Пролог
5 ноября 2018 г. в 00:12
Кенсей смотрел на Хисаги сверху вниз, хмуро, жестко, почти с презрением.
Шухей опять облажался. Верне сказать завел свою старую песню о страхе перед мечом которому учил его капитан Тоусен. Мугурума не оценил, его глаза подозрительно заблестели и следующие пол часа Кенсей знакомил своего лейтенанта со всеми горизонтальными поверхностями. Их драка со стороны была больше походила на избиение младенца. Капитан даже не использовал свой меч — ему хватало и кулаков. Бешенство от упоминания своего бывшего подчиненного, предателя, из-за которого полегла вся его команда и они с Маширо стали теми, кем стали...
Хисаги едва успевал уворачиваться от действительно опасных ударов. Было понятно, что Капитан не в себе. Шухей понимал что того взбесило упоминание Тоусена в качестве капитана и, видимо, чертовски сильно. Даже высвобождение Казешини не спасало, Кенсею было абсолютно плевать на летящие в него лезвия, он безошибочно подбирал время, чтобы схватиться за цепь и притянуть Шухея к себе.
Это сумасшествие не могло продолжаться бесконечно. Хисаги устал и прошляпил момент, когда Мугурума в очередной раз схватился за цепь его кусаригамы и, сделав подсечку, повалил лейтенанта на землю.
Мугурума медленно наклонился и обманчиво ласковым голосом прошептал — «Теперь я твой капитан...». А после потянул за цепь, в которой так не к стати запутался Хисаги и со всей дури пнул Шухея в живот. Лейтенант закусил губу, чтобы не застонать от боли в спине и опасливо поднял глаза на капитана.
— Видеть тебя не хочу. Пошел вон с глаз моих, слабак! — рявкнул Мугурума, скрестив руки на груди. Было обидно до слез, но Шухей смог сдержать себя.
Хисаги поднялся, вытер кровь и, поклонившись капитану, сорвался в шумпо. Было больно бежать, но он гнал себя все дальше и дальше от своего капитана. Если тот не хочет его видеть, то так тому и быть. Он уберется из Сейрейтея еще до рассвета, потому что по другому просто не сможет. Только не теперь, когда все его мечты разбиты о жестокую действительность, в которой его спаситель не такой, каким он себе его представлял