Рассветы

      Чуя пересчитывает деньги, а потом грустно вздыхает. «Блять, осталась всего тысяча йен, » — думает он, закуривая сигарету. Этих денег ему должно хватить на две недели, так как в ближайшее время никаких дополнительных доходов на горизонте не видать. Он допивает дешёвый энергетик и кидает жестяную банку в мусорку, стоящую на противоположной стороне дорожки. Домой возвращаться не хочет — его либо встретит пьяный отец, либо он встретит в подъезде отцовских дружков, которые снова собрались в казино или бар. Ни один, ни другой вариант Чуе определенно не нравился, поэтому он продолжал сидеть на лавочке и курить. На дорогах проносятся редкие машины, родители со своими детьми гуляют в сквере, парочки мило воркуют, а Накахара боится возвращаться домой.       В сумке он находит парочку несъеденных пирожков. Рука остановилась над нераскрытым пакетом и Чуя задумывается: съесть ему сейчас или оставить на лучшее время? Он щёлкает пальцами, а потом тушит сигарету и достаёт один пирожок. Хуже уже не будет, если он сейчас перекусит и завтра плохо позавтракает. Такое уже случилось не раз и Чуя привык к этому. Бывало такое, что с утра приходилось пить воду или чай, а потом идти на учёбу. Иногда, конечно, становилось плохо, но не до такой степени, чтобы обращаться к врачу или валяться на кровати пару суток, не вставая.       Батя:       Время видишь? Пиздуй-ка домой.       Чуя:       Ну лан: с       Чуя вздыхает, вытирает руки и телефон салфеткой, а потом поднимается с лавочки и направляет к дому. По пути он купил себе мятную жвачку, чтобы отец не спалил то, что его сын курит. Закидывает в рот три пластинки и достаёт наушники. Почему-то он вспоминает тот ад в виде кучи домашней работы, которую из принципа не собирается делать. Чуя клыком прикусывает губу, когда уже не получается терпеть спазмы в животе. Всё таки, не надо было делать перекус. Не надо было идти домой вообще.       Дома свет горит лишь в отцовской спальне. Чуя вздыхает и пытается как можно быстрее подняться домой, потому что боль становится практически невыносимой. Прямо сейчас ему хочется упасть на кровать и заснуть, — желательно навсегда, — чтобы боль либо совсем ушла со всеми остальными чувствами, либо стала поменьше. Чуя, конечно, привык к адским болям, но такое было впервые. Огненная полоса видна над горизонтом.       В коридоре его встречает обеспокоенный отец. Впервые, за семнадцать лет своего существования, Чуя видит своего родителя таким. Возможно, по давним рассказам матери, отец заботился о мальчишке в раннем детстве, но последние лет четырнадцать точно, Чуя практически не получал родительской любви. — Чуя, ну и почему ты так поздно? — отец прижимает Чую к себе. От него не несёт перегаром; прижимает он аккуратно, словно боится сломать его. Чуя задерживает дыхание и старается не двигаться вообще, потому что от его отца можно ожидать что угодно, в том числе и резкие удары после такой «заботы». — Задержался в школе. У нас скоро фестиваль и искали помощников, вот я и решил остаться, — врёт Чуя и выскальзывает из рук отца. — Я пожалуй пойду к себе. Устал ужасно, — живот предательски урчит и Чуя закусывает губу — не хватало ещё, чтобы отец накормил его какой-нибудь дрянью. — Может поешь? — эта забота настораживала его. — Нет, спасибо, — Чуя быстро разувается и уходит к себе в комнату.       Отвратительное чувство.       Он падает на свою кровать вниз лицом, а потом ёрзает на ней, сжимаясь от боли. Телефон несколько раз раздражительно брякает, оповещая о новых сообщениях. Чуя дрожащей рукой достаёт его и трудом читает сообщение. Хочется спать, умереть и в конце концов нормально поесть.       Батя:       Может соизволишь выйти из комнаты и наконец поешь?       Батя:       Если ты сейчас не выйдешь, я тебе руки переломаю.       Чуя сглотнул. Отец, кажется, за такое короткое количество времени уже успел выпить приличное количество саке, раз пишет такие угрозы. Он на дрожащих ногах дошёл до шкафа и нашарил там домашние штаны и футболку. По комнате разносится мелодию звонка. Чуя вздрагивает, а потом спокойной выдыхает и, забив на звонок, выходит из комнаты.       В коридоре темно. Похоже, отец так и не включал свет здесь с его прихода. С кухни доносится горячий запах рамена, каких-то булочек и черного чая. Помимо этого, несильно пахнет сигаретным дымом. Чуя облизывает сухие губы и сжимает кулак, когда живот сводит тупой болью. — О, всё же вышел, — именно такой фразой встречает его на кухне отец. Чуя вздыхает и уже собирается уходить, как отец его останавливает. — Сядь поешь. Сам на себя уже не похож.       Идти против отца бесполезно. Почти незаметно кивает и тихо садится на стол. Отец выпивает очередную рюмку саке, а потом со всей строгостью смотрит на Чую. Он сглатывает, а потом лениво копается в пиале. Пробовать он пока что не решается — он еду-то видеть не особо хочет, а его есть заставляют.       Чуя приподнимает глаза на отца — взгляд у него холодный, устрашающий. Парня бесит такое переменчивое настроение. Он быстро опускает глаза и засовывает лапшу в рот, стараясь делать вид, что всё нормально. Отец хмурится, убирает пустую бутылку из-под саке и складывает руки перед собой. — Доедаешь, собираешь шмотки и вали из дома, — как-то спокойно говорит отец. Чуя непонимающе изгибает бровь. — Что же ты такой непонятливый… Говорю, вон из моего дома! — на последней фразы отец подрывается с места, хлопая ладонями по столу.       Чуя хлопает глазами, а потом вздыхает и поднимается. Он мог такое предвидеть. Мог, но не захотел.       «Ну заебись. Буду это считать прощальным подарком, что ли, » — думает Чуя, когда закидывает в свою сумку вещи. «И чего это я сразу подвоха-то не заметил? Совсем дураком стал из-за этого недосыпа, » — он благополучно игнорирует сообщения, которые приходят на телефон каждую минуту. Чуя обижен на отца и зол на себя — за всю старшую школу можно было сбежать из дома несколько раз, но он почему-то этого не делал. Так сказать, дождался того момента, когда его просто выгнали из дома. «Ну что, Чуя, молодец. Теперь поработай мозгами и придумай, где тебе в конце концов ночевать, » — и с этой мыслью Чуя выходит в коридор, обувается и уходит — навсегда.       На улице уже похолодало. Чуя укутывается в толстовку, стараясь хоть немного согреться. Он сидит на лавочке и, кажется, готов прожечь дыру в дереве напротив. Чуя попросту не знает, что ему сейчас делать: самое дешёвое место в хостеле на ночь обойдется около полутора тысяч йен, к одноклассникам ехать ночевать нет смысла, впрочем, как и желания. Друзей беспокоить не хотелось. Он вздыхает и лезет за пачкой сигарет, но останавливает себя — этой пачки ему должно хватить примерно до следующей недели, поэтому без особого желания курить не стоит.       А так, глядишь и бросит.       Как только Чуя устало прикрывает глаза, неподалеку слышится громкий лай собаки. К дереву подбегает мужчина и поднимает с земли палку, потом запустив её в собаку. Хоть Чуя и не особо разбирался в собаках, но посмотрев на животное, он понял одно — пёс был охотничьим и, судя по всему, бродячим. Такого если ночью повстречаешь — будешь потом заикаться, как минимум. Ну, или сорвешь голос, пока бежишь от такого чудовища. — Уберите кто-нибудь это животное! — в панике крикнул мужчина. Чуя присмотрелся: за его спиной стояла девочка лет двенадцати. Он достает оставшийся пирожок и подзывает к себе собаку, показывая той лакомство. Собака сразу переключает всё своё внимание на Чую. Та подрыкивает, повиливая хвостом. Чуя усмехается и отдает команду: — Сидеть, — говорит он спокойно. Собака издает тихий рык, но садится, не сводя взгляда с пирожка. Чуя осторожно гладит её по голове, скармливая лакомство.       Мужчина спокойно выдыхает и смотрит на девочку, которая в свою очередь, наблюдает за Чуей. Он хмыкает и подходит к нему. Чуя к этому времени уже отпускает собаку и передергивает плечами. — Спасибо, что спас Ринтаро от собаки, — говорит девочка, чуть наклоняясь вперед. — Я Элис, — она протягивает свою худую ладошку. Чуя сначала смотрит на девочку, а потом уже аккуратно пожимает протянутую руку. — Да не за что… Я просто не мог не помочь тебе Элис и… Ринтаро? — Чуя вопросительно смотрит на мужчину. Тот усмехается кладёт на плечо девочки руку. — Ринтаро — это моё прозвище. Меня зовут Мори Огай, — мужчина протягивает руку и Чуя её пожимает. — Могу я поинтересоваться, что ты здесь в такое позднее время? — он присаживается рядом на скамью. — Да, ничего интересного. Из дома просто выгнали и всё, — с грустной усмешкой отвечает Чуя и засовывает руки в карманы. — Сижу вот, думаю, куда мне идти ночевать. А, меня зовут Чуя Накахара, — Чуя переводит взгляд на Огая. Тот как-то странно смотрит на него. — Знаешь, Чуя, — начинает Мори. — Можешь пожить пока у меня. Я как раз сейчас с Элис уеду надолго, а дом мне оставить не на кого. Согласен? — он вытаскивает чуину руку из кармана и берёт её в обе ладони. На её тыльной стороне неприятно жжёт, но Накахара молчит. — Я не хочу вам доставлять дискомфорт, — начал было Чуя, но его тут же перебили. — Какой дискомфорт? Просто скажи: да или нет? — Мори трет руку Чую, словно пытается согреть её, а потом, подобно собаке, смотрит Накахаре в глаза. Ему уже ничего не остаётся делать, как согласиться. За несколько минут знакомства с Мори, Чуя понял, что спорить с ним бесполезно. — Отлично! Тут быстрее дойти пешком, чем ехать на метро. Вот тебе адрес. — Ладно, спасибо вам… — говорит Чуя и смотрит на адрес. — А… — Чуя резко поднимает голову, чтобы спросить у Мори еще что-нибудь. Он осматривается и грустно отмечает, что Огай и Элис исчезли также бесследно, как и появились. На бумажке криво нарисован дом. Или храм? Что это?       Чуя улыбается уголками губ и подскакивает со скамьи, перехватывая спортивную сумку поудобнее. Он немного взбодрился от этой встречи: эта бумажка с адресом дома стала билетом в нормальную жизнь. Но, чтобы эта жизнь и оставалась нормальной, а не скатилась снова на дно, нужно сильно потрудиться сейчас. Нет, потрудиться потом, а сейчас отоспаться и отогреться.       Он забивает в навигаторе адрес, а потом пытается разобраться, куда идти. Зарядки мало, но до места назначения должно хватить. Раньше он не особо пользовался этой непонятной херней, а сейчас пришлось хорошенько помучить себя, чтобы понять, что к чему. Чуя идет дворами и, на своё удивление, даже ни разу не заблудился. По дороге он закуривает сигарету. Честно, он рад, что повстречал Мори. Он хоть и дал Чуе временное жильё, но это хоть что-то.       Чую встречает немного мрачноватый дворик какого-то храма. Его предупредили, что временное жильё находится на территории храма, но чтобы сам дом оказался храмом… Чуя не ожидал такого поворота. Он заходит во дворик и осматривается: слева от входа стоит, судя по всему, колодец со святой водой. Справа расположился какой-то сарайчик, небольшой прудик и несколько деревьев сакуры.       «Что ж, не так уж и плохо, как я себе представлял, » — думает Чуя и поднимается на веранду. За деревянным столиком сидит девочка в красном кимоно. Судя по всему, это служительница храма. Она пьёт чай, а когда замечает позднего гостя, подрывается с места. — Здравствуйте, уважаемый, — она низко поклоняется. — Я Кёка Изуми, помощница бога этого храма. Могу предположить, Мори-сан оставил свою должность бога страсти на Вас? — она говорит это так спокойно, словно в этом храме каждый день боги меняются. — Бог чего?.. — переспрашивает Чуя в надежде, что ослышался. — Бог страстной любви. Некоторые его называют просто богом страсти, — отвечает Кёка. — Могу ли я узнать, как Вас зовут, господин? — Чуя Накахара. Просто Чуя Накахара, — отвечает он и пристально смотрит на кимоно. — Тебе не холодно? Так же простудиться можно, если всё время так ходить, — интересуется Чуя, кивая на одежду Изуми. — Нет-нет, что вы, господин Накахара. Мне совсем не холодно, — начинает оправдывается Кёка, активно кивая головой. Чуя недоверчиво изгибает бровь. — Допустим, я тебе поверил, — Чуя зевает, а потом от холодного ветра передергивает плечами. — Как я понимаю, теперь я — бог? — Вы правы, господин Накахара. — Есть что перекусить? — спрашивает Чуя, снова зевая. — Простите, я могу сделать только бутерброды с чаем. Дазай-сан сейчас в баре, — Кёка снова кланится и хватает чуину сумку. — Я отнесу в вашу комнату, — она покачивается из стороны в сторону, а потом закидывает сумку на плечо. — Так, стоп, я сам её донесу, — Чуя выхватывает свою сумку из её рук. — Лучше сделай мне бутерброды с чаем, пожалуйста. — Хорошо, господин.       Кёка показывает ему комнату, а потом уходит на кухню. Чуя ставит сумку у входа и осматривается. Комната теперь у него просторная, светлая. Ближе к окну расположен низкий деревянный стол, у стены стоит небольшой стеллаж, а шкафы встроены в стену.       «Боже, это самая нормальная комната, которую я только видел в своей жизни, » — думает Чуя и идет на кухню, когда Изуми зовёт его. На удивление, Чуя кухню находит быстро: то ли запах зеленого чая с мятой и лимоном был настолько сильным, то ли Чуя смог сориентироваться по звуку. «Боже, я что, теперь на полном серьёзе — бог?» — Чего ты уставилась на мою руку? — как бы невзначай интересуется Чуя, увидев изучающий взгляд Кёки. — Мори-сан оставил метку бога на вашей руке… Вполне предсказуемо с его стороны, — отвечает Изуми, подливая чай. — Я пойду приготовлю вам всё ко сну, — с этими словами она поднимается с коленок и направляется к выходу. — Стой, — говорит Чуя. — Что ещё за Дазай? — Это хранитель храма, Осаму Дазай. Это всё? — Да, можешь идти.       Кухня здесь уютная. Приятный мятный оттенок мебели, минимум всего. Навеивает воспоминания девятилетней давности.       Чуя остается один. Нет, он, конечно, привык к тому, что ужинает или завтракает он один — отцу хотя бы было плевать, поест ли его сын, а тут появился человек, которому это не безразлично. Он доедает бутерброд и идёт в свою комнату, где Кёка уже закончила стелить футон. Она поклоняется и желает «спокойной ночи», а потом выходит из комнаты, закрывая за собой дверь. Чуя улыбается уголками губ и стягивает с себя толстовку. Он вздрогнул. Комната была прохладной, так как Кёка проветривала недавно комнату.       «Ну просто пиздец, как это всё весело. Сначала, меня вышвырнул из дома собственный отец, потом я встречаю какого-то странного типа, который без моего согласия сделал меня богом… Чего, я так и не могу запомнить, » — думает Чуя, лежа на футоне. Он усмехается своим собственным мыслям. «А теперь мне нужно ещё познакомится с каким-то хранителем, который шляется по барам. Пиздец. Просто пиздец.»