Восемь плюс четыре. До весны.

Он предпринял ещё несколько попыток перезвонить ей: сначала на Полин планшет, по которому и состоялся этот короткий разговор, а потом уже лично ей на мобильный, до последнего надеясь, что та возьмёт трубку. Он вовсе не хотел, чтобы их разговор заканчивался таким образом; во всяком случае не хотел, чтобы она плакала из-за него, что, собственно, и произошло после того, как Пелагея сбросила вызов, попросив его не утруждать себя. Сказать, кто виноват в этой ссоре, было сложно, но ей это не составляло никакого труда, а ему, в свою очередь, было просто трудно признать свою неправоту и извиниться. Всё началось с того самого вечера воскресенья, когда стало ясно, что на время гастролей Тася останется с отцом, и Диму это задело. Не иначе. Его задел сам факт того, что она сделала выбор в пользу бывшего мужа, не считая, что в этой ситуации может быть как по-другому. Но вот сказать, по какой именно причине она сидела на полу в ванной какого-то отеля в обнимку с айпадом и уже даже не пыталась вытирать слёзы, было сложно. Возможно, здесь ему тоже стоило бы признать свою вину, но она продолжала игнорировать поступающие звонки, а телефон на тумбочке в номере продолжал вибрировать, рискуя разбудить Полину, что давно спала, впервые не став свидетельницей их ссоры. О том, что она сейчас плачет, он не то, чтобы догадывался, а, скорее, знал наверняка, слишком сильно изучив её за последние несколько месяцев; за всю эту жизнь. Спустя пятнадцать минут Дима прекратил пытаться дозвониться до неё, с нескрываемой злостью (то ли на неё, то ли на себя самого) швырнув телефон куда-то в стенку и даже не проследив за траекторией его полёта. Вторую ночь подряд он не мог уснуть, прокручивая в голове все их ссоры; все слова, сказанные друг другу на эмоциях; и всё меньше хотел признавать, что повёл себя, как дурак. Ему как будто бы хотелось ещё раз проверить её нервную систему на прочность; ему как будто бы было мало того, что она пережила из-за него в августе: от нервного срыва до глубокой депрессии. Хотя полагаться на эти психологические термины у них не было никаких оснований, ведь официальных диагнозов никто не ставил, однако две данности они тогда однозначно уяснили оба: ей было максимально хреново, а он [и тогда] повёл себя, как дурак. И это уже неоспоримо. Следующим утром синяки под глазами пугали Полю уже не так сильно, как опухшее лицо в целом, учитывая то, в каком состоянии она ложилась спать. Никакого настроения у неё, разумеется, тоже не было, потому что на Димины звонки она так и не ответила, окончательно для себя решив больше не делать первых шагов к примирению в этой ссоре. Зато Полина успешно выспалась за прошедшую ночь и проснулась в прекрасном расположении духа, заявив, что хочет есть, а такие слова услышать от неё можно было не часто. Правда длилось это хорошее расположение духа недолго, так как через несколько минут она изъявила желание взять с собой на завтрак планшет, чего Пелагея ей сделать не разрешила, придерживаясь строгого правила в их с Тасей воспитании в виде запрета на гаджеты во время еды. Ни телефонов, ни планшетов с мультиками она не разрешала им трогать за столом, имея на этот счёт своё мнение, с которым никогда не спорил Дима, зато время от времени пытались бороться девочки. Поэтому ровно через пятнадцать минут после своего пробуждения Поля начала капризничать и действовать ей на нервы, буквально следуя примеру своего отца, который, в принципе, вёл себя точно так же. - Всё, бери медведя, и выходим, - упорно стараясь сдерживать себя, проговорила блондинка, всучив ей медведя и буквально вытолкав в коридор, где как раз мимо шёл Егор, тоже спускаясь на завтрак. - Доброе утро! - поздоровался он, на что Полина демонстративно фыркнула и направилась вперёд, не дожидаясь взрослых. - И тебе привет, - хмыкнула та, захлопнув дверь номера и вместе с ним двинувшись в сторону лифта. - Как спалось? - поинтересовался мужчина. - Ужасно! - констатировала Поля, вот-вот собираясь ему пожаловаться, - Подушки жёсткие, кровать скрипела, и было душно... Но я не могла включить кондиционер, потому что Полина ночью раскрывается и может замёрзнуть. В общем, дурдом!.. - Прекрасные подушки, зря ты так... Просто кто-то очень нервный в последнее время и неудовлетворённый, - усмехнулся он, тут же получив несильный толчок в плечо, - С Ваней у тебя такого не было, так что ты присмотрись ещё к Билану, Поль, пока не поздно... - Ты обалдел? - смутилась она, тоже невольно засмеявшись, но всё равно не считая это подходящей темой для обсуждений. - Вообще-то, я о тебе забочусь, - наигранно серьёзно парировал друг, сам едва сдерживая смех. - Давай я сама о себе позабочусь? - уточнила девушка, заходя в лифт, который уже вызвала Полина. Избежать каши на завтрак у неё, естественно, не получилось, из-за чего и последовал второй конфликт за утро. Размазывая кашу по тарелке, она явно не собиралась её доедать, всячески игнорируя Полины просьбы съесть хотя бы несколько ложек. Егор по-прежнему занимал позицию наблюдателя, не считая нужным вмешиваться в процесс воспитания и попадать по горячую руку закипающей подруги, что уже держалась из последних сил. - Давай я тебя с ложечки начну кормить, как маленькую? - предложила блондинка, поднеся к её губам ложку с кашей, на что та быстро отстранилась и отвернулась в другую сторону. - Не буду я твою кашу! - упорно повторяла малышка, отрицательно мотая головой в разные стороны, а заодно мотая и нервы Пелагеи, - И вообще, я хочу к папе! - У-у... приплыли, - прокомментировал такое заявление Егор, чуть не поперхнувшись кофе, когда подруга смерила его строгим взглядом, дав понять, что сейчас лучше вообще ничего не говорить. Растерянность на Полином лице была заметна невооружённым глазом, так как единственное, чего она не учла во всей этой ситуации, – это то, что Полина может захотеть к Диме. Спокойно отложив ложку обратно в тарелку с кашей, а затем и вовсе отодвинув её в сторону и придвинув к Поле тарелку с набранными ею круассанами и прочей вредной едой, которую та успела себе набрать, она тяжело вздохнула и медленно выдохнула, а Егор на всякий случай убрал от неё подальше нож, которым намазывал масло на тост. - Думаю, папа только этого и ждал, - заключила она, посмотрев на девочку, - Поэтому сейчас придём и позвоним ему, пусть он тебя забирает! Ешь свои булки, пей чай, и пошли... Несмотря на то, что она сохраняла полное спокойствие, и ни один мускул на её лице не дрогнул, говорила Поля достаточно серьёзно, по всей видимости, просто устав с ней церемониться. - Не буду! - прошипела та, со всей силы отодвинув от себя эту тарелку с круассанами и тем самым перевернув чашку с чаем, что тут же разлился по всему столу. - Тихо, Поля, тихо... - крепко сжав её за предплечье, быстро сориентировался друг. Тасе бы обязательно влетело за подобное поведение, но в этом, кажется, и было их главное с Полиной различие. Какой бы сильной ни была её любовь к Диминой дочери, она всё равно не могла ругать чужого ребёнка, несмотря на то, что ей этого очень хотелось. - Давайте уже пойдём отсюда, пока нас не выгнали? - предложил он, понимая, что их завтрак на этом подошёл к концу. И все трое, поднявшись из-за стола, молча направились в сторону выхода, с трудом сдерживая эмоции. Путь до лифта прошёл в полной тишине, означающей лишь одно, - у этой сцены на завтраке однозначно будет продолжение, и Полино желание вернуться к папе не останется проигнорированным, даже если та уже передумала и вообще не то имела ввиду. Егор всё это время думал о том, что никогда в жизни больше не согласится на такую авантюру, как взять с собой на гастроли ребёнка, причём вне зависимости от ситуации и того, чей это ребёнок. - Через два часа тогда встречаемся в холле, - сказал он, выходя из лифта следом за ними. Полина шла впереди них по длинному коридору отеля, едва не прислоняясь к стене, но находясь возле неё достаточно близко, по периметру которой время от времени встречались двери номеров. - Хорошо, - без особого энтузиазма отозвалась подруга, явно думая не о том, что будет через два часа. В какой-то момент одна из дверей резко распахнулась, и Полина, по стечению неудачных обстоятельств, оказалась именно перед ней, получив прямо по голове и даже не сумев устоять на ногах. - Вот это карма, - продемонстрировав всю свою любовь к детям в одной фразе, удивленно выдал Егор за секунду до того, как на весь этаж разразился истошный детский плач. - Не смешно, - только и успела фыркнуть Поля, мгновенно ринувшись к сидящей на полу Полине, возле которой с испуганным выражением лица стоял тот самый мужчина, что и распахнул эту дверь, никак не ожидая, что ударит ею маленького ребёнка. - Может быть, лёд приложить? - растерянно предложил он, переглянувшись с Пелагеей, - Простите, ради Бога, я же не хотел... - Да вы тут и не причём, - отмахнулась она, поднимая малышку на руки и виня в случившемся только себя за то, что не взяла её за руку, не уследила и вообще позволила всей этой ситуации дойти до такого. - Тебе помочь? - уточнил друг, сократив расстояние между ними. - Не надо, я сама, - проговорила блондинка, спешно направившись к их номеру, и уже через мгновение скрылась за дверью, оставив обоих мужчин стоять в недоумении. Быстро отыскав в холодильнике маленькую баночку какого-то лимонада, который ни себе, ни ей пить не позволяла, она приложила его к Полиному лбу, посчитав это самым подходящим вариантом чего-то холодного. Та, в свою очередь, продолжала рыдать, выпуская все накопившиеся эмоции наружу, и дело уже было даже не столько в этой несчастной шишке на лбу, которую она теперь привезёт с гастролей в качестве сувенира. Только потом догадавшись завернуть эту банку газировки в полотенце, чтобы ей было не так холодно, Поля мысленно про себя подметила, что совершенно не справляется с ролью мамы и певицы в одном лице в одно и то же время. С Тасей тоже было непросто, но она хотя бы её родная дочь, и с ней Пелагея могла вести себя так, как считает нужным, в том числе и повышать на неё голос, когда это было необходимо, а в ситуации с Полиной она попросту боялась сделать что-то не так, сама не до конца понимая, каких последствий опасается. И этот страх, вероятнее всего, будет преследовать её на протяжении всей их дальнейшей совместной жизни, и ни одна бумажка, ни одно удочерение на это не повлияет. - Ну, всё, успокаивайся давай, - сказала она, вытирая слёзы с её лица и понимая, что так недалеко и до температуры. Откинув банку с лимонадом в сторону, Полина в считанные секунды вскарабкалась на неё и крепко обняла, уткнувшись лицом ей в шею. - Я тебя люблю, - неожиданно выдала она, по-прежнему захлёбываясь в собственных слезах, - Я буду хорошо себя вести, честно... Только пусть папа меня не забирает... Молча посмотрев на неё и крепче прижав к себе, Поля тяжело вздохнула и запрокинула голову наверх, раз и навсегда для себя уяснив, что даже через очень много лет не сможет принять Полину, как родную. Это не исключает её любви к ней, её желания проводить с ней вместе время и того, что между ними определённо есть какая-то связь, но разница между родным и не родным ребёнком будет ощущаться для неё всегда. И этого, к сожалению, уже не изменить...