Удовлетворение антинаучного любопытства за государственный счет

Из мутной топи беспамятства его выдернула тыкающаяся в сапог створка лифта. Приподняв веки, Кренник несколько секунд смотрел на то, как металлическая дверь снова и снова пытается закрыться, но раз за разом откатывается назад. Потом перевел взгляд на то, что таилось в глубине коридора самого нижнего яруса «Цитадели». На тяжелую бронированную плиту, врезанную в испещренную символами неведомого языка арку. «С-ситх…» — сейчас директор имел полное право поминать Вейдера и его предшественников самыми разными словами. И все основания. Оказаться здесь, внизу, глубоко под землей, в планы Кренника, долгих две минуты назад из последних сил ввалившегося в лифт с плавящейся в зеленом пламени залпа «Звезды Смерти» антенной площадки башни, не входило. Умирать тут, истекая кровью в ожидании прихода ударной волны от выстрела — тем более. Но поскольку до собственного шаттла добраться не удалось, оставалось работать с тем, что все еще имелось в его распоряжении. С трудом оторвав тяжелую голову от холодной стенки лифта, директор кое-как поднялся на ноги и, покачиваясь из стороны в сторону при каждом шаге, двинулся вперед, к «лестнице». Самой странной и непонятной из тайн Скарифского архива. Когда базу только начинали строить и копали котлован под основание «Цитадели», в один далеко не прекрасный день рабочие разворотили буровой установкой кусок древнего каменного коридора, неведомо как оказавшегося на глубине двухсот метров под уровнем моря. При этом часть, которая уходила вверх, к поверхности, растворилась в мокром песке без следа прямо на глазах изумленных строителей, а нижняя… Нижнюю прибывший буквально через пару часов после происшествия Инквизитор приказал запечатать и не открывать ни в коем случае. Будучи ознакомлен с планом минус сорок второго яруса строящейся башни и результатами глубокого сканирования и осознав перспективы мотаться на каждый новый «прорыв» по два раза в неделю, Инквизитор пришел к выводу, что несколько погорячился с запретами. После чего задумчиво подергал себя за татуированное лекку, связался со столицей, выслушал в свой адрес много интересного и остался караулить объект на долгие шесть месяцев. Не упустив при этом случая исследовать странное явление, названное им каким-то непроизносимым стрекочущим словом, в переводе для простых смертных означавшим «сокрытые пути ситхов». На деле «пути» выглядели как самая обычная лестница с пологими и длинными, под сотню ступеней, пролетами. Только уходящая в никуда и… темная. Обе группы строителей, отправленные вниз с оборудованием, вернулись оттуда озадаченными и отчасти пришибленными увиденным. Сканеры начинали сбоить сразу на первом пролете, показывая, что за пределами коридора нет ничего — ни грунта, ни углубившегося по бокам от странного объекта фундамента «Цитадели». Ниже оборудование глохло совсем. Любое — от сложной электроники до банальных нашлемных фонариков. Еще ниже, в кромешной тьме, начинались галлюцинации — ощущение пристального взгляда, едва слышный смех или детский плач, надрывный и горький. Причем представители каждой из протестированных разумных рас плач слышали разный, соответствующий детенышам их биологического вида. Именно на этот плач ушел однажды тви'лек-Инквизитор, пропав без следа. Коридор закрыли тяжелой бронированной плитой, точно такой же, как на входе в основное хранилище данных. И с теми же правами доступа. Креннику виделась в этом некая злая ирония, но думать еще и об этом на фоне всех прочих неурядиц не было ни сил, ни времени. Сам он порога «лестницы» не переступал никогда. Уж очень знакомыми были ощущения. Так, словно он стоял рядом с напитанными энергией кайберами, только если кристаллы ощущались скорее живыми и теплыми, то «лестница»… В других обстоятельствах директор не стал бы туда соваться даже под угрозой расстрела. Но перспектива сгореть заживо сместила приоритеты. И сейчас он стоял прямо перед аркой, прижав вымазанную кровью ладонь к сканеру. Тяжелая дверь дрогнула и с пронзительным скрипом начала откатываться в сторону. Темнота и тишина качнулись Креннику навстречу, гася и дрожь пола под ногами, предсказывающую надвигающуюся ударную волну, и едва ощутимый запах гари от опаленного выстрелом плаща. Вся окружающая действительность медленно таяла рядом с открытым зевом «лестницы», а нечто с той стороны смотрело на него с холодным интересом, воскрешая в памяти встречу с искаженной, изломанной тварью, принявшей облик Галена в недрах технических коридоров «Звезды Смерти». Но сутки назад Орсон фактически убил Галена настоящего, бросив того умирать под огнем повстанцев. Потом потерял станцию и получил от лорда ситхов недвусмысленное предупреждение, больше похожее на обещание скорой расправы. Вряд ли после всего случившегося в его жизни стоило бояться хоть чего-нибудь… У него не осталось ни дела, ни человека. Но вот жизнь свою так дешево он отдавать не собирался. Поэтому молча щелкнул предохранителем бластера, включая подсветку прицела, и шагнул через высокий порог. Тяжелая дверь за его спиной медленно покатилась обратно, едва не придавив полу плаща. Слабое, медленно выцветающее пятно света, позволяющее выхватить из темноты разве что контуры ступеней и не свернуть себе шею, оступившись, было единственным напоминанием о реальном мире. Если не считать изматывающей, дергающей боли в простреленном плече. Но ее, как и пульс, барабанами бухающий в обдуваемых ледяным сквозняком висках, Кренник старательно игнорировал, сосредоточившись на более простых процессах. Спускаться приходилось боком, спиной к якобы безопасной стене, прижимая к груди безвольно висящую правую руку и стараясь не наступить на собственный плащ. И смотреть не столько под ноги, сколько в чернильно-черную пустоту, клубящуюся там, где у нормальных лестниц бывают перила. Сквозь призму уплывающего сознания чудилось, что пустота эта питает к забредшему в ее царство человеку не только исследовательский, но и гастрономический интерес — ведь запах крови был единственной яркой нотой в стерильной сухости затхлого воздуха. К тому моменту, когда метка прицела почти погасла, став совершенно бесполезной, Кренник, несколько раз сбившись, насчитал сто двадцать шесть ступеней вместо девяноста восьми, но так и не дошел до первой площадки, исследованной вдоль и поперек и даже помеченной спускавшимися ниже группами. Вместо этого он вдруг заметил прямо перед собой свою тень, пока размытую и почти неотличимую от окружающего мрака, но с каждым его вдохом проступающую все четче. Обернувшись, он увидел далеко позади яркое кольцо света и его плавно наливающийся оранжево-желтым центр — противоударная дверь плавилась на глазах, грозя вот-вот превратиться в сопло маршевого двигателя. А что произойдет с ним самим, запертым в замкнутом коридоре, при наличии устойчивой воздушной тяги, директор Кренник представлял слишком хорошо. И не сумел справиться с инстинктом самосохранения, требующим бежать немедленно. Удар, пришедший одновременно с ослепительным светом, застал его на середине панического рывка, швырнул в сторону, заставив выпустить оружие, и выбил из легких оставшийся воздух. А обжигающий кожу смерч подхватил тело, словно комок высохших водорослей, и кубарем скатил вниз по ступенькам, мстительно приложив о стену с силой взорвавшейся сверхновой. «Холодно…» — мысль была сложной, тяжелой и скользкой, как престарелый хатт. И абсурдной. Разумеется, если исключить сценарий немедленного умирания от кровопотери. А судя по ноющему от боли локтю правой руки, ушибленному при падении, дела обстояли не столь драматичным образом. Поскольку все остальное если и болело, то точно не так сильно. «Или у меня что-то с головой, как вариант», — Кренник попытался проанализировать собственное состояние и спустя некоторое время пришел к выводу, что лежит на чем-то твердом, и это твердое бессовестно давит ему на ребра. Хотелось верить, что все же снаружи, а не изнутри, но без проверки выяснить это было затруднительно. Вздохнув несколько раз и убедившись, что на ребра ему давит вполне реальная щербатая ступенька, точно такая же, как та, на которой он лежит лицом, вдыхая пыль, Кренник открыл глаза, ожидаемо обнаружив вокруг густую темноту. Поморгав, он все же решил оставить их открытыми — уютная чернота под сомкнутыми веками хоть и помогала сосредоточиться на себе, но пугала риском пропустить появление внешней опасности. «Если эти опасности сами уцелели», — давящее ощущение чужого присутствия давно сошло на нет, и мрак вокруг снова наполнился едва слышными убаюкивающими шепотками, странно похожими на гул голосов в начале очередного скучного приема, когда гости сдержанно обмениваются свежими сплетнями и демонстративно ахают, округляя глаза, услыхав очередную чушь пикантного характера. «Смешно было бы очнуться вот так, прямо посреди зала… Жаль только, не выйдет». Поразмыслив еще немного — внутренний хронометр отказал, и чувство времени откровенно завиралось, убеждая, что лежит на ступенях он уже лет триста, не меньше, —Кренник подумал, что неплохо бы позвать на помощь. Раз уж его не сожгло до пепла ударной волной и не разорвало на много маленьких клочков гипотетическими зубами местных обитателей… то, быть может, найдется кто-нибудь, кто спасет его от бесславной смерти от воспаления легких на этих ледяных камнях? К несчастью, вместо крика из горла вырвался лишь слабый полузадушенный писк, но не успел Кренник расстроиться по этому поводу, как понял, что в рисунок его собственного хриплого дыхания вплетается другой, зловещий, узор — сипение респиратора. Причем звук, как и волна давящего холода, приближается. «Крифф, оказывается, пути ситхов и правда… ситхов», — мысль эту директор додумывал, скорчившись у стены и зажмурившись что было сил. Рот он зажал ладонью, даже не заметив, как и когда он оказался в таком положении. Овеществленная тьма прошла мимо, обдав ледяным сквозняком пронесшегося над головой края плаща, и ушла дальше, тяжело впечатывая каблуки бронированных сапог в древний камень. Причем плоскость движения имела к ощущаемым директором ступенькам крайне опосредованное отношение. Выждав для верности, пока ритмичное сипение затихнет окончательно, Кренник убрал руки от лица, мучительно закашлялся и, мысленно проклиная все и вся, поднялся на четвереньки. Рука, как ни странно, держала, дергало только локоть, а плечо и спина отдавали лишь эхом знакомой боли. Внутри, под ребрами, продолжало хрипеть, но это директор предпочел списать на побочные эффекты «экстренного спуска». Не такая уж высокая цена, по сравнению с риском изжариться заживо. Кое-как поднявшись на ноги и испытав мгновенное дежавю — к «лестнице» он тоже шел, цепляясь за стенку, — Кренник медленно побрел вверх, нащупывая ступеньку за ступенькой. Потерянного бластера было жаль, как и отстегнувшегося плаща, но если батарея наверняка разрядилась с концами, сделав оружие бесполезным, то плащ еще мог пригодиться — в одном кителе тут было действительно холодно даже без Вейдера. А испытывать судьбу и пассивно ждать встречи с еще каким-нибудь местным обитателем — постоянным или временным — очень не хотелось. Мало ли, может, тут принято есть случайных жертв уже хорошо подмороженными… Подбадривая себя разными глупыми теориями, директор мысленно представлял, как рассказал бы обо всем этом Галену. И что бы тот наверняка ответил… и как посмотрел… «Как на идиота», — Кренник прислонился плечом к стене, пытаясь выровнять сбившееся дыхание. Подъем давался тяжело, и даже вновь вернувшееся ощущение взгляда в спину не помогало переставлять ноги быстрее. «Гален, Гален, Гален… какого криффа ты все это затеял? Что тебе это дало, а? Кого ты спас? Себя? Лиру? Своего бестолкового ребенка? Население галактики? Да плевало оно на тебя, гений недоделанный… И на меня… плевало!» Злость дала немного сил, как раз столько, чтобы оторваться от стремительно покрывающейся инеем стены и сделать еще десяток шагов вперед. Туда, где подрагивало серое пятнышко света. Путь наверх составил две тысячи сто сорок две ступени. На сей раз Кренник не сбился, даже с учетом того, что последние триста ему снова пришлось преодолевать на четвереньках. Перевалившись через порог, он обнаружил, что наконец добрался туда, куда шел изначально — на посадочную площадку. Почему-то уцелевшую, пусть и засыпанную песком и ракушками. Выпрямившись и сделав пару шагов вперед, Кренник обернулся на башню «Цитадели», проверяя, что от нее осталось после выстрела «Звезды Смерти», и осел на нагретый солнцем песок. Антенны не было, но вместо нее на самом конце шпиля висела огромная полуразложившася рыбина, сжимающая в зубастой пасти ободранный остов крестокрыла. Да и вся «Цитадель», кое-где опутанная не просто высохшими водорослями, но и вполне живыми и зелеными лианами, выглядела так, словно после залпа прошли годы. Но «Звезда Смерти» все так же висела над горизонтом. И казалась еще больше, чем раньше. — Крифф… Потревоженный звуком завал из обломков, скрывавших выход с «пути ситхов», вдруг поплыл вниз дождем пыли и щебня, превращая оплавленный провал в потусторонний мрак в обычную вывернутую взрывом дверь, а шепотки из темноты вдруг обрушились на Кренника волной чужих мыслей, самой яркой и сильной из которых было… желание жрать. Кренник забарахтался в песке, пытаясь убраться от источника «звука» подальше, и едва не кувыркнулся вниз с края площадки — ограждение смело взрывом подчистую. Цепляясь за погнутый пенек опоры, Орсон смотрел вниз, где на расстоянии сотен метров кипела… жизнь. С которой он ни при каких обстоятельствах не стал бы знакомиться ближе. Описать увиденное Кренник не смог даже на джеонозианском — слова в данном случае были бессильны. — С-ситхи, мать вашу… * * * «Звезда Смерти» парила над Скарифом, отбрасывая гигантскую тень на взбаламученный океан, укрытый рваной пеленой облаков, но никому на ее борту пока не было дела до творящегося внизу. Подбитые повстанческие корабли один за другим повторили судьбу двух ИЗР и орбитального шлюза, сгинув в гигантском водовороте, столбом поднявшемся почти до границ атмосферы, и теперь превращались в перемолотые обломки где-то там, на дне некогда мелкого моря. Исчезали, словно не было ни их, ни «Цитадели» — только ветер, вода и пыль. «И все же жаль, что архив сгинул так бездарно… Впрочем, зная таланты Рамды, на актуальные версии данных надеяться все равно не стоило. Повстанцам — тоже. Ну хоть какая-та польза от разгильдяев! Хотя вреда, несомненно, больше…» — Сэр, — генерал Ромоди рискнул отвлечь Таркина, задумчиво рассматривающего смоделированные тактическим компьютером постэффекты одиночного залпа станции по Скарифу. — Мы будем искать выживших? Губернатор проследил взглядом за третьим витком ударной волны, огибающим планету, и едва слышно хмыкнул. — Нет, Ромоди, это не имеет смысла. Свяжитесь с лордом Вейдером и запросите вектор прыжка. Прошло уже четыре часа, он должен был найти беглецов, — Таркин чуть прищурился и изогнул губы в подобии улыбки. — Я думаю, пора нам показать повстанцам всю абсурдность из притязаний. Максимально наглядно. — Да, сэр, — Ромоди коротко кивнул и вышел, оставив губернатора любоваться картиной глобального разрушения. Таркину же картина быстро наскучила, а поскольку Ромоди не явился с докладом ни через четверть часа, ни через час, который гранд-мофф потратил на мысленное составление предварительного отчета Императору, так и вовсе стала вызывать раздражение. На Джеде камнепад закончился куда быстрее, позволив оценить результат уже через несколько часов, а тут… облачная каша оказалась непроницаема для сенсоров станции и, как показалось губернатору, становилась все гуще с каждой минутой. «Похоже, не стоило сбрасывать со счетов наличие в коре планеты залежей редкоземельных металлов», — мысленно пожурил себя Таркин, вдавливая кнопку селектора. — Сэр, боюсь, у нас плохие новости… — голос генерала Ромоди, судя по шуму на заднем фоне, согнавшего оператора-связиста с рабочего места и явно собиравшегося принять удар начальственного гнева на себя, немного подрагивал. — Мы до сих пор не смогли установить связь с кораблем лорда Вейдера. Такое впечатление, что… ИЗР «Опустошитель» ушел в слепой прыжок и из него пока не вышел. Таркин удивленно нахмурился. Он из личного опыта знал, что Вейдер умеет преследовать корабли в гиперпространстве, предсказывая их точку выхода. Но для этого на борту корабля должно было находиться что-то, связанное с самим лордом ситхов. Или эта информация успела устареть, и за пятнадцать лет Вейдер развил свое умение достаточно для того, чтобы находить любое организованное скопление живых существ по их эмоциональному фону? Пусть так, но записи, полученные из главного компьютера подбитого флагмана повстанцев, утверждали, что дипломатический борт «Тантив-IV», принадлежащий королевскому дому Органа, имел критическую неисправность гипердвигателя и на длительный прыжок был неспособен физически. Значит, в самое ближайшее время их выкинет в обычное пространство, и хорошо, если одним куском. — Продолжайте попытки выйти на связь. Кнопка селектора неприятно скрипнула, возвращаясь на место, а Таркин принялся расхаживать вдоль экрана, на котором все еще клубились пронизанные молниями облака. «Альдераанский сенатор, избалованная принцесса и просто глупая восторженная девчонка, пытавшаяся убеждать Сенат в необходимости что-то делать своими пламенными речами… Весьма неплохо написанными, надо признать», — губернатор вспомнил, что одно время даже подумывал перекупить этого неизвестного спичрайтера. Только ради того, чтобы посмотреть, как принцесса будет выкручиваться без подсказок со стороны. Но потом замотался и забыл о такой мелочи. Сейчас же это и вовсе перестало иметь значение. В отличие от того неудобного факта, что яхта ее высочества Органы проходила ремонт на борту корабля, совершившего нападение на военную базу Империи. И предпочла спастись бегством от десантной группы, вместо того чтобы дождаться разрешения конфликта и выставить соответствующую дипломатическую ноту. Похоже, девчонка перешла от слов к делу и перевела симпатии к этому повстанческому сброду в практическую плоскость, рискнув стать курьером. «Только вот куда она потащит данные? В Сенат или своим новым-старым друзьям? Вице-король все эти годы изворачивался как мог, пытаясь отвести от себя подозрения, но девчонка в силу возраста могла совершить критическую ошибку». Разумеется, у нее все еще оставалась возможность сослаться на «просьбу о помощи», на которую откликнулся первый попавшийся корабль, а поскольку корабль был явно военным, то помощь эту приняли без лишних расспросов. И постарались смыться с поля боя при первой же возможности. «С другой стороны, это дает нам полное право утверждать, что корабль ее высочества погиб по нелепой случайности, а сама Органа была лишь заложником обстоятельств. Разумеется, после того, как мы завершим нашу безусловно познавательную беседу о симпатиях, антипатиях и уместности их демонстрации». Таркин скупо улыбнулся своему отражению в погасшем экране и вызвал адъютанта. — Проложите курс в систему Альдераана. Прыжок по готовности. Палуба под ногами привычно задрожала уже через несколько минут, но вдруг резко дернулась, больно наподдав по пяткам и едва не уронив губернатора на пол, а где-то далеко в недрах станции начала истерически надрываться сирена. Настолько громко и пронзительно, что заныли зубы. — Кренник… — Таркин выпрямился, отпустив спинку кресла, за которую успел схватиться, медленно выдохнул через нос, после чего от души вдавил клавишу селектора и затребовал немедленный доклад о состоянии станции. Самым спокойным и многообещающим из возможных тоном. Увы, хаос последующих трех суток нельзя было привести к порядку не только обещанием, но и применением карательных мер. Вынужденно прочитав около тысячи страниц разнообразной технической чуши, Таркин снова пришел к выводу, что с залпом по Скарифу он все же поторопился. Кренника стоило оттуда вытащить хотя бы для того, чтобы свалить на директора ответственность за все пропущенные персоналом проверки оборудования. На кого свалить ответственность за нежелание подчиненных посвящать в технические тонкости его самого, губернатор пока не решил, поскольку компетентные специалисты имели нехорошее свойство заканчиваться не вовремя, а доклад Императору все еще не был отправлен. И отправлен быть не мог, поскольку система дальней связи скоропостижно скончалась на сотой попытке вызвать «Опустошитель» и теперь работала только на прием, почему-то получая пакеты данных с солидной задержкой, так, словно время вокруг станции начало тянуться медленно-медленно. — Послушайте, это невозможно, — Таркин с отвращением отпихнул от себя датапад с очередным отчетом и устало потер висок: в конференц-зале почему-то было жарко и душно. — Кто должен был это визировать? — Директор Кренник, сэр, — печально отозвался стоящий навытяжку перед губернатором Шейт Водран, — как и предыдущие сорок шесть отчетов. — Вы, Водран, руководите производством, разбираетесь… в тонкостях, так почему вы с каждой бумажкой бегаете к своему шефу? Бегали, точнее, — поправился Таркин. В том, что Кренник действительно читал все отчеты, сомневаться не приходилось. Только вот директор, чтоб ему икалось на том свете почаще, мог из всей этой мешанины цифр сразу выделять нужное, а не продираться к цели с помощью должностных инструкций и руководств, которые сам же и писал. — Строительство официально завершено, — Шейт немного побледнел, но явно не собирался сдавать позиции, понимая, что от Ромоди и компании в данных обстоятельствах толку не больше, чем от патрульных штурмовиков, а решать проблему надо, даже если решения у нее в принципе нет. — Формально начат период опытной эксплуатации, на который станция перешла под ваше командование, сэр, поэтому именно вам надлежит назначить руководителей работ, оформить соответствующий приказ и наделить исполнителей необходимыми полномочиями. — Надеюсь, вы помните, к чему следование букве, а не духу инструкции привело Рамду и адмирала Горина? — вкрадчиво поинтересовался Таркин. О том, что срочный ремонт должен выполняться сообразно возникающей необходимости и немедленно, а не после подписания всех документов, он напоминать собеседнику не стал, поскольку это неизбежно тянуло за собой вопрос финансирования, с которым традиционно было плохо. — К безвременной гибели, сэр, — ровно ответил Водран. — Хотите повторить их судьбу? — Таркин откинулся на спинку кресла и принялся рассматривать стоящего перед ним человека, которого, казалось, неплохо успел изучить. Водран молчал, явно колеблясь в принятии решения. — Или, может, вы хотите сказать, что предполагаемый саботаж Эрсо, по которому у нас до сих пор нет никаких данных, не единственный? Ищете шаака для пустыни и не можете выбрать, кем из подчиненных пожертвовать, м-м-м? Водран побледнел еще сильнее, потом резко выдохнул, став вдруг меньше и суше, и вполголоса произнес: — А мы все тут шааки... В силу… форс-мажорных обстоятельств. — Конкретнее, Водран! Не тяните банту за хвост, в конце концов! Или… — Таркин вдруг сообразил, что у этой бессмысленной храбрости есть причина. И она настолько скверно выглядит, что все причастные изо всех сил пытаются ее замалчивать. — У вас плохие новости? Начальник производственного отдела уныло кивнул, выдвинул себе кресло, грузно в него уселся и забарабанил по кнопкам панели управления. Над встроенным в столешницу проектором всплыл шар станции и фрагмент поверхности планеты, а потом их накрыло подвижной конструкцией из многоугольников, в которой Таркин с третьей попытки признал ограненный кайбер-кристалл. Точно такой же, как тот, который при нем устанавливали на направляющие во время памятного разговора с Эрсо. Того самого, о подчиненных позициях. Кончики пальцев закололо от неприятного предчувствия. Три человека были посвящены в некий секрет. Эрсо навсегда остался на Иду, Кренник на Скарифе… А где останется он сам? «Умеете же вы даже из собственной смерти сделать фарс и драму, Кренник», — Таркин усилием воли подавил растущее раздражение. Сказывались трое бессонных суток и полное отсутствие связи. А еще мысли, неотступно преследующие его мысли о возможном провале проекта. Вряд ли Палпатин оценит их… техническую задержку. А падать с одной вершины, будучи в шаге от другой, куда более привлекательной, губернатор не собирался. «И где носит Вейдера? Увлекся погоней? Помчался с добычей к Императору, забыв обо всех договоренностях? Нет… скорее, собрался сделать все сам. Как был мальчишкой, так и остался… С-ситх!» Водран, увлеченно развешивающий диаграммы и графики вокруг основной картинки со станцией, проблемами гранд-моффа озабочен не был, в силу блаженной неосведомленности о столь высоких материях. У него сейчас хватало своих забот, которыми он рад был поделиться с окружающими, поскольку груз ответственности грозил попросту его расплющить, доказав полную некомпетентность и неприспособленность для работы в стрессовых условиях. С Кренником было легче, тот, по крайней мере, догадывался о причинах проблем сам, без утомительного разжевывания основ. — Гм, — Водран кашлянул, привлекая внимание Таркина. — На данный момент ситуация такова — станция не может уйти от планеты: гипердвигатель не выходит на предстартовый режим, срывается с перегрузкой реактора, маневровые повально показывают утечку энергии... и связи у нас тоже нет. Никакой — мы пробовали отправлять корабли и зонды, но выход за пределы этой области затруднен: автоматические зонды теряют мощность и падают вниз, шаттлы кое-как держатся, но их сигнал, как бы это сказать… искривляется, как возле черной дыры. Мы слышим собственные передачи и часть сигналов извне, но передать не можем ни-че-го. В попытках усилить сигнал сожгли уже четыре ретранслятора, на этом пока решили прекратить. — Черной дыры? — Таркин удивленно приподнял бровь. — Вы хотите сказать, что у нас тут возникла некая аномалия? — В некотором смысле, — уклончиво отозвался Водран, резким жестом очертив охватывающий станцию «кристалл». — По сути, мы сейчас заперты в рамках вот этой структуры… — Но это еще не все? — с отчетливой ноткой угрозы произнес Таркин. Водран поднял на него уставшие, покрасневшие от недосыпания глаза и вздохнул. — Мы падаем. * * * — Подготовьте мой челнок, Ромоди, я собираюсь спуститься на поверхность! — Таркин вылетел из камеры фокусировки кристаллов почти бегом, прижимая ладонь к носу. Генерал успел разглядеть за закрывающимися дверями брошенный на пол скафандр и пару сильно озадаченных техников. — Но, сэр?! — Ромоди рысью припустил за гранд-моффом, надеясь отговорить его от этой затеи и одновременно подать платок — дорожка красных капель, остающихся на полу за стремительно шагающим Таркином, генерала сильно нервировала. — Мы потеряли уже три борта: первый не успел даже высадить десантную группу, его э-э-э… слизнула какая-то морская тварь, размеры которой зонды не смогли зафиксировать, второй прошел над сушей и потерпел крушение в пальмовой роще. Сэр, я абсолютно уверен, что пальмы не умеют бегать и хватать штурмовиков корнями! Это какая-то ситховщина! А что случилось с экипажем третьего, вы видели сами! Их… сожрали! Причем сожрали существа, на которых сохранились обрывки офицерской формы! Я не знаю, что сейчас творится на Скарифе, но это безумие! Сэр, я не могу допустить… Таркин затормозил так резко, что Ромоди едва не врезался ему в спину, и развернулся на месте, как атакующая змея. — А я не могу допустить гибели объекта, обошедшегося Империи в два годовых бюджета. И если вы забыли, Ромоди, у нас больше миллиона человек экипажа на борту, не считая вспомогательного персонала. И только двенадцать суток на поиск решения. — Одиннадцать с половиной, сэр, — незаметно подошедший Водран подал Таркину очередной датапад с отчетом. — Не знаю, губернатор, чего вы хотели добиться от кристаллов, но могу сказать только, что прошлый раз подобную их активность вне процедуры подготовки к залпу мы фиксировали во время визита гранд-адмирала Трауна. Таркин задумался на минуту, складывая кусочки головоломки в единое целое. Во время визита Трауна произошла авария, исправлять которую Кренник полез лично и едва не погиб в хитросплетениях системы охлаждения реактора, отравившись испорченной воздушной смесью. Но, в отличие от всех подобных случаев, не настоял на действительно подробном расследовании, сходу согласившись с предложенной Трауном версией о причинах гибели нескольких монтажных бригад. Версия была хороша и нашла свое подтверждение при осмотре скафандров, но оставались некоторые… шероховатости, которые Таркину показались слишком мелкими, чтобы предположить саботаж, но сейчас предстали в новом свете. Судя по таймеру, встроенному в скафандр Кренника, в системе воздуховодов он провел около семи часов, тогда как датчики шлюза зафиксировали его выход спустя сорок минут, и с этой цифрой были согласны все свидетели инцидента — от Трауна до начальника директорской охраны. — А после нападения повстанцев на Иду? — губернатор мысленно передернул плечами: ощущение тяжелого взгляда в спину, возникшее в момент залпа по Скарифу и усилившееся до почти невыносимого после визита в камеру фокусировки, исчезать не спешило. Но несколько… «сменило тональность», из угрожающего став, скорее, поторапливающим. А проверять, насколько далеко зашел симбиоз покойного Эрсо с кайбер-кристаллами, находясь в одном с ним помещении, пусть и объемом в почти миллион кубических километров, желания не возникало. Кренник вот, кажется, проверил и едва сумел это пережить, а уж у него отношения с главным конструктором были куда лучше, чем у самого Таркина. Водран вызвал по комлинку кого-то из своих помощников, долго морочил ему голову, пока, наконец, добился требуемого. — Налет мятежников на Иду пришелся на стадию гашения системы после Джеды, губернатор, — осторожно начал начальник производственного отдела. — Как вы понимаете, до этого момента все наши данные были исключительно теоретическими, поэтому точно сказать, был ли всплеск активности связан с возникающей при гашении краткосрочной положительной обратной связью или это штатное поведение системы… — А после Скарифа? — Таркину уже надоели эти осторожные хождения на цыпочках вокруг проблемы и упорное нежелание всех причастных признать ее сверхъестественную природу. При этом он точно был уверен в том, что Шейт Водран догадывался о сложных отношениях Кренника и Эрсо и том, что они напрямую влияли на работоспособность всей системы. Но молчал. И явно собирался молчать до последнего. — А после Скарифа у нас гашения так и не произошло, — зло ответил Водран, хлопнув ладонью по запищавшему комлинку. — Я могу идти, сэр? — Свободны, — сухо кивнул Таркин, вновь оборачиваясь к Ромоди. — Генерал, если мой челнок не будет готов через сорок минут, то вы отправитесь вниз со следующей исследовательской группой верхом на зонде, ясно? — Так точно, сэр, — Ромоди сложился в коротком поклоне и поспешил убраться с глаз долой. «Я, кажется, уже не удивлюсь, если этот амбициозный кретин Кренник не только умудрился пережить залп, но и как-то связан со всей этой… зубастой коллективной галлюцинацией. Но как? И где Вейдер, когда он так нужен?» Таркин взглянул на собственные пальцы, медленно растер по коже подсохшую каплю крови и позволил себе на несколько секунд помечтать о том, как славно будет смотреться на стене кабинета пасть той самой твари, которая «слизнула» десантный шаттл. Или лучше ее прямо в дверях поставить? В том, что он сумеет эту тварь поймать и прикончить, у губернатора не возникло и тени сомнений. А вот мысль, что рядом с ней он пришпилит тот самый белый плащ, он постарался до поры до времени загнать поглубже. Спуск в атмосферу напоминал бесконечное скольжение по ледяной горке. Только вот горка была почему-то спиральной и до тошноты ухабистой. Настолько, что взятый губернатором отряд штурмовиков молчал в тряпочку и имел подозрительно бледный вид даже в шлемах. Хотя это можно было списать на просмотренный перед вылетом ролик, собранный из всех имеющихся записей о флоре и фауне «нового» Скарифа. Не самое вдохновляющее зрелище. Нет, Таркин знал и видел достаточно, чтобы предположить возникшее при выстреле паразитное влияние искажений Силы, наподобие тех, с которыми вынужденно познакомился Траун во время своей охоты за лотальскими повстанцами. Но те хотя бы рельеф не меняли! Если не считать случая с джедайским храмом, исчезнувшим с лица земли вместе с археологической группой и сотней охранников. «А ведь это море когда-то было мелким, теплым и безопасным», — мрачно подумал губернатор, когда шаттл заложил в облаках очередной вираж, едва не сделав бочку. Мелькнувшая в лобовом иллюминаторе густая синева глубокой воды могла скрывать что угодно. И не факт, что у нее было дно. Точнее, что дно это до сих пор было на Скарифе. Некстати вспомнились слухи об активной аномалии под фундаментом «Цитадели», которая по всем документам проходила как надежно законсервированная, но тут или Кренник недоглядел, или не рискнул копать, хатт его знает. Во всяком случае, целиться именно в верхушку башни с передающей антенной Таркин приказал не столько из любви к красивым жестам, сколько в надежде, что подземная часть архива переживет ударную волну и будет пригодна к дальнейшему использованию. Надо сказать, что в итоге «Цитадель» пережила удар целиком. Только слишком уж активно… «Однако!» — Шарахнувшийся от шаттла летающий ящер явно был ископаемым, до сегодняшнего дня губернатору встречались лишь его отдаленные потомки смешных размеров, не представлявшие никакой опасности и, соответственно, охотничьего интереса. Эта же тварь могла похвастаться внушительным «клювом», способным вместить человека целиком. И, кажется, весьма неплохо умела им пользоваться. Не говоря уже о ее коллегах внизу, среди пальм. Охота определенно обещала быть интересной, хотя Таркин еще не представлял толком, чем она должна была закончиться, но твердо знал, что его буквально ведут к «Цитадели», подпихивая в спину. Ближе к поверхности ощущение чужого взгляда ослабло, причиняя лишь легкий дискомфорт, а вот инстинкты в один голос принялись вопить, что тут придется смотреть в оба. И — при случае — очень быстро бегать. Таркин коснулся приколотого к воротнику полевой формы комлинка: — Всем подготовиться к высадке. Огнеметчикам идти парами, следить за поверхностью, ничего при обработке не пропускать, остальным держать периметр. Пилотам обеспечить нам поддержку с воздуха, при необходимости — отвлекающий маневр. Шаттл заложил над побережьем неширокий круг, пройдясь огнем зениток по подлеску и перепахав песок, после чего сел точно в центре, окутавшись плотной завесой защитного поля. — Есть касание, — голос пилота звенел от напряжения: высадка происходила по протоколу «креш-98-6» и подразумевала наличие всеразмерных опасных форм жизни на расстоянии прямой видимости. — К высадке готовы, просим частичного открытия поля, — квакнуло в комлинке. — Первый тандем пошел, второй пошел, третий пошел… Штурмовики, запакованные в усиленную броню, посыпались с трапа, словно семечки из лопнувшего стручка, и тут же применили огнеметы по назначению. Следующая шестерка, с тяжелыми бластерными винтовками, взяла под контроль уцелевшие окрестные пальмы. Таркин отстегнул ремни безопасности, проверил собственную винтовку и наличие всего необходимого, надежно прицепленного к поясу, поднялся с кресла и шагнул к выходу под прикрытием последней группы штурмовиков. Шаттл за их спинами тут же поднял трап и медленно всплыл вверх, похожий на мыльный пузырь в своем радужном коконе защитного поля. — Курс 3-3-8, движение вдоль монорельса, — лейтенант с желтым наплечником пригнулся и сноровисто рванул через открытую площадку, пропаханную опорами грузового челнока. Сам челнок в виде кучи скомканного металла валялся метрах в двухстах среди изломанных пеньков пальм, кое-где украшенных новыми пучками листьев. Базовая станция монорельса оказалась не столь «летучей» и стояла на боку, наполовину утонув в песке и зияя сквозной дырой в корпусе. На первый, да и на второй, усиленный техникой, взгляд разгромленная посадочная площадка казалась безопасной, и Таркин собрался было приказать остальным группам следовать за разведчиками, как едва не ослеп от вспышки — пилоты шаттла резким рывком выбросили корабль вперед и теперь жгли песок прямо посреди площадки из всех орудий сразу, а сканер жизненных форм на спине идущего рядом солдата заходился прерывистым воем — на них двигалось что-то действительно большое, и двигалось оно снизу. «Крифф», — Таркин споткнулся, повалившись на одно колено, когда плиты площадки вздыбились и начали лопаться, одна за другой проваливаясь в ставший зыбучим песок. — Уходим, уходим, срочная эвакуация! Цель слишком велика! Четыре секунды до прорыва! — первый из штурмовиков уже вскочил на трап, не дожидаясь его полного открытия, ухватился за страховочный леер и теперь протягивал губернатору руку. Но в этот момент из ниоткуда возник тот самый летающий ящер, звонко клацнул клювом, и на леере осталась болтаться только намертво сжатая рука в бронированной перчатке. Шаттл от удара дернулся, заваливаясь на бок, пропахал стволами орудий вздыбленный песок, сплавив его в стекло, истошно взвыл двигателем и рванулся вверх, уходя от пробившей хрупкую преграду твари. Последним, что запомнил Таркин перед тем, как его накрыло волной мокрых и липких обломков, была гигантская зубастая пасть, впустую клацнувшая зубами под самым днищем шаттла, и пронзительный писк отсчитывающего последние секунды до взрыва термального детонатора. * * * «Доброе утро, Скариф!» — бесплотный голос, прозвучавший, казалось, над самым ухом, острой болью отдался в ушибленном затылке и заставил Таркина со стоном разлепить глаза. А потом разобраться с собственными конечностями и отпихнуть подальше придавившее его и уже начавшее пованивать… щупальце? После пребывания в эпицентре взрыва эта часть неведомой твари опознавалась с трудом. И для коллекции явно не годилась. «Утро?» — Таркин сел на мокром песке и пятерней пригладил слипшиеся от бледно-зеленой крови волосы. С отвращением осмотрел испачканную ладонь и вытер ее о случившийся рядом пальмовый лист. Оказавшийся подозрительно мягким и кожистым на ощупь. Но, по счастью, тоже безнадежно дохлым. Мысленно выругавшись, Таркин задрал голову к небу в попытке понять, сколько же времени он провел без сознания. Если верить внутренним ощущениям и учитывать состояние облепивших его ошметков — часа три, может, четыре. Если посмотреть по сторонам… минут двадцать. «Что за ерунда?» — Местное солнце висело на месте, как приклеенное, рассыпая по подозрительно спокойным океанским водам тысячи золотых бликов, слепивших глаза. И ощутимо припекало. Сообразив, что еще немного, и чужую кровь придется не смывать, а стряхивать засохшими кусками, Таркин поднялся на ноги и побрел обратно к морю. Благо прибывающая вода любезно сократила ему путь и унесла с собой следы их не слишком удачной высадки. «Аномалия? Искажение восприятия времени? Или его течения?» — Всмотревшись в подсвеченную розовым станцию, парящую среди идиллически пушистых облаков, Таркин попытался воскресить в памяти все то, что ему рассказывал Водран о возможных визуальных и не только эффектах при переходе «Звезды Смерти» на более низкую орбиту. Получалось, что для станции, если считать относительно самой станции, время все еще шло правильно. А вот для Скарифа — спешило, точнее, спешило не для самой планеты, а для ее сомнительного толка обитателей, неведомым путем не только расплодившихся за три дня, но и успевших организоваться в относительно устойчивую биосферу. Что происходило с течением времени в остальной Вселенной, оставалось пока под вопросом, но приходящие с многочасовой задержкой внешние передачи от гиперпространственных маяков позволяли предположить, что там-то все в порядке, а в аномалию попали только сама планета и привязанная к ней станция. А значит, переживать о своевременной отправке доклада Императору смысла нет, поскольку все еще есть возможность «вернуть все как было». Ну или убедительно сделать вид. «И найти сюрприз, оставленный Эрсо… хотя захочет ли эта дрянь сотрудничать?» — кого именно он обозначил этим емким словом, Таркин с ходу определить не смог и решил судить по обстоятельствам. Увы, уцелевший в кармане хронометр время показывал местное, соответствующее внутренним ощущениям, а не станционное, но оставался и другой способ — вновь получивший луну Скариф обрел вместе с ней полноценные приливы и отливы, что позволило губернатору не только без помех смыть с себя всю грязь на мелководье, но и привязать начало своего путешествия к вполне конкретной «дате». Да, станция висела над планетой на условно геосинхронной орбите, но очень низко и изо всех сил подрабатывала маневровыми двигателями, пытаясь эту орбиту удержать. Все вместе давало очень приблизительную и, возможно, ошибочную схему, позволявшую оценить, сколько у него на самом деле осталось времени. О том, что по мере неизбежного снижения станции все это придется пересчитывать, Таркин решил пока не думать. Отмыв приклад винтовки от неизвестных науке жидкостей и шуганув излишне любопытного краба, вместо побитого взрывом панциря спрятавшегося в шлем штурмовика, Таркин еще раз проверил содержимое карманов, вздохнул и направился к высящемуся вдалеке обломанному шпилю «Цитадели». Краб проводил его внимательным взглядом всех четырех глазок и даже попытался сопровождать первые сотни две шагов, но быстро отстал, затерявшись в подлеске. Шлем, занятый мутировавшим членистоногим, был достаточно потерт, чтобы губернатор не стал задаваться вопросом, что сталось с его исконным владельцем и когда. Время тут текло своим путем, наплевав на все законы физики и здравого смысла. Но давало Таркину одно очень важное преимущество — до предполагаемой ночи оставалось больше сорока местных часов. Их губернатору предстояло потратить с максимально возможной пользой. Метров через пятьсот Таркин пересмотрел свой прогноз, поскольку заданный темп удержать не получилось — мало того, что приходилось смотреть не только под ноги, но и на каждый кустик, так еще и жара среди пальм давила на больную голову мокрой подушкой. Пальмы со своей высоты взирали на него с благожелательным интересом — одиночная цель для них была мелковата, — но это не мешало им то и дело подсовывать под ноги губернатору то корень, то чьи-то обглоданные до блеска косточки. На третьем скелете Таркин пришел к выводу, что пищеварение у пальм организовано по принципу насекомоядных растений — через растворение жертвы до легкоусвояемого бульона. Причем, судя по пейзажу, доспехи «желудочный сок» растворял тоже. «Что мы имеем? Высадка десантных отрядов обречена на провал — шаттл, как и обычное скопление людей привлекает внимание крупных хищников. За одиночной целью бегает только то, что может этой целью наесться… Уже неплохо, поскольку уравнивает шансы», — придя к такому выводу, губернатор зашагал чуть свободнее, но прислушиваться к подозрительным шумам не перестал. Пальмы сыто шуршали над головой, соприкасаясь листьями, среди которых то и дело раздавался предсмертный «птичий» крик. Что именно попадалось в зеленую ловушку, выяснить не удавалось — вниз не падало ни перьев, ни чешуи. Прикинув, сколько из увиденных им пальм должно быть хищными, а сколько — обычными, Таркин погрузился в вычисления. По всему выходило, что в лесу должны водиться и существа покрупнее, поскольку одними «птицами» да залетными штурмовиками наесться такой ораве было решительно невозможно. Машинально проверив заряд винтовки, губернатор передернул плечами, пытаясь отделаться от ощущения взгляда в спину. Отличного от того, который преследовал его с самой станции. «Что ж вы все такие любопытные?» — Наблюдателя не растительного происхождения он вычислил почти сразу, но разглядеть не сумел. Что-то сопровождало его, что-то… некрупное и вполне дружелюбное. Точнее, дружелюбное настолько, чтобы не напасть сразу. Пальмы потихоньку редели, открывая выход ко второй посадочной площадке, не так сильно затронутой прокатившимся по планете сверхъестественным катаклизмом. Убедившись, что неизвестный наблюдатель отстал, Таркин осторожно вышел вперед, на открытое место, осматривая повреждения конструкций. Он не видел смысла отказываться от первоначальной идеи — воспользоваться направляющей монорельса как способом добраться до «Цитадели», — но теперь подошел к ее воплощению в жизнь более аккуратно. И тихо. Площадку губернатор в итоге обошел по периметру, постаравшись на растрескавшиеся плиты не наступать, — мало ли, что там под ними спит и насколько оно голодное. И поэтому к входной группе монорельса, включавшей не только базовую станцию, но и несколько строений помельче, подошел не со стороны основных грузовых ворот, а со стороны леса. Что его и спасло. Нечто почти невидимое, но теплое и мягкое, буквально врезалось ему в спину, вынудив пригнуться за секунду до того, как на площадку боком, по крабьи выбежала тварь, одетая в ошметки формы и носящая на голове половину шлема. К нагрудной броне даже был до сих пор прицеплен один сигнальный жезл. Тварь повела головой из стороны в сторону, словно принюхивалась, — Таркин застыл в своем укрытии, стараясь не дышать, — потом подпрыгнула, развернувшись на месте, и тоненько взвизгнула. На зов откликнулись, и уже через минуту по площадке бегал десяток подобных созданий. Оценив скорость их передвижения и понимая, что увиденное — далеко не предел, Таркин начал всерьез думать об отступлении. Пять или шесть существ, некогда отвечавших за координацию посадки грузовых шаттлов, он мог снять из укрытия. А вот убежать от остальных — нет. Если, конечно, не попытаться взобраться наверх, на крышу входной группы, благо портативная лебедка у него до сих пор была с собой. Принимать решение пришлось почти мгновенно, поскольку одна из тварей унюхала его след и рванула зигзагом, в точности повторяя пройденный губернатором маршрут. «Твою же ж…» — Таркин едва успел отдернуть ногу, когда у самой его щиколотки клацнули зубы, давно утратившие сходство с человеческими. Вторую тварь он сумел приложить прикладом, а третью, самую прыгучую, подстрелить до того, как она успела сдернуть его вниз. Смотав взвизгнувшую от перегрузки лебедку, он перекатился через край крыши и распластался по ней, пытаясь отдышаться. А потом стало не до передышек. Привлеченные запахом крови «палочники» — а почти каждая тварь все еще сохранила на остатках формы один или даже два сигнальных жезла — сбегались со всех сторон, царапали стены и лезли друг на друга, пытаясь допрыгнуть до слишком шустрой добычи. Пятнадцать метров гладкого металла были им не по силам, но Таркин подозревал, что скоро до них дойдет, что можно попробовать подобраться к добыче изнутри. А люк на крышу, на край которого он опирался коленом, вывернуло вместе с замком еще при выстреле «Звезды Смерти». И до первой площадки внутренней лестницы расстояние было немногим больше его роста. Он успел расстрелять по движущимся мишеням половину батареи, когда на вечеринку подтянулись хищники покрупнее, и Таркин убедился, что у второго отряда десанта не было никаких шансов. «Палочники» превосходили в скорости обычного человека как минимум вдвое, но и они не успевали убежать от гибких и прочных корней, внезапно заполонивших площадку и выхватывающих из беснующейся толпы то одну, то другую жертву. Бежать одуревшим от истерического визга и нескончаемых смертей сородичей «палочникам» было некуда — пальмы обступали периметр сплошной стеной, не давая никому проскользнуть между почти сомкнувшимися стволами. Через десять минут, показавшихся Таркину двумя часами, бойня закончилась, пальмы расступились и медленно начали уходить обратно в лес, подергивая раздувшимися корнями и шелестя листьями. Плиты по центру площадки вздыбились, утянув остатки растерзанных тел куда-то вниз, в песок, и вернулись на место. А Таркин молча сел на раскаленную крышу и вытер взмокший висок рукавом. От усталости немного тряслись руки, в лесу все еще что-то шуршало и попискивало, растревоженное недавними событиями, поэтому спускаться и продолжать путь пока не стоило. Как выяснилось — торчать на месте тоже. Разбираться, кому принадлежит тень, иззубренным полотнищем накрывшая почти всю крышу сразу, стоило из укрытия, поэтому Таркин нырнул в люк не раздумывая. Едва успел притормозить свое падение, ухватившись за свернувшиеся спиралью перила, но все равно пересчитал локтями и коленями два крутых лестничных пролета. — Чтоб тебя, зараза… — Огромный лопатовидный клюв ископаемого ящера торчал совсем рядом — можно было протянуть руку и постучать по костяной пластине. Губернатор так и сделал, убедившись, что летающий хищник переоценил собственный аппетит и застрял в створе люка намертво, зацепившись кожистым горловым мешком за перила. На столь бесцеремонный жест тварь выпучила желтый глаз и злобно зашипела. Таркин осторожно осмотрел подрагивающий от возмущения клюв, потом порылся по карманам и, найдя флуоресцентный маркер, щедро расписался на доступной ему части блестящей кости. Разумеется, можно было убить ящера, но он перекрывал своей тушей единственный безопасный выход — вход на лестницу оказался задраен намертво, поэтому угрозы снизу можно было не ждать. А труп таких размеров, который еще и придется как-то разделывать, чтобы выбраться мимо него наружу, на солнцепеке немедленно завоняется и сразу же привлечет хищников поменьше. Разбираться с которыми было неразумно с точки зрения бессмысленной траты зарядов — запасных батарей к винтовке осталось три, но такими темпами они грозили закончиться еще до местного вечера, а никакого другого оружия губернатору пока не попадалось. Как и дроидов, что вызывало некоторые вопросы. Потрепав тварь по тонкому кожистому мешку, надежно зафиксированному «крючком» перил, Таркин задумался над своими дальнейшими действиями. Тварь можно было освободить без труда и травм с обеих сторон, но отпускать ее прямо сейчас тоже было опасно — раззадоренная неудачей, она могла остаться на крыше и караулить жертву до последнего. А в том, что он сможет подстрелить ее прямо в полете, губернатор немного сомневался. Оставалось ждать. Таркин чувствовал, что ему надо передохнуть, а летучему ящеру — подумать о своем поведении и потратить на попытки освободиться те силы, которые он мог бы потратить на охоту. Но, кажется, проблема терморегуляции для них обоих стояла куда острее. Солнце медленно ползло к зениту, накаляя крышу и распластанные по ней огромные крылья, вынуждая ящера хохлиться и пытаться соорудить себе зонт из собственной кожистой перепонки. Получалось так себе. Таркин отошел от полураскрытого клюва подальше, сел на пол, поджал ноги и прислонился спиной к стене. Подумал и расстегнул воротник. Воды в его флажке было немного, и стоило беречь каждый глоток в надежде, что получится добраться до какого-нибудь источника. Можно было отфильтровать морскую, но лагуну он уже миновал, а возвращаться после всех пережитых приключений не имело смысла. Как и рассчитывать на непрерывное везение. Разглядывая вздувшуюся от напряжения жилу на тощей шее ящера, Таркин гадал, сумеет ли он устроить этому монстру контролируемое кровопускание или лучше отложить этот вариант на крайний случай? После близкого знакомства с головоногим чудищем, едва не заглотившим его шаттл, уверенность губернатора в съедобности местной фауны несколько пошатнулась. От духоты кружилась голова и клонило в сон. Взглянув в затянутый полупрозрачной пленкой закатившийся глаз ящера, Таркин решил, что вполне может позволить себе подремать минут двадцать, поскольку еще один привал наверняка будет нескоро. До следующего укрытия было километров десять, если он правильно помнил схему монорельсов. Прикрыв веки, Таркин попытался эту схему воспроизвести в памяти как можно детальнее, но вместо этого вдруг увидел ее сверху, так, словно смотрел из командного центра «Цитадели». Только привычная яркая картинка тропического курорта была почему-то расцвечена взрывами и трассами зениток, пытавшихся поймать в свою сеть шныряющие в пронзительно голубом небе крестообразные тени. В ушах стоял гул чужих растерянных голосов, вдруг перекрытый ударом грома и вкрадчивым: «Уилхафф?» Вздрогнув, Таркин проснулся, убедившись, что гром ему не привиделся, и на них действительно накатывается гроза. Рядом завозился ящер, судорожно заскреб когтями и вытаращил круглый глаз. Кажется, он точно знал, чем ему грозит смена погоды. Сдернув с крючка кожистый горловой мешок ящера, Таркин махнул на него рукой, побуждая убираться. Тварь сдавленно курлыкнула, уперлась всеми четырьмя в крышу и рванулась что было сил. Металл заскрипел, прогнулся и лопнул по шву, выпуская ящера на волю. Он подпрыгнул на месте, неловко взмахнул крыльями и тут же набрал высоту, после чего красиво развернулся и поспешил к чернеющей вдали «Цитадели», держась над самыми пальмами. Таркин тоже не стал медлить. Подтянувшись на руках, он выбрался наверх, окинул скептическим взглядом стремительно темнеющее небо, проверил периметр и съехал по стене с помощью лебедки. Тонкий прочный шнур пришлось сматывать вручную — при попытке сделать это автоматически пальцы больно дернуло током. А минут через пять по металлической части монорельса, вдоль которого губернатор шел быстрым шагом, начали проскакивать искры. Мысленно выругавшись, Таркин перешел на бег — следовало покрыть как можно большее расстояние до того, как буря войдет в полную силу. Уходить от монорельса он не хотел — соседство с массой наэлектризованного металла надежно защищало от местной флоры и фауны и обеспечивало громоотводом. Но грозило лишить оружия. Проклиная ситхов и силы природы на все лады, Таркин терпел до последнего, но все же бросил одну за другой нагревшиеся до поплывшего пластика запасные батареи, а еще через несколько шагов — саму винтовку. Искры над монорельсом собрались в одну слепящую дугу, потрескивание разрядов перешло в низкочастотный гул, а потом небеса разверзлись и упали вниз. Оглохнув и ослепнув от ушедшего в землю разряда, Таркин метнулся в сторону, перекатился через какой-то попавшийся под ноги куст, вскочил и побежал, прикрывая голову руками. За спиной продолжало полыхать зарево выгорающего воздуха, а молнии били в монорельс одна за другой, кроша металл и камень. Остановился Таркин, лишь ударившись плечом о теплый и нервно подрагивающий ствол пальмы. Ухватился, прижался и попытался отдышаться. Сверху лило, потоки дождя скатывались с поникших кожистых листьев и обрушивались вниз, превращая подлесок в болото глубиной по колено. В мутной воде что-то медленно ворочалось, пытаясь найти место поприятнее и заставляя задаваться вопросом — сильно ли обидится хищная пальма, если прославленный и почти всесильный гранд-мофф Внешних Регионов попробует на нее залезть? Пальма не обиделась, наоборот, была рада внезапно приплывшей на барахтающуюся приманку закуске. Но вот цепляться за намокший ствол удалось недолго, и минут через десять Таркин обессиленно съехал вниз, понадеявшись, что его самого не сочтут десертом. Испытывать судьбу дальше не имело смысла — дождь, начавшийся так стремительно и заливший все вокруг, закончился по-тропически быстро, и над намокшей землей начал подниматься пар. Нашарив на поясе раскладное копье и порадовавшись, что догадался сохранить его, невзирая на причиненный нагретым металлом дискомфорт, Таркин разложил его на половину длины и двинулся вперед, профилактически тыкая грунт под ногами. За следующий час ему попалось две рыбины и что-то ползучее, попытавшееся надеться на копье целиком в стремлении добраться до держащей его руки, но издохшее в паре сантиметров от цели. А потом джунгли вдруг закончились, и перед глазами предстал роскошный вид — подсвеченная солнцем громада «Цитадели» купалась в мириадах брызг от падающих вниз масс воды — водопады, питавшие систему охлаждения реактора, все еще функционировали. И их тоже надо было как-то преодолеть. Первый повстанец встретился ему метрах в двухстах от эстакады — носящее заметные следы разложения тело выпало из подлеска, завозилось, поднимаясь на ноги, и медленно заковыляло следом за ним. Сползшая на отсутствующий нос характерная каска ничуть не мешала ожившему трупу — он упорно брел вперед, увязая в песке. Но атаковать не пытался, только невнятно гудел и вяло помахивал руками, ловя что-то невидимое. Шагов через двадцать к нему присоединилась новая, некогда разновидовая, пара — цепляясь друг за друга и неловко подпрыгивая на трех ногах на двоих, они пристроились за своим «музыкальным» товарищем, и теперь за губернатором следовала целая процессия. Разрастающаяся шаг за шагом. На шестом повстанце нервы у Таркина потихоньку начали сдавать, и он с трудом подавил желание перейти на бег — впереди высилась эстакада монорельса, на которую еще предстояло залезть. Что, с поправкой на мокрый металл, собственную измотанность и нерабочую лебедку, выглядело достаточно сложной задачей. Тратить силы на то, чтобы окончательно убить нескольких представителей повстанческого сброда, казалось в такой ситуации неразумным. Тем более что вели они себя на удивление мирно. Но, как выяснилось, губернатор их сильно недооценил. Обернувшись на внезапный резкий звук, Таркин увидел, как за спиной последнего, самого мелкого повстанца, чью видовую принадлежность он даже не пытался угадать, выскакивает из кустов «палочник». С явным намерением свою беспомощную жертву схватить и употребить в пищу. Повстанец дернулся, рванулся прочь с неожиданной силой, оставив в руках нападающего половину собственной ноги, и повалился на впередиидущего. Мгновенно образовалась свалка. В которой, как Таркин сообразил лишь полминуты спустя, рвали на клочки именно «палочника», отбивавшегося от полутрупов с яростным визгом. Потом визг умолк. Из кучи тел вылетела половинка шлема, и сразу раздалось довольное чавканье победителей. Таркин сглотнул, смерил взглядом расстояние до эстакады, плюнул на уязвленную гордость и рванул с места по мокрому песку что было сил. Следующего «палочника» он отшвырнул с дороги концом разложенного копья, не став проверять, что с ним произойдет дальше. Задыхаясь, в рвущем жилы прыжке буквально взлетел на нижний ярус эстакады, рухнув на решетчатый настил с грацией полураздавленной лягушки. Сдавленно взвыл и лишь усилием воли заставил себя подняться и двигаться вперед, цепляясь за треугольные фермы немеющими руками. Подальше от оставшейся на берегу толпы жрущих друг друга тварей. Наконец, на середине эстакады вой и визг, издаваемый сцепившимися насмерть обитателями Скарифа, затих, заглушенный ревом падающей воды, а Таркин понял, что еще немного — и он сам просто рухнет вниз, растворившись среди брызг. Перед глазами вдруг появился изломанный, согнутый взрывом мостик над пропастью, и бесплотный голос вопросил: «Кто ты?». А потом Таркин с размаху врезался лбом в твердый металл, выругался на родном языке и обнаружил, что обнимает не опостылевшую ферму, а основание короткой лесенки, ведущей на верхний ярус эстакады. До входных ворот, пугающих неподготовленного зрителя чернотой скрывающегося за ними туннеля, Таркин дошел уже на одном упрямстве, успев дважды отдохнуть на еще не остывшем после грозы каменном основании монорельса. И если ближе к океану от металлической направляющей осталась лишь пара клякс, то здесь она была целой, разве что немного погнутой и ржавой. Складывалось впечатление, что башня «Цитадели» накрыта неким подобием защитного поля, не позволяющим грозам бушевать над ее обломанным шпилем. Ну или, что вероятнее, сам шпиль и являлся громоотводом, принимавшим на себя все молнии. Все еще болтающийся на нем высохший труп подводной твари эту стройную теорию опровергал, но Таркин решил списать это на ситхскую алхимию, за неимением лучшего объяснения. После чего встал с теплого камня и устало шагнул в темноту. Туннель, внутри, вместо привычных ламп, подсвеченный лишь какими-то разросшимися на стенах мхами и странными, многоярусными грибами, оптимизма не внушал. Отцепив от пояса копье, Таркин вновь разложил его и принялся отпихивать с дороги лианы, непонятные каплевидные отростки и клочья паутины, стараясь проскользнуть под ними, не прикоснувшись. Увлекшись, он совсем забыл о необходимости смотреть под ноги и понял свою ошибку лишь тогда, когда лужа, в центре которой он стоял, утопая в воде по щиколотку, вдруг превратилась в покрытое искрами светящееся желе. А воздух вокруг сгустился, закручиваясь миниатюрным смерчем. «Интересно, почему всегда я?» — мысль ползла сонной, разморенной жарой мухой, пытаясь пробиться сквозь пурпурное марево боли. О стенку его приложило до хруста костей, но, кажется, только ушибло. Что не мешало организму протестовать против негуманного с ним обращения, намекая, что в таком возрасте подобные противоестественные приключения лучше поручать кому-нибудь другому. «Крифф», — Таркин прижался виском к холодному металлу, пытаясь побороть накатившее головокружение. И замер, услышав звук. Стрекот комлинка на шифрованном канале. Тяжелые шаги и мерцающая зеленым пятнышком подсветка прицела указывали на то, что к нему приближается штурмовик смерти. Но этого не могло быть! Или могло? Разобрать детали в полумраке пока не удавалось, но Таркин на всякий случай нашарил на поясе нож. При некотором везении его можно было метнуть и даже куда-то попасть, но для усиленной черной брони это был даже не мушиный укус, а так… взмах крыла бабочки. Тем временем штурмовик подошел совсем близко, снова застрекотал комлинком и замер на месте, дожидаясь, пока губернатор, понукаемый тычками невидимого лохматого наблюдателя, соизволит собрать себя в кучку и подняться на ноги. С третьей попытки, но подняться. И даже выпрямиться, как подобает гордому сыну Эриаду, гранд-моффу, губернатору и прочее. Солнце обрушилось на больную голову пластиной кванадиевой брони, заставив сбиться с шага и беззвучно зашипеть сквозь зубы. Потратить на попытку справиться с болью те драгоценные мгновения осознания, что с его закованной в черную броню охраной что-то очень сильно не так. Штурмовики, а их на выходе из тоннеля стало двое, двигались легко и непринужденно. Слишком гладко и ловко для людей, облаченных в броню, но естественно для существ, составляющих с этой броней единое целое. «Вам не победить!» — эхо чужого и, кажется, женского крика кольнуло в висок тупой иглой и тут же растаяло, унеся с собой разыгравшуюся мигрень. Очень кстати, ввиду перспективы преодоления примерно двух сотен ступеней аварийной лестницы, ведущей от причальной станции к посадочной площадке. На которой губернатора уже встречал почетный караул из шести закованных в черную броню штурмовиков. При виде Таркина они синхронно шагнули в стороны, образуя короткий коридор, в конце которого в блеске белоснежного плаща и непомерно раздутого самомнения стоял Орсон Кренник, директор «Передовых оружейных исследований». Источник всех бед губернатора и обладатель противоестественно ярких голубых глаз. — Выжили, значит, — вместо приветствия сообщил очевидное Таркин. Потом устало оперся на разложенное копье и скривился. Сам он был вымазан всякой дрянью с головы до ног, избит, вымотан… И все ради чего? — Можно и так сказать, — уклончиво отозвался Кренник, жестом радушного хозяина приглашая губернатора следовать за собой. — Как вам прогулка? Доставила удовольствие? Таркин, шагнувший в арку, образовавшуюся на месте высокой противоударной двери, лишь хмыкнул в ответ. Как он и подозревал, в тени глаза Кренника светились, выдавая его сомнительную природу, но директор, по крайней мере, был в своем уме, сколько того ума было, и связно разговаривал. Чем выгодно отличался от всех прочих обитателей изменившегося Скарифа. — Удовольствие было бы большим, если бы на этой охоте у меня была компания, — Таркин вышел на широкий балкон и снова зажмурился: мигрень вцепилась в висок с новой силой, не желая сдавать позиции. — Ну, надеюсь составить вам таковую на обратном пути, — Кренник оперся локтем на чудом сохранившиеся перила и довольно прищурился. После чего взмахнул рукой… и Таркин ощутил, как боль с него буквально стекает, соскальзывает вниз, словно вода. — Полезный талант, раньше я за вами такого не замечал, — поддерживать светскую беседу было несложно, а вот следить за всеми изменениями обстановки удавалось с трудом. Таркин подозревал, что отсутствие боли лишь иллюзия, а вот в действительности дела обстоят по-прежнему скверно, и сил скрутить стоящего рядом с ним «человека» у него может и не хватить. Как и времени снова разложить оружие. — Бросьте, Уилхафф, вы ведь видели достаточно, чтобы понять, что я тоже… не совсем тот, кем был раньше, — Кренник налег на перила и с силой сжал пальцы на металлическом поручне. — Мне повезло пережить вашу демонстрацию огневой мощи станции, вовремя убравшись с антенной площадки, но убраться с планеты я не успел. Вместо этого я оказался за запертой дверью в глубоком подземелье, на самом нижнем ярусе «Цитадели»… Звучит как сказка, не правда ли? Только вот вы прекрасно знаете, что это была за дверь! — Пути ситхов? — Таркин удивленно выгнул бровь. — Не лгите, Кренник, этот артефакт сожрал бы вас, не заметив. А вместо этого вы стоите тут, в белом плаще, красивый, словно это не развалины базы, а светский раут, на который вы, по своему обыкновению, явились без приглашения. Кренник хмыкнул, потом обернулся к Таркину и широко улыбнулся. — Красивый, значит? Польщен, польщен… Но не приходило ли вам в голову, Таркин, что за меня могли… скажем так, попросить? — Ваш дорогой друг, Эрсо. Верно? — Таркин тоже оперся на перила и взглянул вниз, где несколькими ярусами ниже металось по пандусу непонятное двухголовое существо. Заметив, что на нее смотрят, тварь задрала левую, женскую, голову и пронзительно заорала знакомое «Вам не победить!», после чего снова начала метаться из стороны в сторону, колотя короткой дубинкой по развалинам эстакады. Вторая голова молчала и не спешила знакомиться с новыми людьми, целиком уйдя в мрачное изучение окружающей среды. Слепленный из двух тел торс четырехрукой твари еще сохранял сходство с человеческим, но вот ноги были скорее паучьи — четыре мощных конечности, оканчивавшихся длинными, почти метровыми, крючковатыми когтями. Дубинка на их фоне смотрелась детской игрушкой, непонятно зачем таскаемой за собой великовозрастным идиотом. — Сложный вопрос на самом деле, поскольку я не знаю, кто или что позволило мне уцелеть при взрыве и вывело наружу, снабдив новыми способностями. И зачем… — Кренник толкнул сапогом мелкий камешек, с шумом запрыгавший вниз по стене базы, и вздохнул. — Если учесть, что я видел на путях ситхов Вейдера… — Вы говорили с ним? — вскинулся Таркин, осененный внезапной догадкой. Ведь если лорд и сам попал в аномалию, то связь с «Опустошителем» все еще можно было установить и выяснить, как им всем из этого банта пууду выбраться. — Прижался к стене и сделал вид, что я лишь пыль у ног лорда ситхов, — хмыкнул Кренник, — я же не идиот, в конце концов. Тем более что чертежи мы упустили. — Вы упустили, — поправил директора Таркин. — Уилхафф, не придирайтесь к словам! — Кренник драматическим жестом откинул мешающую полу плаща и свесился через перила, показывая на все еще беснующуюся двухголовую химеру. — Кстати, во-о-о-н там внизу вы можете видеть остальных виновников моего провала. Милейшая девочка Джин Эрсо и капитан разведки повстанцев Кассиан Андор. Был бы неплохим собеседником, если бы не привычка стрелять в спину. — Собеседником? И много ли тайн вы смогли у него выведать? — Таркин поймал хмурый взгляд бывшего разведчика и демонстративно отвернулся. — Нет, — честно ответил Кренник, — зато пополнил свой словарный запас. Не обольщайтесь, губернатор, эта тварь разумна на обе свои половины и неплохо лазит по стенам. У меня ушло два месяца на то, чтобы заманить ее на этот пандус. Теперь беседуем с комфортом, никто никому не причиняет вреда. — Два месяца? Кренник, сколько вы тут сидите? — Таркин обернулся, всматриваясь в знакомое, но слишком холеное — для творящегося вокруг — лицо. Так хорошо директор не выглядел последние лет десять. Кренник пожал плечом, над которым из марева раскаленного солнцем стоячего воздуха вдруг проступила треугольная голова. Определенно змеиная по форме, но покрытая коротким фиолетовым мехом и смотрящая на губернатора большими круглыми глазами. Ставшее видимым тело летучего змея парило в воздухе без опоры, свиваясь причудливыми кольцами и подергивая кончиком пушистого хвоста. — Около четырех месяцев, насколько я могу судить, — Кренник поднял руку и почесал довольно зашипевшего питомца под челюстью. — Предупреждая ваш вопрос — змей я встретил почти сразу, еще до того, как разобрался со своими новыми способностями и успел осмотреть остатки базы. Они пришлись очень кстати, поскольку плаща я лишился, а согреться в развалинах было нечем — запустить реактор удалось недель через шесть. По местному времени. У вас за это время должно было пройти не больше суток… Водопады помогли мне закрыть крепость от нежеланных визитеров, а штурмовики справились со всем тем, что успело тут загоститься ранее. — Они ведь уже не люди? — Таркин вспомнил двигающегося с нечеловеческой грацией конвоира и поморщился. — Нет, конечно, — Кренник снова улыбнулся и закончил фразу почти игривым тоном: — они кровососы, Таркин. Только для этого им не надо никого кусать… Достаточно постоять рядом и подождать, пока живительная влага покинет жертву и втянется под доспех. — Шутка не удалась, Кренник. К тому же вы, помнится, не были против. — Был, но счел, что результат стоит моих мучений. А теперь выпал шанс сравнять счет… Как вам понравилось быть слабейшим среди хищников, Уилхафф? Спустило с небес на землю или стоит повторить? Только уже без сопровождения? — Это вы говорите мне? — притворно изумился Таркин. — После всех своих ошибок? Да что вы себе возомнили, иди… Глаза Кренника полыхнули пронзительной синевой, пальцы вскинутой руки заискрились, и Таркин почувствовал, как слова застревают в горле, превращаясь в удушающую смолу. Это ничем не напоминало то, что делал Вейдер, не было воздействием извне. Просто все внутри вдруг превратилось в кисель, колени дрогнули, норовя подогнуться… А потом все закончилось. Кренник резко выдохнул и опустил подрагивающую руку, не обращая внимания на сжавшие запястье пальцы и застывший у самой шеи короткий нож. — Я провел вас через всю базу, Таркин. В надежде, что вы поможете мне придумать, как отсюда убраться. Как остановить… все это. И что я слышу вместо благодарности? — То, чего заслуживаете! — Таркин отступил на шаг, убирая оружие. — Вы поверили Эрсо, притащили на хвосте повстанцев сначала на Иду, а потом на Скариф. Не сумели сохранить чертежи, имея два крейсера и полный гарнизон! Да что там, вы даже не заметили, что в станции есть критическая уязвимость! — Зато я ее нашел, — обиделся Кренник, а возмущенно встопорщившая мех змея, обвившая его плечи, придала директору сходство с нахохлившейся птицей. — А толку? — Таркин в раздражении начал ходить по балкону, стараясь не смотреть на изображающего памятник оскорбленной невинности Кренника. — Станция падает, как остановить падение — не знает ни Водран, ни кто-либо еще. Связи нет, запросить помощи никак невозможно, Вейдера носит ситх знает где. — Подождите, что значит «падает»? Таркин, по моей гордости вы будете топтаться потом, я разрешаю, но, крифф, почему о самом важном я узнаю в последнюю очередь?! * * * — На что, вы говорите, была похожа та структура? — Кренник, отобравший у Таркина флуоресцентный маркер, торчал у стены бывшего конференц-зала и увлеченно изрисовывал ее схемами. Свободными оставались еще примерно два квадратных метра, но губернатор подозревал, что это ненадолго. Вопросом о том, откуда директор узнал, что маркер у него есть, он задаваться не стал. Хотя за украшенного автографом ящера было немного стыдно. — На кайбер из системы фокусировки суперлазера. Более узкой частью вниз. Нет, Кренник, не этот… На самый первый, который еще вуки при монтаже чуть не разбили. Да, вот так, — Таркин комментировал понятную ему часть «наскального творчества», стараясь не вникать в многоэтажные формулы, облепленные коэффициентами и поправками, как нетопырка блохами. Кренник косился на свой хронометр, дергал Таркина вопросами о восприятии времени и пятый раз перерисовывал кривую, пытающуюся объединить в одном графике временные искажения, скорость падения станции и реальные часы, которые остались «Звезде Смерти» до точки невозврата. Снятый директором плащ лежал на разбитом проекционном столе рядом. Точнее, делал вид, что лежал. На деле белая тряпка играла с летучей змеей, норовя то и дело ухватить ее за хвост, а в случае неудачи прикинуться неподвижным и мирным полотнищем. Причем дважды плащ умудрился схватить не змею, а самого Таркина, но губернатору пришлось смолчать и сделать вид, что игривые щипки его не касаются. Неприятное, но разумное решение в свете рассказанной Кренником истории — потеряв плащ на «пути ситхов», директор нашел его вновь спустя несколько недель. Причем за это время плащ, всплывший где-то посреди Скарифского океана, успел обзавестись зачатками интеллекта и хорошим аппетитом. Аппетит он предпочитал утолять крабами и морскими гадами, а за их неимением — «палочниками» и прочими обитателями окрестностей базы, знакомства с которыми Таркин счастливо избежал. Сам плащ, воссоединению с владельцем радовавшийся до сих пор, предпочел бы поваляться на солнышке, накапливая энергию, но наличие нового и потенциально опасного человека рядом с хозяином его нервировало. Поэтому он охранял Кренника и время от времени протягивал полу, пытаясь подергать того за китель. Директор машинально отпихивал мешающее тряпочное щупальце, но карательных мер в отношении мающегося бездельем плаща не предпринимал. — Таркин, времени у нас в обрез, — Кренник закончил выводить свою загогулину и теперь нетерпеливо топтался на месте, не в силах совладать с возбуждением. — До перехода станции на критически низкую орбиту нам надо как-то разорвать связку планета-станция и попасть на борт. — А я чем могу помочь? — удивился Таркин. — Вы по потусторонним лестницам шастали, не закрыв за собой дверь, вы и расхлебывайте. С меня хватит и общения с кристаллами. Псевдоразум, чтоб его… — Но с Вейдером знакомы вы, губернатор. Еще с той войны, кстати… Вам его и звать! — Простите? — Таркин напрягся. О джедайском прошлом Вейдера знало не так много людей, и Кренник в их число точно не входил. — Бросьте, Уилхафф, даже слепому ясно, что с лордом вы в хороших отношениях, и ваше плодотворное сотрудничество имеет в основе не приказ Императора, а нечто большее. Иначе бы вас давно придушили перед строем, да и все, — Кренник подхватил с проекционного стола плащ и закутался в него по самый нос. — За манеру говорить гадости всем кому ни попадя. Таркин отмахнулся от сунувшейся к нему летучей змеи и выразительно взглянул на директора. — Меня вот почти придушили, — пожал плечами Кренник. — И не могу сказать, что хочу повторения. Не мой… стиль. Поэтому звать Вейдера будете вы, губернатор. Это не обсуждается. — Вы собираетесь меня заставить? — Таркин сложил руки на груди, всем своим видом показывая, что не намерен поддаваться на столь грубую манипуляцию. Кренник взглянул на висящую над горизонтом станцию, на темнеющее небо и ухмыльнулся. — Нет, я просто скажу «пожалуйста, Уилхафф» и посмотрю вам в глаза. Как вы понимаете, губернатор, возвращаться на станцию в вашей компании мне совсем не обязательно. — Стоя здесь, я чувствую себя идиотом, — сквозь зубы пожаловался Таркин, глядя на оплавленный провал в никуда. Вход на «пути ситхов», за которым они охотились по всей «Цитадели» последние два часа, снова оказался на своем исконном месте — самом нижнем ярусе базы. — Ничего, это полезно для здоровья — почувствовать себя идиотом вовремя, — язвительно сообщил Кренник, благоразумно решивший держаться от непредсказуемого артефакта подальше. В этом начинании директора поддерживали сразу четыре пушистых змеи. Разного, но одинаково яркого цвета. Комментарии на тему роевого сознания этих загадочных тварей и того, что они считают Кренника чем-то вроде королевы улья, у Таркина иссякли еще в первые полчаса. Все оставшееся время он ковылял по лестницам, мысленно костеря ситхов и самого Кренника. Последнего за то, что тот сообразил, как запустить реактор, но починить лифты так и не смог. Спасибо хоть аварийное освещение кое-где было нормальным, а не мхово-грибным. Директор, не иначе как от нервов, развлекал Таркина зубодробительными историями первых месяцев своего пребывания на Скарифе в роли некоего «контролера». Талант Кренника, приобретенный им в результате путешествия по местам, для простых смертных не предназначенным, заключался в том, что он мог слышать чужие мысли, влиять на них и создавать правдоподобные иллюзии. Сил, моральных и физических, это требовало много, но как директор решил проблему питания, Таркин спрашивать не стал, опасаясь услышать что-то неаппетитное. Описания способа, которым директор вернул себе охрану, ему хватило с лихвой. — Ну? Вы будете звать или нет? — Кренник сунулся было вперед, но плащ ловко дернул его обратно, прямо в объятия пушистых стражей. — Слушайте, вы думаете, что я встану тут и начну орать, как базарная торговка? — возмутился Таркин. На самом деле ему хотелось выгнать Кренника куда подальше, чтобы тот не нервировал его своей суетой и мельтешением. В идеале не только из подвала, но и из самой «Цитадели». — Ну откуда я знаю, как это все работает? — пожал плечами Кренник и поморщился, машинально потерев ладонью шею. Таркин не видел на белом кителе пятен, но по поведению змей, стремившихся собраться именно у правого бока директора, сделал вывод о том, что ранен он был именно туда. Заставить Кренника снять иллюзию, скрывающую полученные повреждения, тоже не удалось, поэтому обо всем остальном оставалось только гадать. Но тащить на станцию нечто со щупальцами не собирался уже Таркин, поэтому на трапе шаттла могли произойти некие непредвиденные случайности… Какого толка — еще предстояло выяснить. Но копье губернатор на всякий случай предпочел носить с собой. Пусть и сложенное. — Уилхафф… не тяните сарлакка за язык, в конце концов. Сарлакк обидится, а мы тут торчим как… — Избавьте меня от своих сравнений. И общества заодно! — вызверился выведенный из равновесия Таркин. — Найдите занятие по душе! Вон, штурмовиков покормите, в химеру камешками покидайтесь, только перестаньте маячить за спиной! И нервничать перестаньте! Я вообще не могу понять, чего вам неймется — падение станции переживете, не сомневайтесь. Хуже таракана, право слово… — И этому человеку я говорил «пожалуйста», — сумрачно отозвался директор, но от провала отошел и принялся молча наглаживать одну из своих змей. Змея самоотверженно терпела. Таркин придвинулся ближе, к самому порогу, зацепившись взглядом за оплавившиеся насечки на камне. Жар стер буквы древнего языка, разрушил тайну, сорвал завесу, многие годы скрывавшую истертые ступени лестницы, по которой нельзя подняться. Непрошеной тенью мелькнуло в памяти воспоминание о том дне, когда Вейдер принял, наконец, занимаемое положение и перестал пытаться доказать всем и каждому, что он достоин, он может… и прочее, чем обычные дети успевают переболеть в подростковом возрасте. Кажется, тогда Вейдеру исполнилось тридцать два, но от прежнего Энакина в нем все еще оставалось слишком много. А кое-что сохранилось до сих пор. Время летело неумолимо, смахивая крылом людей, государства и целые планеты. Делало всех старше и только некоторых — мудрее. Уилхаффу хотелось верить, что сам он относится ко второй категории. Но иногда ему казалось, что он снова охотится за вирмоками на равнинах Эриаду или бродит в дыму и чаду коридоров той, первой «Цитадели», сломавшей и взрастившей в нем что-то важное. Иногда… Встряхнув головой, он прогнал неуместные мысли, успев подумать, что общество Кренника на него плохо влияет. А потом шагнул вперед, на первую ступень лестницы. — Энакин? — слово упало в тишину без эха. Растворилось в сгущающемся мраке. А взамен пришло ощущение взгляда. Тяжелого, недоброго взгляда. Кажется, он позвал не так. Опустив глаза, Таркин обнаружил, что ступенька под его ногой, секунду назад бывшая бруском твердого камня, плывет, как тающий на солнце осколок льда. Только вот превращается не в воду, а в чистую, концентрированную тьму. Лодыжку прострелило холодом, и Таркин чуть не упал, подавившись криком боли — звук исчез в навалившемся мраке вместе с картинкой, вытек с воздухом из спазматически сжавшихся легких, — лицо словно залепило серой мутью, кружащимся водоворотом размытых образов давно мертвых людей, оскаленных звериный пастей и пустых, но голодных, жаждущих глаз. Но потом его вдруг рвануло за шиворот, а бодрый механический голос над ухом радостно отбарабанил: «Извините, это прискорбная случайность, больше не повторится, просим прощения за доставленные неудобства!» — Бегом! — Кренник волок его за собой к лифту, змеи вились рядом, шипя и выписывая в воздухе безумные восьмерки, а Таркин вяло удивлялся всему происходящему. Какой смысл бежать, если тьма внизу в любой момент может выплеснуться, залив и эту полуразрушенную базу, и ее нелепых, изломанных прикосновением той стороны обитателей? А поднявшись волной — слизнуть висящую на орбите станцию. Бессмысленную, абсурдную конструкцию, уязвимую, как оказалось, извне. И по чьей вине? Эрсо, Кренника… его самого, наконец… А ведь когда-то он упрекал Орсона в доверии не к тем людям. Как смешно и как глупо! В пустой и темной кабине лифта плащ вдруг облепил их обоих, а Кренник выбросил руку вверх, цепляясь за что-то невидимое, отозвавшееся знакомым звуком работающего на пределе моторчика портативной лебедки. — Чтобы я с вами еще куда-то ходил… Да никогда в жизни! Вывалившийся из лифтовой шахты и поспешно выпутавшийся из плаща Кренник вскочил на ноги, резким окриком скомандовал двум штурмовикам занять позицию у люка, а остальным хватать слабо отбивающегося Таркина и тащить на балкон. Да, прямо по пожарной лестнице и немедленно. И плевать, что вперед ногами, главное, не ронять. Уилхаффу осталось лишь обреченно зажмуриться. Ни предотвращать, ни возглавлять творящийся бардак у него не было никакого желания. * * * Закат на новом Скарифе впечатлял. Буйство алого и пурпурного, червонное золото последних солнечных лучей. Станция, призраком парящая над кромкой океана, черные, четкие до рези в глазах силуэты пальм… И совершенно неуместная среди всего этого великолепия туша летающего ящера, светящая в сумерках автографом на клюве. — Мы нашли шаттл, — Кренник снова ухватил Таркина за рукав и теперь тащил к перилам. — Но я не могу им приказать снизиться: далеко, и пилоты сопротивляются. — Подождите, вы хотите сказать, что шаттл болтался в атмосфере все это время? — изумился очнувшийся Таркин. — Именно это я и хочу сказать. И если мы не поторопимся, то они уйдут к станции. Иллюзия слезала с Кренника клочьями, открывая и серый от пыли, прожженный на плече китель, и осунувшееся лицо с длинной полосой розового шрама на виске, и спутанные, отросшие за все эти месяцы волосы. И только глаза горели невыносимо яркой синевой, выдавая внутреннее напряжение. — Что нужно от меня? — Таркин чувствовал это расходящееся волнами… присутствие. Забывшись, Кренник транслировал окружающим собственные эмоции, слишком сложные, чтобы разобраться в них с ходу, но густые и терпкие, как выдержанное вино. — Расслабиться и получить удовольствие, — пошутил Кренник, касаясь его висков ледяными пальцами. Мир распахнулся, наполнился звоном и криком, чужими страхами, болью и радостью победы в кровавой схватке. Глубинным желанием жрать, спариваться, чувством полета и ощущением бесконечной толщи воды над головой. Захлестнул, закрутил, топя в слишком мощном потоке информации, содрал тонкий слой цивилизации, зовя за собой, туда, в густые травы равнин, населенных тварями простыми и понятными… неразумными. «На охоту, губернатор, мы с вами поедем потом, когда уберемся отсюда, а вы скажете лорду Вейдеру, что все это действительно досадная случайность…» — прикосновение другого разума было странным. Таркину казалось, что он смотрит на многолапую машину, перебирающую нити вероятностей, чужих жизней и эмоций. Монотонно, неотвратимо и упорно. Так, словно у нее было все время мира. Неожиданный, пугающий контраст с той картиной, которую видели все остальные. Зерно, способное прорасти и стать чем-то чудовищным. Точка кристаллизации процессов, невозможных в любых других обстоятельствах. Устремление к несбыточному, заключенное в хрупкую телесную оболочку. И ограниченное глупой мечтой о совместном творении, желанием не только добиться славы, но и разделить ее. И оттого уязвимое. Слишком уязвимое. «Интересный вы человек, Кренник», — Таркин потянулся обратно, к миру и порядку, которые давно превратились в войну и хаос, к четким линиям металлических панелей, гулкому звону дюрастали под каблуками форменных сапог, запаху перегретых ионных двигаталей истребителей, вернувшихся из рейда… К мощи, скрытой под кожухами турболазерных батарей, острым клиньям крейсеров и ощущению власти. Той самой почти животной власти над слабейшим, но преломленной сквозь призму искушенного разума. «Вы хотите домой, Уилхафф?» — обещание скорого избавления, точка на том конце дрожащей прямой, тень звука… Таркин едва не вывернулся из удерживающих его рук, когда вой репульсоров перестал быть призрачной щекоткой в натянутых нервах, а ввинтился в уши, отдался в зубах и ушибленных ребрах. «Я вижу, что хотите», — пальцы Кренника соскользнули с висков, вцепились в плечи, а потом Таркин понял, что падает, запутавшись в белой ткани плаща. Под руку попался чей-то пушистый хвост, в который губернатор судорожно вцепился, а затем по спине с размаху ударило горячим и твердым, оказавшимся опущенной рампой шаттла, к которой его почти сразу придавило перегрузкой, не давая вдохнуть. Кренник, разумеется, свалился сверху. Две невыносимо длинных минуты спустя Таркин, почувствовав, что экстренный взлет закончился, а эвакуация перешла в более спокойную фазу, спихнул с себя крепко зажмурившегося Кренника и со стоном вдохнул. Ребра прострелило болью, привычной и даже немного приевшейся. Если не считать некоторых деталей. — Матерь всех богов, почему у вас такие острые локти? — Таркин потер истоптанный хвостами и хватательными конечностями бок и беззвучно выругался. — До вас никто не жаловался, — привычно огрызнулся директор, бессмысленно таращась на потолок пассажирской кабины. Змеи, сообразившие, что перегрузки закончились и шаттл уже не будет так болтать, выпутывались из складок плаща и совали свои любопытные носы куда попало. Таркин, пребывавший в твердой уверенности, что нормальные пресмыкающиеся ориентируются в основном на тепловую картину и вибрации, и не ожидавший от этих пушистых чудовищ типично кошачьих повадок, отпихнул солнечно-желтую морду, шумно сопящую ему в ухо и примеривающуюся, как бы это ухо облизать. Морда обиженно фыркнула и тут же придвинулась обратно. — Кренник, уберите свою змею, — устало попросил Таркин. — И эту тоже! Фиолетовая рептилия, пытавшаяся сунуть нос за отворот высокого сапога губернатора, догадалась, что речь идет о ней, и опасливо отодвинулась. Но сапог не отпустила. — Будьте снисходительны, Уилхафф, они никогда в жизни не видела ботфортов. Или как там у вас на Эриаду это называется, — Кренник лежал на палубе в позе морской звезды и совершенно явно не собирался ничего предпринимать. — Кстати, интересный выбор обуви для… хм, охоты. Не самый удобный. Но впечатление производит, конечно. — Ваше невежество, директор, было бы оскорбительным, если бы я не знал, что сами вы в состоянии поймать только безденежного сенатора. — А вот и неправда, хотя вынужден согласиться, что натурой приходилось брать чаще, — Кренник повернул голову и задумчиво посмотрел на Таркина. — Уилхафф, а хотите, я вам сделаю иллюзию сапог? А ходить на станции вы при этом сможете… в тапочках, например? Таркин представил себе визит лорда Вейдера на «Звезду Смерти» и зажмурился. Воображаемая картина официальной встречи была изумительна в своем идиотизме. Жаль, лица под шлемом не будет видно… — Кренник, следующим пунктом в вашей шкале выражения признательности должно идти предложение жениться? — Для этого я вас слишком хорошо знаю, — проворчал директор, поднимаясь на четвереньки и переползая в пассажирское кресло. Змеи, которых из-за их непрерывного хаотического движения невозможно было сосчитать, потянулись за хозяином, и только желтая обернулась к Таркину, щекотно ткнула его носом в ухо и тоже проворно нырнула в складки плаща, став невидимой. — Надо же, изучили за двадцать лет, — губернатор осел в соседнем кресле, прижав затылок к подголовнику. Мельтешащие под закрытыми веками искры приостановили свой хоровод и начали постепенно таять. Следовательно, визит в медотсек можно было отложить на час-другой. Как выяснилось вскоре, не на час, а почти на сутки. Кренник, ступивший на борт станции первым, развил бурную деятельность и заставил бегать с вытаращенными глазами не только технических специалистов, но и военных. Ромоди, к концу отведенного на подготовку к экстренной разгерметизации срока, уже был бледен до синевы и настолько задерган, что на подозрительный внешний вид директора внимания просто не обращал. Таркин, после пятой проигнорированной Кренником просьбы не светить глазами, тоже махнул на происходящее рукой, вновь вернувшись к составлению отчета Императору. Мысленному, во избежание досрочной утечки информации. Внятное и не ведущее к последствиям объяснение застревания боевой станции в неизвестной ситхской аномалии на неопределенный срок требовало филигранных формулировок и игры словами. На деле губернатору просто хотелось отвлечься. Поскольку способ, предложенный Кренником для решения их «маленькой проблемы», ему категорически не нравился. И мог повлечь за собой новые неприятности. — Вы уверены, Кренник? — Таркин стоял в двух шагах от директора, наблюдавшего за суетой операторов командного центра со странным выражением лица. Сил на поддержание иллюзии тот почти не тратил — измятый китель и пыльные сапоги никого не удивляли, а подпалину на плече удачно скрывала пола плаща. — Вы сами сказали, что надо закрывать за собой двери, — очень тихо отозвался Кренник. — Я не вижу другого пути это сделать. Таркин чуть повернул голову, чтобы видеть не только директора, но и обзорный экран, занятый панорамой Скарифа. Слишком четкой и близкой. Станция, неумолимо и слишком быстро теряющая высоту на протяжении последних трех суток, опасно подошла к черте, после которой мощности маневровых двигателей на уход от планеты могло и не хватить. Особенно с учетом все еще не устраненных утечек энергии. — А что будет с вами? — Таркин не впервые задавался этим вопросом: лихорадочная активность Кренника наводила на мысль о том, что директор пытается «подобрать хвосты», готовясь передать станцию Водрану. По крайней мере, подробные инструкции по заделыванию лишних «вентиляционных отверстий» он оставил именно ему. Приказав приступить к ремонту сразу после залпа. — Понятия не имею, — легкомысленно откликнулся Кренник, но иллюзорная маска поплыла, показав и перекатывающиеся желваки, и каплю пота, стекающую по перечеркнутому шрамом виску. Таркин промолчал. В центре обзорного экрана разворачивалась схема «Цитадели». И отступать было некуда. — Единичный импульс малой мощности, — Кренник сжал опущенную руку в кулак, чтобы скрыть дрожь пальцев. — Огонь по готовности. «Десять, девять, восемь, семь, шесть…» — Таркин про себя отсчитывал секунды до того, как восемь лучей суперлазера сольются в точке фокусировки, а Скариф утонет в море зеленого огня. Вместе с пальмами, остатками архива, потусторонними тварями и лестницей, «путем ситхов», недоступным простым смертным. Столб воды и молний, поднявшийся на месте базы, взлетел в атмосферу, лизнул выведенные на максимум щиты станции и опал умирающим цветком. А Орсон Кренник, до последнего не отводивший взгляда от экрана, вдруг покачнулся и рухнул на колени, заливая блестящий пол командного центра темной, почти черной кровью. * * * «Вы находите это забавным? О, ну разумеется, ведь это создание ночует не в вашей, а в моей постели!» — знакомый голос то приближался, то удалялся, как волна прибоя, заглушаемый шумом медицинского оборудования и противным писком диагноста, закрепленного на запястье и оттягивающего руку привычной тяжестью. «Лазарет? Медики? Значит, я не на Скарифе, слава Силе…» — Кренник открыл глаза и поморщился от резкого света. — Ну наконец-то вы заберете свою змею обратно, — голос Таркина сочился показным неудовольствием и плохо скрытым облегчением. К чему относилась вторая эмоция, Кренник сообразить пока не успел, но в меховой ком вцепился совершенно машинально. А потом моргнул, разглядев стоящего в изножье койки второго визитера, и шарахнулся, едва не опрокинув на пол стойку с капельницей. — Вы мне проспорили, Эрсо, — Таркин протянул руку и без малейшего смущения взял предложенный главным конструктором кредитный чип. — Ваш дорогой друг все же обладает инстинктом самосохранения. Хотя могу поклясться, что это лишь… демонстрационная версия с урезанным функционалом. — На себя посмотрите, — прошипел Кренник, — стоите рядом с… этим и думаете, что так и надо. — Вы не соизволили занести в протокол свои приключения в недрах станции, директор, — Таркин сплел пальцы на колене и устроился на больничном табурете поудобнее, — поэтому мне пришлось делать выводы самому. А, как вы уже убедились, я достаточно наблюдателен, чтобы заметить очевидное: доктор Эрсо связан с кристаллами и с вами одинаково тесно. Природу этой связи и степень материальности ее участников вы обсудите в узком кругу, а я лишь хочу сказать, что ремонт станции завершен, а лорд Вейдер найден вместе с потерпевшим аварию «дипломатическим» кораблем. И теперь занят попытками выбить координаты базы повстанцев из ее высочества Леи Органы. Сложность его задачи усугубляется тем, что Органа на самом деле оказалась Скайуокер. Никогда не думал о пользе допросов с пристрастием с точки зрения обнаружения родственных связей… Как бы то ни было, Кренник, я вам настоятельно рекомендую не попадаться лорду на глаза в ближайшую неделю-две. Губернатор поднялся с табурета, вежливо кивнул Эрсо и вышел, в дверях бросив: — И убедите своих змей составлять компанию вам, а не мне. Доставать ваших питомцев из-под подушки забавно два, максимум три раза, но не каждый же день! Кренник посмотрел на врученную ему фиолетовую змею. Змея виновато зажмурилась и сунула морду в рукав его больничной пижамы, всем своим видом выражая глубокое раскаяние в содеянном. — Орсон… — Гален, или тот монстр, что носил его лицо, все еще стоял в изножье койки и выглядел… потерянным. — Зачем? — Кренник не поднимал глаз, старательно изучая завитки фиолетового меха, торчащие из его судорожно стиснутых пальцев. — Зачем, Гален? Все должно было закончиться… не так и не там! Твоя одержимость… — Твоя была сильнее, — Гален сел рядом и, поколебавшись, накрыл ладонь Кренника своей, невесомо огладив пальцем выступающие костяшки. — Но, надо признать, человечнее. Ты ведь не просто строил свой дивный новый мир, верно? — Я хотел… чтобы галактика запомнила тебя гением, а не безумцем, — Кренник смотрел в пол, не желая встречаться взглядом с карими с прозеленью, подведенными тонкой темной чертой глазами. Такими знакомыми и чужими одновременно. «Гален, Гален, Гален, будь ты проклят со своей нерешительностью и упрямством…» — Сквозь раздражающую вонь дезинфекции неумолимо пробивалась гарь и сладковатый душок паленого мяса — запахи Иду, смытые ее бесконечным дождем целую вечность назад. — Я долго думал о причинах краха джедайского Ордена, — как ни в чем не бывало заявил Эрсо, — и мне кажется, я нашел причину. Принципы, за которые они держались так крепко и долго, что те успели из камня стать песком. А из песка — стеклом, бракованным кайбером, который лопнул на Джеде. — Я его потерял, — тускло отозвался Кренник, — тот камешек на цепочке… — Нет, — Гален развернул руку Орсона ладонью вверх и вложил в нее маленький зелено-голубой осколок кристалла. — Ты нашел. Эрсо встал, смахнул с форменных брюк прилипшие разноцветные шерстинки и улыбнулся: — Можешь не беспокоиться о Вейдере, Орсон, я поговорю с ним сам. Кому как не создателю станции лучше всего удастся проследить за правильным ее применением? «Крифф, — Кренник уткнулся лицом в слабо дернувшуюся змею и зажмурился, — кажется, мне стоило остаться на Скарифе. Или нет?»