств и где достать ингредиенты для них, но в бою это вряд ли поможет. А нас отправляют на боевые миссии. И… мне страшно. Меня скоро по кускам будут сшивать, как Мисуми-сана. Если я не начну много практиковаться в айкидо. Я прошу Мисуми-сана научить меня чему-то новому, а не просто помогать мне поддерживать форму, а он отказывается. Вас и просить не пытаюсь, знаю – откажете. И вот я пытаюсь своими проблемами никого не тревожить, а решать их сама. Таблетками. – Объясняла Ханаби. – Другой джонин, – со злостью произнес Якуши, – выговаривает мне, что я негодный педагог и ничему не учу своих студентов так, что они от меня сбежать пытаются. Так выходит? – Он испытывающее посмотрел на Ханаби. – Я тебе расскажу одну историю. Когда я в первый раз тебя фактически на смотрины привел, я за тебя попросил, сказал, она будет в нашей команде четвертой. Но девочка еще неопытная, поэтому хорошо бы ей помочь в плане образования, потому что, если этого не сделаем мы, не поможет никто. И учить ее надо быстрее, чем по программе, потому что она и от нас отстает, а в дальнейшем ей дадут возможность повышать квалификацию при больнице только, если она будет явно обгонять конкурентов. И у нас возник хитрый план выдать тебя за талантливого самородка. И вот два человека, опытных доктора, ради меня согласились абсолютно бесплатно тебя готовить к медицинской карьере. Так сказать, инвестировать знания в будущего сокомандника и коллегу. – Кабуто-сан, я плохо помню тот день. – Смутившись сказала Ханаби. – Почему-то я не могу вспомнить того разговора. – У тебя первый рабочий день был, и ты уснула за ужином, заснула у меня на плече… – Сказал Якуши. Ханаби вспомнила, что тогда ее новая команда были первыми, а, может, даже единственными людьми, которые поддержали ее сразу после трагедии, и от них она видела хоть какое-то человеческое отношение, а теперь она чуть не попросила о переводе в другую команду, потому что ей показалось, что с другим сенсеем ее способности будут быстрее расти. На душе у нее стало скверно. – Я изо всех сил пытаюсь быть хорошей… – Запнулась она и спросила, – кто я тебе? – Воспитанницей. – Кратко ответил Якуши и дал знак, чтобы Хьюга продолжала говорить. Ханаби немного помолчала, собираясь с духом: – Воспитанницей. И стараюсь быстрее повзрослеть. Я же знаю, что я – обуза, что тебе тяжело со мной. А получается: куда ни кинь, все клин. Если я попрошу меня больше учить, то получается, что я – гадина неблагодарная, с которой занимаются, а она этого не ценит. А, если я никого не тревожу, а решаю проблемы сама…таблетками, то я – идиотка и гроблю свое здоровье. – Девочка договорила и замолчала, ожидая, что скажет опекун. – Складно врешь. – Сплюнул Якуши. – Не за жизнь ты свою трясешься. И на миссиях тебе не страшно. Кто на врага первая бросается, даже плана не продумав? Мы пытаемся из тебя, мерзавки, сделать военного медика, чего ты абсолютно не заслуживаешь, а ты всеми силами пытаешься в пушечное мясо превратиться. Ты, оказывается, не ценишь хорошего обращения. Значит, будет по-плохому. Три человека! Три! Занимаются твоим образованием, а ты никак не понимаешь, что росла бы сейчас, как трава, никому не нужная. Если ты думаешь, что у меня за спиной можно подыскивать себе нового сенсея, то ты ошибаешься! – Гневно ответил он. – Вышвырнете меня? – Вдруг спросила Ханаби и подумала о том, что все, чем она пользуется в жизни, принадлежит Кабуто. «И куда она пойдет от него в одной сорочке», – мелькнула мысль в голове Хьюги. – Надо бы. А зачем мне гнида, которая кормится с моих рук, а сама плюет на то, что для нее сделали? Княжеская кровь взыграла? – Ясно все. – Сказала Ханаби и подумала, что только что своими руками разрушила начавшую налаживаться жить. – Переночевать только можно? Октябрь. Холодно. – А утром куда? – Спросил Кабуто. – Не знаю. – Совсем поникшим, слабым голосом, – сказала она. – Будет, как будет. Если сама все испортила, надо хотя бы иметь смелость, чтобы с этим жить. А он сказал, третьего раза не будет. – Вспомнила девочка. – Так, что к ойнинам мне нельзя. – Надо же. К ойнинам ей нельзя. Мозги включила. – Крикнул Якуши. – Странное ты существо: мозг у тебя непостоянно работает. Оротимару, был бы жив, заинтересовался. У тебя, перебежчицы, судебное решение, что ты работаешь в медицинской команде. Ты забыла, как этого сама добивалась? И тебе тогда жутко повезло тогда. Но даже в больнице тебя больше никто не возьмет под опеку кроме меня. Вся в отца своего, покойника! И сама ни за грош пропадешь! В этот момент в комнату вошли Акадо и Мисуми, которые слышали последние фразы. – Что, Якуши, игрушка твоя норов проявлять начала? – Спросил Акадо. – А я тебе говорил: таких надо в речке топить из жалости. И пользы от них никакой, и себя сами они мучают, и для других проблемой становятся. Мисуми увидел Якуши, сидевшего за столом и прижавшуюся к противоположной стене Ханаби, которая была похожа на отвечающую урок ученицу. – Ну, что у вас опять случилось? – Спросил он и потрепал Хьюгу по волосам. В этот момент Ханаби стало ужасно стыдно: «А ведь он к ней добр». Хьюга не успела рта раскрыть, как Кабуто сказал: «Ну, она говорит, что мы ее мало бою учим, и ей страшно на миссиях». Мисуми оскалился в улыбке, очевидно, вспомнив, чью неуместную удаль, наоборот, сдерживает вся команда. – Якуши-сан, я ее рукопашному бою учу, можно мы с ней прогуляемся и поговорим? Через минут сорок верну. – Сказал он. – Забирай. – Бросил Якуши. – Мы тут пока с Акадо-саном о делах потолкуем. – А ну-ка пошли со мной! – Приказным тоном сказал Цуруги. – Да ты вся дрожишь. – Произнес он, когда они вышли на улицу. – Форму запахни. И рассказывай. – Я не от холода, Цуруги-сан. – Я принимаю таблетки, разгоняющие чакру, и, наверное, уже испортила здоровье. Но, если я их принимать не буду, то мои навыки… – Ты достаточно сильна, чтобы ходить в такие миссии. – Прервал ее Цуруги. – Не ребенок уже. – И я хочу достичь тренировками то, что раньше достигалось таблетками. Вот и все. – Оправдывалась она. – Знаешь, что я тебе скажу? Тебе, может, редко это говорят. Ты талантливая. Мало кто сможет достигнуть таких успехов в твоем возрасте и твоих условиях. Твой клан хорошо поработал над твоей подготовкой в айкидо. В резком улучшении твой стиль не нуждается. Тебе нужно постепенно и с возрастом повышать нагрузки. Сейчас тело может не выдержать. – Произнес он. – Но я все равно проигрываю. – Возразила Хьюга. – Когда лезешь драться со здоровенными мужиками, вдвое опытней тебя. А ты думала, что с тобой все в порядке после такого будет? – Сказал Мисуми, не ожидая ответа. – Вы ведь мне не все показываете. Вы держите меня на среднем уровне, а мне нужно развиваться в тайдзюцу. И если для вашего стиля нужно овладеть техникой модификации тела, то я и под нож пойду. – Сказала она. – Ты на операционный стол попадешь, если нагрузки соизмерять не будешь. – Огрызнулся Мисуми. – Вот, что я тебе скажу. Тебе их, наоборот, уменьшать надо. Вот мы и решили, что боевые искусства для тебя будут неосновной задачей. Тебе не стоит торопиться и никого догонять. Только ты не с ребятами себя сравниваешь и не с бандитами, которых мы иногда ловим. – С грустью сказал Цуруги. – Знаю я, о ком думаешь. Только вот, если начать учить тебя боевым техникам, ясно для чего ты их используешь и на ком сразу же испытаешь. А вот после этого ты точно умрешь. – А еще я попросила, – солгала она, – чтоб Кабуто позанимался со мной по той программе, по которой готовят ойнина. Мне нельзя в АНБУ. Это я знаю, но, может, хоть готовиться по той же программе, что и они, можно? – Спросила Хьюга с совершенно невинным видом, как будто разговор шел о покупке риса к обеду. – Ох, и дура. – Вздохнул Мисуми, растягивая гласные. – А я-то думаю, что Якуши такой нервный сегодня. Ты хоть понимаешь? У тебя есть своя нагрузка: ты работаешь, после смены еще и химию зубришь, а по выходным я с тобой занимаюсь в додзе или, как ты говоришь, «форму поддерживаю». А ты хочешь сверх этого еще и тренировок по программе АНБУ. Для этого тебе нужно уволиться со службы, менять распорядок дня, бросить учебу и даже иначе питаться. Но даже после нескольких дней такого режима у тебя обмороки от потери сил начнутся, а дальше общее истощение и, если не остановишься, – на кладбище. Не создано АНБУ для двенадцатилетних детей. Оно их в основном гробит. Станешь калекой – будешь сама себе не нужной. *** – На меня взгляни. – Тут Мисуми развернулся к ней лицом, взял ее за руки – они были ледяные. – Да ты и впрямь дрожишь не от холода. – Сказал он. – Приблизившись, он заметил, что дышит она неровно и часто, а смотрит на него огромными от страха глазами. – Пойдем-ка домой. – Произнес Мисуми. – От слова «дом» на сердце у Ханаби стало еще горше. Акадо и Кабуто наверняка не только о «своих делах» поговорили, но и о ней все решили. Ханаби подумала, что Кабуто скажет ей, чтоб она собирала вещи и выставит за дверь. Но тут же осеклась: вещей-то своих у нее не было. Не пришлось бы форму стаскивать и в чем есть идти. Когда они пришли, ноги стали совсем ватными, а она от волнения и слова сказать не могла. Ханаби непроизвольно взяла Мисуми за руку. – Мы тут и о тебе поговорили, – с порога произнес Кабуто, – и решили, – у Ханаби земля ушла из-под ног: что доброго мог посоветовать Акадо-сан? – Мы подумали, что твою просьбу, – продолжал Кабуто, явно наслаждаясь растягиваемым моментом, – можно уважить. Ханаби не верила своим ушам, а от нервного напряжения ее немного пошатывало, и она накрепко вцепилась в руку Мисуми. К ней подошел Акадо и вручил какую-то книжку. Показал номера страниц. –Вызубришь. – Сказал он. – А я проверю. Это опыты по распознаванию ядов. Не очень сложные. – Он ухмыльнулся через маску. – Хотела жесткой подготовки, потому что враг может убивать? Пожалуйста, будут жесткие тренировки. Ты ж, тварь, не понимаешь хорошего обращения. Ханаби, кажется, догадалась, что значит «распознавание ядов по ойнинским методикам» и почему эта тренировка «жесткая». – Мне их надо будет потом… на себе испытать? – Спросила она. – Ага. – Лениво ответил Акадо. Ханаби глазами нашла койку, доплелась до нее, после этого тяжелого вечера. Пыталась начать читать учебник, который дал Акадо, но буквы только плясали перед глазами, а она не могла вдуматься в текст. Якуши провожал Акадо, по-дружески похлопав его по плечу. Они вышли в коридор. Якуши захлопнул за собой шаткую дверь. – Давай, чтоб она после твоих экспериментов все-таки жива осталась. – Послушай, Кабуто-сан, ты мне друг, конечно, но ты хоть представляешь, насколько сильно ты меня ограничиваешь? – Рассмеялся Акадо. – Давай на все забьем, купим что-нибудь похавать к саке, и посмотрим, что из этого выйдет. – Он сделал многозначительную паузу. – Ну, и будем надеяться, что она выучит. – Я серьезно…– Повторил Якуши. – Да не дрейфь ты за свою марионетку. Там доза будет «смехотворная». Но впечатлений хватит на всю жизнь. Ну, а, если я что не рассчитаю… Ну, или рука у меня дрогнет… Ты не обессудь. Другую себе игрушку найдешь. Беспризорников-то вон сколько… – Ответил он. «Если ты дозу не рассчитаешь, у меня-то рука не дрогнет», – подумал Якуши, а вслух сказал: – Мисуми-кун к ней привязался, Акадо-сан. А она, скорее всего, не выполнит задания. Оно ей пока не по силам. – Да ладно тебе. Чувство юмора у меня такое. Не знаешь что ли? – Сказал Акадо Ерой. – И у меня есть еще просьба, Акадо-сан… – Ты за нее просишь больше, чем она сама за себя. – С иронией произнес отравитель. – Можно все эти испытания после экзамена на генина провести? Она готовилась долго. И если она весь экзамен отравленная на больничной койке проваляется, это еще больше ее самооценку убьет. А значит, она натворит еще больше глупостей, которые разгребать мне. – Сказал Якуши. – Да мне вообще похер, когда мы твою малолетку воспитывать будем. Это твоя проблема – ты и решай. – Бросил Акадо. *** Ей не спалось. Кабуто в эту ночь был дома и, судя по свету ночной лампы, над чем-то работал в комнате. – Вы не спите, Кабуто-сан? – Якуши повернул голову, ничего не ответил. – Якуши-сан, – позвала Ханаби еще раз. – Я с командой как крыса поступила. И с вами тоже. – Сказала она. – Я только о себе думала. О своих… навыках. – Я им пока ничего не говорил. – Сказал он, не отрываясь от записей в тетради. – Молись, чтобы Какаши-сан их не «встретил» и с «ними не пообщался». – Акадо-сан не поймет. – Ответила Ханаби полушепотом. – Он разговаривать не станет, сразу убьет… – Ну, думать надо было, что творишь. – Откликнулся Кабуто. – Спи. Мешаешь работать. Тебя для меня и так сегодня было слишком много. – Якуши-сан, я даже яд этот на себе испытывать готова, только не… – Только не строй из себя жертву, когда сама виновата, и не говори красиво. У тебя просто выбора нет. – Оборвал ее Якуши. – Глупость должна быть наказуема. Хотя советую тебе все же выучить опыты и научиться обезвреживать яд.