Никогда не взлетая

Апрель. Второй год от начала манги. Ханаби 13 лет. Ханаби рассказали, что теперь она будет жить у Учих и служить им. Хьюга механически поклонилась. Вокруг нее было несколько Учих, а это значило, что прямо сейчас заставить их ответить за дерзость не представлялось возможным. Расклад сил-то не в ее пользу. Девочке показали и дом, где она будет жить. В клане Учиха есть старик, немощный и больной, и ему нужна служанка. Хьюга проглотила слова про служанку, попытавшись думать о том, что тому болезненному Учихе точно нужна помощь сиделки, а значит, ее долг как младшей медсестры - ухаживать за ним. Ханаби почувствовала, что ее мысли совсем неискренние, и она... долго будет себя так уговаривать. Хьюга попыталась вовсе отвлечься от этих дум, и увидела, что у Итачи теперь другой охранник, без бьякугана в глазу. Тот, которого она видела почти год назад, куда-то делся. И, кажется, девочка знала, куда. Ее отвели в небольшой дом, запущенный и грязный, а Ханаби подумала, что все не так плохо, как могло бы быть. Единственный обитатель дома был слеп, и Ханаби ужасало, что, кажется, слепота не была следствием старости или болезни. По старым шрамам можно было догадаться, что его глаза кто-то насильно изъял. Воображение Ханаби сначала рисовало жуткие картины о том, как этого старика в эпоху войн сначала держали в плену, а потом ей вспомнились слова Кабуто о клане Учиха, и она вдруг подумала, что добрые представители этой семьи могли поиздеваться над ним, навсегда отняв у мужчины зрение, а потом пересадить тому, кому нужнее. Да и она сама в своем нынешнем положении могла бы стать "очень добровольным" донором. Уж не показывают ли Ханаби ее собственную будущую судьбу? - Как тебя зовут девочка? - Вдруг спросил ее новый хозяин. Ханаби опешила. Старик видел. Но она же тоже видела. И ее глаза ее не обманывали: ее хозяин слеп. - Как вы угадали? - Спросила она. - У вас же нет глаз. - А я чую... все чую, - произнес старик. - Я без глаз уже много лет и привык, знаешь ли, полагаться не на глаза, а на другие органы чувств, и на сенсорику, на чакру, которая течет во многих из нас... Так я спросил, как твое имя? - Хана. - Вспомнила она имя своей гувернантки из побочной ветви, которой давно уж не было в живых. С другой стороны, они почти тезки, так что это и не вранье. Старик едва наклонил голову, дав понять, что расслышал. А Ханаби рассказала ему слезливую историю о бесклановой девчонке, которую родители отдали кредиторам-Учихам, и она скоро отдаст им всем, что должна. А тут уже был обман. Но ей не хотелось представляться Хьюгой, потому что старик вроде бы был безвредный, но вот Неджи убил нескольких Учих на ее глазах. Тут при воспоминании о Неджи и его последнем подвиге против воли на ее губах появилась улыбка. Но вдруг кто-то из убитых Хьюгами был ему близок? А старик одинок... Может, те убитые были его последней стариковской радостью... Тогда ей конец. Убьет. Она бы убила. Поэтому она солгала. Да и Итачи слепому деду ничего не сказал, а раз так, то он первый начал скрывать от старика правду. - Я, видишь ли, ослеп, но живых "вижу" хорошо. - Сказал он. И Ханаби поняла проблему: старик хоть и может видеть живые существа, чувствовать их чакру, не был способен ориентироваться в собственном доме, где было множество предметов, которые чакру не испускали: ни одежду поменять, ни еду приготовить без посторонней помощи. Вот для этого и отправили ее к Старику служанкой. Первые дни прошли хорошо, хотя и трудно. Ханаби осваивала хозяйство нового дома, Старик Нанао оказался капризным, хотя и незлым, и Ханаби боялась, как бы ее не забрали из этого хорошего места, не напали бы среди бела дня, потому что за это никому ничего не будет. Ночами рыдала, заглушая подушкой плач, и стараясь, чтоб Нанао-сама не услышал и не проснулся, хотя он сам же ей и говорил, что необычайно развил чувствительность после потери зрения. Ханаби успокаивала себя, думая, что Нанао спит крепко или его сила в сенсорике до такой чувствительности не дошла. По крайней мере, он никогда не обсуждал это с ней и не просил прекратить. Ханаби до последнего откладывала те дела, которые требовали выйти из дома надолго, но когда-то нужно было заняться и ими, поэтому Хьюга смело отправилась искать продуктовую лавку. Без бьякугана, не спрашивая дорогу и не привлекая к себе внимания, сделать это было бы сложной задачей. И она не сразу ее нашла, зато гораздо быстрее увидала виселицы. И на них висели уже другие преступники. "Как-то слишком много злодеев в клане. - Подумала она. - Так ведь и никого не останется!" А на ум пришла злорадная мысль, что она хочет здесь пожить подольше и посмотреть, как Итачи казнит "преступников". Она шла, магазинчика все не было. Да и вокруг все люди были какие-то пришибленные. Учиха Итачи, наверное, чтобы поиздеваться, выдал ей клановую учиховскую форму. Ему удалось сделать ей больно: дать выбор, ходить ли по клану голой или взять их гербовую одежду. Она выбрала второе. Зато со спины она выглядела как настоящая Учиха и теперь могла бегать по территории клана в поисках продуктового магазинчика. И глаза она от земли не поднимала, но от волнения активировавшийся бьякуган позволял ей видеть все, что нужно. Жителей же что-то сильно печалило и отвлекало. Ханаби подумала, уж не прав ли Кабуто, и на нее теперь уже не обращают внимания, а у людей хватает своих проблем? Наконец, она увидела и очередь к продуктовой лавке, и знакомое лицо. Никогда она не подумала бы, что будет рада его видеть. Она подошла еще ближе. - Саске-сан.. - Окликнула она его вполголоса. Тот обернулся и встретил ее долгим и удивленным взглядом, что тоже забыл и про лавку, и про очередь. - Ты что здесь делаешь? - Не дожидаясь ответа, Саске потянул Ханаби за угол, подальше от людей. Он заметил, что у Ханаби опять появился этот мерзкий капюшончик. "Значит, ее невроз вовсе не прошел. Значит... у ней опять все по новой... Сказать ей? Или нет..." - Саске не знал ответа. - Тебе здесь нельзя... тебя на части разорвут. - Я служу Нанао-сану. Хожу за продуктами. У моего господина кончился рис. - В голосе ее чувствовались металлические нотки. Будто ему отвечала не его бывшая одноклассница, а автомат. В ее руке показались скомканные бумажные купюры. - Домстилась, да? Доигралась до того, что тебя сюда забрали? - Шикнул на нее Саске злобным шепотом. - Кому? - Еще тише проговорила она. - Им? - Тут она показала на гурьбу играющих неподалеку детей. Так они ничего не делали. А те, кто делали... я тут площадь у вас видела. - Многозначительно сказала она. И Саске сильно опечалился. Он все понял. Понял, то же самое, что и она. Внутренние раздоры съедят клан Учиха и нанесут столько вреда, что мстить будет некому. - Я могу тебя... - тут Ханаби замялась, - попросить. Раздобудь мне прочакренной бумаги. - Это зачем? Не успокоилась еще? Мало тебе? - А потом добавил как-то совсем печально. - Его не убьешь... - Мне нужна бумага, чтобы через призыв передать письма. И меня отсюда заберут, как ты и хочешь. У меня много друзей... там. Я при тебе напишу. Никакого подвоха, я даже... - тут она смутилась еще больше, - дам тебе почитать. Мне, правда, здесь не место. Саске повел ее на старую заброшенную площадку, а Ханаби запоминала дорогу. Условились, что он завтра принесет Ханаби и бумаги, и чернил, и даже кисточку для письма и три пятисеновые монетки. Но Ханаби на встречу не пришла. *** В тот день Итачи потребовал, чтобы она пришла в особняк Главы клана. Ее привели. - Вы - гостья моего клана. - Сказал он. Та поклонилась. - Если вам будет что-то нужно или с вами вдруг обойдутся немилостиво, то говорите об этом мне безо всякого стеснения. Не забывайте, что я - ваш защитник и опекун по закону. - Произнес он. Тут Ханаби поняла, что старый глава клана Учиха либо уже умер, либо настолько плох, что передал бразды правления Итачи уже полностью. И это было совсем ужасно. Остановить в клане теперь его некому. Тут девочка еще раз подумала о виселицах: теперь понятно, почему в клане все своей тени пугаются. - Однако вы будете у меня работать. - Продолжил Итачи. - Чтобы отплатить мне за гостеприимство. Пойдемте за мной, - попросил он. И провел в комнату особняка, где были видны следы начавшегося ремонта. "А новый хозяин дворца начинает жить на широкую ногу" - Подумала девочка. Она увидела стену, с которой сбили старую облицовку и собирались расписывать по-новому. - Я считаю, что вы здесь совершенно необходимы. - Сказал Итачи, а затем объяснился. - Я собираюсь увековечить на этой стене одну победу над врагами Конохи. И врагами клана Учиха. Сюжет должен быть такой: наши храбрые воины убивают врагов из чужого клана и жгут их дома. - Он посмотрел на девочку, ожидая реакции Ханаби. - Неоригинально, да? Наверное, в каждом клане есть такие картины... Ханаби молчала, а сердце бешено колотилось в груди. - Я слышал, что вас учили рисовать. Я, несмотря на глубокое уважение к вашим умениям, из-за вашей молодости вам не вполне доверяю такой большой проект, но скоро сюда станет приходить наш живописец, и я надеюсь, что вы сможете ему помогать. Ханаби решила не понять. - А панно историческое? - Спросила она. - Да, теперь видите ли, тот клан, который мы повергли в прах, уже история, поэтому картина историческая. Так, пожалуй, можно сказать. - Ответил Итачи. - Итак, вы согласны запечатлеть здесь одну из наших славных побед в назидание потомкам, которые бы ужасались безумной дерзости и мгновенно последовавшей за ней мучительной гибели наших врагов? - А это же про Мадару? - Нашлась девочка. - Только я совсем не знаю, как выглядел он и ваши предки тогда. - О, нет. Я бы не стал вам давать такого... - Итачи несколько секунд делал вид, что искал слово, а на самом деле растягивал приятный ему момент, - непосильного задания. Это будет иллюстрация славной страницы нашего недавнего прошлого. Ханаби поняла, что ей почти напрямую сказали, чем она будет заниматься. - Можно мне подумать? - Спросила девочка. - Можно. - Холодно и недовольно ответил Учиха. - Думайте. Минуту. За это время у Ханаби промелькнула мысль, что, может, она нарисует не обычное панно, а картину с секретом. Это удастся, если как-нибудь отвлечь главного художника. Например, можно вплести в орнамент кандзи-взрыватели. И на демонстрации они сработают. И Учихи запомнят, что побежденный клан нужно уничтожать до последнего, а не доверять им работу в своем доме. Конечно, ее тут же убьют, но... ее здесь и так убьют. А почему бы и правда не забрать с собой парочку этих самодовольных свиней, которые придут глазеть на эту фреску, на которой по сути будет изображена бойня и предательство? Конечно, самого главного мерзавца она ранить не сможет, а вот какого-нибудь ротозея, который подойдет слишком близко... Ханаби удивило, что злорадства не было. Предчувствуя нравственную пытку, ныло сердце, а в закоулке ума рождалась тревожащая ее мысль, что вписать символы не выйдет, ее раскроют, и тогда над ней просто посмеялись, и все зря, а она боится и утешает себя. Девочка очнулась от своих мыслей и почувствовала, что вытирает рукавом мокрые щеки. На Итачи она старалась не смотреть, а вперила взгляд в пол, но чувствовала, какое должно было быть самодовольное лицо у начальника полиции в этот момент. Она отдышалась и в ответ на очередной окрик сказала, как можно спокойнее. - Да, я согласна, я помогу вам расписать стену, как вы просите. Девочка буквально чувствовала ухмылку Учихи, но поднять взгляд не смела. Ночью она не сразу уснула, ее тревожили мысли о том, что она обманула Саске и не пришла на встречу, но эта мысль быстро улетучилась, и она представила, какую страшную картину ей придется рисовать. Потом она немного успокоилась. Стена большая. Художник Учиха придет неизвестно, когда. Перед росписью стену нужно подготовить. А она столько дней не проживет. Итачи просто ее пугает и мучает. Может, и не будет никакой картины, а ее просто убьют? Тогда зачем сейчас об этом волноваться? Это он хочет, чтоб она сейчас плакала. А ее семья одобрила бы, что она так расклеилась? Ей подумалось, что нет. *** На другой день наступила тренировка. Итачи-сама решил, что в его гостеприимном клане Ханаби не только предоставят работу, но и помогут совершенствоваться. Например, в боях. Хьюга чувствовала, что наступил тот день, которого она тайно ждала всю ее жизнь после трагедии, даже если вслух говорила другое. Бой с Итачи, пусть и тренировочный... Между ними слишком многое произошло, чтобы бой был просто тренировкой. Он слишком жесток для этого, а она слишком его ненавидит. Кровь ее приливает к голове от гнева и волнения. Адреналин закипает в жилах. И ее противник это видит. Он ждал, что она согласится, не станет его умолять, а согласится на эту последнюю тренировку в своей жизни. Они встали в позицию. Ханаби подумала, что неплохо было бы уйти к Кабуто и другим своим родственникам, забрав с собой жизнь этого подонка. И не нужен ей Саске со своими письмами и прочакренными чернилами. Так она спасется от позора и не станет работать на этого ублюдка, а вместо случайных людей, пострадавших от взрыв-печати, она убьет, кого надо, главного мерзавца, с которого все началось. Так будет правильно. У нее не было с собой оружия, но оно было и не нужно. В бою она уже бывала, и теперь ей не страшно. Она уже стояла один раз перед Итачи. И попыталась себя спасти. Теперь так не будет. А то, что она была не при оружии, так и в той бойне вся надежда клана Хьюга была на карате. Вот и она умрет так же. В руках сосредоточилась чакра, а на висках проступили вздувшиеся вены. В мозгу вертелась дурацкая мысль, что таких, как она завтра уже почти не останется. Они сошлись. Итачи, действительно, начал с "тренировки". Он играл с ней, позволяя биться с собой "на ее условиях". Он сдерживал свою силу, не используя ни огонь, ни гендзюцу. Учиха блокировал ее удары, говорил, как можно было провести атаку лучше и какой выпад достиг бы цели. Она не слушала. Из всех уроков она помнила один: Учиха ничего не станет говорить во вред себе. А значит, провоцирует, обманывает. Однако, посмотрев на него внимательно, она решила изменить план. Сейчас она его, наверное, не победит. А другой возможности уже не будет. Но она должна подольше продержаться и заставить Итачи выдохнуться. Чакросистема его дышала на ладан. Ему бы к врачу сходить, из анбу уволиться. Так, может, и проживет подольше. А он "тренировки" устраивает. С молодыми девчонками. Значит, она его загоняет. Может, она до завтра не доживет, но уж точно сократит его жизнь недельки на две. Девочка вдруг на шуншине резко ушла от удара в сторону. С помощью бьякугана она заметила секундное замешательство, удивление Итачи, который не поверил, что его противница совершила тактическую ошибку: отказалась от преимущества в ближнем бою, которое ей давал улучшенный геном, ведь издали она атаковать не могла. У девчонки даже пары сюрикенов с собой нет. - Импульсивность. Это всегда вас подводило. Вы бросаетесь что-то делать, не подумав, не просчитав последствия для себя и для врага. - Тоном тренера говорил Итачи. - А еще это - трусость. Вы боитесь меня. Это - наследственная черта вашего гнусного клана. - Тут Учиха сложил печать и выдохнул огненный шар. - Ханаби успела упасть на землю, вжавшись в грязь. И считала в уме "шуншин, катон..." Ей нужно было, чтоб Итачи потратил на нее как можно больше техник, прежде, чем убьет. Если это будет "честный поединок" в тайдзюцу, то Учиха ее просто зарежет, и все. Она подняла голову. Вся перемазанная в весенней слякоти, она снова прижалась к земле. Еще один катон. Его забавляет, что она от его огненных атак не может даже встать в полный рост. - А ты знаешь, что было в пещерах клана Хьюга? - Спросил Итачи и вдруг бросил эту давнюю игру, обращаться к ней, как к равной. - Я могу рассказать. Поведаю тебе, как умирала твоя хваленая главная ветвь... Выжившие умоляли меня об одном и том же: прикончить их поскорее. Они все были до ужаса одинаковые! Они ползали передо мной на коленях, валялись на земле, прямо, как ты сейчас, а я великодушно согласился прекратить их страда... - Тут Итачи недоговорил, закашлялся, рефлекторно поднес руку ко рту. Ханаби и так знала, что там: он наверняка выхаркал сукровицу вместе со слюной. А Ханаби воспользовалась моментом и, встав, понеслась вперед, чувствуя, как касаются ее лица влажные от грязи косы. Над головой пронеслось еще несколько огненных шаров поменьше. Она обернулась и заметила, что в чакросистеме Итачи что-то изменилось. Но не успела понять, что конкретно. Учиха внезапно оказался прямо перед ней. Девочка по инерции подумала: "Шуншин". - И засчитала Учихе еще одну потраченную технику. Ее сбил с ног тяжелый удар в лицо. - Намаялся за тобой бегать, тварь. А гонять тебя, как зайца, скучно. И это - последний член клана Хьюга? Вся оставшаяся его слава? Больше ведь, кроме тебя некому мне мстить, некому воевать, понимаешь? У сестры твоей давно уж от гендзюцу все мозги вытекли. Скоро мне ручку поцелует. А остальных я всех убил, понимаешь? Зарезал, как куропаток, насадил на вертел, как дичь... Потому что я один сильнее целого клана. Перерезал горло твоей шлюхе-матери, твоему отцу, трусу и ничтожеству, сжег твоих продажных дядьев. Я один смог избавить Коноху от такой скверны, как вы, Хьюги... Только вот скверна проникла и в мой клан тоже... А знаешь из-за чего все? Из-за пары десятков тё земли, из-за того, что кому-то они приглянулись, и кланы начали ловить рыбку в мутной воде после смерти Сарутоби. А мне... мне да... я не получал земель. Мне хватило и удовольствия поубивать вас к етуновой матери. Я тогда... неплохо развлекся. А ты последняя. Воительница, которая ничего не может. - Ханаби схватили за воротник, подняли. - Хочешь, принесу голову твоей Хинаты. - Ханаби отрицательно помотала головой. - Ты ведь так по ней скучаешь? Я тебе ее подарю. Она ведь почти в моем ведомстве... Бедняжка не вынесла военной службы. Говорят, что совсем плоха и скоро сдохнет. Так, что, если я отрублю ей голову, то это даже не убийство. Это - милосердие. Потому что вы даже не животные... - Тут Ханаби ощутила, как по щеке растекался плевок, а затем "поплыла" от тяжелого удара в живот. - А я был добр. Добр и мудр. Я знал, что двенадцатилетняя девочка, изнеженная принцесса, не может оказать мне сопротивления, не сможет порадовать меня. И убивать ее сейчас нет никакого смысла. Гораздо лучше дать ей вырасти, вырасти в ненависти, стать сильной. Помнишь своего брата? Наджи там или Неджи... Вот он был хорош. Я ждал, что за год ты его превзойдешь... Я видел в тебе потенциал. Я дал тебе понять, что победил его, а значит, от тебя я жду большего. Я даже не возражал, когда тебя отдали этому бывшему анбу. Я надеялся, а ты... - А я живу не затем, чтобы оправдывать ваши ожидания. - Произнесла Ханаби. - Ты целый год потратила на бесполезное дело! Вот скажи, как медицина может помочь тебе победить меня? Ты же сейчас даже ответить мне не успеешь, а просто сдохнешь! - Ханаби будто в тумане разглядела, что Итачи призвал ворона. - Хотя нет... За ошибки и глупости надо платить, Ханаби-сан и я наконец-то заставлю вас заплатить за все ваши ошибки, начиная с выбора ремесла! - Ух ты, какой красавец! - Играл с призывным животным Итачи. Птица сидела у него на руке. Что, проголодался, да? - Заботливо спросил Учиха. - Мы с Ханаби-тян тебя сейчас покормим. Вы же помните мой девиз, Хьюга-сан, что мои враги - пища для воронов. Вам выпало страшное несчастье - Учиха выждал паузу. - Стать одним из них! Она услышала нетерпеливый вороний грай, затем почувствовала, как ее правую руку схватили. Хьюга догадалась. А Итачи потянулся к короткому мечу на поясе. Ему предстояло разделать блюдо для своих любимцев. - Если вы отрубите мне правую руку, то я не смогу нарисовать ваших предков! - Успела крикнуть девочка. Учиха ослабил хват, на секунду задумался. - Мы с вами никуда не торопимся. Времени у нас мно-о-ого. - Итачи отпустил правую руку и взялся за левую. Ханаби увидела, как сверкнул вакидзаси, затем вскрикнула не своим голосом, который был похож на стон забиваемого животного от пронзительной боли, резкой и острой. Девочка лишилась сознания. Итачи отпустил искалеченную руку. Земля оказалась вымазана красным. Учиха посмотрел на свою противницу, как на безвольную куклу. В своей ладони он держал отсеченный детский мизинец. Итачи посмотрел его на свет, полюбовался, как капает из обрубка кровь, а потом поднес его ворону, так что птица слетела с плеча и резким движением выхватила у Учихи свою добычу и, держа ее в клюве, с довольным криком отлетела от хозяина прочь. - Держи, мой хороший, держи. - Ласково обратился он к призыву. - Проголодался... полакомись свеженьким! Вкусно ведь... Итачи увидел, как вдалеке ворон принялся клевать свою страшную пищу.