Свидетель

      Ефим застонал и открыл глаза. Мутным взором обвёл потолок, окно, стенку, с трудом повернул голову и упёрся взглядом в доктора.       — К… де я? — еле выговорил он.       — Дома, Ефим.       — Ш… што сам… ной?       — С тобой? Да, можно сказать, и ничего. — Доктор поправил очки и взглянул на «больного»: — Ничего хорошего.       — Па… почему?       — Потому что ты пьёшь, Ефим.       — Я?.. — изумился Ефим и попытался встать, но не смог, повалился на лавку, громко стукнувшись головой. — Я… пью… — Ещё одна попытка, и снова стук. — Пат… мушта… — Следующая попытка почти удалась, но голова перевесила и звонко стукнулась о лавку. Ефим замер, бессмысленно выпучив глаза.       Доктор, с интересом наблюдавший за процессом, вздохнул и, подойдя, одним рывком посадил Ефима, привалив того к стенке. Ефим сначала уронил голову на грудь, потом напряг шею и откинулся назад, гулко ударившись затылком. Как ни странно, это привело его в чувство, и он уже более осмысленно огляделся.       — Францыч… ты? — спросил он у рук, сцепленных в замок на уровне глаз. Выше взглянуть сил не хватило.       — Я, Ефим, я, — ответили руки и, бесцеремонно обхватив голову, подняли её к свету. Глаза зажмурились, но пальцы безжалостно оттянули веки — хлынул свет, так что слёзы брызнули.       — А… где… он…- попытался спросить Ефим.       — Кондратий? — Голос доктора ввинчивался в голову, как коловорот в дерево. — Заходил. Тебя не застал и ушёл. Но обещал вернуться.       Руки, наконец, отпустили, и шея, подломившись, уронила голову на грудь. Ефим дёрнулся и выпрямился.       — За… чем?       — Добить. Ты же сам знаешь: кондратий хватит — дух вон.       — Дух… вон… у кого?       — У тебя, Ефим, у тебя, родимого. Коли пить будешь.       — Дык… я… меру знаю…       — А тебе и мера не нужна. Стопки хватит, чтоб Богу душу отдать.       — По… жить… ещё… хотца…       — Ну, тогда пить бросай, Ефим. Коли жить хочешь, не пей! Слышишь?       Ефим кивнул и сморщился: в голове словно кипяток плеснулся, в висках заломило, в глазах поплыло, тошнота к горлу подкатила… Он закрыл глаза и неглубоко подышал. Тошнота отступила… пока. С усилием приподняв голову, Ефим «поймал"глазами доктора.       — Точно… помру?..       — Точно, — уверенно сказал доктор. — Кондратий шутить не любит.       — Ну… тогда… всё… не… пью… больше… — и сполз вниз по стене.       Милц подложил Ефиму под голову свёрнутый армяк и, подхватив саквояж, вышел вон из избы…