Я и Царь

      … И вот снова я в своей кровати.       Голова моя трещала, всё тело болело, а по белому крутящемуся потолку вальсировали разноцветные пятна.       Интересно, это всё-таки побои или таблетки?..       Но какая, впрочем, разница?! Главное в том, что я видела Императора! Всё было наяву! Я там была! Или… Может, приснилось? А что, если это был просто какой-то дурман? Может, я не путешествовала во времени на самом деле? Может, это были лишь галлюцинации? А что, весьма возможно. Именно поэтому теперь у меня такой отходняк. И именно поэтому я так глупо вела себя! Не смогла спасти Столыпина! Богрова не узнала! Точно. Только во сне человек может так неразумно вести себя. Если бы я действительно оказалась в Киеве 1 сентября 1911 года… Ах, если бы, если бы!..       Потолок помаленьку остановился, пятна исчезли. Собрав в кулак силы, я села. Опустила ноги на пол и заметила, какой он жутко грязный: пыль, крошки, обёртки какие-то, даже окурки (откуда?). Домработница совсем стыд потеряла! За что я плачу этой дармоедке?! Сейчас же уволю!       И я строго крикнула: — Люся!       Никто не откликнулся. — Люся!!!       И снова молчание. — Эй, Люська, да где ты, в конце концов?! Долго мне ещё звать тебя?! Чем ты вообще занимаешься?!       Несмотря на грозные слова, домработница моя так и не появилась. Зато, когда я уже, кажется, готова была встать, чтобы найти её и высказать ей всё, что о ней думаю, из-за ширмы вышла незнакомая женщина лет тридцати и довольно бесцеремонно произнесла: — Ну и чё ты орёшь? Чё те надо?       Я обалдело уставилась на неё. Косматые волосы, руки без маникюра, затасканный халат без нижней пуговицы… Кто это? Что она делает в моём доме? И… стоп! Что за ширма? В моей спальне ширмы не было! — Вы кто? — Блин, Наташка, ты, что, пьяная?! — Не смейте говорить так! — Ой, ну точно… Глаза как две плошки! Я Люся, соседка твоя! Добухалась до того, что и меня не узнаёшь уж? — Во-первых, я не пью, во-вторых, прекратите разговаривать со мной таком тоне, а, в-третьих, кто вам давал право заходить сюда?! Это ведомственное жильё, а не проходной двор! — отчитала я её, повысив голос. — Блин, Наташка не ори так! Всю общагу перебудишь! Девочки только со смены пришли, по двенадцать часов оттрубили, а тут скандалишь… Давай лучше ляг и проспись…       Я хотела потребовать, чтобы она говорила мне на «вы»… Потом хотела спросить, о какой-такой общаге идёт речь… Потом с удивлением заметила, что вместо моей итальянской кровати из чёрного дерева, сделанной на заказ, тут какая-то раскладушка… И шкафа нет! И дорогущих обоев на стенах! И люстры от «Лалик» (по Москве всего две таких)! Только портрет Государя висит как висел… Но стоп! Не тот портрет!!! Николай Александрович, погибший от большевистской пули в возрасте пятидесяти лет, был изображён здесь седым старцем…       Что творится?!       Где я?!       Кто я?! — Какой сейчас год? — эта фраза вырвалась у меня как-то сама собой. — Здрасьте! — ответила Люся. — Приехали! 2019 от Рождества Христова! Ещё чего спросишь? Кто царь? — А кто царь? — прошептала я с замершим сердцем. — Допьёшься до белой горячки, Наташка! — ответила Люся. — Я не пью, — сказала я. — Но царь-то кто? — Александр Пятый, слава Богу! — выразительно ответила соседка. — Ещё чего спросишь? Может, город подсказать? Город — Москва. Страна — Россия. Что дальше? Планету назвать? Может, даже галактику? Могу и галактику, чё уж! Два класса гимназии всё-таки кончила! Александр Пятый… — растерянно повторила я. — Люся, ты не издеваешься? — А ты не издеваешься, пьянчуга? Надоела ты мне, вот что… — Нет, постой! Мы правда при царе живём? — Да уж не султане турецком! — А как же Владимир Владимирович?.. — Какой ещё Владимир Владимирович? Из галантерейной лавки приказчик? Так его уволили давно. Он к нам не ходит, а у Ленки новый парень… А с чего ты его-то вдруг вспомнила? — Да я не про приказчика… — Ох, Наташка, беда с тобой! Что ж ты такое употребляешь, что у тебя крыша едет? Послушала бы ты сама себя! Ведь такую околесицу несёшь, что жуть берёт! Завязывай ты с этим, понимаешь? А сейчас отдохни лучше. Выспись. Тебе ведь на фабрику скоро. В таком состоянии двенадцать часов у станка ты не выдержишь. — Не пойду я ни на какую фабрику! — я поискала глазами вокруг, ожидая найти хоть какую-нибудь примету своего депутатского статуса.       Взгляд упал на таблетки на тумбочке. — А это ещё что? — спросила Люська. — Что, наркотики, да? Так и знала! А-ну, дай сюда! — Отвяжись!       Я схватила таблетки, оттолкнула попытавшуюся выхватить их Люську и кинулась за ширму. Вместо моей спальни там была большая комната с десятком раскладушек, на которых спали бабы в окружении сушащегося на веревках белья, вспученных от влаги обоев и одинокого телевизора девяностых годов, из которого вещал какой-то поп.       Выбежав в единственную дверь, я оказалась в коридоре типа барачного. Добежав до конца его и увидав общую кухню, поняла, что именно в бараке и нахожусь. Разучившись от ужаса думать (а может быть, просто гоня прочь кошмарные мысли), помчалась обратно. И вот, наконец, нашла выход на улицу…