Мраморный человек

Проснувшись с утра, я недовольно заворочался. Было неприятно душно, а ещё очень хотелось сдохнуть. В принципе, как и каждый день последний месяц. Нужно опять сходить к физиотерапевту, может, ещё раз лечебной физкультурой позаниматься. Кое-как стащив себя с кровати на пол, я полежал немного, усердно прижимая плечи и затылок к ламинату. Когда острая боль превратилась в ноющую, начал поднимать левую руку, сначала с помощью правой и на невысокий угол, потом уже самостоятельно и высоко. Судороги крутили нещадно, но я только стискивал зубы и терпел, продолжал разминать. Отпустило резко, как и всегда. Перевернувшись на живот, я отжался десяток раз и облегчённо вздохнул. Когда-нибудь это меня убьет. Или я сам себя убью, потому что заебало в край. Сделав себе бутерброды, я уселся за стол в кабинете. Несмотря на недавно начавшийся рабочий день, вопросов было уже довольно много. Обстоятельно всем ответив и почитав новости, я откинулся в кресле и покачал головой от плеча до плеча, покрутил ей. Чуда не случилось — все движения к правому плечу ограничивались половиной возможного угла. Ну и хуй с ним, лишь бы голова на месте была. Задумчиво глядя на город через панорамное окно, я крутил в пальцах монетку. Пятнадцатирублевый империал, отец его обожал, для меня так и вовсе уже стал талисманом. Кисть слушалась хорошо, монета не выпадала, уже успела нагреться от прикосновений пальцев. Руки вообще сегодня удивительно горячие. Прикрыв глаза, я прикинул, что за сегодня должен успеть сделать. Вторник всегда самый тяжёлый для меня день, самый одинокий и дурацкий. Так сегодня ещё и душно, хоть и не жарко. Не люблю осень, а эта так и вовсе поганая выдалась, хотя только началась. Как и всегда во вторник, ужинать я поехал в любимый бар. Сел в уголке, достал ежедневник, который уже больше начинал походить на дневник. Официант принес мне меню, я краем глаза только отметил, что юбка какая-то сильно длинная, обычно они у них едва задницу прикрывают. — Как обычно, — отодвинув кожаную книгу, я и не подумал поднимать взгляд. Видимо, новенький, остальные уже давно знают, что нужно мне приносить во вторник. Хотя на другие дни мой заказ отличается только отсутствием алкоголя. Откинувшись на спинку дивана, я нервно постучал кончиком ручки по странице ежедневника. В зале было немноголюдно, Гена сидел за стойкой и о чем-то пиздел с Витей. Или Витой. Как я до такого докатился, господи? Знал бы отец — в гробу бы вертелся каждый раз, как я прихожу сюда. Официанты приветливо мне улыбались, но все проходили мимо, к другим столикам. Кто же ко мне подходил принимать заказ? Странно, странно, давно Гена новеньких не брал. У стойки образовалась девушка. Высокая, стройная до худобы, красавица, но что она тут делает? Наметанным глазом я сразу определил, что небольшая грудь накладная, и у меня перехватило дыхание. Наверное, это последствие травмы, но мне почему-то стали нравиться трансы. Не то чтобы меня тянуло к мужикам, нет. Просто это ощущение, когда ты смотришь на девушку и знаешь, что под юбкой член, невозможно ничем описать. Как быть посвященным в тайну, как состоять в секте, что-то такое гордое и щекочущее. А тут он. Да, это он, видно по мелочам, но как же похож на девушку! Единственный из всех, кто тут работает, идеально подошёл для выполнения моего желания — чувствовать себя единственным, кто знает. — Ваш заказ, — мягким, глубоким и совершенно мужским голосом сообщил официант, расставляя передо мной на столике тарелки и раскладывая приборы. На бейджике значилось «Данил», хотя обычно они придумывают себе женское имя, — что-нибудь ещё желаете? — Пока нет, — сухо ответил я, посильнее сжимая ручку. Красивые руки, красивые ноги, тонкое сложение. Несколько протяженных шрамов на икре и один толстый поперечный под правым коленом — была какая-то операция на связках. Очень интересно, очень. Гена обернулся, заметил меня, приветственно поднял ладонь. Я ответил и постарался сосредоточиться на еде. В моей жизни появился ещё один круг ада. Мучительная тоска по детям. Мучительные судороги в плече и шее. Мучительные процедуры для плеча и шеи. Мучительные головные боли при дожде. Мучительная тоска по активной работе. Мучительная ненависть к Вере. Мучительное удовольствие от разглядывания Данила. Скоро будет девять, совсем по Данте. Осталось только немного подождать. Я смотрел на него, нисколько не стесняясь. Тонкие длинные пальцы, хрупкие, как будто стеклянные, чёрное кольцо на левом указательном и серебряное — на правом среднем. Крупные красивые ногти, всегда аккуратные и чистые, иногда покрытые прозрачным лаком. Изящные узкие запястья с кожаными и верёвочными браслетами, большая родинка на выступающей округлой косточке правого. Длинная шея, жилистая, гибкая, аккуратные уши, хрящик левого проколот колечком.Резко очерченная линия челюсти и скулы, чуть впалые щеки, прямой нос, высокий лоб, светлые брови и бледные серые глаза, всегда неяркая помада на чуть пухлых губах, неглубокая ямочка на подбородке. Прямая спина, плавный изгиб талии и ягодиц, длинные жилистые ноги. Потрясающие нежные щиколотки, как у самой изящной куколки. Я осмотрел его всего, с ног до головы, за две недели вылизал взглядом все, что показывали разные варианты одежды. И мне было мало. Хотелось ещё смотреть, хотелось прикоснуться. Он походил на произведение искусства, на ожившую мраморную статую из Античности — белокожий, пропорциональный, прекрасный, как… Как само воплощение красоты. И больше всего мне хотелось увидеть его в мужской одежде. Понять, будет ли он так же меня привлекать, или я все же вижу в нем женщину. Признать, что он мне нравится, было легко — я сдался, когда первый раз, думая о нем перед сном, возбудился. Когда кто-то из уже порядком пьяных клиентов начал грубо приставать к Данилу, я завелся моментально. Уже привстал, чтобы вступиться, но в зале был Гена. — А ну не быкуй! — мощно толкнув пьяницу в плечо, бармен оттеснил себе за спину перепуганного парня, тут же набежали другие официанты. — Кто разрешал лапы распускать? — Я за что вообще плачу? — попытался было возмутиться клиент. — Сейчас объясню, — Гена не слишком высокий, но коренастый и крепко сложен, и без труда смог усадить дебошира на место, — ты платишь за еду и выпивку. В чек не входят обжимания и возможность лапать моих работников за задницу, понятно? — сильнее сжав пальцы на плече клиента, бармен наклонился ниже и почти прорычал: — Понятно? Конфликт был исчерпан. Обслуживание столика взял на себя внушительный Витя с мускулами как у старины Арни. Такого точно безнаказанно не полапаешь. Бедные люди, пристрастия которых не признаются и осуждаются обществом, всегда такие пугливые. Да, Витя жмёт от груди больше, чем я вешу, но я видел своими глазами примерно год назад, как он плакал и просил прекратить, когда какой-то мудак спьяну решил начистить ему бороду. Переодеваясь в женские вещи, они мгновенно становятся беззащитными и мягкими, будто из желе сделаны. Чуть только кто наедет — уже ломаются. — Ты в порядке? — мягко спросил я, когда Данил пришел забрать тарелки. — Конечно, спасибо за беспокойство, — почти естественно улыбнулся он, — вам десерт как обычно? — Что-нибудь на твой вкус, — заодно узнаю, что он любит из сладкого. Эта мания узнать о нем побольше почти так же сильна, как желание смотреть на него. Он принес мне кусок бисквитного торта с клубникой, политый темным шоколадом, и темный горячий шоколад без сладости совершенно. В следующий раз это был брауни с американо. Потом блинчики со взбитыми сливками и бананом, политые темным шоколадом. Я понял, темный шоколад в фаворитах. Ничего не имею против. Чтобы показать, что разгадал эту часть пазла, я оставил вместе с деньгами в книжке для счета темную шоколадку ручной работы. В следующий раз мне ее со строгим взглядом вернули. Тогда я положил другую — темный шоколад с апельсином. Тоже нет. С орехами — нет. С солёной карамелью — нет. С клубникой, с бананом, с изюмом — мне его делали с любой хернёй внутри, и все равно нет. — Прекратите, пожалуйста, Игорь Эдуардович, — глухо попросил Данил, расставляя передо мной ужин, — я польщен, но ваши ухаживания не принесут никаких плодов. — Совсем никаких? — ответа не последовало; подперев голову рукой, я вздохнул. — Скажешь хоть, почему так? — Я на данный момент не хочу ни с кем встречаться, тем более, с клиентом, — ещё раз очень строго на меня взглянув, он поджал губы, — и меня напрягает ваша настойчивость. — Быть может, я настойчив, потому что ты мне нравишься, — предположил я, внимательно глядя на его лицо, чтобы не пропустить реакцию. На этом чуде отразилось только презрение, абсолютное презрение ко мне. — Я или эти тряпки? — фыркнул он, прижимая поднос к груди и отворачиваясь, чтобы уйти. — Ты, — ответил я вслед, но меня не слушали. Ладно, я понял. Я могу быть настойчивым, занудным, упёртым, но не когда такой категоричный отказ. Я понял. Сегодня у меня была с собой шоколадка с мятой и лимоном, я все же решил её оставить, только написал на упаковке, что это просто сувенир, без подкатов. И эту он, наконец, взял. Сентябрь заканчивался, наступила пора корпоратива. Как акционер и удаленный сотрудник, я был просто обязан на нем присутствовать, все же, дата основания компании, ещё и юбилей. Руководство не стало мелочиться, ресторан выбрали хороший. Впервые за долгое время я надел не только рубашку, но и галстук. Когда-то я так ходил на работу каждый день — дорогой безукоризненный костюм, белая рубашка, шелковый галстук, часы, запонки, туфли. Раньше, правда, я был постройнее, сейчас подкачался, но костюмы сидят все так же хорошо. Я любил свою работу, но увы, больше не готов бегать по судам и вытаскивать клиентов. С меня достаточно консультаций. И так нервы угробил, а ещё одного покушения могу и не пережить. Вечер для меня был безнадежно испорчен с первых минут. Они заказали фотографа. И, как выяснилось, официант — это только подработка. И в мужской одежде он выглядит как божество. Темные джинсы облегали его ноги так, что они казались бесконечными, лёгкая кофта слишком большого размера висела мешком, но так, чтобы было видно — обладатель фотоаппарата худышка. Вскоре он сдвинул рукава к локтям, обнажая белые предплечья, тонкие запястья. Его бледные тонкие пальцы смотрелись на черном корпусе фотоаппарата немыслимо потрясающе. — Игорь Эдуардович, идите к нам! — отдел, которым я раньше руководил, скучковался, меня сунули в середину для группового фото. И Данил меня заметил. Только через объектив, отстранился, глянул поверх фотоаппарата, но все же сразу вернулся к работе. Узнал, приятно. — Можно взглянуть? — я спокойно подошёл к нему. — Да, конечно, — он прятал взгляд, явно смущенный, что его узнали, — я все оригиналы и обработанные фото пришлю в компанию. У него светлые волосы, платиновые, довольно длинные и зализаны назад, но не выглядят залитыми лаком. Захотелось коснуться до зуда в кончиках пальцев. — Я только хотел попросить как-нибудь вот это, — сильно приблизив одну из фотографий, я указал на хорошо видный красноватый рубец на левой стороне шеи, — отретушировать, если возможно. — Да, вполне возможно, — немного улыбнулся, просмотрел ещё кадры, видимо, где надо будет поработать. — Я был прав, все же ты, — усмехнулся я, не в силах оторвать взгляд от колечка в его ухе. Раньше я смотрел на него снизу вверх потому, что всегда сидел. Сейчас тоже, потому что он неожиданно высокий и выше меня на полголовы. — Что я? — сразу напрягся он. — Ты, — повторил я, переводя взгляд ему на лицо, — не тряпки. Он сглотнул, отвернулся и, что-то буркнув, торопливо отошёл. Что же, не судьба ему быстро от меня избавиться, ой не судьба. Наступил очередной понедельник. Я забрал старшего из школы, младшего из садика и привез к себе. Мы пообедали горячими бутербродами, как они и хотели, подурачились, сели смотреть мультики. Тимур заснул — как раз в садике время тихого часа. Я отнес малыша в его комнату, со старшим сели заниматься уроками. — Ты так понятно объясняешь, — вздохнул он, потирая лоб скопированным у меня жестом, — а Елена Анатольевна совсем по-другому. Весь в меня, с цифрами не дружит, зато стихи запоминает со второго прочтения, английский легко дается. Младший, вроде бы, тоже такой же. Мои маленькие копии. — Мы с тобой гуманитарии, малыш, нам в математику непросто, — я с улыбкой потрепал его по макушке, — мне тоже было тяжело. Добив оставшиеся примеры, мы быстро сделали русский. Ну, как сделали — он сделал, я проверил. Надо с Верой поговорить о переводе в гуманитарный класс, она же тоже не технарь, должна понимать, какая жопа настанет с математикой дальше. Тимур не стал долго спать, проснулся уже через пару часов. Мы набрали из холодильника вкусного, сделали поп-корн в микроволновке и опять завалились у телевизора. Долго выбирали, что будем смотреть, никак не могли сойтись во мнениях. — Так, сейчас папка покажет вам мультик своего детства, — я быстро его нашел и заранее шмыгнул носом, — в конце все будем реветь. — Я не буду! — гордо заявил Егор. Ну да, конечно, не будет он. Рыдал, как миленький, на словах «Я — Супермен!», а потом вместе с младшим скакал от радости, когда Стальной гигант начал собираться где-то в Арктике. Расставаться было тяжело. Я привез их немного раньше положенного, а они не хотели заходить домой, и мы устроились на лавочке. — Я хочу, чтобы ты приезжал почаще, — тихо сказал Тимур, крепко обнимая мою руку. — И я! — Егор ухватился за другую. — И я, малыши, — вздохнув, я поочередно поцеловал их обоих в макушки, — но мама не разрешает. Вера ревниво спустилась за ними лично, позвала домой. Нам всем не хотелось, и Тимур в первый раз за долгое время даже разревелся. — Я хочу с па-апой! — выл он, вцепившись в мою шею, как клещ. — Ну что ты, мой хороший, — целуя его в висок, я отошёл на шаг, когда Вера уже протянула руки, чтобы насильно его отцепить, — мы же скоро опять увидимся, малыш, я обещаю. — Ты же нас не бросишь? — он заглянул мне в лицо с такой преданностью, что я чуть не умер. — Не бросишь, правда? — Конечно же, не брошу, — чмокнув его в покрасневший нос, я подбадривающе улыбнулся, хотя самому тоже хотелось капризно расплакаться, чтобы они не уходили, — ни за что и никогда. Мальчики зашли в подъезд, Вера задержалась. — Что ты с ними такого делаешь, что они не хотят уходить? — усмехнулась она. — Злобная сука! — тихо рыкнул я, сжимая кулаки. Бывшая жена даже не моргнула. Она знает, что я ее ненавижу. Она сама все для этого сделала. Утро вторника было премерзким. Напиться хотелось прямо с утра. Зато лечебная физкультура помогла, я стал легче вставать, вместо острой боли сразу начинались судороги. Ближе к обеду зарядил дождь, и я ощутил перепад давления всей своей несчастной головой. Наглотавшись таблеток от мигрени и заказав себе пиццу, осторожно прилёг на диван в гостиной и закрыл глаза ладонью, вслепую прокручивая в пальцах левой руки империал. Надо просто прожить ещё двадцать минут, пока не подействует, только двадцать минут. Судя по тому, как неожиданно прозвучал звонок домофона, я задремал. Есть желания не было, но я все же запихал в себя половину пиццы. Голова была тяжёлой, глаза болели, будто лопнут от неосторожного движения, но, в целом, это очень даже удовлетворительно. Чтобы отвлечься, я достал телефон, открыл Инстаграм. У коллег ничего нового не было, я ползал по рекомендациям и профилям, пока не увидел… Кое-что. Фотография стройного парня, без лица, без паха, только торс. Эротично изогнутый, подтянутый, тонкокостный, но не в этом дело. Дело в родинке. Большой родинке на округлой косточке запястья правой руки, серебряное кольцо на среднем пальце. Жадно разглядывая плоский живот с двумя линиями пресса, не разделенного на кубики, ребра под натянутой белой кожей, впадинку пупка, бледные плоские соски, я в кровь прокусил губу. Данил, никаких сомнений. Его аккаунт был полон таких фотографий — чистая эротика и эстетика, закушенные губы, длинные пальцы, иногда что-нибудь милое, вроде ног в пушистых носках. И никакой возможности узнать, кроме этой чертовой родинки, ник с именем не совпадает. Двадцать тысяч подписчиков, сотни комментариев на нескольких языках. Меня тянуло тоже оставить один, чтобы он знал, что я знаю, но не хотелось мешаться с толпой похотливых мужиков и баб. Нет, я не хочу его. Я восхищаюсь им до дрожи, до возбуждения. На фотографиях в ярком свете, видимо, утреннем, его кожа как никогда походит на мрамор — белоснежная с голубыми прожилками вен. Я пересмотрел все фотографии до единой — спины, живота, ног, шеи — и не нашел больше ни одной родинки. Одно-единственное темное пятнышко на всем белом теле. Таком белом, что не верилось. Какая же, наверное, нежная эта кожа, как легко обгорает, как быстро появляются синяки, как ярко видны засосы. — Черт, черт, черт! — едва не проскулил я в диванную подушку, жмурясь и представляя себе, какая она, если ее коснуться, и надрачивая так, что заныло плечо. В этот день я попросил принести счёт одновременно с десертом. Он принес мне опять брауни, на этот раз с капучино. Кажется, он решил пройтись по всему кофейному меню. Интересно, он сам это пробовал? Гена, кажется, говорил, что у него для сотрудников кофе на безлимите. Вместе с деньгами я положил только листок из блокнота, на котором написал его ник, и стал наблюдать за реакцией. Данил зашёл за стойку, встал в уголке, где касса, открыл книжечку. Глаза расширились, он вскинул на меня пораженный взгляд, и я едва успел спрятать улыбку за кружкой. Его щеки так трогательно порозовели, что я прикусил костяшку, пытаясь себя отрезвить. Наброситься сейчас и затрогать его всего до смерти будет опрометчиво. Парень безапелляционно показал на выход и на запястье. Понятно, подождать его снаружи. Интересно, не до конца ли смены? Хотя что тут уже осталось до двух часов, подожду, конечно. Такой шанс упустить было бы глупо. Я ждал всего двадцать минут, до одиннадцати. Видимо, народу сейчас уже мало, так что он с кем-то договорился о подмене. Гены сегодня не было, вот это хорошо. Он ревностно оберегает доверившихся ему трансов и точно пресек бы сейчас наш разговор. Наслаждаясь прохладным и свежим после дождя воздухом, я сидел на капоте машины и ждал. Сегодня вторник, но я слишком взбудоражен для алкоголя, так что приехал на своей. Данил вышел уже в мужской одежде и без парика. В обтягивающих голубых джинсах с дырками на коленях, в расстёгнутой черной косухе с заклёпками и с небольшим рюкзаком. — Откуда вы знаете? — он остановился на небольшом расстоянии, чтобы было слышно и чтобы не быть слишком близко. — Попалась фотография, вот и узнал, — я проследил, как он нервно скрестил руки на груди. — Как узнали? — недовольно притопнув, парень нахмурился сильнее. — Нигде нет лица! — он едва не шарахнулся, когда я протянул руку, но все же остался на месте. Коснувшись подушечкой пальца чуть-чуть шероховатой родинки, я сразу убрал руку, хотя был соблазн потрогать ещё и ещё. — Вот блять! Он так прикусил губу, что у меня что-то внутри закоротило. — Один маленький шанс, — хрипло попросил я, вставая, — больше не прошу. — Выебешь и отстанешь? — с вызовом прищурился блондин. Ему хорошо, он на меня свысока смотрит, во всех смыслах. Это я тут нуждающийся в нем, я жаждущий, а он — капризуля. — Если ты так захочешь, — покорно наклонив голову, я подавил желание вздохнуть. Как будто я сам знаю, отпустит меня или нет, если я выебу его. Даже не уверен, что действительно хочу с ним трахаться, хочу только касаться, смотреть, вылизывать. — Тогда завтра в семь, — он добавил название кафе, я кивнул, — единственный шанс, — предупредительно наставив на меня палец, Данил убедился, что я понял, и уехал на своей машине. В тот вечер я впервые за долгое время закурил. С удовольствием затянулся, выпустил дым через нос, стоя на балконе. Заснуть казалось нереальным, все время тянуло достать телефон и ещё раз взглянуть на фотографии. Целую вечность я стоял и курил одну сигарету, прижимаясь виском к холодной раме. А потом потушил окурок в пепельнице и ушел спать. На место встречи я приехал за пятнадцать минут до положенного. Так получилось случайно, но, в принципе, не так важно, лишь бы не опоздать. Данила ещё не было, так что я выбрал столик на свой вкус, в уголке, заказал себе кофе. Нервно постукивая пальцами по столу, я считал минуты. Так не нервничал с самого первого свидания, черт. А с Верой так получилось, что вообще не нервничал. Мы познакомились на концерте, там же в туалете потрахались, обменялись номерами. Она была милой и свойской девушкой, мне казалось, что я буду любить ее всю жизнь. Но, видимо, я все испортил, потому что до встречи со мной она была нормальная, а за время брака стала распоследней мстительной стервозой. — Привет, — парень сел напротив, все в той же кожанке. — Привет, — улыбнувшись, я непроизвольно глянул на часы. Как раз вовремя, без одной минуты семь. Хотя не удивлюсь, если он тоже пришел слишком рано и стоял за углом, пока не подойдёт назначенное время. Мы долго болтали ни о чем. Вернее, Данил болтал, а я слушал, подперев голову кулаком и потягивая кофе. О фотографии, в основном, о баре — хватало небольших наводящих вопросов, чтобы он не замолкал. Я слушал лекцию о диафрагме и глубине резкости изображаемого пространства и наслаждался. Его приятным голосом, действительно интересными объяснениями и как он активно жестикулировал, иногда даже изображая поворот колец на объективе или как оно там называется. — Прости, я что-то увлекся, — смущённо улыбнувшись, фотограф-маньяк потёр кончик носа невыносимо милым жестом. — Нет, мне интересно, — запротестовал я, — тебе бы преподавать, отлично рассказываешь. — Спасибо, конечно, но меня иногда заносит, не надо вежливости, — я протянул руку и самым кончиком пальца прикоснулся к его запястью, к уже известному месту — к родинке, — думаешь, стоит? — Думаешь, нет? — я мягко ее поглаживал, по кругу, не решаясь соскользнуть на гладкую белую кожу, потому что тогда вряд ли смогу остановиться, а тут люди. — Я не в твоём вкусе? — У меня нет таких критериев, — ровно ответил Данил, убирая руку. Так, я что-то сделал неправильно. Понять бы ещё, что. Опыт с девушками тут никак не поможет, он совсем другой. Блондин попросил подкинуть его до дома, потом пригласил на чай. Знаем мы такие чаи, плавали уже. Но я не уверен, что у нас одна цель чаепития. В прихожей было темно, но свет он не торопился включать. Мы стояли и смотрели друг на друга, я потихоньку различал все больше деталей. Его кожа почти светилась в темноте, белая и манящая, как болотный огонек. — Как далеко ты намерен зайти? — спокойно поинтересовался Данил, в защитной позе скрещивая руки на груди. — Не очень далеко, — честно ответил я, осторожно касаясь его предплечья и опуская его руки. Даже через рукав кожанки ощущалось, какое оно тонкое и хрупкое. — Для женатого человека ты уже слишком далеко, — он сделал шаг назад, прижался спиной к стене. — Я был женат, в разводе два года, — его руку я так и не отпустил, тоже сделал шаг вперёд. Вот в чем было дело. Что же, если это единственное препятствие, то крепость сдалась. И ещё один маленький шаг, почти прижимаясь грудью к нему. Было безумно неуютно от разницы в росте, да и вообще я не смогу так запрокинуть голову. Данил чуть расставил ноги, съехал по стене до моего уровня и положил теплую ладонь мне на шею, подушечками пальцев поглаживая шрам. — Болит? — тихо спросил он, касаясь кончиком носа моей щеки. — Иногда, — шепнул я, положив руки ему на талию. Его губы оказались мягкими, тёплыми и очень, очень приятными. Прихватив нижнюю, я коснулся ее языком и тщательно подавил порыв прижать его к себе ещё ближе. Поцелуй стал глубже, Данил положил и вторую руку мне на плечи, сам прижался, запуская пальцы мне в волосы. Отстранившись, я не стал его отпускать. Дыхание сбилось, от желания забраться ладонями под его футболку и ощупать, наконец, прикоснуться, затрогать до смерти темнело в глазах. — Чай был хорош, — хрипло усмехнулся я, — спокойной ночи. — Спокойной, — улыбнулся блондин, чмокнул меня на прощание своими чудесными губами. Я долго сидел в машине, борясь с желанием вернуться и пытаясь угомонить либидо. Я обещал, что зайду не очень далеко, и так придется сделать. Так он будет больше мне доверять. Если только выебать его не было единственным вариантом правильно использовать единственный шанс.