Демоны в моей голове

— Вы больше не видели его? Глаза не наполняются жидкостью, тело не дрожит, а дыхание не сбивается, сидя в сером кабинете вместе с квалифицированной и подготовленной к чему угодно женщиной. — Не видел. Ханбин врет. Он видит его и сейчас, стоящего прямо впереди и нагло улыбающегося. Но теперь он знает, что это неправда. — Как думаешь, если я умру сейчас, мы будем вместе? — Ханбин перебирает чужие волосы, пока Чживон привычно валяется у него на коленях, читая те книги, которые обычно читает Ханбин. От такого вопроса у него ни один мускул не дрогнул. — Ты не умрешь сейчас. Твоя судьба - умереть в семьдесят три, от сердечного приступа. — он языком касается собственного пальца, перелистывая листок бумаги. Какая же это старая привычка. — А если я... допустим, убью себя. — Ким медленно накручивает чуть отросшие волосы себе на пальцы, чувствуя легкое покалывание в области сердца - Чживон убирает книгу и смотрит снизу слишком серьезно, для такой расслабленной атмосферы. — Тебя не устраивает подобная жизнь? — демон перехватывает мальчишескую ладонь, устраивает её на своей груди и аккуратно гладит, изучающе разглядывая лицо молодого художника. — Не вижу разницы, меня что мёртвым никто не заметит, что живым. — тот в свою очередь спокойно пожимает плечами, касаясь затылком стены. — Тогда давай. Это непривычно. Слышать не чужие попытки отговорить от того, к чему сердце лежит, а одобрительную реакцию. На лице студента появляется легкая улыбка. — Вы говорили с Донхёком? — женский голос выводит из потока недавних воспоминаний, вынуждая Ханбина быстро проморгать и громко сглотнуть подступивший к горлу ком. — Говорил. — парень кивает, отпуская взгляд на темный пол и переплетая свои чуть дрожащие пальцы. — И к чему вы пришли? — Ханбин? Какого хрена? — Игнорируй его. — сидящий рядом Чживон дает четкие приказы при виде взъерошенного Хёка, который появился в ванной так не вовремя. — Чёрт, ты совсем с ума сошёл... — тот тут же достает свой телефон и кому-то звонит, Бину лень шевелиться, он просто в очередной раз берет лезвие, чтобы сделать более глубокий надрез. Вообще-то, до этого они были почти такими же глубокими, — Эй, а ну прекрати, идиот! Лезвие падает на пол, а перехваченные руки уже кажутся мертвыми. Они холодные и бледные, Донхёк пугается, бегая глазами от одного пореза к другому и не имея ни малейшего представления, что ему делать дальше. — Игнорируй его. — Чживон говорит громче и злобнее, когда видит, как губы художника начинают шевелиться. — Что? Что? Говори! — Хёк Чживона не видит. Он видит только собирабщегося с мыслями Ханбина, сжимает его ладони в своих и выглядит крайне обеспокоенно, словно это и вовсе не он был все последние дни. — Почему ты избегаешь меня? — Ханбин сглатывает, подступивший к горлу ком, сжимает руки младшего в ответ, как только может, замечая на его лице крайнее негодование. Чживон сидит сбоку и почему-то усмехается. — Ты прикидываешься или действительно не понимаешь? — Хёк в секунду меняется в лице, но всё равно держит за руки, а после выпускает его из своей хватки, потому что дверь их комнаты тут же распахивается, — Ханбин, мы переспали и ты сказал, что тебе всё равно на меня. Что это было просто на спор для одного человека. — Ханбин? — холодные пальцы женщины заставляют очнуться. Вот теперь Ханбин чувствует себя хуёво, мягко говоря. — Мы... он... я... — художник не имеет ни малейшего представления, как это стоит сформульровать. Он поднимает глаза на женщину и смотрит на неё со всевозможным сожалением, — Это был не я, правда. — Я знаю. — та улыбается и понимающе кивает, а после записывает что-то в своей тетрадке. — Какого хрена, Чживон... — сознание покидает бледное тело художника, потерявшего слишком много крови. Его то ли несут, то ли везут, но перед глазами только Чживон, который улыбается как всегда своей демонической улыбкой. — Я только в твоей голове, Ханбин. Я это ты, а ты это я. — он рукой проводит по щеке истекающего кровью парня, улыбаясь совсем нежно. — Всё, что сделал я, на самом деле твоих рук дело. — И что вы чувствуете? — перестав записывать, женщина вновь обратила свое внимание на чуть подвисшего парня с перевязанными руками. Шрамы немного чешутся. — Это Вам необходимо знать, чтобы поставить мне диагноз? — они устанавливают зрительный контакт и доктор чуть напрягается. Ханбин четко видит это в каждом движении её тела. — Это мне необходимо знать, чтобы знать, как Вы себя чувствуете. Ханбин молчит, чувствуя, как плюхается воображаемая тушка рядом с ним. Он игнорирует Чживона всем своим нутром. Бобби не настоящий, он не настоящий. Придуманный. — Чувствую себя так же, как и до него. — То есть? — Никак. — тот пожимает плечами, стараясь не выдавать никакой реакции на тёплую руку старшего у себя на плече, — Не понимаю, почему он вообще появился. — Это не он появился, Ханбин. Это Вы его придумали. — Да, конечно. Это я его прилумал, я болен. — художник кивает прикрывая глаза и тихо усмехаясь. Это он Чживона придумал, но воображаемый демон не горит желанием уходить. — Сколько Вы приняли таблеток, которые мы нашли в вашем шкафу в комнате? — Полторы. — он обратабывает информацию, вспоминая слова Бобби и немного хмурясь. Ханбин и есть Бобби. Бобби и есть Ханбин, — Или три? — Три. — слезы наворачивается на глаза, когда Ханбин понимает, что этот чертов мудак его подставил. Испортил отношения с Донхёком, отгородил от Чжунэ и заставил украсть запещенные препараты. Но ещё тяжелее принимать то, что никакого Чживона никогда и не было. Что это всё - лишь выдумка его больного одинокого сознания. — Я всё ещё хочу, чтобы ты умер. Его хриплый голос заставляет слезы скатываться по щекам. Ханбин никогда не чувствовал ничего более неприятного, чем осознание того, что ему настолько одиноко, что он даже умудрился выдумать себе такого «воображаемого друга». — Мы пропишем Вам новые таблетки для лечения. — женщина снова пишет что-то своих заметках около минуты, заставляя пациента потускнеть в ожидании. Хотя, наверное, тускнеть уже некуда. Ручка перестает дергать исписанную бумагу и их взгляды снова встречаются, — Всё проблемы только у Вас в голове, не волнуйтесь. Да. Это определенно не повод для волнения.