Начать с начала

Марсия держалась отстраненно и нехотя шла на контакт с людьми, разделяющими вместе с ней кров. В последнее время она действительно перебарщивала с алкоголем, хотя оправдание этому занятию было вполне пристойное. Опьянение, как момент облегчения, минута затишья перед бурей страстей и чужих перипетий, позволяло немного расслабиться. Марсии хотелось тишины и покоя, усталость буквально валила с ног. Потоки чужих мыслей и сомнений становилось все сложнее "глушить", они перемешивались с её собственными и прочно застревали внутри сознания. Порой раздражительность и злость превращали Марсию в дикую фурию. Даже ликои, обладатели скверного нрава, предпочитали не встречаться с женщиной в такие моменты. Она так же грубо отвергала предложение решить проблему с помощью медикаментов. Просто сразу говорила нет, пресекая активность Марго на корню. Естественно, последней оставалось только закрывать глаза на беспардонное опустошение бара. Чрезмерное употребление алкоголя притупляло чувствительность телепата, зачастую делая женщину практически невосприимчивой к внешним раздражителям. Но Марго хорошо понимала, какие ураганы бушуют внутри Марсии. На удивление единственным, кто не донимал своим «миром» телепата, был эльф. Его мысли казались тихими и отстраненными, совершенно не вгрызающимися в сознание, наполненными воспоминаниями и далекими, уже не имеющими смысла, чувствами. Он ощущался потерянным, и порой Марсия сочувствовала ему больше, чем самой себе. Для телепата воспоминания принца утратили свою былую новизну. Она довольно быстро считала информацию, касающуюся Хлои, стараясь особо не вдаваться в личное. Лишь пара моментов вызвали сомнения. Вроде ничего подозрительного, но в то же время чутье ищейки кричало Марсии о том, что здесь все не так просто. Она раз за разом мысленно возвращалась к ним, словно перематывала видеозапись минисериала под названием «краткий миг знакомства» и прокручивала в памяти разговор эльфа и Хлои в подземелье. Угасающие блики костра, казалось, еще теплятся на его бледном лице. Там, за бесчисленным расстоянием пространства и времени, осталось нечто важное, но Марсия не понимала, что именно она упустила. Какое из воспоминаний направило её по ложному пути. Где она оступилась? Терзаемая желанием разделаться с этой проблемой, Марсия всякий раз сдерживала порыв. Попробовать стоило, но сколь оправдан выбранный метод? К тому же ей понадобятся помощники: Сейда — для подстраховки и еще один для контроля со стороны. Меры предосторожности никогда не бывают лишними. Если она одна не справится, то другой поможет завершить начатое. В своем помощнике телепат не сомневалась, Кир для этого подойдет как нельзя лучше, к тому же в прошлом он имел опыт поиска через вторые лица. А вот с Сейдой не все обстояло так просто. Девушка хоть и являлась среди полукровок весьма способной, но была не стабильна в эмоциональном плане. В таком деле излишняя чувствительность может сыграть злую шутку. И эта привязанность… Почему некоторые из людей именно так реагировали на фейри? Телепат, заинтересовавшись этим вопросом, задумчиво играла с локоном пальчиком, давно требующим маникюра. Марго столько лет с ними работает бок о бок и ни разу не испытала подобного. Что именно провоцирует на влечение к этому народу? Сбой в генах, психологическая зависимость от глубоко спрятанных в подсознании комплексов? Марсия не нашла в Сейде ничего подозрительного. Ни в мыслях, ни в действиях девушки не было лишнего, подвергающегося сомнениям. Но не повториться ли это вновь, да еще и в самое неподходящее время? И есть ли вообще какие-то гарантии, что Сейда справится? Кир, словно тень, следовавший за Марсией, был явно недоволен происходящим. Осторожный, он выискивал своих подопечных исключительно на расстоянии и ни разу не участвовал в открытом преследовании. Работать с эльфом он считал ниже собственного достоинства, как и не желал напрямую связываться с советом. «Ты не можешь гарантировать ему безопасность!» — он верно подметил то, что беспокоило Марсию больше всего. «И нам тоже», — очередной укол достиг своей цели. «А что ты предлагаешь, занять выжидательную позицию? Посмотри на него, у нас в руках козырь и не воспользоваться им просто глупо!» — парировала в ответ женщина. Кир не сдавался: «Они даже не знают о нем. Эльфа не представили своему народу, почему?» Кир был прав. Марго тянула с воссоединением королевской крови с народом. Но для этого были уважительные причины, которые так или иначе могли повлиять на «знакомство». Марсия знала, что Гуннес даже не планировала этого, и телепат медленно перевела взгляд на сдержанно улыбающуюся женщину, вновь вернулась к «тихой» беседе с Киром: «Хочешь выяснить?» — Почему нет? — ответ юноша дал незамедлительно и вслух. Его заинтересованность к нерешительности Марго можно было понять: несколько лет активной практики дают о себе знать в повседневной жизни. Не так давно Марсия сама была ищейкой и ей это нравилось ровно до тех пор, пока однажды она не оказалась на месте наблюдаемой. Это было неприятно и даже в некоторой степени унизительно, но Марсия пережила допрос, как и многое другое, что оставило глубокий след в памяти. Телепат ухватилась за воспоминания Ивара, который приготовил для голодного ликоя закуску. Лана была не просто голодной, она была зверски голодной. Раздражительность, умело скрываемая девушкой, для Марсии виделась очевидной. Певерёртыш в мыслях проклинала всех и вся, но все же покорно терпела байки собрата. Её братья были не столь словоохотливы, лишь пару раз ответили на шутку, которая заставила присутствующих улыбнуться. Это был прекрасный момент для так называемого «двойного проникновения», когда оба телепата ведут объект, передавая полученную информацию друг другу, лишь поверхностно сканируя воспоминания. Отличительной чертой подобного контроля являлось то, что изучаемый не замечал потустороннего влияния на себя. Наблюдение могло длиться минуты, в особых случаях часы. Марго была всего лишь человеком, умной, сдержанной и расчетливой женщиной. Но ни развитая интуиция, ни приобретенная жизненным опытом осторожность не могли стать преградой для опытных ищеек-телепатов. Их сила была сравнима с цунами против прилива: шансов скрыть что-то после такой проверки не останется никаких. Среди любителей чужих мыслей считалось высшим пилотажем наблюдение без зрительного и тактильного контакта. Когда работа с объектом ведется на удалении — расстоянии, при котором возможности ищейки не ограничиваются. Подготовить такого телепата стоит многого. Марсия много раз участвовала в подобных операциях но, увы, не на ведущих ролях. Не сговариваясь, телепаты разошлись в разные стороны, словно тени, исчезающие в полуденный зной: полукровки растворялись среди окружающего пространства. Их сила позволяла находиться в помещениях, полных людьми, и быть абсолютно не замеченными: блокировать «зрение» учат с младенчества. Первые воспоминания были мягко считаны Киром. Марсия раскручивала цепочку по наипростейшей схеме: они оба знали, что первого пилигрима Гунес помогала утилизировать и именно она занималась сокрытием следов его пребывания в доме Олафа. С этого момента Кир и Марсия начали свое путешествие по закоулкам сознания объекта. Несколько воспоминаний они передавали друг другу, словно мячик для пинг понга, выискивая любую достойную внимания информацию. Отметая в сторону новые потоки воспоминаний, Марсия остановилась на одном из них: общим голосованием эльфы избрали своего старосту, и в течении нескольких лет в их обществе не было никаких конфликтов. Всем заправлял так называемый голова, и его авторитет среди остальных эльфов был неоспорим. Кир мысленно оказался в подземном убежище, которое Марго была готова сохранить ценой собственной жизни. Прогуливался по уличным закоулкам, покрытым полумраком, с которым боролись сотни электрических свечей, чей свет был достаточно силен, чтобы отогнать тьму. Он жадно выискивал в памяти образы вернувшихся «домой» фейри и передавал их Марсии, которые та вновь просматривала и впивалась в подсознание Гуннес еще глубже. Подобный контроль давался телепату нелегко: хотя они и находились на достаточно близком расстоянии от изучаемого объекта, всегда оставался риск быть сбитыми чужим влиянием со стороны. Помехами могли быть другие люди, гостившие в доме, или же наоборот сама Гуннес. Марсия невидящим взором уставилась на закрытую дверь комнаты, которая служила ей временной обителью. Новая порция воспоминаний, вырванная телепатом, оказалась более полезной, чем остальные, и женщина их мысленно передала своему помощнику. Кир с усмешкой на лице решился глубже заглянуть в память объекта. Марсия была права: Гунес трусила. Она жаждала воссоединения принца с народом и боялась этого одновременно. Но королевская кровь не решение всех проблем и не непоколебимый статус даже среди своих. Фейри, прибывшие в их мир, отказались от своего прошлого. Уцелевшие крупицы былого величия эльфов отреклись от прежних статусов и привилегий. Все решало уважение других и сила духа каждого. Принц мог внести смуту в это общество, ведь эльфы уже присягнули на верность. Голова — это и есть лидер, его слово — закон. И хотя в жилах избранного текла горячая кровь, а сердце было полно отваги и благородства, он не был потомком королей. Нуада — единственный, в ком янтарным потоком текло пламя правителей не одного поколения. Идеальный во всех отношениях образец генетической чистоты и воспитания стоял в воспоминаниях Марго на первом месте, но она не могла игнорировать выбор пилигримов. Если поступить именно так, тогда все сказанное ею в прошлом не стоило и ломаного гроша. Выбор был сделан, но последнее звено цепи присоединилось слишком поздно. Именно это и скрывала от всех Гунес, она боялась раскола среди фейри. Это очевидно. Но тогда для чего было предпринято столько усилий с Нуадой? Марсия прекратила сканирование. Внутреннее чутьё и опыт прошлых слежек подсказывали телепату, что ведомый объект скоро почувствует чужое влияние. — Всего лишь это? — ирония в словах Кира была очевидной. Конечно он рассчитывал на большие тайны, чем просто страхи одного человека. Бурное воображение рисовало картины театральных страданий, но наткнулось на вполне обыденную банальность. Кир был крайне разочарован, но и одновременно доволен собой: работа выполнена чисто. Марсия усмехнулась и, на выходе из собственной комнаты, столкнувшись с помощником, потрепала его по вьющимся волосам. «Славный мальчик», — эти мысли Кир не смог прочитать, столкнувшись с «каменной стеной», выстроенной вокруг его напарницы. Блок был ему не по зубам. — Нечестно, я открыт, — подобное заявление слегка рассердило Марсию: «Мал еще». Усмехнувшись, парнишка показал полный неприличия жест и скрылся за закрытой дверью. Телепат с облегчением выдохнула и вновь задумалась над сканированием эльфа. Это не самая лучшая идея, но отказываться от неё не стоило хотя бы потому, что это был единственный шанс связаться с Хлоей. Марсия отчаянно нуждалась в тишине и в сигаретах. И так как с последним дела обстояли хуже некуда, то очередная порция алкоголя вполне могла взбодрить уставшую ищейку. Поэтому, совершенно не стесняясь собственных пороков, женщина откупорила очередную бутыль спиртного. Янтарная жидкость наполнила стакан для виски и в считанные секунды исчезла в одном большом глотке. Выпитого показалось недостаточно, и, прихватив с собой еще одну, женщина поспешила в собственную комнату, которая находилась практически на одном уровне с гостевым блоком эльфа. На этот раз Марсия намеревалась напиться до забытья, хотя прекрасно осознавала, что затянувшуюся депрессию не вылечить горячительным. Неодобрительные взгляды ближайшего окружения давно не задевали, скорее наоборот, они являлись свидетелями того, что женщина поступает правильно. Сидеть на таблетках или же имплантировать капсулу с антидепрессантами было не лучшим выходом: и то и другое вызывало зависимость. Нет, не физическую, а психическую, что гораздо хуже. Марсия помнила безмятежность, которую дарили препараты. Но вместе с долгожданным спокойствием телепат тогда начала «терять» себя настоящую. Дверь едва слышно закрылась, ограждая от лишнего и совершенно бесполезного шума, который царил на этаже. Тишина, притаившаяся в комнате, была поистине упоительным подарком от Гунес. Марсия мысленно поблагодарила хозяйку поместья. На этом хорошее настроение улетучилось: покоя не давали воспоминания Марго. Наверное, она поступала правильно, «приберегая» эльфа напоследок. Но ей-то какое до этого дело? Марсия растянулась на мягком матраце, раскинув по сторонам руки. Гунес вовсе не её проблема. Марсии осточертели вечно снующие туда-сюда ликои. Ей надоели пироманы, и даже такие как она сама. Телепат хотела назад. Хотела до дрожи в коленях вернуться в тот злосчастный мир, который покинула. Хотела к нему… Выпитый коньяк не принес долгожданного расслабления: образ Гордона буквально преследовал изможденное сознание. Уснуть тоже не получилось, отчего женщина перевернулась на бок и бессмысленным взглядом смотрела в темноту, гуляющую за окном. «Время» — запрограммированный на голос гаджет тусклым лучом света вывел цифры, которые для телепата не имели никакого значения. Словно эхо, Марсия уловила отголоски сознания приютившейся неподалеку троицы. Ликои готовились к охоте. Они не собирались задрать привязанное к столбу животное. Нет, перевертыши желали загнать здорового и сильного быка-пятилетку, весом под двести килограммов, и это предвещало впечатляющее зрелище. Главное не испортить его своим же присутствием, ведь ликои не любили свидетелей. Охота для этих тварей была неким ритуалом, который со временем приобрел сакральное значение. Так как в повседневной жизни им приходилось скрываться, отрицая собственную природу, то лишь в моменты загона дичи эти создания становились тем, кем на самом деле являлись, — сильными и безжалостными хищниками. Почуяв запах жертвы, уловив в нем феромоны тревоги или же страха, ликой моментально настраивается на будущую цель. Ему не было важно насколько силен противник, быстр ли он или же, обладая внушительной массой, медлителен. Все это не имело значения. Только тепло, биение сердца, запах влажной от пота шерсти, пар, исходивший клубами от взмокшей шкуры, — вот что было ценно для перевертыша. Охотничий инстинкт расставлял всё на свои места: ликой видел в жертве только добычу. — Лучшего момента может и не представиться… — Кир снова подал «голос». Его настойчивость была понятна Марсии. Она сама прекрасно осознавала, что если и показать эльфу их истинную натуру, то удачнее момента не подобрать. Но охота не место для зевак. И потом, это весьма опасная затея: бывали случаи, когда в пылу загона перевертыш убивал не только зверя, но и собрата. Их ярость и сила не шли ни в какое сравнение с хищниками, которых знал принц. И Марсия разделяла опасения Кира: отбиться от стаи голодных ликоев не под силу даже пироману. Покинув комнату, телепат легкой походкой не спеша, словно прогуливаясь по коридору, преодолела жилой блок и направилась к уровню принца. Его отголоски мыслей были едва уловимы чувствительным сознанием Марсии. Скорее всего Нуада находится в состоянии медитации, потому как один и тот же образ постоянно всплывал в подсознании. И ей не хотелось вторгаться в этот весьма личный момент; профессиональная этика давала о себе знать. Это раньше Марсия была весьма любопытной девочкой и хваталась за любое обещающее быть интересным воспоминание. Но очень скоро она поняла, что «интересное» бывает разным. Самые глубокие и потаенные мысли оказывались столь мрачны и ужасны, что кроющаяся за ними тайна подсознательного мотива действий человека становится неотъемлемой частью телепата. Неопытные и молодые любители чужих секретов часто попадали в сети безумства наблюдаемых, да так сильно «прилипали» к ним, что выводить их из этого состояния приходилось совместными действиями нескольких кураторов. Марсия хорошо запомнила первый урок — за любым объектом может скрываться не только жертва, но и палач. Вот почему было так важно в первые годы жизни научиться абстрагироваться от окружающих, заглушать периферийный мир и сосредотачиваться на собственном. Она родилась и выросла в семье, где только один человек был лишен способности читать чужие мысли. Её мать не была мутантом, не имела талантов и даже в приготовлении пищи не отличалась особым умением. Марсия всегда гадала, что за неведомая сила соединила её родителей. Как они могли вообще встретиться! Наблюдая за ними, она сделала для себя открытие: не наличие особых умений, красивой внешности и фигуры было гарантом счастливой жизни с партнером. Нечто более важное, чем физические здоровье руководило и подчиняло мужчину и женщину друг другу. Но что именно — это такое Марсия не могла понять. Подглядывая за родителями, она видела, с какой нежностью отец смотрел на мать и совершенно не обращал внимания на царивший вокруг беспорядок. Её подгоревший шоколадный пирог и блинчики казались ему самой вкусной едой на свете. Что-то неуловимое пульсировало между ними, и Марсия не могла тогда оценить всю глубину чувств, царивших между родителями. Но их эмоции к ней были практически осязаемыми. Марсия могла ощущать любовь родителей за километры от дома. И материнская печаль, вызванная расставанием с повзрослевшей дочерью, была столь же ощутима, как и каменная стена забора, что ограждала школу от любопытных глаз соседей. Именно тогда Марсия поняла, что это была за сила. Её родители любили друг друга. Не за красивую внешность и финансовое благополучие. Они любили те души, которые были заточены в несовершенную физическую оболочку. Они горели пламенной страстью, в которой не было ни намека на пошлость, а Марсия была продолжением их полыхающего костра. Их маленькой яркой искоркой, рожденной в любви и согласии, что весьма редко случалось в теперешнем мире. Тьери знала, что эльф был таким же порождением любви. Именно поэтому было так легко наладить с ним контакт. Жизнь диктует свои правила, нежные сердца закаляются под натиском стали горечи и несправедливости. Нуада был таким не потому, что оказался предрасположен к мятежу, а потому, что вынужден был приспосабливаться к правилам, которые писала для его народа судьба. Но для рационального ума Марсии это был просто случай или же череда вероятностей, которая по непредвиденным обстоятельствам и времени выливалась в определенного рода закономерность. Цивилизации рождаются в муках, процветают лишь мгновение и угасают под натиском новых, разбиваясь на тысячи осколков и тлеющих угольками в печи мироздания. Его мир из полыхающего пожара превратился в едва тлеющий масляный светильник, чахнувший под порывами ветров и дождей. Но все еще горящим, дающим свет и тепло. Прикоснувшись кончиками пальцев к двери, Марсия замерла. Сосредоточившись, прислушивалась к тем звукам, что небыли слышны за твердой перегородкой. Но чуткое сердце быстрее разделяло тысячи мелодий, играющих в душе и разуме принца. И были они не бурным потоком, сметающим все на своём пути, нет. Холодный горный ручей, чьи воды не спеша стекали по склону одинокой скалы и утоляли жажду в полуденный зной, пришел на смену селевым потокам. Нуада смирился с очередным фортелем судьбы и даже находил его весьма занятным. У принца складывалось противоречивое во всех смыслах мнение о «народе» Марсии. То он считал их выродками, то наоборот, удивлялся возможностям, считая некоторые весьма полезными. Постучав легонько по холодной поверхности дверной панели, Марсия вошла в комнату где царил полумрак и лишь слабые фосфоресцирующие голубые блики на сводах пещеры, которая мгновенно окружила телепата, позволяли глазам адаптироваться к столь быстрой перемене обстановки. Эльф весьма преуспел в искусстве сосредоточения, и активные панели воспроизвели с точностью до песчинки под ногами воспоминания принца. Где-то вдали черным зеркалом блестели воды подземного озера, на безмятежной гладкости которого отражался свет исходящий от удивительных насекомых. Один из них сорвался с нависающего нам Марсией сталактита и с невероятной скоростью ворвался в спокойно отдыхающую стаю, заставив собратьев взлететь с насиженных мест. Тысячи призрачно-голубых точек превратились в живое покрывало и, на долю секунды замерев над водой, направились в сторону незваной гостьи. — Ваш визит некстати, — поступь эльфа была практически бесшумной, но все же Марсия почувствовала движение за своей спиной. — Обычно мне дают более теплый приём… — телепат завороженно смотрела на порхающих рядом мотыльков: их причудливый танец казался хаотичным, но спустя несколько мгновений Марсия заметила повторяющиеся фигуры. Насекомые двигались в заданном темпе, сменяясь по кругу, словно вели хоровод. «Весьма искусная картинка. Принц, вы делаете успехи!» — женщина, все еще не отрывая взгляда от «живой» фантазии фейри, прошептала: «Жаль, что они не настоящие…» — Люди не способны ценить то, что имеют, вам всего мало, — едкое замечание не задело незваную гостью, наоборот, оно вызвало легкую улыбку, отчего на щеках Марсии появились едва заметные ямочки. Пикантная деталь, преобразившая строгую внешность телепата, вызвала заинтересованность со стороны эльфа. Нежное прикосновение горячих пальцев к своему лицу Марсии показалось довольно приятным. Она ожидала все, что угодно, но только не тепло, исходящее от него, живое тепло… Пристальный взгляд Нуады словно железный бур впивался в Марсию, хотя только один из них мог с легкостью прочитать мысли другого. «Ты скучаешь без неё…» — ворвавшиеся в сознание принца слова лишь подтвердили его догадки. Марсия постоянно контролировала гостя, но вот с чем это было связано? Опасались ли они его или же наоборот — самих себя? «Второй вариант больше походит на правду, вы довольно интересный объект. Работать с таким одно удовольствие…» — жар, исходящий от стоящего напротив мужчины, усилился. Отголоски далекого прошлого яркими всполохами пронеслись в сознании телепата. Это была настоящая всепоглощающая страсть, граничащая с безумием: — Женщины — народ странный и весьма противоречивый. Мы говорим нет, а подразумеваем да! — ирония, залегшая на мрачном лице принца, вызвала у Марсии сожаление о сказанном. — За тысячелетия сложно не признать этого, человек. — Принц отошел на несколько шагов назад и оперся спиной о каменную стену пещерного свода. — У моего народа есть легенда, связанная с этим местом, — принц многозначительно посмотрел в сторону водной глади, спокойно дремлющей в каменной чаше пещеры. — Воды священного озера могут одарить безмятежностью и блаженством или же наоборот, затянуть на дно, навсегда оставив потревожившего наглеца у себя. Я знаю, что она была там и ей было дано откровение. Так почему, зная об этом, человек все равно ушёл? — А почему тебя это так заботит? — Марсии показалось весьма занятным, что при всех попытках и искреннем желании избавиться от Хлои, эльф думает о ней больше, чем следовало бы в его положении. Ни та встреча в подземелье, ни его помощь погибающему человеку не имели столь глубокого подтекста. «Она обречена, Нуада», — Марсия выдавила из себя слова. Сложно признать, что все, во что они верят и за что борются, обречено на провал. Эльф, словно озябшая на морозе птичка, встрепенулся и одним молниеносным броском прижал Марсию к себе: «Что ты сказала?» — Она обречена, все скоро закончится. Ни ты, ни я не можем этому помешать! — Марсия не смущаясь прижалась всем телом к фейри, впитывая его ярость и бушующий внутри тела гнев. «То, что произошло между вами, не изменить, твоя кровь течет по её венам, и лишь только слепой не увидит этого. Думаешь, они столь глупы?» — голос женщины был тих, но полон уверенности. «Помоги мне, Нуада!» — телепат прошептала последнюю фразу, упершись лбом в подбородок фейри. Смятение, царившее в душе принца, было столь очевидным, что Марсии не нужно было использовать свои способности. — Игра, которую затеяли Орано, подходит к своему завершению. Время — наш главный союзник. Каждая минута на счету, ты понимаешь? — Марсия, не отдавая себе отчет, ухватилась за волосы эльфа и потянула вниз, наклоняя его голову столь низко, что взгляды их встретились на одном уровне. «Позволь мне это сделать, и в наших руках окажется козырь, до которого им никогда не добраться!» То, о чем говорила телепат, было мерзко и отвратительно сознанию принца, но в то же время он видел логическую составляющую просьбы. Она могла бы и не утруждаться, но отчего-то просила содействия. Просила дозволения не как лекарь у пациента, а как равная и сопереживающая ему во всем подруга. Словно боль его и печаль были знакомы и её израненному сердцу. «Это сложная процедура. Полный контакт дает неограниченные возможности для нас обоих. Ты и я будем словно одно целое, но лишь на миг: Марсия взяла в ладони широкую, покрытую от постоянных тренировок мозолями кисть и прижала к своей груди. Под легкой одеждой, практически не являющейся преградой для взгляда принца, трепетало сердце. Его удары были словно барабанная дробь, но этого мгновения будет достаточно». Порхающие мотыльки вокруг замерли, и небесно-голубой свет их начал гаснуть. Исчезала и удивительная пещера со столь же невероятным эльфийским сокровищем, как священное озеро, только тьма и тишина составили компанию для двоих. Не впервой эльфу было прикосновение человека, и не впервые он стоял перед дилеммой. Марсия была с ним предельно откровенна, он чувствовал это. Но то, о чем просила эта женщина, казалось совершенно невероятным и невозможным. «Без тебя мне не справиться, Нуада… Прошу!» — последняя фраза, словно оброненная роза невинной девы перед лукавым соблазнителем, отбросила все сомнения эльфа. Искренняя прямолинейность телепата задела в душе фейри невидимые струны. Как давно он не слышал этих слов. Как давно вот так просто без кокетства и напыщенной скромности его не обнимала женщина. Тепло её тела было приятно, хотя принц не желал человека, и в тоже время эта женщина была ему важна. Родственная душа! Единственное объяснение всему тому, что Нуада чувствовал по отношению к телепату. В этом бренном мире фейри посчастливилось встретиться с близким по духу и темпераменту созданием, наделенным сознанием, благородством и честью. Среди тех, кого он презирал и ненавидел, оказалась та, что столь похожа на него самого. Не ирония ли судьбы это? «Помоги мне, Нуада», — Марсия не хотела тащить весь груз в одиночку, ей действительно требовалась помощь. И если телепату было привычно знать о других практически все, то в данной ситуации она оказывалась в невыгодных для себя условиях. «Вся прелесть заключается в том, что мы будем на равных, и не отрицай, что тебе интересно каково это», — Марсия была права, эльфа действительно увлекали эти способности людей. Но представить себя на месте одного их них… Женщина без предупреждения начала действовать, совершенно не обращая внимания на то, что все еще сжимала эльфа в объятьях. Физический контакт был не менее важен, он облегчал взаимодействие. «Тебе откроются весьма интимные подробности из нашей жизни, но не стоит на них зацикливаться». Ох, если бы только эльф мог представить на что согласился… Для неё такая «работа» была издержкой «профессии», а для фейри слишком многое оказалось в новинку. Его сознание словно отделилось от тела, ожило в совершенно другом мире… Удивительным казалось видеть себя со стороны; плоть стала неосязаемой, а тело, в котором ожила сущность эльфа, стало наоборот, роднее и теплее. Принц с каждой частицей своей души ощущал воздействие Марсии, и это не казалось таким уж запретным. Наоборот, «прикосновение» телепата открывало знания об этих существах, получить которые вряд ли представлялось когда-нибудь возможным. Словно раннее утро, подернутое занимающейся зарей, виделся образ Марсии, и совершенно не таким представлялся ему свой собственный. Чужая внешность, чужая жизнь, где то важное, что оставил эльф на задворках прошлого? Когда-то это было первостепенным для него, для народа, который покинул принц. Где он настоящий? Какой он настоящий! Эти вопросы давно волновали фейри. Борьба с людьми, отцом, с тем, кто не разделял его стремлений и чаяний, с сестрой, все это казалось таким далеким и глупым. Он потратил столько сил и времени на бесполезные битвы, а результата так и не достиг. Он был так близок к нему и так далек от истины. Эльфу многое претило, и все же именно в этом мире принц ощутил себя дома. Не было нужды бороться за идеалы, доказывать правоту. Каждый миг в новой реальности был словно обжигающий вдох ледяного воздуха, это опьяняло и отрезвляло одновременно. Казалось все таким простым: жизнь — жизнью, а смерть — логическим завершением пути, который каждый выбрал сам. Груз ответственности спал его с плеч, эльф перестал быть кому-то что-то должен, появилась желанная свобода, и он не знал что с ней делать. Просто не знал… Зато в судьбе Марсии все было четко расставлено по своим местам, словно она жила по расписанию, где на все отведено определённое время. Принц ощутил себя в огромной комнате, где мысли, чувства сотен людей стали осязаемы, они имели вкус, цвет, запах. В комнате, где невозможно укрыться от чужого взгляда и влияния. Он был обнажен: все самое сокровенное, что хотелось утаить, стало достоянием общественности. Таков был мир телепата. В нем не было места тайнам и секретам, да и какой в них толк? Даже жизнь, которая дважды развивалась в теле женщины, была известна каждому, с кем телепат проводила дни и ночи. Эльф посчитал это неправильным, возмутительным. Самые темные мысли и порочные желания стали известны десяткам людей, все знали друг о друге всё! «Постепенно ты учишься абстрагироваться от общества, это не так сложно, как может показаться на первый взгляд», — Марсия терпеливо ждала, пока принц осознает, что его взаимодействие с ней куда больше, чем желание телепата сотрудничать с ним. Но фейри даже не замечал собственного любопытства; новые ощущения захватили разум принца настолько, что впервые за тысячелетие ему казалось недостаточно увиденного. Время будто исчезло, и его размеренный бег утратил власть над представителем древней цивилизации. Принц жадно впитывал воспоминания Марсии, больше акцентируя внимание на социальную жизнь, чем на её переживания. В некоторых вопросах Марсия оказалась закоренелой ханжой, это сказывалось на тесном сотрудничестве с пироманами: женщина не желала с ними совместной работы и срывала задания. Очевидный вопрос сменился новым, появились следующие, за которыми тянулась цепочка очередных. Её чувства и переживания оказались настолько доступны, что поразили Нуаду своей откровенностью. Время, словно тягучая пенка варенья, приправленная сахарной пудрой, неспешно отмеряло секунды. Чувство легкости медленно, но верно уступало место невероятному по силе тяготению. И с каждым мгновением его давление увеличивалось в геометрической прогрессии. Эльфу казалось, что он в буквальном смысле ощущает кожей воздух на теле телепата, биение её сердца, и то, как кровь бежит по венам и хрустят костные клетки человеческого скелета от любого, пусть даже неуловимого движения. Все его существо восстало от подобных переживаний! Люди ничтожны перед его народом, но почему именно им было уготовано стать законными властелинами зеленых лугов? Марсия была человеком, несмотря на необычную способность, она смертна, её плоть, сияющая красками здоровья и молодости, увядает словно бутон розы, так и не успевший распуститься в дивной красоты цветок. Её годы, словно песчинки в часах: медленно стекали вниз, неумолимо отнимая у мира её уникальность. В далеком прошлом Нуаду забавляла людская хрупкость, их несовершенство казалось просто недугом, поразившим больного. Сколько отмеряно человеку? Не больше ста лет, каких-то сто лет, и его не будет! За такой короткий срок алчное ничтожество отвоевывало у времени всё, что желало. Он же не смог этого сделать за столетия. То, что пережила Марсия за свою короткую жизнь, лишь только частично смог прочувствовать принц. Он познал всепоглощающую страсть, её обжигающее покрывало наслаждений, пестро раскрашенное мимолетными удовольствиями. Он испытал горечь утраты и предательства, но никогда, никогда он не знал муку потери собственного дитя. Телепат прочувствовала это дважды! Её душа дважды разрывалась на части и снова зализывала шрамы безграничной боли потерь. Что может быть сравнимо с этим? Чувствовать, как из тебя вырывают жизнь, «слышать» немой крик ребенка, его страх и панику, когда ледяной металл безжалостно вырывает его из теплого и безопасного чрева. Нуада ощутил предсмертную агонию младенцев, которых так и не родила Марсия. Эта боль навсегда останется в её сердце и сознании, она выжгла каленым железом печать вины за то, что женщина так и не смогла отстоять своё материнство. Принц с ужасом понимал, что в этой закрытой и полной тайн общине все было подчинено порядку, жестокому, лишенному милосердия и сострадания, но четко упорядоченному для единственной цели — выжить. Выжить любой ценой, несмотря ни на что сохранить свой генофонд в чистоте. Это было не просто жестоко, это было безнравственно, но и ужасающе правильно одновременно. Его народ, чтобы выжить, лишил себя многого, он забился в самые темные щели, куда не могли пробиться солнечные лучи, дарующие тепло. Он растворился в столетиях, словно никогда не существующий мир, оставшись в людской памяти преданием. Его семья и он сам стали тенями былого величия перворожденных, в глазах которых угасало пламя жизни. Все скитания, что он стерпел были лишь каплей в море, в котором плавала Марсия. Впервые за столько лет ему стало стыдно. Стыдно за жалость к собственному положению, за несбывшиеся надежды и мечты. То, что сделали с этой женщиной, — непоправимо. Это останется при ней до тех пор, пока смерть не оборвет дыхание. И даже после этого Марсия будет чувствовать свою вину и постоянные угрызения совести. Принц вспомнил тьму, поглотившую его и сестру, её безграничность просторов и холод. Душа эльфа искала Нуалу, пробиваясь сквозь мрак. Он звал её, но лишь только эхо возвращалось назад: пустое, с издевкой отразившееся от зеркала мрака, оно било словно хлыст. Раз за разом принц пытался увернуться от разящего удара, но, подобный жалу, кончик плети настигал свою жертву с молниеносной скоростью. Метания в безликом хаосе четкой картинкой предстали перед ним. Нуада вспомнил, что единственное, чем он дорожил в прошлом, была сестра. Но эльф не мог найти её бестелесный образ сквозь беспроглядную пелену забвения. Дух принца так и продолжал метаться в поисках, мучаясь от невосполнимой потери. Это был его собственный ад, без страшных чудовищ, но с ужасной, немыслимой по своей тяжести пыткой. Не было ему ни покоя, ни покаяния. Лишь бесконечная череда повторяющихся утрат. Он жаждал тепла, а получал холод, он рвался к солнцу, но блуждал во мраке. Неприкаянная душа волочила за собой грехи отцеубийства и запретной плотской любви. Он питался испытанной в прошлой жизни страстью и испивал до дна чашу сыновней скорби по убиенному родителю. И не было видно края этим мучениям, потому как тьма была его плотью, его думами, его сущностью. Он почти смирился со своей ношей, покорно принимая муки как должное до тех пор, пока легкое, едва уловимое движение пространства не заставило вздрогнуть. Не от очередного болезненного удара памяти, нет! Нечто далекое, едва ощутимое, но притягательное, словно магнит, влекло мятежную душу к себе. Не ведая направлений, она брела за чем-то, что не могла понять и узнать. Сила, которая заставила мучающийся дух отринуть собственную кару, манила вдаль. Играла с ним, ускользая и появляясь вновь, словно не предназначавшаяся для эльфа, но от того не менее желанная. Его душа наконец-то обрела цель, она двигалась к ней навстречу, не понимая, что ждет впереди. Исчезли муки вины, не осталось даже сожаления. Лишь четкое понимание, что это нечто, маячившее впереди, весьма важное и обязательное для него. Непроглядная темнота, словно кисель, протекала слоями, разбавляясь сумерками, в которых едва можно было узреть слабый, едва пробивающийся среди пасмурных хлопьев мрака огонёк. «Светлячок!» — именно так показалось сначала неприкаянному духу. Но по мере приближения к этому удивительному созданию, пребывающему в потустороннем забвении, принцу открывалось гораздо большее. Сотни серебристых нитей тянулись из мрака к слабо мерцающему огоньку. Их свет, словно лунная дорожка на речной глади, отливал сотнями оттенков серебра. С хрустальным звоном тысячи колокольчиков, на которых ранним утром выпадает роса, нити переплетались друг с другом в причудливые косы. Казалось, вытяни руку и зажми это чудо в кулак — оно твое! Но, не смея прикоснуться к ним, его душа отступала. Она наслаждалась тем светом, что исходил от неожиданной находки, его теплотой, которой так не хватало посреди мрака. Дух его пронизывали серебристые нити, даря ощущения давно утраченного покоя. Приблизиться к огоньку он не смел, хотя желание обладать им становилось с каждым мгновением сильнее. Мятежная душа принца чувствовала присутствие других неприкаянных, которые пришли из мрака погреться в лучах, исходивших от пламени. Именно пламени, ни с чем другим эльф не мог сравнить свою находку. Покой принесла ему эта встреча, но как не пытался разглядеть очертания огонька, принц не мог уловить в своей находке что-то знакомое. Обвитая излучающими холодный свет канатами, свитыми из нитей, она была словно попавшая в паутину бабочка. И не было желания покинуть столь дивный плен, наоборот, где-то внутри нарастало желание обладать им. Не делить его с другими, а спрятать, укрыть и только самому наслаждаться тихим перезвоном и теплом, исходившим от находки. Отошло на последний план и желание найти сестру, мучившее доселе принца. Он вдруг осознал, кем являлся на самом деле! Ухватившись за один из серебристых канатов, дух неуверенно потянул его на себя. Мерцание усилилось, даря очередную и столь приятную волну тепла. Воспоминания нахлынули на удивленную собственной решимостью душу. Лавина воспоминаний, в которых были рассвет и закат, дурманящий аромат разнотравья и колышущий зеленое море травы ветер. Было морозное утро и томный, опьяняющий своей красотой вечер. Где тысячи поцелуев горели на обнаженной коже и жар их смывала прохлада ручья. Так могла греть только жизнь, со всеми её прелестями разом. «Моя! Только моя…» — уже ничто не могло заставить разжать крепкую хватку рук. Ни коварный плен тьмы, ни взвывшие от ярости, позабытые живыми, обреченные на вечное скитание души. Это пламя его и ничье больше. Наматывая на руку звенящие от напряжения нити, принц все ближе становился к заветной цели. Мрак, отступающий от разгорающегося огненного сгустка, уже не был властен над своим рабом. Согретый в неге его сияния, которое не опаляло, принц словно заново обретал тело. Давно позабытое ощущение прилива сил в плоти дало новый толчок к получению желаемого. Не охранять, а обладать светом, быть его единственным носителем, хозяином, вот единственное желание, которое испытывала душа наследника династии Бетмора. И такое долгожданное, раздавшееся где-то во мраке «Нуада» не смогло остановить рвущегося к своей цели принца. Он знал того, кто звал его обратно в ледяной холод вечности. Когда-то давно эльф был готов разрушить мир, в котором родился ради обладателя дивного, чарующего своей покорностью и нежностью голоса. Его сестра, милая Нуала, блуждала вместе с ним во мраке, находилась рядом и не отвечала на зов! Ярость, гнев и разочарование поглотили сознание принца. Она была всегда рядом, такая близкая и одновременно далекая, неуловимая, словно майский ветерок над морским побережьем, и родная. Она была всегда рядом и молчала, молчала как тогда… Очередная чехарда воспоминаний принесла вовсе не облегчение, а боль. Он совершил ошибку и поплатился за неё. Лишенный выбора, отверженный принц расстался со своей мечтой. Последний глоток воздуха, последнее желание и слово предназначались ей, пленительной чаровнице, укравшей сердце Сына Земли. Той, что приняла другую сторону оставив позади себя молчание и отчуждение. Той, которая убивала и возрождала одновременно. «Нуада! Брат мой…» — печально вопрошал тихий голос принцессы. О, какая мука пронзила сущность рвущегося на свободу эльфа. Ради этих слов он был готов пройти босиком ледяные просторы Южного полюса! Только ради этих слов он был готов пожертвовать жизнью в прошлом, но не сейчас. Словно почувствовав неладное, пламя, замершее во мраке, съёжилось под натиском жаждущей обладать им души. Оно рванулось в сторону, но прочно удерживаемое сотнями серебристых нитей, которые обвили руки принца, не сдвинулось ни на метр. Огонек вспыхнул и выпустил столб мерцающих солнечными бликами искр, которые были подхвачены другими душами, оказавшимися более смелыми, чем те, кто прятался во мраке. Словно мотылек, пламя порхало вокруг своего пленителя. Оно искало выход, пробовало вырваться, но все попытки были тщетными. С неимоверными усилиями принц удерживал огонек на достаточно близком от себя расстоянии, раз за разом все больше наматывая на руку серебристые канатики. Его цель была так близка, и от этого еще более желанна. Но вот с огоньком творилось что-то неладное: он то и дело кружился вокруг своего обидчика, не подпуская к себе его достаточно близко. Пламя, словно живое, в хаотичном порядке металось из стороны в сторону, рвалось на свободу, не желая быть ближе к тому, кто силой удерживал. Не найдя выход, угодивший в ловушку огонек замер. Он практически потух, стал едва различим посреди нарастающего напора чернеющей пустоты. К удивлению Нуады одна из нитей, что вела к огоньку, оборвалась со звуком бьющегося об пол хрусталя. За ней последовала вторая, словно пламя само отделяло их от себя. Третья, четвертая, пятая — все они, сливаясь в музыкальные переливы, отделялись от вновь разгоревшегося золотистыми бликами огонька. Казалось, он бросает принцу вызов, и в порыве азарта эльф принял это действие за таковое. Чем ближе он становился к пламени, тем громче звучала мелодия бьющегося стекла. Но эльф ошибался: принятый вызов не являлся таковым вовсе. Нечеткие очертания пламени меняли свою форму и манили своей мягкостью. Оказавшись перед огоньком на расстоянии вытянутой руки, принц отчетливо ощутил страх. Оно, словно живой организм, испытывало неподдельные эмоции: ужас от близости с покрытой забвением душой. Свет, исходящий от пламени, вовсе не для эльфа предназначался и, осознав это, Нуада все же не отступил от задуманного. «Прочь! Не подходи ко мне!» Принц сжал в ладони одну единственную нить, которая прочно удерживала огонек возле него. Протянув руку навстречу пылающему ярким светом сгустку, Нуада на долю секунды замер, но этой малой толики хватило, чтобы связующая нить оборвалась. Пламя резко изменило свою форму и перед эльфом предстало нечто, смутно напоминающее очертаниями человеческую фигуру. Гнетущая своим напором пустота медленно обволакивала хрупкую фигурку пеленой мрака, отделяя её от принца. Казалось, для пленника побег вполне удался, но прорывающаяся сквозь черную преграду душа наследника Бетморы сжала в железных тисках объятий угасающую фигурку и вместе с ней провалилась в бездонную пропасть забвения. Для эльфа все смешалось: день и ночь, явь стала миражом, обманчивым своим постоянством для непосвященного в древнейшие тайны мироздания. Воспоминаний, что подняла из дремлющих глубин памяти Марсия, оказалось предостаточно. Она нашла ту связующую нить, которая объединяла Нуаду и Хлою, и чем дольше телепат погружалась в паутину жизни принца, тем больше ждало её откровений. Тысячи мелочей, казавшихся важными и не очень, словно сотни родников слились в бурную горную речку. И чем больше преодолевала «порогов» Марсия по течению этой реки, тем больше она сама растворялась в воспоминаниях эльфа. Завораживающие своей открытостью и простотой, они делали прошлое реалистичным. В мыслях эльфа жила совсем другая история, мир, которому никогда не суждено было ожить. И он был куда интереснее, чем тот, в котором жила телепат. Он был полон тайн и загадок, скрытых посланий и писем, встреч под покровом ночи и утомительных дворцовых ритуалов днем. Этот мир был полон драмы, неуловимого и пленительного счастья. Марсия поняла, что привлекло его в ней, поняла всю сложность и запутанность их взаимоотношений. Но этого оказалось мало телепату, женщина искала в воспоминаниях тот роковой момент когда о связи наследников стало известно отцу. В этих взаимоотношениях было столь обострено чувство, что казалось будто любовники играют в опасную для жизни игру, ставкой которой являлось престолонаследие. Юная кровь бурлила по их венам, каждое прикосновение словно ожог, оставляло следы не только на телах, но и в помыслах. Украдкой подаренный поцелуй, сладостный плен объятий, короткий миг близости, от которого кружилась голова, и снова монотонность дня. Каждый играл свою роль, свою правильную роль, и лишь изредка они срывали маски и предавались собственному безумию, не завися от чужой воли. Что влекло её к нему? Любовь ли? Марсия не испытывала ничего подобного и сейчас отчетливо понимала, что не желала бы испытать столь сильное чувство. Принцесса молода, она словно резвая лань стремилась к своему неопределенному будущему. Простое любопытство или же глубокая привязанность к брату запутали её сознание и повели обходным путем. Марсия не могла быть в этом полностью уверена, но то, что эльф влюблен в собственную сестру, было очевидно. Даже спустя столько времени, это чувство теплится в его израненном и опустошенном сердце. Сколь долгой была бы эта связь? Год, десятилетие? Для Нуалы пророчилось другое будущее, но принцесса словно мотылек порхала вокруг пламени, которое сама и зажгла. Она подбрасывала в костер страсти дрова: под покровом ночи, словно тень скользила по холодным ступеням потайных лестниц. Тайными коридорами, коими так славился династический дворец, мчалась на встречу с тем, с кем судьба наделила общим разумом и жизнью. Её стремление к близости граничило с безумием, внешне зажатая дворцовым церемониалом в моменты близости она освобождалась от сковывающих уз. Преображалась в любвеобильного зверя и упивалась этой свободой. Именно такой способ быть раскованной избрала для себя принцесса. В его объятьях она становилась такой, какой хотела казаться для окружающих: сильной, решительной, дерзкой. От сознания того, что она совершает нечто запретное, то, что от неё совершенно не ожидают, становилось одновременно боязно и томительно сладко. Этой связью Нуала бросала вызов всему миру и собственным комплексам одновременно. Марсии казалось, что она погружается в мир зазеркалья, где все было знакомо и одновременно чуждо. С каждой встречей кружево страсти плело сложный и затейливый узор взаимоотношений между близнецами, и если телепату казалось понятно поведение Нуалы, её отстранённость после изгнания принца, то мотивы наследника женщине было сложно разобрать. Все его существование обращено к протесту против решения короля. Если тот хотел мира, сыну нужна была кровь. Марсия осознавала, что вовсе не перемирие с человеком послужило причиной ухода из семьи. Принц стал парией в династическом обществе эльфов, ему не было места среди равных. Но и низшие по рангу не принимали к себе, чувствуя слишком большую разницу в социальном статусе. Одиночество навязчиво преследовало изгнанника в шумных, переполненных населением городах фейри. Не отпускало его и на краю бескрайнего зеркала океана, который словно сострадал принцу и старался не задеть волнами мыски сапог одинокого путника. Вода ласково прикасалась к побережью, оставляя на холодном песке белую, словно снег, пену. Силы природы настигали отверженного эльфа, вели с ним беззвучный диалог, жалуясь на свою беспомощность перед хитрым и весьма пытливым умом человека. Они шептали ему свои страхи и переживания, когда люди вгрызались в землю кирками, чтобы добраться до залежей железной руды. Роптали, когда человек, словно крот, проделывал в чреве земной тверди ходы и добывал уголь, который и горел лучше, и давал больше тепла в холодные зимние ночи. Принц был хорошим слушателем, его внимания хватало с лихвой на подобные обиды. Время, — единственный ограничитель подобных бесед, был благосклонен к изгнаннику, его у него было предостаточно. Марсия не могла переступить через себя и заглянуть в отдаленные уголки памяти, в те, что скрывали истинную причину изгнания эльфа из семьи. Но она догадывалась, что каким-то образом Балор узнал о противоестественном влечении своих детей друг к другу. И было совсем не важно, сам ли король заподозрил неладное, или же кто донес на наследников: результатом всего этого было отлучение Нуады от династии. И хотя принц отправился в изгнание добровольно, по собственному выбору, это было вынужденное решение. Человек, в своей алчной и жаждущей большего ипостаси, являлся всего лишь одной из причин вызывающее размолвку между носителями венценосной власти. Весьма удачную для того, чтобы стать предлогом к разделению семьи. У принца просто не оставалось иного решения! Понимая, что их отношения могут быть преданы огласке, а Балор не пускал слова на ветер, принц выбрал путь мученика, добровольно принявшего скитания за кару. Он оставил сестре право выбора: быть подле отца или же уйти с ним. Уйти в неизвестность, но вместе, рука об руку, без тени сомнения в истинной ценности возникших между ними чувств. Он верил, что Нуала пойдет за ним, примет его сторону, тем самым лишая отца власти над своими потомками. Дети стали взрослыми, они сами были готовы принимать решения и платить за ошибки. Принц больше не был отроком, он стал мужем, способным прорубать решением своим и волей путь тернистый, но оттого не менее желанный, ведущий к независимости. Нуада бросал вызов вечным ценностям и устоям мира фейри. Он был словно набирающий силу ураган, способный разрушить созданную государственность однорукого короля. Нуада был предан отцу, он любил его, но правитель видел в сыне зарождающуюся угрозу для своего трона. Для Балора столетия пролетали одним днем, его власти не было предела: народ почитал и восхвалял дела его благородные в легендах. Но река жизни не может течь размеренно и плавно: появляются и бурный бег, и пологие пороги. Настал момент выбора для короля: уступить добровольно место сыну. Мучительные часы он проводил в раздумьях, полных сомнений и тревог. Принц — достойный продолжатель рода королей, и Балор гордился его успехами, но вместе с тем он совершенно не осознавал, что разумом его овладел страх расстаться с властью, передать её в руки сына, молодого и жаждущего всего нового. Король даже не допускал мысли, что Нуада когда-нибудь взойдет на престол! В сознании правителя принц, имея тело натренированного бойца, оставался всего лишь подростком, у которого все еще впереди. Балор не желал мириться с действительностью: Нуада давно готов принять бразды правления народом. Он был сильным воином, хорошо знающим военное дело и мудрым руководителем. В нем гармонично сочетались качества, так высоко ценимые в королевской крови: непредвзятость, бесстрастность при свершении правосудия и милосердие. Да, да, милосердие, а также способность трезво оценивать степень наказания преступившего закон. Нуада не был равнодушен и жестокосердечен, он не испытывал злонамеренья по отношению к человеку. Как существо более высокоразвитое духовно и образованное, он снисходительно относился к людским порокам. Это не могло не радовать сердце правителя: понимание того, чем болен твой враг, какие думы терзают его разум, что гложет его сердце — залог победы в дипломатической войне. Именно это всегда воспевал стареющий король: в применении физической силы ни одна из сторон не выигрывала, обе несли потери. Умение добиваться своего убеждением — отличительная черта доброго и милостивого правителя. Ему не нужны слезы подданных, которые оплакивают своих отцов и мужей. Но как бы ни были сильны доводы и убедительные требования, без поддержки сильной армии они стоят немного. В совокупности эти две силы и умение ими манипулировать формируют в сознании воинственных соседей осознание того, что любое покушение на суверенитет королевских земель и здоровье населения Бетморы будет караться весьма жестоко. Люди долго не нарушали перемирия, но однажды это случилось. Состоялось много сражений, пали лучшие воины обоих народов. Человек не отступал. Решительные действия принца настойчиво отбрасывали войска противника назад, Нуада рьяно отстаивал каждую пядь земли, которая принадлежала его народу. Война близилась к своему логическому завершению. Воины эльфийского народа готовились занять земли человека, но король решил иначе. Договор о мире был принят за несколько часов до рассвета. Это решение, казалось, должно было принести радость, но для Балора оно лежало тяжким грузом на сердце. Неожиданная реакция сына на заключенное перемирие вызвала гнев со стороны короля. Но не только принц роптал на заключенный союз, многие воины поддерживали возмущение Нуады. Им было тоже невдомек, что же послужило причиной столь противоречивого решения. Среди народа поползли дурные слухи; люди стояли на грани капитуляции. Мир заключенный с ними — это украденная победа тех, кто пролил свою кровь за свободу. Нуада не смог смириться с этим! Возмущение и злость обуяли всё его существо, пламя огня поглотило рассудительный ум принца, и он сделал весьма опрометчивый шаг — сказал королю, что считает его поступок не меньше чем предательство собственного народа. Балор с огромным усилием воли не выказал реакции на заявление своего отпрыска: казалось, что ему вообще нет дела до сына и людей. Развязывание военных действий с людьми он изначально считал недостойной эльфа затеей. Ну что может человек! Эльфу дано гораздо большее: и время, и сила, и здоровье. А что отмеряно смертному? Несколько десятков лет, а потом смерть, их удел столь печален, что король даже соболезновал людям. Тревожило его совсем другое. Все чаще и чаще он замечал скользящие взгляды дщери своей в сторону будущего наследника. Не по-сестрински ласковые и нежные. Червь сомнения грыз истощенный разум короля, он не мог принять собственную догадку, что дочь его подверглась пороку. Кто в этом виноват? Когда это произошло? Почему он, добрый родитель, не заметил зарождающуюся бурю в сердце дома своего! Нуала — оплот добродетели, гавань спокойствия и благоразумия не могла быль виновницей подобного. Кто сподобил её оступиться? Кто совратил её с истинного пути, подверг пороку, заставил разум помутиться? Король не желал верить тому, что видели его глаза и слышало сердце. Он был рад поверить в любую ложь, но только не в это… Его дочь, его продолжение, невинная и непорочная принцесса, олицетворение былой любви оказалась запятнанной! Его сын, надежда и опора, оступился и погряз в разврате! Как он, всемогущий и великий король Сынов земли, не уберёг самое дорогое — своих детей! За какие грехи он понес столь тяжёлую кару? Люди? Балор горько усмехнулся своим мыслям. Если это так, пусть смертные забирают луга и поля, пусть плодятся словно скот. Время — мудрый и неподкупный судья, оно всем воздаст по заслугам. Балор же не допустит большей грязи, чем та, в которой были запятнаны его дети. Их чувства ложны, их желания не будут иметь ценности, у этого союза не будет продолжения! Балор подписал соглашение и разделил корону власти над непобедимой Золотой армией на три части. Одну отдал людям в память о погибших воинах, чьи жизни были оборваны его сокрушительной армией, остальные оставил себе. Разделение короны имело и другое значение. Это был акт доверия и желание эльфами мира. Ведь если целостность короны нарушена, Золотая армия перестанет подчиняться королю Фейри. Люди встретили эту новость с ликованием! Перемирие было заключено, и Балор собирался с духом, чтобы вынести свое решение по еще одному важному вопросу. Чувства, которые возникли между детьми его, были недостойны и грешны в глазах всех богов, которым молился Балор. Король понимал, что рано или поздно связь между наследниками будет предана огласке. Он не мог допустить подобного позора! Выбор был сделан. Балор решительно отметал в сторону собственные сомнения. И как бы тяжело не было его исполнить, король понимал, что время для выполнения задуманного настало. Марсии с огромным трудом давалось сосредоточиться на мыслях принца, которые гудели и метались, словно пчелиный рой. Телепат понимала, что нашла камень преткновения между всем тем, что было до изгнания принца, и тем, что она имеет возможность лицезреть. Балор был прав, и она с разочарованием потупила взгляд. Нет, она не осуждала Нуаду, хотя мысли об инцесте вызывали у женщины отвращение. Она видела взаимоотношения между братом и сестрой под другим углом. Это была не просто страсть, они нашли в этом своё утешение. Нуала действительно любила брата и любила далеко не сестринскими чувствами. Она видела в нем мужчину и хотела его до дрожи во всем теле. Способ, который король посчитал для своей семьи приемлемым, оказался с далеко идущими последствиями. Будь она на месте Балора, как бы поступила? На которого из детей сделала бы ставку? И каково это выбирать из двоих — одного достойного. Чем руководствовался король и главное зачем он все это затеял? И была ли столь очевидной вероятность опасности раскрытия непотребного поведения наследников? Сложный, ох какой сложный выбор достался королю. Марсия с грустью подумала, что если бы Нуале досталась хоть сотая доля решимости её брата, она бы последовала за ним. Пошла наперекор родительскому решению, вековым традициям и общественному мнению. Но она струсила. Испугавшись осуждения, принцесса побоялась предстать перед подданными в своей истинной ипостаси. Она устыдилась своих чувств к брату и отреклась от той близости, к которой так стремилась. Она выбрала путь без тернистых лесов непонимания, путь, который был прям и ровен, путь, на котором нога чувствовала себя уверенно. И проходил он подле отца, но никак не возле брата. Принцесса переметнулась на сторону правителя, оставив незадачливого любовника в одиночестве. Нуада не был глупцом и прекрасно понял, что произошло с сестрой задолго до своего изгнания. Она предала его и осталась в стороне, словно не была частью скандала. Принц также понимал, почему отец выбрал мир с людьми: это была мишура, скрывающая порок в королевской семье. Люди были использованы как отвлекающий манёвр на поле брани между старым королем и его молодой и набравшей силы копией. Нуада, лишившись поддержки сестры, принял новые правила и покинул отчий дом с маленькой поправкой: он обещал вернуться. И своё обещание он сдержал. Марсии стало отчего-то горько и тревожно, словно она сама была тем самым прелюбодеем и ушла в добровольное изгнание. Чувство вины и стыда, которые преследовали близнецов столько лет, передались человеку. «Сука…— единственное слово, которое телепат могла отнести к принцессе, оказалось практически олицетворением её образа, — натворила дел и в стороне осталась!» «Но ты бы поступила иначе…» На этот вопрос Марсии не желала отвечать: она на своем месте, и она не Нуала. В одном телепат была уверена: пошла бы, ни на шаг не отступила, не отдала бы и пяди земли, которая служила им ложем. Но её никто и никогда так не любил, и никто не звал за собой. Марсия совсем запуталась, петляя по темным закоулкам памяти эльфа. В них было полно сюрпризов и разочарований, радости и грусти, удовольствия и боли. И даже на несколько секунд телепат совсем забыла о существовании той, ради которой решилась на весьма опасную затею. Но спохватившись, женщина снова обратилась к воспоминаниям, которые принц предпочел спрятать глубоко в подсознании. Они были действительно похожи. Отщепенцы миров, всегда чужие среди своих, словно оборотни, бродившие среди стаи, они прятались от прошлого. Зачем Хлоя пришла в его мир? Удачное ли стечение обстоятельств помогло ей встретить эльфа или же наоборот? И эти «прятки» друг от друга казались телепату странной, но довольно забавной игрой. Оба одинаково упрямы и любопытны. Им было не занимать гордости и спеси, но Хлоя выбрала иной путь. Она уступила ему. Почему? Что вынудило вернуться обратно? Отголоски былых событий в подземелье вызвали у телепата дурное предчувствие. Вся лояльность фейри к её виду и миру была проекцией воздействия Орано. Да, она несомненно приложила свою руку к терпимости Нуады. Но когда именно это произошло? Сцена, где они встретили близнецов, не могла служить посылом ни к решению Хлои вернуться, и уж тем более повлиять на эльфа. Что-то произошло между ними, и это воспоминание Марсия пропустила. Несмотря на то, что изучаемые объекты по природе своей обладали пытливым умом и здоровым любопытством, их условная договоренность соблюдать уважение к личному душевному пространству вызывала у телепата волну негодования! Ну как, как можно было не совать нос в чужие дела, да еще в дела той, которая вернула тебя к жизни? Как можно было вот так просто отпустить её, оттолкнуть, обидеть? Что за муха укусила фейри? Ах да! Милая, желанная, драгоценная Нуала уступила место человеку! Тому самому человеку, ради которого Балор согласился на мир. Ради них старый король изгнал сына, посчитав возникшую между близнецами страсть прямым наказанием за убитых людишек. Король посчитал мерзкое чувство наказанием, данным его семье богами. Этакая кара небесная за почти уничтоженное человечество. Как он мог с этим смириться? Ради сестры эльф отрекся от всего, что было для него ценно. Он оставил отчий дом, забрав с собой лишь имя. И что взамен? Ничего! Вместо возлюбленной он получил подделку. Да, теплую, живую, немного нелепую и даже смешную, но вовсе не желанную и даже наоборот. Чем ближе становилась к нему Хлоя, тем больше в душе принца нарастало возмущение. Он не был готов к этому, не желал слышать её голос, чувствовать её незримое присутствие. Хотя иногда сам шел на контакт. Марсия ухватилась за отголоски воспоминаний, связанных с подземельем. Среди пронизанного холодом и мраком сильно покосившегося от беспощадного влияния времени жилища гномов скрылось некое событие, которое заставило Хлою вернуться назад. Телепат снова и снова возвращалась к одному и тому же моменту, ведь Орано не просто так оставила эльфа. Она догадывалась, что если не совет, так кто-то другой найдет принца. Это вопрос лишь времени. Но разве дело только в Нуаде? Сложно, ой как сложно давался этот запутанный клубок воспоминаний. Распутывая одну нить, телепат вытаскивала из общего «мотка» десятки новых. Марсии не хватало хрупкой детали мозаики, маленького, но весьма мутного осколка стекла, очень важного в сложившихся обстоятельствах. И женщина не могла понять, в чем же причина. Она в очередной раз просканировала воспоминания эльфа, связанные с событиями в подземелье, но снова наткнулась на препятствие. В памяти принца оставившее лишь касательный след, словно разум фейри был затуманен. Но именно в этом неуловимом моменте оказалось зашифровано послание, к которому Марсия могла подобрать ключ. «Ты спал», — телепат не смогла удержаться и высказала свою догадку. Это совершенно не укладывалось в понимание женщины, но, наверное, Хлое так было проще, легче оставить принца позади себя и уйти. Не осознавая собственные действия, все еще погруженная в воспоминания Нуады, Марсия легким прикосновением кончиков пальцев провела по заостренной части уха принца. Она всё глубже и глубже проникала в сознание эльфа, бродя словно в тумане, совершенно не понимая, куда ведет её «дорога». В его подсознании было слишком много ненужной для телепата информации, которая только отвлекала и сбивала с нужного направления. Этот мусор Марсия не могла отбросить в сторону, потому как любое из воспоминаний, будь то случайная фраза, когда-то оставившая эмоциональный отпечаток на душе принца, или же ощущение от легкого ветерка, несущего за собой холод от первых заморозков, могли подтолкнуть к тем нитям, что еще пока соединяли человека и фейри. Марсия пробовала многие из них, но ничего не давало результата. Она не слышала в отголосках души Нуады Хлою, не ощущала её присутствия или же намёка на него, словно там, на другой стороне, позабыли про неприкаянную, исстрадавшуюся сущность, так и не успевшего стать коронованным принца. «Это невозможно!» Телепат пребывала в растерянности. «Она бы не смогла так поступить!» — Марсия словно оправдывалась за очередную неудачную попытку перед принцем, которого так и не смогла выпустить из объятий. «Ты бы не решилась на такое, не сейчас и не так…» Словно блуждая по кругу, женщина раз за разом перебирала едва уловимые сознанием эльфа моменты. По телу разливалась липкая, маслянистая горечь поражения. Марсия старалась сдерживаться, но у неё ничего не получалось. Разочарование от собственной неудачи брало верх над еще теплящейся надежной. Либо связь между ними была оборвана по вполне естественным причинам, либо Хлоя настолько оказалась упёртой, что совершенно позабыла своего подопечного. На лице эльфа залегла тень недовольства: он был достаточно откровенен с человеком, позволил быть наравне с ним, и каков результат! Хотя из этого опыта фейри почерпнул для себя много нового. Телепаты действительно были опасны, он убедился в этом окончательно. Где находится грань, по которой они равняют границы своих возможностей? По каким меркам эти существа определяют что дозволено, а что запрещено? Мораль? Только лишь это эфемерное понятие ограждало их от опрометчивых шагов. Нуада не верил тому, что видел в воспоминаниях Марсии. Он не желал принять очевидное, хотя смертная была предельно откровенна. Тысячелетняя злость, копившаяся в сердце на человечество, бурлящим потоком пробивала себе путь сквозь гранит сдержанности. Зарождающаяся буря негодования подчиняла разум, как тогда… Вызов, брошенный человеком, в приёмном зале его отца, вызов ничтожества на территории былого величия его народа. Боль сковала тело эльфа. Она была реальной, сродни той, что принц испытал, когда увидел её лицо в отражении зеркала. Тогда в чертогах зазеркалья на долю секунды Нуада узрел себя рядом с человеком. Рука об руку стоящим со смертной, словно неразлучные созвездия мифических близнецов на небосклоне. Она была равной ему, и от этого волна ярости еще больше подчиняла эмоциям разум принца. Человек не достоин быть на одной ступени с эльфом. Никогда! Резкая, колющая боль охватила низ живота фейри, да так сильно, что он не удержал стона. Словно невидимое глазу лезвие ножа прикоснулось своим жалом к обнаженной плоти и погрузилось в неё. Принц не мог противиться этим ощущениям, которые с каждым мгновением овладевали и подчиняли тело, делая его податливым и мягким чужому влиянию. Он не почувствовал физического воздействия момента, вырвавшего из теплых объятий телепата и бросившего на холод металла. Плотный сумрак, сгущающийся вокруг него, рассеивал свет нескольких ламп, замеревших над ним, словно птица в полёте. Он смутно различал окружающее пространство, пока резкая боль снова не окатила тело огненной волной и не оборвала вдох. Зрение утратило четкость, словно кто-то разлил воду на писанный акварелью рисунок, отчего краски расплылись и утратили ясность границ. По лицу проскользнуло нечто горячее, но оставляющее холодный след. Принц с ужасом осознал, что медленно стекающее вниз есть ничто иное как слеза. Ощущение того, что он стоит на ногах, исчезло. Тело, оказавшись в невесомости, приняло горизонтальное положение. Неведомая сила растянула плоть по твердой поверхности, отдающей запахом застаревшей солонины, и с невероятной силой придавила, не оставляя возможности для сопротивления. Ноющая, пульсирующая боль вернулась, предвещая ощущения куда хуже тех, что довелось испытать фейри. Расплывчатые образы причудливыми белёсыми пятнами сконцентрировались над ним, словно низко плывущие облака. Нуада не понимал, что происходит ровно до тех пор, пока очередная волна болевых ощущений тупыми иглами не пронзила тело. Это была не его реальность! То, что чувствовал эльф, происходило не с ним в данный момент! И сил позвать на помощь не осталось совсем. Крик сухой коркой застрял в горле, словно древнее заклятье наложило на принца обет молчания. Пятна, до этого не имеющие четких границ и контуров, начали приобретать физическую форму. По неясным очертаниям Нуада определил, что это лица людей. Он ощутил теплое прикосновение рук, нежное поглаживание по голове, словно его, непослушного ребенка, пытались успокоить после наказания. И с каждым прикосновением рук боль возрастала. Принц ощутил неведомый доселе страх: все его существование восстало против этих ощущений. Яркий луч света, падающей кометой, отразился от блестящего предмета, зажатого в руках у одного из мучителей. Противоречия плотным кольцом окружили его со всех сторон — это всё не с ним творится и не его плоть истязают ножом. Словно почувствовав неладное, один из людей внимательно посмотрел на лежащий перед ним объект. Рука человека продолжала сжимать скальпель, с которого кривой дорожной стекла капелька крови. «Убей!» — вкрадчивый, полный силы и неоспоримой власти голос ворвался в сознание эльфа и едва слышным шепотом произносимым девичьими губами материализовался в помещении. «Убей!» — снова было отдано приказание, которое вызвало резонанс с действиями мучителя. Его рука замерла на полпути, всё еще сжимая скальпель, словно боролась с невидимым приказчиком. Чужая воля оказалась столь сильной, что Нуада невольно был готов сам потянуться за мечом. Увидев безвольное лицо человека, который быстрым движением острого лезвия прикоснулся к бьющейся на шее жилке товарища, Нуада ужаснулся. Трясущаяся рука сделала уверенный рывок, и ярко-алая пелена заволокла белоснежную одежду человека, который с непониманием происходящего пытался зажать глубокую рану ладонями. Все еще сжимая орудие смерти в руках, мучитель повернулся к остальным людям, замершим в неподдельном удивлении. «Они следующие!» — Марсия натравливала хирурга на остальных, словно цепного пса. То, что открылось взгляду Нуады, граничило с безумством: подчиненный её воле человек приносил людей в жертву безликому кровавому богу словно безвольных агнцев. Хаотичные пятна алыми полосами украсили стены помещения. Нуада через призму чужого зрения видел, что все они словно подкошенные падали на пол, но все еще пытались вырваться на свободу и спастись. Телепат убивала их всех чужими руками, просчитывая каждое движение подчинённого, сохраняя контроль ровно до тех пор, пока все присутствующие в комнате не затихли. Удостоверившись, что люди не подают признаков жизни, Мария потребовала от человека покончить с собой. Но жертва медлила, то подносила скальпель к собственному горлу, то резко опускала руку, словно боролась с навязанной идеей. Человек, словно марионетка, утратил плавность движений, его рука рванула вверх и с силой вонзила сталь в плоть. «Еще раз!» — подчинившись очередному указанию телепата, мужчина снова полоснул по открытой ране на шее ножом, совершая суицид. Движение чёткое, не оставляющее шанса на выживание, определило судьбу человека. Но подобное не могло быть не замеченным: видимо, кто-то из ассистентов врача оказался телепатом и успел позвать на помощь. Ворвавшиеся люди принесли с собой слишком много шума, и принцу стало сложно различать их громкую речь. Кто-то толкнул его больно в бок, и тело безвольной куклой свалилось на пол. Отражение ярких ламп на белом кафеле стало невыносимо болезненным, и он попытался закрыть глаза, но не смог. Взгляд его упал на блестящую поверхность металла, обрамляющего нижнюю часть двери, как раз удачно располагающейся напротив принца. Собравшись с силами, Нуада попытался сделать рывок, но не смог: та же неведомая сила вновь обрела над его плотью контроль. Мертвые тела внезапно поднялись в воздух, перевернусь на спины, и так же медленно опустились на пол поодаль от эльфа позволяя полностью осмотреть помещение в котором он находился. В холодном отражении металла на него смотрела женщина. Обнаженная, болезненно бледная, испуганная. Он физически ощущал страх, сковавший её разум и боль, что так жестоко мучила его самого. И это была не та Хлоя, которую он знал раньше. Не та девчонка, которую он встретил в подземелье и не тот человек, с которым эльф вел мысленные баталии. Это было совсем другое существо: поверженное, беспомощное и смирившееся со своей участью. И страх оно испытывало вовсе не за свою судьбу. Она боялась за него. «Прочь отсюда!» — единственное что успел расслышать принц, до того момента как потерял визуальный контакт с Хлоей. Тьма плотным кольцом окружила эльфа со всех сторон. Словно невидимые слуги заботливо погасили свечи. Исчезла и боль, которую он чувствовал доселе. «Прочь от сюда!» — хриплый голос телепата вернул Нуаду к реальности. Всё, что он чувствовал, видел и слышал, оказалось чужими ощущениями. В момент контакта с человеком он не смог осознать этого в полной мере. Эльф видел этот мир глазами человека, видел то, что она видела и чувствовал то же самое, но зачем? Марсия, схватившись за голову, через силу позвала Кира. Её голос был настолько тих и слаб, что вряд ли его кто-нибудь мог расслышать кроме эльфа. Но принц ошибался: спустя мгновение в его покои ворвались несколько человек. Дверной проём блока остался открытым, и мягкое освещение проникло в комнату, позволяя окружившим их людям трезво оценить обстановку. Высокий юноша с кудрявыми волосами склонился над рухнувшей на колени Марсией. Его руки заботливо обвились во крут её плеч, стараясь не дать женщине упасть и лишиться чувств. — Зачем ты одна решилась на это? — Кир больше соболезновал, чем укорял. Его сознание боролось с чужим влиянием, от которого Марсия пыталась защититься. На той стороне, где она с эльфом только что побывали, осталось слишком много вопросов. И задающие их телепаты не церемонились с ней, подвергая Марсию одновременному сканированию несколькими опытными ищейками. Но они никак не рассчитывали встретить преграду из поддержки других представителей их вида, что плотным кольцом окружили наглую ищейку. Невидимая борьба велась через разум Марсии, заставляя страдать от болезненных ощущений. Ставки в этом раунде повысились до неприличия. Кир, отразив очередную удар неприятеля, подхватил на руки Марсию, замерев на месте: — Уведите его! Немедленно! — Кир ошарашенно посмотрел на эльфа — они не должны до него добраться!