Никогда не взлетая

Март. Первый год манги. После миссии в Стране Рек Ханаби было снова волнительно, оттого, что не сможет она помочь команде, а значит, и сама себя, и всех погубит. Более всего тревожило ее, что, если что-то случиться, то залечить раны мгновенно она не сможет, а только перевязать. И с завистью смотрела на других младших медсестер, которые шли на трехмесячные курсы мастерства шосена, тренировались там на рыбах, а потом хвастались тем, что теперь спасут пациента с раной любой сложности. Хьюга же чувствовала себя в этом отношении немного неполноценной. Техники основанные на чистой чакре она использовать не могла. Кабуто строил свое обучение медицине так, чтобы показать Ханаби, что ей есть чему поучиться и без техник, основанных на чакре, и наоборот подчеркивал ее сильные стороны: да, девочка не могла овладеть шосеном или скальпелем чакры, но вот таких глаз, как у нее, нет ни у кого, а значит, из нее при должном старании может вырасти прекрасный диагност. Только вот смотрела Ханаби не только в учебники по рентгенологии, подаренные Якуши, и слушала не только своего воспитателя: девочке было нелегко чувствовать, что есть некая область в медицине, которая ей никогда не дастся. А могла она сквозь слабые и тонкие свои сосуды чакры только короткие разряды проводить, и это больше похоже не на шосен, а на иглоукалывание. А джукен это - ударная техника, и как приспособить его для медицинских нужд ей еще предстояло придумать. Может, оно-то давно придумано, только учебников по этому искусству больше нет, да и учить ее некому. А еще было тяжело и совсем не хотелось объяснять коллегам, которые намеренно ли нет спрашивали ее, отчего она так упорно игнорируют те курсы, на которые давно все записались. - Думаешь, что без шосена ты и не врач уже? - Спросил однажды Кабуто, увидев на ее столе рекламку курсов. Какая-то сердобольная душа вручила Ханаби флайер. Хьюга кивнула. - Его полезность сильно переоценивают. - Произнес он. - Рвутся такие вот горячие головы жизни спасать, обучаются на ускоренных полугодичных курсах для младших медсестер, выучивают твой этот шосен, да и устраиваются санитарками в команду. - А, может, я тоже хочу в команду не учеником и не стажером. - С обидой сказала Ханаби. - А у меня не выйдет. Никогда. Потому что шосена этого дурацкого не знаю. - В команду одна? - Возмущенно воскликнул Кабуто. - Да через мой труп! - А чего так сразу-то? Всем, значит, доверяешь а мне нет? Я не очень способная в медицине, мне многое трудно, и вообще я начала учиться в неспокойное время, да и то урывками. Но неужели я хуже всех? - Спросила она с вызовом. - Не хуже. - Сказал Якуши. - Именно поэтому тебе надо сначала выучиться, как следует, а потом уже одной практиковать. Потому и торможу тебя, что может из тебя выйти доктор хороший, а не образованщина всякая, которая после трехмесячных курсов и шосена врачом себя мнит. Знаешь, мне тут один кадр попался, перевелся с военного отделения на мирную службу. Его после ранения в штатские сотрудники определили. Так вот, был он на этих курсов, чего-то выучил, теперь этот санитар называет себя фельдшером. Я объяснил ему разницу, хотя не думаю, что это помогло: а у парня то ли рана головы, то ли контузия в анамнезе. Тоже на санитарские курсы записывался, а толку... - Кабуто вздохнул и покачал головой. - Видишь, отчего тебя берегу. - Я как преподают на курсах не знаю, я же там не была. Просто туда почти все идут, а я опять - белоглазая ворона. - Ответила Ханаби, а Якуши подумал, что девочка мыслит в правильном направлении, но не понимает своих возможностей. Нужны ей курсы, и образование нужно. Только другое. - И пациентов я тебе губить тоже не дам. - Сказал Якуши. - Шосен неправильно сделанный только навредить может. Это только в рекламке, - тут он взял у Ханаби флайер, - красиво все написано. Санитарки эти, чересчур самостоятельные, и счастливые обладатели сертификата о окончании курсов с травмой головы в прошлом, даже не поймут ведь, что натворили. Вот человека ранили, дуры эти сразу, что делают? Голыми руками со своим гребанным шосеном в рану лезут, про перчатки, антисептику, обработку раны даже и не слышали. - Возмущался Якуши. - И на вопрос: "Ты чего творишь?" Они, значит, глазами хлопают: "Ну, оно ж заросло! Кровотечения-то больше нет". И вообще у них все получалось, они ж, понимаешь, идиоты такие, на рыбах тренировались, и на рыбах все было хорошо! Вот чего в этой рекламке предлагается. Ремеслу учат, а об инфекции не рассказывают. То ли потому что препод их, убить которого надо, считает, что раз научил технике, то задачу выполнил, то ли он о них мнения высокого, и считает, что раз они закончили санитарские курсы, то должны знать про нормы асептики и антисептики. А дуры эти раны не обрабатывают, дренаж для отвода гноя не делают. И считают, что спасают жизни. А на самом -то деле убивают не меньше врага. - Говорил Кабуто. - Так, что рад я, что ты к этой технике не способна. Не хотел бы я, чтоб ты по дурости пациентов гробила. Да и ты, я думаю, сама этого не хочешь. Они ж даже не понимают, что сами виноваты. Они же все правильно делают, как учили. Только потом через несколько часов начинает больного лихорадить. А больница далеко. Миссии часто в деревнях назначают или вообще в глухих, непролазных местах, где и медпункта нет. Сколько таких раненных от инфекции умирает, никто ведь даже не думает! Умер по дороге от лихорадки, не дожил до больницы непонятно, почему. - Сокрушался врач. А Ханаби в этот момент поняла, что иногда не стоит верить навязчивой рекламе курсов и переживать из-за того, что она не может освоить явно переоцениваемую технику. *** Через несколько дней, когда у Ханаби выдалась свободная минутка, которую она посвятила рассматриванию лечебных свитков, в дверь ее постучали. Сначала один раз, затем настойчивее. Кабуто не было, и, скорее всего, это коллегам по его работе нужно было что-то передать, как иногда бывало. Хьюга в душе думала, что ей нравится, что работники в больнице признают ее за воспитанницу доктора Якуши, к которой иногда можно обратиться по его делам а она точно, слово-в-слово, передаст сказанное ему. Ханаби открыла. Увидела ирьенина. - Ой, а доктора Якуши нет. И придет он поздно. Но, если что-то нужно, то я все ему передам. - Произнесла девочка. - А я не к нему. К тебе. - Ответил он. Ханаби попыталась закрыть дверь, но гость задержал ее рукой. - Может, впустишь меня? Ведь так невежливо. - И сам с силой открыл дверь. - Кто вы? - Спросила девочка и не смогла скрыть испуг в голосе. - Друг Кабуто Якуши. Пришел проведать, как ты живешь. - Сказал гость. - Он не говорил, что кто-то придет. - Произнесла Хьюга. В голове ее крутилось два варианта, один хуже другого. "Хороший" вариант заключался в том, что это - худо замаскировавшийся под знакомого ее попечителя сотрудник службы опеки, и он решил проверить, как живет девочка в отсутствии самого Якуши, и поговорить с воспитанницей с глазу на глаз. А худший вариант... Кабуто рассказывал, что неблагополучных детей забирают на опыты. Особенно тех, у кого есть улучшенный геном и нет защитников. С леденящими душу подробностями рассказывал. Явно не врал. И так описывал, что лучше смерть, чем к ним попасть. Ханаби отступила на несколько шагов вперед вглубь комнаты. Гость заметил учебники по анатомии, похвалил. Только вот Ханаби ему не верила. Как и не верила, что тех улучшенногеномных "просто лечат". - А когда вы познакомились с доктором Якуши? - Спросила она, а сама черкнула пару иероглифов на бумаге. - А я уже год работаю вот в этой команде. - Ханаби дрожащей рукой потянулась к фотографии команды, памятному фото, где они были все вчетвером. На ее место положила листок бумаги. Передала фото гостю. - Я забыл представиться. - Сказал незнакомец. - Моя фамилия Синкай. Но ты можешь звать меня Макото-сан. "Правильно, Макото-сан, зачем мне вас называть по фамилии. Ведь что может быть ближе, чем отношения между жертвами и палачами?" - Подумала девочка. - Вы не ответили... Макото-сан, - выдавила она, - сколько лет вы уже дружите с Якуши-саном? - В вопросе была ловушка. Если скажет, что пять, значит, доктор из Корня, из отряда, где детей мучают. Тогда она сразу - в окно и головой вниз. Эти твари забыли, что с самурайской дочерью связались. Она им живой не дастся. А если скажет, что один или два, то, может быть, познакомился он с ее опекуном, когда тот терапевтом стал, и, может, он - человек приличный, если не врет. - Знаешь, я не могу похвастаться, что знаю его давно. С год, может быть, даже чуть больше. Мы познакомились, а потом я выяснил, что у него ученица на воспитании. - Ответил Синкай. "Складно заливает. - Подумала Ханаби. - Да только не рассказывал ничего Кабуто Якуши ей про такого друга, а, если бы он был человек хороший, то обязательно бы познакомил". Хьюга незаметно для гостя перебралась поближе к окну. Растворила ставни. - Тебе душно? - Спросил незваный гость. - Немного. - Ответила девочка. - И посмотрела вниз. Было высоко. Если прыгнуть вниз головой, то разобьешься. - А мне вот зябко немного. - Сказал Макото и принялся запахивать ирьенинскую форму. Но окно закрыть не просил. Ветер на улице крепчал и порывом ворвался в комнату, перевернув со стола Ханабины бумаги. Девочка не двинулась с места. - Дождь будет. Ты бы окно все-таки закрыла. Тут ветер все вверх дном перевернет. Кабуто придет, ругаться начнет. - Сказал Макото. А сам собрал разбросанные листы. - Это ты сама рисуешь? - Показал он на иероглифы на прочакренной бумаге. Девочка кивнула, и, посмотрев в окно, видя, что правда, скоро разыграется буря, захлопнула ставни. - Ты не любишь незнакомых людей, да? - Спросил доктор. Ханаби в этот момент стало еще страшнее: от нервов проявились вены на лице. Она выдала свое волнение, но благодаря бьякугану узнала, что чакры у этого человека раза в три больше, чем у нее. Если будет драка, ему даже помощников не понадобиться, чтобы ее скрутить. Единственное, на что девочка надеялась, это что внезапно вернется Якуши или зайдет Мисуми. - Понятно. - Ответил доктор. А что именно "понятно" не сказал, Ханаби ведь тоже не сказала. - Красиво... - Повторил он. Знаешь, это хорошо, когда медик умеет рисовать. - А мне Кабуто-сан рассказывал. - Произнесла она даже с некоторым вызовом. - А где твой табель с оценками? - Спросил гость. Ханаби подала. Она вдруг подумала, что, возможно, этот человек все-таки скорее из опеки, а не экспериментального отдела. А возможно в Конохе одно и тоже лицо и совмещает эти две должности. А, значит, совсем не общаться с ним, а, тем более, дерзить такому человеку нельзя. Вдруг на опыты ее не отправят, зато дадут ей другого опекуна, потому что "Якуши не справляется". А ведь так хорошо, как у "брата", ей нигде не будет. - Мы с Кабуто-саном очень хорошо живем. И риса нам хватает. - Сказала она. - Он меня всему учит. - Вижу. - Ответил Макото. - Оценки-то неплохие. И учебники по анатомии я тоже заметил. Кабуто-сан готовит тебя по профилю. А это... - Макото Синкай посмотрел на несколько листов особенно изящной каллиграфии. Это - пропись, да и пропись-то редкая. И ведь совсем не по программе. - Похвалил ирьенин. - Я стараюсь... не забывать. - Сказала она, Макото довольно улыбнулся, а Ханаби почувствовала, что совершила ошибку, но, кажется было уже поздно. Ее немножко утешило, что, если он пришел ее убивать, то сейчас просто играет с ней, как кошка с мышкой, а игра все равно закончится ее гибелью на операционном столе, и не важно, выдаст она свои чувства или нет. - Знаешь, а нам нужны сообразительные молодые куноичи. - Сказал гость. - Такие, как ты. " Интересно, для чего? - Подумала Ханаби, хотя сама уже знала ответ. И кому "нам" тоже было понятно. - Кабуто точно также вербовали." - Вспомнила она. - И в том же возрасте заинтересовался им лучший друг безнадзорных детей." Видно, кто-то донес, что предательница в доме Кабуто совсем не страдает, а даже наоборот. И любовь к Конохе Якуши тоже ей в голову не вбивает. Вот и переводят ее на "новую работу" к этому извергу. Под этим предлогом и сирот из приюта вербовали, и жертв в лаборатории заманивали. То есть выбор теперь, очевидно, предстоял между плохим и ужасным. - Я бы очень хотела здесь остаться. С Кабуто-саном. Мне эта работа нравится, и она мне по силам. - Сказала Ханаби, хотя понимала, что с этими людьми ни о чем договориться нельзя. Просто Хьюга чувствовала, что нельзя было и дать понять, что она догадалась, кто перед ней: пусть лучше они думают, что перед ними недоверчивая, глуповатая девчонка, которая не совсем осознает, что сейчас происходит. - Ты не знаешь, от чего отказываешься. - Произнес врач. - Что, хочешь всю жизнь санитаркой пробатрачить? - Хьюге этого совсем не хотелось, но сейчас надо было лгать. - Да. - Ответила она. - У меня же хорошо получается, и замечаний нет. Доктор вздохнул. Ничего не сказал. А затем решился на последнюю проверку. И сказал, что ему всегда было любопытно, как это один клан осмелился на заговор против величия и несокрушимой мощи целой Скрытой Деревни? Уму не постижимая дерзость. Хьюга поняла, что этот человек не то из опеки, не то из отряда смерти проверяет, как ее учит Кабуто ненавидеть свою семью. А Якуши-то ее берег. Они даже договорились когда-то судьбу клана Хьюга не обсуждать. А тут этот подлец решил испытывать ее, как работает с ней Якуши, а значит, если ему не понравится, как она отвечает, то достанется и опекуну. Крепко достанется, не меньше, чем ей. А, значит, что ради него... - Ханаби закрыла глаза. Она изо всех сил, давясь и заикаясь, пыталась выговорить, что ее родные предали Коноху, сказать о том, как это отвратительно. Толком у нее это сделать не получилось, она попыталась справиться с нахлынувшей на нее истерикой, ей не хватало воздуха, она задыхалась, слезы стояли в глазах. Гость внимательно вслушивался в прерывистые всхлипы Ханаби, продираясь через которые она пыталась ему что-то сказать. Гость, кажется, понял, что. "Не мучайся. - Сказал он ей, а та замерла. - Я не из опеки. - Хьюга посмотрела на него усталым, мутным, недоверчивым взором. - Я видел, что мне надо. До свидания, - Сказал господин Макото, а затем он встал и вышел, оставив девчонку в полном смятении. Он захлопнул дверь, а Ханаби в бессилии опустилась на пол. Ничего-то у нее не вышло, и от Кабуто она беду, кажется, не отвела. Погубит их этот Синкай вот и все. Обоих. *** Макото Синкай заказывал себе в кафе чай со сладостями и ждал своего человека. Именно ему он должен был сообщить результаты своего знакомства с Ханаби Хьюгой. Вскоре другой, тоже в ирьенинской форме, пришел на встречу. - Ну, что вы смогли застать ее наедине, поговорить? - Спросил пришедший. - Да, все, как договаривались, Кабуто-сан. - Ответил Макото. Якуши с волнением смотрел на собеседника. - И у меня двоякое впечатление. - Стал рассказывать Синкай. - Она неплохо училась, что, учитывая ее обстоятельства весьма похвально. Не отчаивается, рисует, много знает не по программе. Ты что ли ее нагружаешь? - Спросил Макото. - Я ей помогаю. Даю советы, достаю учебники, проверяю. Учиться ребенок и сам хочет. А мне хочется ее поддержать. - Произнес Якуши. - Что же... все это весьма неплохо. Учитывая, через что она прошла, то молодцы вы оба, и ты, и она. Без тебя бы девочка не выкарабкалась бы, но если б сама сдалась, никому бы не нужна была бы. Это - плюсы. - Произнес собеседник. - А какие минусы? - Обеспокоенно спросил Кабуто. - Ребенок хороший. Даже в чем-то талантливый. Только что ж она у тебя такая запуганная? Приняла меня за невесть кого. По-хорошему так с ней и не поговорили. Всю беседу продрожала, лихорадило ее; то и дело окно открывала, я у тебя чуть не замерз. - Пожаловался Макото. - Надо было со мной идти. Я бы вас познакомил. Она со мной совсем другая. - Разочарованно сказал Якуши. - Мне не надо ее хорошую, Кабуто. - Сказал Синкай. - Мне надо ее настоящую. Не надо, чтоб ты ее успокаивал да подбадривал, а посмотреть хотелось, как она себя чувствует, когда ты далеко, как живет без тебя. - Объяснил он. - А без тебя она совсем тревожная, всего боится. Ладно бы АНБУ боялась, но она даже человека в медицинской форме опасается. Она новых людей боится у тебя. До сих пор. А сколько у нас в отделении неизвестных ей докторов, новых лиц, и с ними надо работать, у них ей придется учиться! А она не готова! Она общается только с теми, кого только знает хорошо. - Произнес Синкай. - Мисато-сан другого мнения. - Возразил Кабуто. - Она считает, что Ханаби старательная и исполнительная. Только... - Кабуто замолчал на полуслове. - Только что? - Спросил Макото. - Только невоспитанная. - Договорил Кабуто. - Невоспитанная? - Переспросил Синкай. - Вздор! Не заметил. А вот, что необщительная, так это - правда. И хорошо отзываются о ней только те, кто с нею вместе работает, кто долго ее знает. - Так это же хорошо. - Возразил Кабуто. - И у тебя она свои лучшие качества проявит, ты только подожди только. - Хорошо да не очень. Привыкла она к ним. И к Мисато-сан, и к медсестрам другим, которые говорят, что она - просто странный, немного больной ребенок, и никакой опасности не представляет. А у меня ей придется много на лету схватывать, и некогда у меня ей будет акклиматизироваться! - Произнес Макото, затем отхлебнул чая, закусил йоканом. (1) - У нее травма психологическая. - Оправдывался Якуши. - У тебя, Якуши-кун, год был, чтоб ее из стресса вытащить. А потом уж надо было меня звать. Когда будет здоровая, и соображать начнет яснее.- Возразил Макото. "Как тут ее вытащишь, когда на ее глазах сто человек зарезали! - Подумал Якуши, но не сказал вслух. - Сам бы попробовал ее успокоить, психолог". - Значит, не возьмешь... - Вздохнул Кабуто, перейдя к самому главному для него. - Сейчас нет. - Ответил Макото и потянулся к следующей пастилке. - Дар у нее редкий, но не готова она у меня учиться. Ты бы ее как-нибудь настроил, чтобы поспокойнее стала. Это не только мой каприз. Вот... - Тут он подвинул блюдце со сладостями ближе к Кабуто. - Попробуй вот этих конфет, очень они замечательные. - К нам начальство может нагрянуть, с проверкой, сам понимаешь. Сейчас она - санитарка. Она полы моет чисто, за больными ухаживать помогает - к ней никаких претензий, и начальству она совершенно неинтересна. А у меня будет другое дело. Что ты мне ее прятать во время проверок прикажешь? Это мы с тобой знаем, что Ханаби - человек. - Кабуто понимающе посмотрел на Синкая. - Даже, может быть, - тут он понизил голос, - неплохой человек. Только в отделение я ее беру не как сотрудника. Надеюсь, не надо объяснять, почему это невозможно. - Кабуто понимал. Синкай жестом подозвал официанта и попросил принести для него и его друга чайничек, наполненный гекуро, (2) дивным напитком, которым славилось это заведение. - Я не девочку в ученицы беру, а снабжаю свое отделение новой единицей диагностического оборудования. - Сказал Макото. - Это наше начальство поймет. Техника нам нужна, а Ханаби - всего лишь ходячий рентген-аппарат. От которого еще и неприятностей больше, чем от ее механического аналога. И начальству не понравится, что рентгенографический аппарат еще и учиться должен будет, студентом числиться и все такое, хотя я и берусь это устроить. Когда к нам комиссия придет, то придется технику, сам понимаешь, лицом показать, ревизию устроить. Рассказать высокому начальству, что все у нас идет, как надо, и проблем, кроме недофинансирования, никаких. - Чайничек появился на столике перед друзьями. Синкай вдыхал аромат разливающегося по чашкам напитка и приходил в состояние совершенного умиротворения. - Восхитительно, не правда ли? - Спросил он у Кабуто, с которым они вместе отведали напитка. - Так о чем я? О том, что в своей технике я уверен. Как бы пристально комиссия ее не проверяла, она бунтовать не станет. И начальство уедет довольное. А вот с Ханаби так может не выйти. Ее "исправность" чиновники будут проверять особенно внимательно. Проще говоря... - Тут Синкай надкусил еще одну конфету, - сожрут ее на этих смотрах. А ей там ни пошевелиться нельзя будет, ни слова в защиту сказать, ни оправдаться. Я ее про семью-то спросил. Что-то безобидное... - Тут Кабуто закрыл ладонью лицо. - Так она вся расплакалась, как маленькая. И так, что не успокоишь. А они не откажут себе в развлечении поиздеваться над нею. Ведь у каждого свои слабости. У некоторых - проводить время с приятными людьми в маленьких, уютных чайных, а у кого-то - обижать тех, кто не может тебе ответить, и смотреть, что из этого выйдет. А отделению от этого выйдет только вред: расскажут нам, как мы с тобой змею на шее пригрели. - Она - живой человек. - Ответил Кабуто. - Потому и не беру ее пока. Живой рентген-аппарат - это риски, да еще какие. Девчонка эта глупая заявила мне, что санитаркой хочет остаться. На всю жизнь. Она - двенадцатилетняя дурочка с расшатанными нервами, я простил. - Кабуто изумленно посмотрел на собеседника. - Но шанс я ей дам. Ради тебя. Она очень боялась тебя потерять. Думала, я ее у тебя отниму, что я из попечительского отдела. Она... - Тут Макото разнервничался сам, налил в пустую чашку еще немного прекрасного чая, выращенного в Удзи, но он не успокаивал. - Она меня растрогала. Она тебя любит, как родного. И другой такой ученицы у тебя не будет. - Она на Золотую Неделю в отпуск уезжает? - Спросил Синкай. - Нет. - Ответил Якуши. - Смеешься что ли... - Добавил он со странной грустью. - Ну, мало ли, с друзьями, с подружками. - Попытался объяснить Макото, чувствуя. что сказал какую-то бестактность, но в упор не видел, где. - Друзья-то есть. - Ответил Якуши. - Но она здесь остается. - Это - хорошо. И то, что она с кем-то дружит, тоже. - Был ответ. - У нас на Золотую Неделю многие на Источники едут, стажеры нужны. - Макото блаженно допил свой чай, закрыл глаза, откинулся на стуле назад. И Кабуто понимал, что Ханаби выпадает редкий шанс жить и учиться в хорошем месте. - Спасибо, Макото-сан. - Ты погоди благодарить. До Золотой недели дожить надо. А там приводи ее ко мне. Я ее немного подучу. Ты, главное, ее до этого времени успокой. Ей терпеливой надо стать, если у меня работать захочет. И не только одного тебя она любит. - Тут Макото наклонился к уху Якуши и зашептал совсем тихо. - Тебя и свою семью. Но ради тебя пыталась из себя ударницу ко-доха (3) строить. Неудачно, конечно. В конце беседы Макото вдруг произнес: - А ты что ее не кормишь? - Вдруг сказал он. - Худая? - Переспросил Кабуто. - Не только. Я уже тебе говорил, что она меня приняла за проверяющего, она рассказывала, что у нее хватает риса. Сытый человек про это даже не думает. А учитывая, что она тебя нахваливала, можно предположить, что это не совсем правда, а ее преувеличение, чтоб тебя с ней я не разлучил. - Произнес Макото. Он тоскливо посмотрел на наполовину пустую тарелку со сладостями. Взял салфетку, завернул в нее оставшееся от десерта к чаю. - Передашь ей это. От меня. - Сказал Синкай. Когда Якуши вернулся домой, Ханаби подбежала к нему, обняла его и горячим шепотом на ухо зашептала, что Макото Синкай их всех погубит, что она пыталась помочь, но у нее ничего не вышло. Она разжала объятья, затем, очевидно, собралась с мыслями и сказала, что к ней приходил некий гость, представился другом Якуши, но она-то его сразу раскрыла. Никакой он не друг, потому что Якуши не стал бы скрывать от нее своих друзей, а на самом деле, он - шпион то ли из опеки, то ли из отряда смерти. - Якуши подумал, что было бы, если б Синкай услышал бы, что про него думает его будущая ученица. Хьюга сказала, что гость ее мучал ее проверял, как Кабуто ее учит быть верной Конохе куноичи, что она худо отвечала и в конце совсем расклеилась, а он все понял, и, наверное, уже строчит отчет "О неудовлетворительной подготовке Хьюги Х." А значит, их с Кабуто скоро разлучат. Разлучат и накажут. О том, куда после разлуки отправят ее, Ханаби не сказала - варианта у нее было два, но одно девочка знала точно: хорошего братца она больше не увидит. - Я... я хочу, чтобы ты знал, - от волнения у нее перехватило дыхание, - что даже, если я... - она никак не могла собраться и договорить о самом страшном, в чем даже себе боялась признаться, - если я больше тебя не увижу, я тебя очень-очень люблю. - Я никогда не говорила, а даже наоборот, расстраивала тебя часто, а тут... - Ханаби вдруг почувствовала, что Якуши снова по привычке ерошит ее волосы. И замолчала. Ей больше ничего не хотелось говорить. "Наверное, в последний раз", - пронеслось у нее в голове. А хотелось, чтобы время остановилось. Чтобы Синкай не закончил писать донос. Чтобы за ними не пришла военная полиция. Чтобы Кабуто, утешая ее после большого огорчения, иногда также гладил ее по голове. Ей до сих пор было стыдно, что, когда этот мерзавец Синкай расспрашивал про семью, она показала ему свою слабость, поэтому, когда осталась одна и думала, что же она скажет, Якуши, дала себе слово хотя бы перед ним на прощании не плакать. Ведь если она на прощании сдержаться не сможет, то что же будет потом? И обещания своего она не сдержала. Еще раз убедилась, что она - нервная слабачка. - Он, правда, мой друг. - Внезапно сказал Якуши. - Хороший знакомый. Мы знаем друг друга год или около того. У Ханаби все помутилось в голове. Ноги стали, как ватные, она вся замерла, только недвижно смотрела на Якуши широко распахнутыми от удивления белесыми глазами. Она несколько часов кряду ждала смерти да думала о том, что подвела не только себя, но еще и дорогого ей человека. Решала, как сказать Кабуто, искала слова... Хьюга вдруг почувствовала себя странно ослабевшей, ее будто сразу же отпустило странное ожидание, нервное напряжение, изводившее ее весь день. - Точно? - Переспросила она. - И, не дожидаясь ответа, пьяной походкой дошла до койки. - Значит, он детей не пытает? - Да нет же, он - рентгенолог. Заведует лечебно-диагностическим отделением. Ты с людьми мало общаешься, и даже в больнице не всех знаешь. - С укоризной произнес Якуши. - Мне что-то нехорошо. - Отрешенно сказала Ханаби, как будто не слушая воспитателя. Она села на койку, долго терла виски, молчала. - Значит, он не напишет донос? Не отнимет меня у тебя? Кабуто покачал головой. - Он искал стажера. К тебе присматривался. - А чего сразу не сказал? - Растерянно произнесла Ханаби. - Я бы рада была, а то вел себя так, как будто он из АНБУ. Подросла "предательница", теперь и ее забрать можно. - Я ничего не говорил. Это была его просьба. Он хотел посмотреть на тебя настоящую. Я не возражал. - Произнес Кабуто. - Я его оскорбила? - Сухо спросила девочка. - Ты ему понравилась. - Ответил Якуши. - Чем? - С сомнением спросила она. - Я не кобан ре, (4) чтобы всем нравится. - Оценки. - Спокойным тоном ответил Якуши. - Хорошо учишься. Хьюга помолчала. - Я стараюсь. - Ответила она. - Ты ему веришь? - Да. - Ответил Якуши. - Иногда мне кажется, что таких людей уже не бывает. - Я пойду, найду его? - Сказала она. - Попрошу прощения. Человек работу предлагал, а я его в сволочи записала. Она встала, прошла несколько шагов, затем уже зашагала быстрее, очевидно, решив по второму разу поговорить со своим благодетелем. - Ханаби, стой. Сейчас это совсем не нужно. - Запоздало отреагировал Кабуто. Но его воспитанницы в комнате уже не было. "Вот ведь скверная девчонка, - подумал он. - Никогда ничего до конца не дослушает". Благодаря своим сенсорным способностям Макото Синкая она нашла довольно быстро. - Ах, это опять вы. - Несколько расстроенным голосом произнес он. - Что-то непонятно из того, что я просил передать? - Я боялась вас не застать. - Отозвалась Хьюга. - А что хотела сказать? - Спросил ее собеседник. Девочка поклонилась. - Я попросить прощения бы хотела. Я, когда вас встретила, все совсем не так поняла, очень плохо о вас подумала. Вот и вела себя испуганно и странно. - Да-а-а, - Задумчиво протянул гласную Макото. - Ты поднимайся. Мне здесь этого не надо. - Ханаби встала. - Знаешь, я тут подумал, что на самом деле нет ничего плохого в том, что ты приняла меня за социального работника. Очень нужная, между прочим, профессия, когда вокруг столько неустроенных сирот. Хьюга кивнула головой в знак согласия: так оно будет лучше. Девочка решила, что ни к чему ее благодетелю знать, о чем она, действительно, переживала. - Простите меня, я невежлива была, я просто испугалась очень, - повторила она. - "Просто испугалась". - Так же тягуче , нараспев произнес Синкай. - Того, что я отправлю тебя в сиротский приют? Да, там, наверное, скверно. Одному, без близких.- Синкай упомянул детский дом Конохи, и у Ханаби заныло сердце. - Да что с тобой опять такое! Даже говорить про это трудно? - Заметил Макото перемену в ее настроении. - Никто тебя у Якуши-сана не отберет. Он тебе об этом сказал? - Ханаби подумалось, что не стоит говорить своему новому другу, про то, что она, узнав, что ошибается, сбежала с половины разговора. Она принялась благодарить Синкая, рассказывать, какой он замечательный человек, и какую честь он оказывает ей, обещая ей ученичество, пока собеседник не прервал ее сам. - Не трать красноречие. Делом потом докажешь, что я не ошибся. - Ханаби молча закивала головой. - Да, сенсей. Я докажу. - Произнесла она. - Тревожная ты. Вот, что я тебе скажу. Поэтому и не беру тебя пока в ученицы. - Вынес решение Макото. Хьюга в этот момент вспомнила слова собеседника о детском приюте и задумалась о том, почему Макото решил, что решение суда нельзя изменить и не отправить ее туда или куда похуже? По итогу этой беседы Макото Синкай стал немного больше понимать Ханаби и, прежде, чем попрощаться, спросил: - А тебя ведь пугали тем, что отнимут у воспитателя, к которому ты привязалась? Да? - Иногда. И еще... просто в приюте у меня сестренка. - Произнесла она и замолчала. - Единственная. Я из-за нее так переживаю. - Слово "воспитатель" садануло слух Хьюги и отдавало казенщиной, напоминая, что она - сирота, а Кабуто не родной ее "братец". Она относилась к нему иначе. - Младшенькая сестра, что ли? Опекать ее привыкла, заботится, да? - Спросил Синкай. - А она видишь где оказалась... - Она старше. - Макото изумленно посмотрел на девочку. - Тогда это тебе скорее нужно заботиться о самой себе. А жизнь у тебя, прямо скажу, скверная. Сестра твоя - взрослый человек. Она за себя постоять сможет, и не тебе за нее хлопотать. - Сказал рентгенолог. - А оттого, что ты волнуешься, пока только у тебя проблемы. По-хорошему, это она должна о тебе заботиться, искать, как тебе помочь. - Но она совсем слабая и нежная. Вы же ее не знаете. - Еле выговорила Хьюга. - Сестренка в АНБУ. Вот, если б ее вытащить, и ничего не надо мне. - Сказала Ханаби. Рассказ о Хинате имел двойную цель: Кабуто этому человеку доверял, значит, с ним можно было вести себя откровеннее и рассказать, почему это она волнуется за сестру, а Хината своей младшей помочь не может. А с другой стороны, была у нее тайная надежда, что Макото-сама пожалеет и Хинату, которая вообще-то, если ее получше узнать, куда больше достойна и жалости, и помощи, и поддержки, чем она. А если и не пожалеет, так может захочет себе в отделение не один, а два новеньких рентгена на ножках? - Зря ты для нее в двенадцать лет пытаешься быть старшей сестрой. - Сказал Синкай. - Кроме нее, нет больше никого. - Был ответ. 1. Йокан - японская пастила. 2. Гекуро - дорогой сорт японского чая. 3. Кодо-ха. - Японская пропагандистская организация времен Второй Мировой войны. 4. Кобан-ре - старинная золотая 15-граммовая монета.