Никогда не взлетая

Январь-март. Третий год от начала манги. Ханаби 14 лет. Несмотря на все горести, которыми был омрачен экзамен, Ханаби была рада, что прошла теоретический тест, правда, она ошибалась, думая, что выживших победителей не судят. Кабуто и Макото-сан на пару распекали ее за участие в боях, а Якуши привел штук пятьдесят разных сценариев, что могло случиться в Лесу Смерти, куда он девчонку не отпускал, или того, что могло быть на ринге. Да и Макото говорил, что лучше б она сдалась после теории, потому что Рока Ли привозили к ним на диагностику, и было б лучше, если б она "помогла Року Ли" провалить экзамен. Только вот Ханаби сама об этом мучительно думала да еще и спрашивала про это двух человек. И оба сказали, что не лучше. Со сдачей теории и даже командной части практики ее все же поздравили. И девочка начала собирать документы для учебы. В январе с началом нового года она поступила в группу к Синкаю. Ханаби радовало, что она в кои-то веки не входит в сложившийся коллектив, где надо выгрызать себе место, но все ребята тоже начинают учиться с января, одновременно с ней. Однако равенство касалось лишь времени поступления. В остальном насчет равных условий она заблуждалась. В ее группу набирали девушек-подростков четырнадцати-шестнадцати лет, которые, как и она, сдали большой письменный экзамен и обладали неплохим контролем чакры. Это были девочки-отличницы, не пропущенные в мясорубку групп-четверок, не отправленные, например, отстаивать позиции Конохи в Траве, где гражданская война шла еще со времен Второго Хокаге. Этих решили оставить и дать образование, выбрав как самых полезных. Вот в числе таких "самых полезных" оказалась и Ханаби по протекции Кабуто и Синкая. Хьюга поняла, что, хоть поступила она с другими девчатами в одно время, они все равно сильно отличались от нее. В училище поступали в основном так: вербовщики искали крестьянских детей, которые были бы не сильно нужны своим родителям, но обладали хорошими врожденными данными к врачеванию, выкупали их, затем забирали в Академию, где учили шесть или семь лет, а потом наиболее талантливых отбирали в училище. Остальные отправлялись оказывать медицинскую помощь в гуманитарных миссиях где-нибудь в Траве. Ханаби была непохожа на "прошедших отсев": ни по тому, как попала в училище, ни по тому, что за нее хлопотали друзья, не была похожа внешне, ведь с ней учились обыкновенные кареглазые генинки из Страны Огня. Они были бесклановые, а она - улучшенногеномная. По мнению студенток, жизнь Ханаби была чудовищно страшной, но чудовищно интересной, а у них - только детство в деревне, которое они описывали, правда, по-разному, и трудная юность в военной Академии, где они оказались без родителей. А Ханаби для них была дикая смесь. Клановая, всю жизнь прожившая в городе, обладавшая странными глазами, про которые в их родных селах рассказывали всякое, а тут в Конохе такие глаза оказались всем нужны. Из-за этого даже осиротевшую клановую приняли в такое престижное место. Ханаби думалось, что из-за того, что здесь все девушки были оторваны от семьи, ей будет полегче учиться. И отчасти это было так. С другой стороны, блатная куноичи навевала жути, потому что девочки из глубинки не хотели бы пройти такие испытания даже ради козырной учебы: у Ханы-чан убили всю семью на ее глазах, сожгли дом, затем она попала в руки маньяка, про которого разговаривали только шепотом, затем оказалась в странном месте, которого девчата да и все нормальные люди боялись, как огня, ведь только безумный человек захочет попасть в коноховскую тюрьму, да не просто тюрьму, а на каторгу для пожизненных заключенных. И вроде бы Ханаби провела там недолго: всего-то пару месяцев, только это-то и было странно: за какие такие заслуги ее взяли учиться после ссылки, из которой никто живым не возвращался, когда даже обычное попадание в сводки полиции портит биографию и перекрывает все пути к перспективным профессиям? Девчата считали уголовные дела Ханаби да диву давались: в двенадцать лет отдали Хьюгу, оставшуюся сиротой, под надзор бывшему корневику, хоть и работала девочка в больнице. И повесили на нее первую судимость за госизмену, а не казнили только по малолетству. Но уже это должно было перечеркнуть для Хьюги будущее. Дальше она угодила в ссылку, из которой вернуться невозможно, и это все знают. Тут бы и должна закончится история Ханаби, ведь кому интересна жизнь мертвячки, но Хана вернулась в столицу да еще и поступила в училище на медика. А еще у нее была протезирована рука, а это значило, что ряд медицинских процедур она, в отличие от своих товарок, проводить не могла, но на явную инвалидность руководство решило закрыть глаза. И все ради ее бьякугана. Это рождало вопросы. И более опытные сотрудники больницы рассказывали первокурсницам, что завидовать чудесному везению Ханаби нечего, ведь ее взяли не как человека вовсе, а как живой рентген-аппарат, а она сама никому не нужна, разумеется, без своих глаз. И руководство, не обращающее внимание на то, что она - ранее судимая калека, а в плане учебы и не отличница вовсе, прекрасно об этом знает, но хочет получить бесплатный рентген-аппарат и рентген-лаборанта в одном лице и за одну цену. И сама Ханаби об этом тоже знает. Знает, что ее обучат необходимому и забьют на нее. Никому, кроме чудиков, которые ей симпатизируют, не интересно ее учить. После таких откровений однокурсницы белоглазой еще больше сомневались, хотят ли они поменяться местами с Ханаби Хьюгой. Однако этого нельзя сказать о самой Ханаби. Конечно, у человека вряд ли остаются какие-то иллюзии, когда у него рубят руку по кусочкам или в лицо называют нелюдью. Но Ханаби хотела бы забрать то, что ее начальство ей не определило, и жизнь давала ей повод думать, что иногда это удается. Хирургию у ребят вел человек по фамилии Рю. По характеру строг, а на слова скуп. Ханаби долго сомневалась, идти ли ей на этот курс вместе со всеми. Но с ребятами все же отправилась на лекцию. Она, чтобы не раздражать профессора, про которого ходили слухи, что он строгий да нервный, забилась за последнюю парту. Но все равно опытный взгляд преподавателя быстро выцепил не только ее, но и обнаружил все ее физические недостатки. - Зачем вам присутствовать на моей лекции? - Спросил он. - Мои знания для вас бесполезны. Как вы собираетесь быть хирургом с одной рукой? - А ничо, что у меня вообще-то две? - Ханаби показала протезированную конечность. Пара девушек прыснули, и тут же напустили на себя вид серьезный вид, когда взгляд профессора вдруг остановился на них. - Деревяшка не в счет! - Воскликнул Рю. - А у меня первые два пальца живы. - Возразила Ханаби. - И я полностью разовью руку за счет чакро-нитей. - Знаете, - сказал Рю, - то, что где-то раздобыли подходящий протез не значит, что такая удача будет вам сопутствовать всегда. Ступайте из моего класса и проведите это время с большей пользой. - Но я руку восстановлю! - Повторила девчонка. - Вот когда восстановите, тогда и приходите. А пока делать вам здесь нечего. Вы мне назовите хоть одного человека, который с вашей инвалидностью стал бы хирургом. - Потребовал Рю. - Сасори Акасуна. - Не растерявшись, ответила Ханаби. В классе на секунду наступила гробовая тишина. - Не сметь! - Вскрикнул Рю, как ужаленный. - Не сметь при мне восхвалять эту сволочь. Вы можете считать так сколько угодно, раз ваша нравственность это позволяет. И вы не чувствуете, насколько то, что вы говорите, неуместно, но только не в моем присутствии. Ханаби все-таки выгнали с лекции. И она спросила у Кабуто, что она сделала не так. Якуши вздохнул, и ему пришлось рассказать всю историю Акасуны и объяснить, почему он - вовсе не пример для подражания. После того, как Кабуто пересказал все о Сасори без утайки, Хьюга поняла, почему Рю отреагировал настолько нервно, а еще догадалась, что Сасори известен не только тем, что, несмотря на то, что постепенно протезировал свое тело, не стал законченным инвалидом, а остался боевым шиноби, но, в первую очередь, своей жестокостью. С тех пор она перестала рассказывать людям, что хочет быть на него похожей, но в душе ей хотелось повторить его судьбу, избегая его ошибок: стать марионеточным мастером и хирургом, несмотря на протезы. Но не сделаться жестокой. А про протезы Рю говорил правду. Они со временем стали менее удобными. Во-первых, за год девочка из них постепенно вырастала, и это становилось все более заметно. Причем настолько, что Кабуто, который тоже был марионеточником, пытался "на коленке" ремонтировать протез, вытачивая для него новые пальцы. Ханаби не жаловалась, потому что возвращаться в Мертвый Город было страшно, и девчонка хотела попасть к протезисту как можно позже. Да и денег на новую модель у их семьи не было. Конечно, Марионетка-сан могла сделать бесплатно, как делала другим сиротам, только вот, что она потребует взамен? И Кабуто, и самой Ханаби была дорога ее свобода, поэтому пришлось пользоваться помощью Якуши как ремонтника-марионеточника, хоть он был не протезист, а изготовитель деревянных боевых кукол. В результате Рю оказался прав: протез постепенно выходил из строя, а после экзамена на тюнина в нем и вовсе пришлось поменять несколько деталей. Ханаби думала о том, что ей жутко повезло, что у нее есть знакомый ремонтник, который не берет с нее денег, но чинит и меняет детали бесплатно. Иначе она давно пошла бы на поклон к Марионетке-сан или к кому еще похуже. Просто других протезистов в Конохе она не знала. Вообще-то Кабуто помогал ей экономить огромную сумму денег, потому что это в Суне детали были дешевы, а вот в Конохе комплектующие к марионеткам или протезам стоили много денег. И Ханаби, один раз услышав про Страну Песка, запомнила, что там можно выгодно покупать детали. А еще она никогда не бывала за границей. Зато там несколько лет проработал Кабуто, да и природа совсем другая. Вот бы поглядеть! Да, Суна... это звучало интересно. А пока поломки в чиненном-перечиненном протезе бесплатно исправлял "братец" и даже брал ее с собой в мастерскую, потому что Ханаби рано или поздно придется приучать к труду марионеточника, ведь оба они знали, что доктора могут убить. А это значило, что он должен научить ее хотя бы мелкому ремонту, чтобы не бегать к протезисту каждые полгода и не обрасти долгами. Итачи в живых не было, и Кабуто уже не боялся, что Ханаби, обучившись не только ремонту, но и управлению марионеткой "карасу" почувствует себя всемогущей и пойдет разбираться с начальником полиции. То, как она вела себя на тюнинском экзамене и в ситуации с протезом, давало надежду Кабуто, что девушка повзрослела и не полезет драться с джонинами, а также не сломает тонкие механизмы, хранящиеся в коллекции Якуши. А пока ей приходилось только отдавать Якуши искусственную руку снова, чтобы он заменил очередную износившуюся деталь протеза, на который Ханаби уже дышать боялась. Конечно, любой другой девчонке с таким прошлым в группе житья бы не дали. Но Хьюгу побаивались. Особенно после ее признания в симпатиях к Сасори, после которого состоялся разговор между преподавателем Рю и Кабуто, которому Якуши объяснил, что скрыл от Ханаби неприглядную часть жизни Сасори, и недоразумение было улажено. Правда, на хирургию Рю все равно Ханаби не пустил. Однако дурная слава Ханаби, начинающаяся от того, что Хьюга из преступного клана, и заканчивающаяся тем, что она находилась в самой страшной тюрьме Конохи и хочет быть похожей на Сасори, только укрепилась, хотя и давала девчонке некоторую безопасность. Да Хьюга хотела подражать Акасуне в хирургии, а не в жестокости, и вообще девчонка уела препода, назвав "имя хирурга, пользующегося протезами", как Рю и требовал. Но все это составляло мнение, что за два года самостоятельной жизни и испытаний Ханаби стала совсем отмороженной, и у нее нет других друзей, кроме сумасшедших девочек и бывших и действующих корневиков. Хьюга казалась хитрой, потому что каким-то образом втерлась в доверие к слишком наивному Синкаю, и опасной, раз выбиралась из таких передряг , где давно погибла бы избалованная дворянская химе. А значит, травить такую было опасно. Самые смелые пытались общаться с ней и получали в награду, например, случившуюся с девчонкой "прикольную историю", когда Ханаби убежала от мечника Скрытого Тумана чуть живая и несколько дней пережидала резню, забившись в какую-то щель, и тряслась там от страха. Да, ее однокурсницы каждый день же встречают маньяка-мечника из Тумана. А потом девчонки сопоставили факты и поняли, что речь идет о резне в больнице, где орудовал знаменитый Момочи, и после бойни почти никто не выжил. И в числе тех "немногих" были Ханаби... и ее "брат". Девочка, которая рассказывала, что просто сбежала от Момочи, как обыкновенная трусиха, и нет в этом ничего героического и загадочного, пугала однокурсниц до жути. Поэтому желающих ее подначивать не было. Внешне Ханаби была для ребят отталкивающей: "слепая" и вся в шрамах. Но страх внушал не столько облик, сколько опыт. Про драку с начальником полиции все помнили, и, хоть Итачи был великий воин, девчонка отделалась только потерей трех пальцев, а не сгорела заживо. А потом прошла школу сенсея Гая, а по больнице пересказывали истории о том, насколько суровым испытаниям подвергает добрейший учитель Гай своих учеников, чтобы компенсировать невладение стихиями. Она прошла испытания Лесом Смерти, а ее сокурсницы хвастались и гордились, что их взяли за интеллект, а боевые испытания им проходить не надо. В бой, по их словам, отправляют только "расходный материал", а они - избранные, их дополнительно четыре года учить будут, деньги вкладывать, профессию престижную давать. Им так объяснили, и это пробуждало в молодых девушках гордость. Только вот боевую куноичи они на самом деле побаивались. Но что вызывало абсолютное непонимание у девчонок, так это пугающий контраст между внешним обликом Ханаби и совершенно спокойным ее поведением. Хьюга, если отвлечься оттого, что она была явная тайдзюцу мастер, которую почему-то посадили за парту в училище, была тиха, неразговорчива, вдумчива, часто уходила в себя и, кажется, была полностью довольна тем, что ей в группе просто не мешают учиться. Если б не ее внешность и прошлое, она производила бы впечатление абсолютно безвредного существа, любознательного рентген-аппарата. Девчонки во внешнем спокойствии Ханаби видели либо нечеловеческую хитрость, свойственную, как известно, всем нелюдям, либо результат жестокой дрессировки, которую та прошла либо у своего братца-корневика, либо в Мертвом Городе, и химе предательского клана, по словам газетчиков, "всегда ненавидевшего Коноху", к счастью и безопасности окружающих, превратили в забитое ничтожество, которому объяснили ее место в мире и правила поведения в обществе, при соблюдении которых ее оставят в живых. Теплая привязанность к "братцу" тоже пугала медичек из-за долетавших до них слухов о том, что корневики часто братаются, а потом их заставляют доказать преданность организации и убить "братика" или "сестренку". Некоторым ученицам, относящимся к таким слухам серьезно, даже было немного жалко Ханаби, ведь было ясно, что она из схватки с Кабуто победительницей не выйдет. На курсе были и такие девушки, которым изменяла осторожность. Такой, например, была Томоко, которую подруги не раз одергивали, чтобы та не лезла со своим общением к улучшенно-геномной. Ведь кто ее, мутантку, разберет? Что у нее сейчас в голове после Итачи и Забузы? И не сорвалась ли у нее резьба, поставленная в "лагере перевоспитания"? А Томоко считала, что, раз Ханаби за первые несколько месяцев никого не съела, а из еды любит только рисовые колобки, а не молодых медсестер, то все в порядке, и она и дальше никого не съест. - Не лезь к ней, она тебя сожрет! - Не то в прямом, не то в переносном смысле говорили ей другие девчонки. Томоко на это внимание не обращала, зато узнала от Хьюги другую "прикольную историю". Не про Забузу. А про то, что в Мертвом Городе есть странный призыв, очень подходящий для людей, страдающих бессонницей. Там можно заключить призыв с крысой-капибарой, и, когда нужно, ее чакра будет давать тебе крепкий и здоровый сон. Только без сновидений. А еще, чтобы заключить такой призыв, нужно быть хорошим садоводом, потому что капибары больше всего на свете любят лакомиться арбузом. Вот Ханаби и рассказывала, как бессонница у нее после встречи с Итачи была, а вот арбузных грядок не было. Томоко умирала со смеху, наблюдая за разыгранной в лицах сценкой, когда Хана пересказывала ей тот случай, когда она узнала, что капибара не галлюцинация. Других людей наоборот настораживало, что она вспоминает Мертвый Город с таким теплом. Со временем среди однокурсниц потихоньку появлялось убеждение, что Ханаби, конечно, пиздец какая странная, но, если ее не трогать, пожалуй, не опасна. Да и то, что их подруга - бывшая дворянка, пожившая в двух кланах, будило их девичье любопытство. Ведь интересно же, какова клановая жизнь изнутри? О своем клане Хьюга говорила мало, и сразу призналась, что ей больно. Больно вспоминать даже, когда стайка медичек просила ее рассказать романтическую историю "про клановых". Поэтому историю любви ее мамы и папы, а также то, что они были двоюродные брат и сестра, студентки так и не узнали, хотя это на вкус Ханаби была вообще "самая лучшая и романтическая история про клановых". Потому что при мысли о романтике вспоминались вовсе не родители, а то, как ее брат сгорел в Аматерасу, так никому и не доставшись: ни ей, ни Хинате, вопреки тому, что гадали родственники о его судьбе. Она как-то неожиданно для себя перевела разговор на брата, вспомнила о черном пламени. Оказывается, оно тоже приводило в ужас девчонок. Их тогда учили в коноховской Академии шесть лет, и, когда случился "инцидент Хьюга", как теперь было принято говорить, они все страшно перепугались, потому что видели из своих окон черные тени пожарища и черные всполохи. Так Ханаби смогла сблизиться с бесклановыми студентками, которые узнали, что белоглазая нелюдь боится черного пламени не меньше них, также, как обычные люди. Конечно, однокурсницам Ханаби два года назад все объяснили с правильной точки зрения, а вот Хьюга теперь рассказывала, как выглядел труп Неджи после Аматерасу и насколько это - бесчеловечная техника. И некоторые девочки теперь смотрели на "инцидент Хьюг" другими глазами: пытались взглянуть на конфликт с точки зрения запуганного двенадцатилетнего ребенка. И так выходило, что все было не так однозначно: получалось, что газетчики тогда не рассказывали, что Итачи, главному обвинителю Хьюг, нравилось отправлять людей в гендзюцу или убивать. Ханаби еще тогда заметила, что он называл себя вторым Мадарой и на ее глазах отправил в Цукуеми своего родственника и ее сестренку, к которой в урочный день они могут потом сходить. И посмотреть, что Учиха с ней сделал, какого врага он себе нашел. Только не все вместе, чтобы не пугать девушку множеством незнакомых любопытных лиц. Тогда они увидят последствия братской любви Итачи не через рассказы, не через письма Ханаби, которые ходили в списках так, что Хьюга в своей группе чувствовала себя немного знаменитостью. Ее историю все давно прочитали в двух вариантах и ждали устных подробностей. И Хана с удовольствием эти подробности рассказывала. Она помнила, что в учиховском аду дала себе клятву, если выживет, поведать другим о том, что там творится. И она говорила, как сошел с ума Итачи, как он издевался и над нею, и над своими ближними, как он везде стал видеть измену, как вешал сильных и взрослых родственников, в том числе тех, кто участвовал в расправе над ее семьей. Так, что Хьюга своими глазами увидела, как виновные в ее несчастье перебили друг друга. Показывала Ханаби и свою культю, объяснив, почему добрая женщина, Марионетка-сан, протезировала ей руку. После таких откровений о том, что происходит за закрытыми дверями клана Учиха, и так небольшая популярность его сошла на нет, а будущие медсестры твердо решили даже не думать о том, чтобы связываться с красноглазыми. Не то вдруг нечаянно можно стать чьей-нибудь лучшей подругой. Секрет силы, который поведал ей Нанао, Ханаби с чистой совестью выболтала, рассказав какими мерзкими способами добиваются Учиха успеха в ниндзюцу и что случилось с испытавшим судьбу ее стариком-хозяином. Рассказывала свои истории Ханаби во время перерывов, и так что особо любопытные девушки забывали про обеды бенто, хотя некоторым особам, которые еще оставались очень чувствительны, после рассказов о песиках и воронах Итачи вовсе не хотелось есть. Сама же Ханаби, сравнивая свое новое окружение со стариком Нанао, Сорокой, Акадо или Марионеткой-сан, считала, что ее группа подобралась из прекрасных людей, чутких и добрых, которые делают главное: не мешают ей учиться, а еще и любознательных, потому что они заслушиваются ее рассказами и просят подробностей о жизни в кланах. Истории Ханаби были чаще страшные, чем смешные, да и забавные случаи все были с ноткой жути, которую Ханаби пыталась преподносить с юмором. Слушательниц смущало, что как "хороших и добрых" описывает Ханаби жителей Мертвого Города, даже самых странных из них, врачей в птичьих масках, у которых у самих угасал очаг чакры, а еще женщину-Марионетку, которая бесплатно помогает сиротам. Более скептически настроенные студентки в этот момент вспоминали медицинскую науку, и говорили, что Ханаби может относиться так к своему заключению из-за проблем с психикой или из-за того, что в насмешку над дворянским прошлым ее пролечили "терапевтическим" гендзюцу. Ханаби рассказывала не все: некоторые вещи вспоминать ей было стыдно. Например, то, что она хотела пырнуть Марионетку-сан бумажной заточкой. Она посчитала, что про нее и так ходит полно всяких сплетен, и не надо давать повода досужим языкам злословить еще больше. Не хватало еще, чтоб все запомнили, как она один раз чуть не совершила крупную ошибку, от которой ее снова спас Кабуто. Эти рассказы, хоть и были страшные, делали Ханаби более понятной для однокурсниц: например, им ясно стало, почему жителей Мертвого Города, которые ничего Хьюге не сделали, она считала хорошими, ведь она сравнивала их с маньяком, который скармливал ее пальцы "доброму" призыву. Да и сама Хьюга заметила, что у нее от пережитого сместилось понятие нормы так, что те люди, которые ей самой не вредили, ее не увечили после встречи с Акадо и Итачи попадали в категорию "хорошие", и вполне себе травоядных, хоть и злоязычных, однокурсниц Ханаби отнесла в "добрые и любознательные", хотя они поначалу просто шарахались от нее и сплетничали за глаза. С другой стороны, и Ханаби делалась для них понятнее: студентки узнавали про Забузу, Итачи, Нанао, про опасности Корня, о которых они слышали и которых до ужаса боялись, но на своей шкуре никто из них не испытывал, и понимали, что белоглазая девчонка их возраста не самый страшный зверь в Конохе, а в Деревне есть шиноби, которые пугают саму Ханаби. К девчонке постепенно привыкали и даже брали с собой на совместные мероприятия, когда поверили, что Хьюга, если ее трогать, тиха и незаметна. А еще может рассказать кучу интересностей, про события, о которых было захватывающе слушать, но в которых никому не хотелось бы участвовать самому. Так и оказалась Хьюга вместе с группой на горячих источниках. Она очень сомневалась, стоит ли туда идти, но решила, что стесняться ходить в онсен должны Учихи, про которых теперь пересказывают из уст в уста, как они силу добывают. Да и ничего нового однокурсницы у нее не увидят: на изувеченную руку они уже вдоволь на совместных занятиях насмотрелись, во всех видах: и с протезом, и без. Так Ханаби доказывала, что в своих письмах она не лгала о том, что Итачи жестоко обходился с ней. Да и, когда она только начала учиться, сокурсницы одолели Макото Синкая вопросами о том, почему Ханаби имеет право получать образование здесь. Ему пришлось отвечать и частично рассказывать ее историю. А раз руку девчата видели, да и шею тоже, то шрамы на спине и ноге их вряд ли удивят. - Никогда бы не подумала, что она химе была. - Произнесла Томоко. - А ты не обольщайся насчет ее благородства, - сказала ей на ухо Айко, девушка постарше, которая думала, что доверчивость Томоко сыграет с ней злую шутку, и клановая онна-бугейся еще себя проявит, погубив наивную курсистку. - Да на ней живого места нет! - Воскликнула Томоко , когда увидела Ханаби со спины. Следы от плети и сюрикена давно зажили, но все равно хорошо различались на распаренном теле. Конечно, Ханаби не хотела отказывать себе в удовольствии погреть косточки, особенно, когда с дружеских посиделок ее не гонят, а наоборот, зовут, только вот неловкость от этого никуда делась. - И правда, как будто с каторги, - заметила Айко. - Только клейма и не хватает. - Злая ты, - бросила в ответ Томоко. - Хана-чан нам ничего не сделала. - Зато ты святая, смотри, от святости раньше времени Буддой станешь! - Рассмеялась Айко в ответ, а Томоко замолчала и в защиту Ханаби больше ничего не говорила. Хьюга ловила на себе пристальные взгляды, чаще брезгливые, а иногда сочувственные да жалостливые, оценивающие, ловко ли она снимает одежду, как выглядит и спереди, и сзади, как отцепляет протез и насколько она неловка, беспомощна своей искусственной руки. Насколько Хьюге культя мешает жить и часто ли находят на нее волнами боли, - все это занимало девушек не хуже страшной истории, как мужик из Учих брату глаза вырвал, но и сам потом ослеп. По крайней мере, Ханаби так казалось, пока она грела залеченные раны, отметины проступавшие на раскрасневшемся от жара и горячей воды теле. Хьюга гнала от себя мысли, что ее позвали в купальню только потому, что знали, что она вся изувечена, и думали, что она точно откажется. Тогда на ум ей приходили другие идеи, что девчата просто хотели посмотреть, как ее изувечил Итачи, а организовать "дурную славу" красноглазому клану входило в ее планы. Уродство и боевые раны тоже в какой-то мере примиряли однокурсниц с Ханаби: она была им не конкурентка. По крайней мере, они так полагали, а слухи про Конохомару считали домыслами, потому что так думать им было приятнее. Ведь тогда пришлось бы признать, что уродина, про которую за глаза болтали, что Ками ее силой не обидел, а вот красоту всю до капельки отнял, как девушка успешнее их всех. А помыслить такое было недопустимо. Мало ли кому напишет отчаявшаяся нелюдь в учиховском аду? Был и второй случай. Вообще-то рассказы Ханаби бывали настолько страшными, что превращали любой праздник в репетицию Обона. И вот однажды их группа собралась дома у именинника. Ханаби казалось, что стол ломился от закуски, как на празднике в честь знакомства с командой Гая. Но было на этом столе и то, чего не было на их командном торжестве, - выпивка. А вот этого Ханаби боялась. Боялась всегда. Сначала ей было страшно топить свое горе в вине, она чувствовала, что так совсем себя погубит. Потом Акадо ее отравил и травить себя алкоголем дополнительно у нее не было никакого желания. А теперь и вовсе она принимала такие лекарства, которые с алкоголем не сочетаются. Вот и оставалось ей быть трезвой на студенческой вечеринке и сидеть с соком, а когда друзья ее достаточно поднабрались, чтобы забыть, почему она сидит с соком, то и услышать шутку о том, что даже в своих пристрастиях к еде Ханаби никак не повзрослеет. "Может, мне страшно, и меня год назад траванули?" - Буркнула себе под нос Хьюга. Но решила не отвечать, потому что товарищи ее праздновали, а нехорошо каждое торжество своим присутствием превращать во второй Обон. Ханаби не хотелось отвечать вслух и портить имениннику и гостям настроение. А Томоко, которая сидела совсем рядом с девочкой и одна слышала, что пробормотала Хьюга, подумала: "Ты, Ханаби, будто совсем без кожи. Чего ни коснись, даже легонько, - везде больно. Нет, не человек без кожи, - подумала Томоко. - Человек с содранной кожей. У Ханаби повсюду сплошная рваная рана".