Это твоя роль

Он сделал так больно. Так больно, но… Все проходит, И только память на телефоне Будет помнить. Макс Барских «Все проходит» Жахає пам’яті решето, Вчорашній хтось відтепер ніхто. Фіолет «До серця» Місто наповнилося Колишніми коханцями. The Hardkiss «Коханці»

      Студия звукозаписи. Фотостудия. Студия Яскравого радіо. Студия OTV. Зал «Indigo». Съемочный павильон. Кинотеатр «Киевская Русь». Его гостиная. Снова гостиная. Амстердам. Студия «Русского радио». Таиланд. Еще один съемочный павильон. Аквапарк. Каток. Роллердром. Парк аттракционов.       Столько мест, на снимках из которых он не один. На фото, из которых рядом с ним милый парень с глубокими цвета горького шоколада темно-карими глазами и мягкими темными волосами, убранными назад. Парень, от вида которого даже на экране телефона сердце предательски сжимается, посылая разряды колкой боли по всему телу.       Артем. Тема.       От этого имени внутри становится так тепло-тепло. И больно.       На этих фото их глаза горят, а улыбки сияют. На большинстве этих снимков они счастливы и… влюблены.       И Мэл сильней сжимает зубы, когда память услужливо подкидывает воспоминания об этих фото. Словно изощренную пытку, которую он выбрал для себя сам.       Вспоминать. Вспоминать. Вспоминать.       Пытаться понять, когда все между ними изменилось. Почему между ними все изменилось.       Почему Артем ушел.       Снова и снова задаваться этим вопросом, глубоко внутри зная ответ.       Мэловин думал, что это будет увлекательной игрой, из которой он непременно выйдет победителем. Но ирония в том, что он так никогда и не играл с ним. Не рассказывал всего, скрывал что-то — да. Но всегда был искренен.       Был ли Артем?       Вспоминать каждое произнесенное им слово, которое резало по живому. И понимать, что ни одно из них не давалось ему легко. И то решение тоже не было для него простым.       Он точно это знает.       Но это осознание рвет его на части. Сколько бы он не думал об этом, сколько бы не просматривал эти чертовы фотографии, ничего уже не изменить! Не вернуть того, что незримо присутствует на каждом общем фото. Оно есть теперь только там.       И Мэл продолжает бездумно листать эти снимки — то, что когда-то было таким живым, а теперь не более, чем набор цветных пикселей на экране. И ввинчивающая дрелью боль в сердце.       И это просто невыносимо смотреть на них, и знать, что новых больше не будет. Что Артема больше не будет рядом…       Удалить и забыть! И никогда больше не возвращаться!       Но вместо этого телефон просто летит в стену и падает на пол мертвой коробкой из металла и пластика, испещренного десятком трещин. Мэлу откровенно плевать на излишнюю экспрессию. Он может позволить себе бить дорогущие вещи. Вряд ли разбитый айфон — потеря хуже разбитого сердца…       И можно ли как-то вытравить Артема оттуда: вынуть из сердца все чувства к нему, удалить его из воспоминаний… Чтобы снова внутри было холодное безразличие и лишь легкая доля интереса к новому партнеру, лицо которого стиралось за несколько дней.       Чтобы память не атаковала снова и снова, заставляя переживать все те моменты, которые поднимали его выше неба и наполняли до краев чем-то настолько сильным и радостным, что порой хотелось кричать. Чтобы не чувствовать эту щемящую тоску по человеку, который уже никогда не будет твоим…       Вслед за телефоном в стену летит связка ключей от квартиры, которая так и не стала ему домом, оставленных Артемом там, в парке, как последнее доказательство своего решения уйти.       Взгляд падает на лежащее на столе заявление, написанное от руки. Написанное таким знакомым слегка угловатым и плохо разборчивым почерком.       «Я, Козуб Артем Георгійович, прошу звільнити мене за власним бажанням…»       Это предложение прокладывает на сердце еще одну глубокую кровоточащую борозду. Бочаров догадывался, что Артем скорее всего уволится из Гриль Азии, ведь главная цель работы здесь не была достигнута и ему не имело смысла оставаться в этом ресторане, где он чувствовал себя узником. Но тем самым Артем разрывал все, что связывало их двоих…       Под этим заявлением лежит точно такое же, только уже на его собственное имя, в котором просьба уволить с должности менеджера музыкального проекта «MÉLOVIN».       И Мэл понимает, что должен отпустить. Что не может удерживать. Но это просто невыносимо…       Из горла вырывается отчаянный всхлип, который он больше не в силах подавлять. Все, что он сдерживал внутри эти два дня, пребывая в каком-то эмоциональном коматозе и отчаянно цепляясь за призрачную надежду на недопонимание, на то, что Артем передумает, изменит решение, вернется — все это рвется наружу истерикой, которую Мэл уже не может сдерживать.       Эти заявления не оставляют сомнений. Эти заявления становятся последними гвоздями, которые вбивают в его внутренности.       Так. Нестерпимо. Больно.       И он в исступлении рвет исписанные бумаги на десятки маленьких клочков, будто это каким-то образом утешит и утолит боль.       Но внутри бушует ураган…              Артем пытается избежать встречи с уже бывшими коллегами, не желая встречаться с их сочувствующими взглядами и пустыми неловкими словами поддержки. Как и с их лицемерием. Хотя это уже больше не важно. Это уже не цепляет, как раньше. Теперь ему абсолютно плевать, какие мысли о нем витают в их головах. Хотя, пожалуй, теперь они больше не думают, что он метит на какой-то там пост…       Кажется, они и сами избегают встречи с ним, не зная, как себя вести. И каждому стыдно заглянуть в глаза, после того, как выяснилась правда, а их теории рассыпались прахом. Каждому, кроме Светы, которая всегда была на его стороне. Пожалуй, только ее ему и будет не хватать.       Козуб набирает в легкие побольше воздуха, направляясь к кабинету того, кто с самого первого дня должен был быть просто начальником. Но с кем теперь так сложно расстаться…       Они сталкиваются почти у двери и замирают. Застывают, пораженные. И ни один не двигается с места.       Артем чувствует, как перехватывает дыхание, будто из легких разом вышибают весь воздух. На Мэловине черные солнцезащитные очки, так похожие на те, которые были на нем в день его появления в Гриль Азии. Его лицо кажется застывшей маской. А взгляд за темными стеклам равнодушным.       Словно он изо всех сил пытается походить на того холодного и отстраненного сына владельца отеля и не больше. Будто никогда не было ничего другого: он никогда не привязывался так сильно к Артему, и тот никогда не отвечал ему взаимностью, а потом делал так больно. И он может разыграть эту роль перед всеми, но Козуб в нее уже никогда не поверит. И знает, что за этими темными очками и маской безразличия Мэловин пытается скрыть свои чувства…       «Я не хотел! Не хотел причинять тебе боль!» — хочется закричать Артему, но он знает, что это ровным счетом ничего не изменит. Хотел или нет — это не изменит того, что Мэл чувствует по отношению к нему сейчас.       Он поднимает руку и протягивает сжатый кулак Козубу, заставляя того опешить и подставить ладонь. На которую незамедлительно выпадают мелкие кусочки бумаги.       — Твои заявления, — холодно произносит Бочаров, но хрипота в его голосе выдает эмоции. — Напиши новые, — отчеканивает он и, не удостаивая его еще одним взглядом, быстро направляется прочь в сторону зала.       Это его притворство ударяет по Артему плетью. Он виноват в том, что Мэловин ведет себя так.       — Мэл, мне жаль, — отчаянно бросает ему в спину.       Бочаров останавливается, замирая. Его плечи напрягаются.       — Я знаю, — тихо отвечает он, не оборачиваясь, что Артему едва удается его расслышать.       И уходит быстрым шагом, пока стены его хрупкого самоконтроля не упали.       Это больно, черт побери!       Но он заслужил.       Заслужил этот колючий холодный взгляд и враждебный тон. Мэл имеет полное право вести себя с ним так.       Но от этого все равно чертовски больно…       Удивительно, насколько родным может стать незнакомый человек… И как он же становится таким чужим.       Как тот, кто имел такое огромное значение, становится никем.                            Она что-то записывает в блокнот и поднимает голову, снова радушно ему улыбаясь.       — Ты говорил, у тебя уже есть опыт работы с начинающими артистами? С кем именно?       — Я… был менеджером MÉLOVIN’а, — сглатывая, отвечает Артем, надеясь, что Ирина не замечает его нервозности. Все это собеседование кажется таким странным, хотя проходит по обычным правилам. Совсем не как ошарашивающие предложение, которое поступает от самого артиста.       — О, даже так? — женщина приятно удивляется, и в ее взгляде, кажется, к приязни добавляется еще и одобрение. — Наслышана о нем. Парень просто ворвался в шоу-бизнес, как ураган, — шутит она.       — Он такой, — улыбается в ответ Козуб, чувствуя, как от этих ее слов внутри разливается тепло и гордость. И немного щемящей тоски, которую он старается подавить.       — Что ж, я думаю, вы сработаетесь с Лидой. Она о тебе очень хорошо отзывалась. Надеюсь, что ты поможешь ей засиять ярко на сцене и вне ее, — улыбается Ирина, вставая.       Артем еще несколько секунд недоуменно моргает. Это значит, что он принят в команду?       Это значит, что теперь у него новый артист? Артистка?..       Он все еще осмысливает новый поворот в своей жизни, пока едет домой. За последние полгода он успел закончить университет и получить водительские права, а сегодня вот получил новую работу.       Вопреки всему жизнь продолжается. Ему давно следует перестать оглядываться назад и сосредоточиться на том, что ждет впереди.       Песня, заигравшая на Хит фм, раздражает. И Артем начинает переключать радиостанции, пока не попадает на Радио NRJ. И замирает.       Из динамиков льется знакомый чарующий баритон. Такой мягкий и… родной голос. И слова, от которых сжимается сердце.       «Когда-нибудь я напишу песню тебе, которая будет куда прекрасней».       И он написал. И не одну.       Песни эти действительно прекрасны. Только кто мог подумать тогда, что в них будет столько боли от пережитых событий, которые навсегда останутся шрамами на сердцах? Столько отчаянных ожиданий и мыслей наизнанку, с которыми так или иначе все знакомы?       Эти песни воскрешают память и бередят раны. Они делают Артему больно, но завораживают своим звучанием, как впервые, напоминая о том, почему все, что было, было правильным…       — І кров кипить, а на душі прохолодно. Я знаю, це боляче для мене і тебе. І кров кипить, і вже не знає, що треба, коли вже немає спокуси до тебе…