Никогда не взлетая

самый конец марта - апрель. Хината очутилась в странном подземелье. Было ей жутко вновь оказаться в тесных коридорах да еще и без Таюи, которая наверняка уже встретилась со своими младшими названными братьями. Одной идти по этим лабиринтам было слишком страшно. Вообще-то она была не одна: гнали ее в строю таких же ребят, только вот среди них не было не одного близкого знакомого. Хината бы нашла, но она знала точно. Она была сенсором. А теперь она старалась только пониже склонять голову, чтобы слиться с толпой. Вокруг были взрослые, их было меньше, чем детей, и все они были в масках. "Прямо, как в приюте", - подумала она. Председательствующий шиноби, смотреть на него она боялась, рассказал детям еще раз о том, что им предстоит прославить Коноху: повторить подвиг своих родителей тем, у кого все родные погибли в боях за Деревню, и искупить родовую вину тем, кто был из недостойной семьи. Хината подумала о том, что оказывается, все равно, как погибли твои родители, героями или злодеями. Если у тебя нет родных, то ты попадешь в Корень, так или иначе. Единственное, что имеет значение, сирота ты или нет. В этот момент Хината вспомнила о клане, и ей стало особенно больно, ведь твою семью могут и убить, если они кому-то не понравятся. Тогда дети точно в Корне окажутся. Ушедшую в свои мысли Хинату стали толкать со всех сторон, а она заметила, что свет приглушился, а толпа детей пошла куда-то вперед по нескольку человек. Дети злодеев сейчас шли в одной толпе с осиротевшими наследниками "героев" Конохи. В душе Хинаты поселилось злорадство. Стоящие по краям помощения, куда их привели, стражники в масках вытащили мечи. "Их, что сейчас рубить будут? - Испуганно подумала Хината. - Не похоже. Тогда бы речь была другая, хотя речь могла быть полностью лживая или, как говорила Таюя, "полная туфта". Тогда их просто убьют, и так оно и к лучшему". Тем временем вдалеке, в самом начале очереди стали раздаваться навевающие жути детские крики. Хината активировала бьякуган, ей уже наплевать было, если это заметят. Заметят и что сделают? Чуть раньше убьют? На самом деле в первых рядах творилось страшное, но не настолько, как придумала себе Хьюга: дети сначала шевелили губами, будто повторяя что-то по приказу старших. Очевидно, от них требовали клятв. "Интересно, а их род тоже клялся? - Подумала Хината. - Зачем тогда требовать от нее этого второй раз?" Хотя какая разница. Она просто повторит все, что скажут. Только пусть выпустят из этого подземелья, а не замуруют здесь навсегда. Она все правильно сделает. Но отчего тогда другие кричат? Не от клятв же?! Кричали точно от боли. Хината увидела, что дети подходят к специальным людям, тоже в масках, а те раскаленным чакрометаллом ставят им какой-то знак на предплечье. Вот и крики. Хината слышала, что иногда у таких детей, которые оказываются здесь, есть родители, просто они продают своих детей Деревне, сбагривают их в Корень за деньги. "Жесть какая!" - Подумала Хьюга. Да и это было еще не все: ополоумевшего ребенка подхватывают другие, тут же растворяют ему рот, специальным приспособлением вытаскивают ему язык и чакрой быстро-быстро наносят знак и там. Чтобы ребенок не вырвался, его фиксируют с помощью ассистентов или парализующего дзюцу - тут Хьюга не разобралась. А значит, и она тоже закричит. От дикой боли, которую испытывали мучимые, ей никуда не деться. Да и лучше ей закричать, чтобы не выделяться из толпы. В этот момент Хината понадеялась, что так ей будет чуточку легче. "А что делают с этими ребятами потом? - Задумалась Хьюга. - Не убивают же... Тогда зачем клеймить? Или это они так маркируют будущие трупы... Ведь какая разница палачам, когда это делать, при жизни или после смерти? Ведь не им же больно... Но до того, как это узнать, надо было еще дожить, а она не факт, что доживет. Ее очередь неумолимо приближалась. Хинате хотелось спрятаться, убежать, вырваться оттуда. Хьюга подумала, что только страх перед старшими, перед этими шиноби-масками заставляет ребят неумолимо идти вперед, страх, что с ними сотворят что-то еще худшее. И Хината поняла, почему им месяца два в приюте внушали, что Конохе нужны юноши и девушки, которые могут терпеть боль. "Все ради этих, никому не сдавшихся тюремных татуировок", - подумала она. Где-то в уголке сознания теплилась, как гаснущая свеча, мысль, что это - позорно. Свеча погасла. Оставалась только тьма мира шиноби, подземелья корня, скрытые от посторонних любопытных глаз. Корни должны хорошо работать, чтобы листья, то есть хорошие, приличные шиноби, с которыми пока еще ничего не случилось, были зелены и здоровы. Так им объясняли. Только вот ветвь Хьюга отпала от Дерева, сгнила, морально разложилась, а ее листья осыпались, чтобы превратиться в перегной, дающий силу здоровому Дереву. Хината рассуждала так: лист Ханаби подхватило порывом ветра, и он зацепился за ствол Дерева, и он теперь желтеет на неверном осеннем солнце, не живой и не мертвый, а лист Хината уже упал на землю и стал пищей, которой питаются Корни. Дерево Конохи уже сожрало и переварило собственную ветвь, использовала ее родных, чтобы ничего не пропало зря. Осталась она. Деревня выжмет из нее последние соки жизни, использует, чтобы защитить свои "зеленые листья", и она умрет... с пользой для Родины. Некрасивая история ее клана трудно вписывалась в пропаганду про старые корни и молодые листья. Наконец, подошла и ее очередь. Хинате грубо завернули рукав, поставили клеймо на хилое девичье предплечье. Она ревела и все никак не могла успокоиться от жгучей, отдающей по всему телу боли, как вдруг почувствовала непреодолимую слабость: очевидно, на ней использовали технику паралича, растворили безвольный рот, с которого стекала слюна, вытащили специальным не то пинцетом, не то зажимом язык, дальше ее опалила чакра, и от боли у Хинаты вылезли глаза из орбит. Вены давно вспухли, и она ощущала себя слишком странно: невероятная слабость не проходила, язык был безвольным, поэтому крик ее был похож на какой-то звериный гортанный рев, а меж тем она замечала все, что происходит вокруг, запоминала совсем неважные детали и могла рассмотреть лица людей из-за своих глаз. Только лица были чужие. Ее скорчило от боли , во рту появился кровавый, соленый вкус. Она не помнила, как выбиралась оттуда, только потом урывками вспоминала, как держалась за стенку, другой рукой зажимала рот. Для нее церемония уже была закончена, и вот она выходила из подземелья, втягивала ноздрями свежеющий воздух, только боль от этого не утихала. Когда-то давно, в детстве, она переживала, что ей могут поставить печать на лбу из-за ее слабости, но это были лишь слухи и домыслы, теперь же Хинату это не волновало. Лишь бы перестало болеть во рту. Потом боль вроде бы улеглась, но вернулась к вечеру, когда она через боль заставляла себя есть свою миску ячменного варева, которым их кормили. *** Работа ее не заключалась в корневских миссиях, и самая большая радость Хинаты была в том, что ее признали совершенно негодной к боевой службе в Корне, несмотря на самоотверженные усилия ангелов в белых халатах, приютских врачей, к которым ее отправили "подлечиться после шока". Через некоторое время язык начал заживать, и ей уже не нужно было судорожно глотать пищу. В рацион Хинаты добавились таблетки чакры, которые нужно было пить, чтобы сделать таких детей-слабаков, как они, сильнее. Хината не знала, дают ли такие пилюли всем корневикам, но тем, с кем она была в одном отряде, давали. Хината не сопротивлялась. Ей было плевать. Особенно после таблеток. Они помогали Хинате избавиться от тревожащих ее неправильных мыслей и чувств. Работа была несложная. Определили ее в морг, где она омывала трупы, и ей все чаще казалось, что среди умерших она видит лица своих родных, а ведь ей говорили, что они все сгорели в черном пламени. Все, ну, кроме той... Но Хината почему-то и ту самую Ханаби, живую сестру, видела среди мертвых, обезображенную, выпотрошенную, ослепленную. Тогда у нее случилась ее первая со времен трагедии "истерика", после которой ее, обессилевшую, попытались привести в чувство с помощью хороших пощечин, затем вошли во вкус, потому что Хината "слабо понимала ситуацию", а потом, когда и это не помогло, ей просто дали лишнюю таблетку для стойкости духа. Только не прошли ни тоска, ни видения. Просто Хината с тех пор пыталась их скрывать, только получалось не очень хорошо: как можно спокойно жить, когда за окном полыхает пожар Аматерасу? Потом ее убрали на другую работу и нашли молодой корневичке применение "получше": она должна была присутствовать на допросе. Допрос этот велся в одном из глубоких подземелий, отчего Хинату уже охватвали дурные воспоминания, и начинала накрывать паника, потому что там, на глубине, она чувствовала себя никакой не помощницей следователя, а заключенной, которую саму ведут на пытку. Она увидела много людей в комнате, освещенной резким электрическим светом, от которого ей стало еще хуже, чем от темноты так, что девочка даже зажмурилась с непривычки. В центре был связанный человек, от него что-то требовали, Хината даже толком не разобрала, что именно... От жаровни шел невыносимый запах гари, от него Хинату мутило еще на лестнице, и в этой жаровне раскаляли металл, потом касались им заключенного, он орал, даже сильнее, чем она и ее товарищи, когда ставили печать. Хинате хотелось отвернуться и не смотреть, но как ты "отвернешься", когда ты - Хьюга? Девушка чувствовала, что это - пытка и для нее тоже. Хината изо всех сил пыталась быть незаметной, но, кажется, все равно привлекла к себе внимание: упала в обморок. Она потом нелепо извинялась и по-детски говорила, что "больше не будет", как будто это от нее зависело. Но им было мало. Ее новые товарищи объяснили, что простят ее слабость, если она сама попробует, так сказать, втянется в процесс, и все ее волнения сами собой улягутся. Заключенный худо отвечал на их вопросы и заслуживает наказание. И эти люди-маски хотят, чтоб наказала его Хината, сожгла ему внутренности или опалила кожу. Что бы ни отдала Хьюга, только бы уйти отсюда! Ей жалко до слез того, кто там привязан. Ее еще раз бьют, потому что ответ неправильный. Ей понравится прижигать железом людей, она просто не пробовала. Точку в их разговоре ставит вопрос: "Ты, блять, что с ним или с нами?" Если она "с ним", то с этим пленным они уже наигрались, а вот с ней... Если Хината не будет делать, что приказано, то живо окажется на его месте. А они уж с куноичи, симпатизирующей врагу, повеселятся. Ее подтолкнули, да так, что с ног сшибли. Хината поднялась. Она четко видела: тело связанного было и так все в ожогах. Она такое точно не вытерпит, не даст им издеваться над собой, а значит, она должна... Хината взяла клеймо из рук анбу. Все происходило будто во сне, Хината не слышала, какой вопрос задали пленнику, хотя стояла совсем рядом, да и была сенсором, она просто выполнила приказ, ткнула его этим железом наугад, не выбирая. Дальше она услышала крик, но ей же сказали, что, если она этого не сделает, то так кричать будет уже она. С тех пор видения участились. Хината чувствовала, что она стала лицемерная и плохая. Это не давало жить, мучило ее ночью кошмарами, а днем - "истериками", от которых вовсе не помогали "таблетки для мужества", от которых ее только мутило, затем тяжело рвало, а потом нестерпимо ломила голова. Иногда она забывалась, пока ей не мерещился снова тот самый связанный, которого она пытала.