Будь осторожен по пустякам — черти гуляют и по облакам. Это не сложно, это без чувств — я этим не горжусь. Будет довольна каждая тварь. Дай ей, что хочешь - И закрывай клетку крепко. - Нервы "Будь осторожен".
Шаги даются ей с большим трудом. Мэг покинула медпункт десять минут назад, несмотря на то, что Эш настоятельно требовал отлежаться ещё хотя бы день. Мэг нужно, сильно нужно увидеть доску с результатами. Она не может лежать в больничной кровати, глотать отвратительные сыворотки и забыть на время, что её судьба в подвешенном состоянии. Она не может закрыть глаза на то, что стоит ей хоть немного оступиться - она полетит в самую пропасть. В никуда. Дневная тренировка в самом разгаре. Четыре бродит от неофита к неофиту, наблюдая за каждым их действием. Не заметив среди всех присутствующих Эрика, Мэг расслабленно выдыхает. Рёбра отдаются гулкой болью, а в висках продолжает неимоверно ныть, но она уверена, что ей нужно тут быть. - Эш отпустил тебя? - неуверенно спрашивает Четыре. Он ловит её на полпути к свободной груше, ухватив тёплыми пальцами за локоть. У Эрика руки обжигающе горячие. Когда он касался её тогда, Мэг боялась, что на нежной коже останутся уродливые ожоги. - Я сама ушла, - честно отвечает девушка. - Я чувствую себя хорошо и готова вновь приступить к тренировкам. На доску с именами не смотрит. Боится увидеть то, что может выбить землю из-под её и так нетвёрдых ног. Четыре сверлит её напряжённым взглядом, а потом отпускает локоть и позволяет пройти к груше. Мэг встаёт в стойку, напрягается всем телом и наносит первый удар. Тренировка завершается через час. Уставшие неофиты бредут в свои комнаты. Эрика по-прежнему не видно. Это и хорошо, и плохо. Хорошо, что Мэг не чувствует арктический холод, сопровождающий лидера, а плохо то, что она не видит его. А врага, как известно, нужно держать в поле зрения всегда. Мэг ненавидит его. Ненавидит так сильно, что желает ему смерти. Болезненной, долгой. Чтобы он мучился, корчился в агонии, умолял прекратить всё это. Она засыпала с этими мыслями и закрывала глаза, представляя его лицо, обезображенное болью. Потому что ей нужно, чтобы он почувствовал всю ту боль, что пронзает её изо дня в день. Чтобы он так же горел в адском пламени, как горит она. Обед. Мэг видит свою знакомую Фран, машет ей рукой, приглашая сесть рядом. Девушка идёт к ней неохотно, постоянно озираясь на кого-то. С тихим стуком роняя на столик поднос, она зажато садится рядом, прикусывая щёку изнутри. - Давно не разговаривали, - осторожно начинает Мэг. Фран жмёт плечами, вонзая вилку в котлету. - Что-то не так? - Всё хорошо, - тихо говорит девушка. - Тяжёлый день. Мэг знает, что она врёт. Бывшие искренние врут неумело, чувствуя себя не на своём месте. Каждое слово лжи даётся им с огромными усилиями. Лицо Фран подрагивает, губы плотно сжаты, словно она боится, что лишнее слово просочится сквозь них. И глаза стеклянно-пустые. Обедают в полной тишине. Фран наскоро пихает в себя пищу, строго смотря перед собой. Мэг же кусок в горло не лезет. Она рассматривает свою котлету, чуть подгоревшую с правого бока, размеренными глотками осушая кружку с отвратительным чаем. - Слушай, - внезапно заявляет Фран. - Я, конечно, всё понимаю, но ты не лучший путь карьерного роста выбрала. Многие пашут, как лошади, а тебе достаточно пару раз раздвинуть свои ноги перед Эриком и всё. Чай попадает не в то горло. Мэг кашляет, надрывно и долго, пока её собеседница сжимает вилку в руках так, что её пальцы становятся белыми, как мел. - Что? - хрипло спрашивает Мэг. - О чём ты говоришь? - Да каждый придурок уже знает, что ты спишь с ним. Сначала я просто наблюдала и заметила, что из всех неофитов этот дьявол не трогает лишь тебя одну. Не кричит на тебя, не бьёт и ни разу даже замечания не сделал. А потом... Потом один человек сказал мне, что видел, как в одну ночь ты выходила из его комнаты. - Это неправда. Я ни разу... Мэг обрывает фразу, заливаясь чувством стыда. Да, чёрт возьми, она спала с ним. Да, она позволила ему... Но никогда она не думала о том, что таким образом способна пробиться вверх. Просто. Мэг сама не знает, почему она позволила ему взять её. Почему ей хотелось этого, несмотря на всё, что она видит в нём. Возможно, это крайняя степень сумасшествия. - Если в итоге твоё имя будет самым первым в списке, все будут знать, через какой путь ты этого добилась, - сухо завершает разговор Фран и встаёт с лавки. Мэг тошнит. От себя, от этого разговора, от Эрика. Тошнит даже от мысли, что он сидит где-то за столами, ест себе спокойно и не знает о том, сколько проблем он доставляет ей. Сколько проблем она обрела сама.х х х
Мэг редко ходила в Яму по вечерам. Но сегодня ей этого сильно хотелось. Всё встало на свои места. Она поняла, почему на неё т а к смотрят, почему игнорируют или хамят на пустом месте. Её считают просто подстилкой. Той, что готова трахаться, лишь бы зацепиться за заветное место в рядах бесстрашных. Это немое осуждение укалывает её сильнее, чем любой остро заточенный клинок. Шумная толпа прочищает мозги. Ей даже удаётся на время позабыть обо всем и реально расслабиться, всматриваясь в разношёрстное общество этой фракции. Мэг не знает, то ли место она выбрала. Сколько раз она задавала себе этот вопрос. И всегда ответа не было. Просто тогда, на церемонии, когда клинок вспорол кожу, а кровь накапливалась и готова была уже сорваться вниз алой кляксой, она, повинуясь внутреннему порыву, поднесла руку к чаще с раскаленными углями. И когда кровь, пузырясь, с диким шипением кипела на алых боках углей, Мэг не пожалела. И, наверное, сейчас тоже не жалеет. Мэг пустая. Никакая. Она не знает, что говорить, когда её просят рассказать о себе. "Я - Мэг, и я..." - так начинается её ответ и так и заканчивается. Собеседник ждёт продолжения, а она молчит. Потому что она не знает, какая она. Храбрая? Возможно. Умная? Наверное? Добрая? И вовсе нет. Все её внутренние качества стёрлись в единую серую массу, названия у которой нет. Спина непроизвольно выпрямляется, когда в компании лидеров её взгляд натыкается на хмурое лицо Эрика. Он кивает, слушая Макса. Лицо Макса встревоженное, руки то и дело хватаются на пуговицы на рубашке. Эрик же хмурит брови, плотно сжав зубы. Мэг замирает на миг, всматриваясь в чёрные треугольники на его шее. Смотрит, смотрит и теряется в них, как в темноте. Он ловит её долгий взгляд, его глаза тут же темнеют, а лицо приобретает серый, пепельный оттенок. Эрик быстро кивает Максу, жмёт чью-то руку и уходит. Мэг не понимает зачем, почему и по какой причине она следует за ним. Следует медленно, сомневаясь. Каждый шаг - внутренняя борьба. В темноте коридора шаги становятся быстрее, уверенность быстрее растворяется в крови. Эрик знает, что она там, позади. Злость кипит в его венах лавой. - Чего ты хочешь? - со вздохом спрашивает он. - Я предупреждал тебя. - Я не знаю, - тихо говорит она. - Я не знаю. Эрик поворачивается. Темнота делит их, он не видит её лица, но слышит дыхание, взволнованное и полное внутренних баталий. - Я просил тебя никогда не подходить ко мне. Просил не разговаривать. Не смотреть на меня. Почему ты, блять, не слушаешься? - Я не знаю, - снова повторяет она. - Мне отвратителен твой собачий взгляд. Ты сама тоже отвратительна. Я мечтаю о том дне, когда тебя до смерти забьют или вышвырнут из фракции. - Эрик говорит это даже не для неё. Для себя. Убеждать себя он умеет отлично. Мэг молчит. Переносит его словесные оплеухи с достоинством, с холодом скальпеля. С невозмутимостью трупа, чёрт возьми. - Прекрати всё это, - твёрдо говорит она. - Прекрати. - Что именно? - Ты знаешь. И я знаю. Эрик горько смеётся, сжимая кулаки. Ей не нужно его видеть, чтобы знать, что сейчас его лицо напоминает маску дьявола, нелепо приклеенную на лицо. - Ты нихуя не знаешь. Не нужно делать мерзкий вид, что ты меня, дура ты тупая, понимаешь. - А я и не делаю. Я тебя не понимаю. И, боюсь, что мне это не дано. Да я и не желаю. Мне достаточно... - Заткнись. - Хватит меня затыкать. Тишина. Эрик дышит шумно, втягивая носом воздух. Внутри его сознания пожарище. Дичайшее. - Я ненавижу тебя. Ненавижу за то, что поддалась тебе, позволила зайти так далеко. Ненавижу за каждую мысль, за каждый укол боли. Ты самый отвратительный, самый мерзкий, гадкий, уродливый и прогнивший человек на свете. Бездушный, мерзкий монстр, у которого вместо сердца кусок дерьма. Ненавижу каждое мгновение своей жизни, в котором появляется твоё гадкое лицо, голос или даже воспоминание о тебе. Он слушает эти слова, рвущиеся из неё, как дикое животное из клетки. Она не может остановить поток своей речи, не может замолчать и уйти. Она хочет, чтобы он это слышал. Слышал только от неё. Мэг верит, что как только эти слова дойдут до цели, её отпустит. Она перегорит. Эрик сокращает расстояние между ними, хватает её за шею и целует. Отвратительно мокро и грязно. Её тело бьётся в его руках, руки упираются в грудь, но губы послушно отвечают на поцелуй, словно ждали этого момента с самого дня рождения. Он прижимается к ней, чувствуя, как образ Викки, её голос, запах, смех, руки, красивое тело: всё, что имеет с ней зримую связь собирается в толстый нитяной комок и прячется где-то там, в его голове. Мэг больно. Этот поцелуй причиняет ей такую боль, что в зубах начинает ныть, а сердце заходится в предсмертных ударах. А потом он её отпускает. Мэг отрешённо делает шаг назад, прежде чем крепкая пощёчина догоняет её. Боль, теперь уже физическая, резко пронзает её лицо. Следом за пощёчиной следует крепкий удар в грудную клетку. Она падает на колени, захлёбываясь в слюнях. Эрик не контролирует себя. Эрик не контролирует ничего. Ничего. Сильный удар по лицу. Следом безжалостный пинок прямо вниз её живота. Мэг не кричит даже. Не защищается. беги, дура Он садится на неё сверху, нанося всё новые и новые удары. Боль уже не просто сильная, а невыносимая. Первый крик срывается с её губ. С тех губ, что он только что целовал. Сознание покидает её тело. Глаза, полные слёз, закрываются. Тело обмякает в его руках, становясь похожим на распухшее тесто. Но Эрику мало. Он трясёт её за плечи, трясёт так сильно, словно желает вытрясти из её уже бессознательного тела последние крупицы его тогдашней жизни. сдохни, сдохни ещё раз Эрика кто-то тащит по коридорам. Чьи-то голоса, взволнованные и испуганные, роятся вокруг его ушей. А руки до сих пор чувствуют тепло худого тела. А злость всё ещё сносит ему крышу. - Блять, Эш, выруби его чем-нибудь. Темнота.