Зло как естественная сила

Тсуна очнулся, когда ему в лицо полетел мяч, а он сам, собственно говоря, на пол. Получить баскетбольным мячом по лицу (ему казалось, что сейчас он распрощается со своими зубами) и падать было не так больно, как Тсуна получал в процессе некоторых своих злоключений, но он находил это просто возмутительным. Колдун хотел было встать и помахать этим негодяям кулаком, крича что-то типа «Ах сукины ж вы дети, как вы можете кидать мячом в будущего Сатану», но не успел он сделать этого, как одноклассники стали дружно возмущаться. В ответ на их возмущение (им не нравилось, что он не поймал мяч, но он же сделал это своим лицом, чем здесь можно быть недовольным?) Тсуна промолчал. Он был в растерянности, так как молодой колдун давно не был на уроке физкультуры. Он ходил в школу только ради того, чтобы его не отчислили оттуда (ведь какой позор, будущего короля всех демонов отчислили из человеческой средней школы!), но на физкультуру не ходил. Тсуна вынужден был лишь наблюдать за тем, как одноклассники туда-сюда возят мяч по грязному полу, потому что отец надыбал ему справку, говорящую о том, что он слишком болен для того, чтобы заниматься. Его отец был Внешним советником мафиозной империи, и справки разного рода, в общем-то, не были для него проблемой — если Тсуна захочет справку о том, что он при смерти, будет ему такая справка. В мире вообще нет ничего невозможного, если твой папа — влиятельный мафиози, дедушка — основатель мафиозной империи, мать — сестра Сатаны, а учитель — сильнейший демон. Как только Тсуна подумал о Реборне, он вдруг понял, что здесь что-то идёт не так. Почему он оказался в спортзале, если вот только недавно засыпал у себя в комнате, а рядом с ним был бухой демон, которого он… поцеловал! Прямо посреди спортзала он закрыл горящее лицо ладонями, вокруг него вился мяч, а одноклассники кричали ему, чтобы он перестал столбом стоять и сделал что-нибудь. Но ему, конечно, было всё равно. В конце концов, никто из этих ребят не целовал сильнейшего демона! Кому ведь расскажешь, не поверят. Как вообще до такого дошло? Чем он думал? В общем, урок физкультуры быстро закончился, и в раздевалке пацаны набросились на него с различными «Мы проиграли из-за тебя!» и «Как ты мог». — Ну да, проиграли, и что с того? — не понимал Тсунаёши, в чём проблема. Интересно, эти мирные жители вообще головой думают? Они так переживают из-за того, что пинали мяч немного хуже, чем их одноклассники. Зачем же горевать по этому поводу? Тсуна не был до конца уверен, но, похоже, излишняя эмоциональность и повышенный тон отрицательных эмоций, в конце концов, вредит здоровью. Алё, разве физкультура не для того, чтобы поддерживать здоровье нации?! — Мы хотим поиграть в свободное время, так что с тебя чистка, — сказал какой-то упырь с нечесаными тёмными волосами. Тсуна не запоминал ни лиц, ни имён своих одноклассников, поэтому и не заметит подвоха, если, к примеру, попадёт в другой класс по ошибке. Он только некоторых из них запоминал, и среди тех одноклассников, которых он запомнил, были Киоко-тян (как не запомнить идола школы?), её подруга Хана и Гокудера-кун. Увидев кого-нибудь из них, он со спокойной душой понимал, что это тот самый класс, в котором он должен находиться. — Не буду я убираться, — тут же возразил Тсунаёши, сложив руки на груди. В ответ на него посыпались разнообразные «А вот и будешь», «Мы рассчитываем на тебя» и «Убраться-то ты точно сможешь», а потом ребята и вовсе ушли, хохоча над ним. Тсуна же нахмурился, глядя им вслед и держа в руках швабру. Что это вообще за поведение? За многие годы учёбы в школе он успел так насолить мирным жителям с помощью своих знаний о колдовстве и тому подобном, что они теперьче за километр его обходить желали бы, но в стеснённых условиях школьных коридоров у них получалось отбегать метров на пять. Вдобавок ко всему, с ним часто носился Хибари-сан, поэтому ребята старались вообще не попадаться им обоим на глаза. С чего же они так обнаглели-то? Тсуна посмотрел на швабру, потом отбросил её и, прошептав заклинание, выпрыгнул в окно. Как и ожидалось, из-за заклинания окно для него не было преградой — оно распахнулось мощным потоком ветра, слушаясь приказа своего повелителя. Эти заклинания — не просто набор слов, как могли бы думать мирные жители. Они же совершенно не задумываются о том, почему заклинания должны работать. Окна открываются не потому, что он произнёс какие-то там слова, а потому, что он вежливо попросил их это сделать. У каждого предмета есть душа, и если правильно попросить, они могут сделать для тебя какую-нибудь мелочь, на которую они способны. Для окон, на самом деле, совсем нетрудно открыться, если кто-нибудь их правильно попросит. Именно поэтому мётлы и ковры летают, окна раскрываются, словно бы мощным потоком ветра, и отворяются замки. Единственное что, не все предметы могут слушаться. У них, в конце концов, и характер свой имеется. Когда же он выскочил из раздевалки, увидел идущую с Ханой-сан Киоко, и решил разузнать у неё, какой урок будет следующим, раз понятия не имеет, как очутился в спортзале. Они побеседовали какое-то время, и тут какой-то выродок подошёл к ним да грубым голосом сказал: — Эй, никчёмный Тсуна, отошёл бы ты от Кёко-чан! — Мочида-семпай! — учтиво воскликнула Киоко-тян, немного наклоняясь. Тсуна скучающим взглядом обвёл этого самого Мочиду-семпая. Он, конечно, понятия не имел, кто это такой, но, судя по приставке, это кто-то из старшеклассников. Бог с ним, с этим старшеклассником с нарисованными бровями, но этот засранец носил ту же причёску, что и сам колдун, только у Тсуны вот были каштановые волосы (подобно тем каштанам, которыми любил стрелять в него из самодельного пистолета для каштанов Реборн). У этого же были тёмные волосы, и подражательство стилю Тсунаёши по жизни, гласившему, что расчёсываться незачем, ведь всё равно ветер подует да сдует все твои старания, колдуну не льстило. Тсуна обеими руками за аутентичность, но коли копируешь, то копируй правильно — покрась волосы, надень линзы, засунь дохлую мышь себе в карман и изодранное льняное полотно с пятнами крови себе в сумку да ходи так, раз на то дело пошло. Однако больше всего Тсунаёши не понравилось это «никчёмный Тсуна». Конечно, он не был гордецом, но и терпеть подобное в свой адрес не каждый сможет. Вернее, только никчёмный-то и сможет, а вот Тсуна хоть и был умён, сообразителен, понимал, что намного меньше проблем, если он просто уйдёт, но сердце его было юным, горячим, а язык острым, так что стерпеть такое он категорически не мог. — Слышь, э, Мочало-сэмпай, — начал он, засунув руки в карманы. Обычно в карманах его лежала какая-нибудь эдакая дрянь типа порошка из костей неупокоенного трупа, душа которого не может найти свой путь в царство мёртвых, или дохлой крысы, завёрнутой в мешок. Звучит смешно, но для самообороны часто помогает, отпугивает как сверхъестественных существ, так и самых обыкновенных идиотов, вроде этого парня. Но в карманах ничего не оказалось, хм. — Я Мачида-семпай! Ма-чи-да! — взревел тот, видимо, за что-то глубоко обиженный на Тсунаёши. — А я Тсунаёши, — ответил колдун, как ни в чём не бывало. — Тсу-на-ёши. — Ты что, прикалываешься надо мной? — А мне похвалить тебя за догадливость? — пожал плечами Тсунаёши с совершенно спокойным лицом. — Слушай, с чего мы тут с тобой беседовать начали, м? Говоришь, мне нужно отойти подальше от Киоко-чан? — Да, я хочу, чтобы ты отошёл от неё подальше. — А что такое? — усмехнулся Тсунаёши, и в голосе его звучало коварство, от которого передёрнуло всех присутствующих. — Какие-то проблемы? Может, я нравлюсь тебе? — Что?! — тут же отшатнулся юноша. — Какого чёрта ты мне тут «чтокаешь», придурок? — тут же уже совсем серьёзно и с явным наездом напирал Тсунаёши. — Влюбился в меня, гадёныш, а теперь и прохода не даёшь? Мачида-семпаю даже показалось на мгновение, что он просто перепутал. Как это никчёмный Тсуна может вообще разговаривать с ним, с капитаном клуба кендо, вот так, откуда столько смелости у него взялось? Может, это и не он вовсе, а просто кто-то похожий? — Д-да зачем ты мне нужен, никчёмный? — отпирался он, как мог, от ложных обвинений в гомосексуальности прямо на глазах у идола школы. — А я-то откуда знаю, извращенец? — прямо-таки рыкнул Тсунаёши, а потом, подумав, почему-то, именно о Реборне, с ухмылкой добавил: — Чтоб ты знал, малыш, я уже занят. Моя задница тебе не светит. — Я-я… — он слов от наглости Тсунаёши подобрать не мог. — Я гоняю тебя, потому что ты пристал к Киоко-тян! — Ревнуешь? — Не тебя! — Оу, — вскинул брови Тсунаёши, а затем повернулся к Киоко-тян. — Киоко-чан, ты встречаешься с Мочила-семпаем? — Ма-чи-да! — Нет! — сразу взвизгнула девушка, замахав перед собой руками. — Мы просто вместе входим в ученический совет. — Вот видишь, — снова повернулся Тсунаёши к психованному семпаю. — Она же не твоя девушка. Какой ты ей и мне указ, что делать, с кем стоять рядом да с кем говорить? Если так хочется, можешь купить себе пару плюшевых игрушек, поставить их рядом да приказывать им не стоять вместе, а потом яростно разъединять их тела, ставить на разные столы, стулья… Конечно, попахивает шизофренией, но и доминировать над игрушками много легче, чем над людьми. На этом их разговор был закончен, и Тсуна спокойно отправился просиживать штаны на уроках. В его сумке, к величайшему удивлению, тоже не оказалось ни зачарованного огнива, ни каких-нибудь трав и сосудиков, ни тряпиц зачарованных, только учебники. Их там было много. Нет, конечно, их было столько, сколько и должен брать на урок обычный ученик, но сумка конкретно Тсунаёши-куна в последний раз видела такое количество книг и тетрадей давным-давно. Он клал туда один или два учебника да тетрадь какую-нибудь. Ну а что? Если он будет класть туда все учебники, которые нужно, как он уместит там всякий магический хлам? Он собирался и дальше спокойно проживать этот день. Так получилось, что ему пока хватило всех тех переживаний и эмоций, что он получил от их с Реборном приключения в городе Королевы Мари и на Острове спасения, и теперь он спокоен. Даже такому лезущему в неприятности человеку, как Тсунаёши-кун, нужно иногда отдохнуть от проделок. К его же несчастью он сам по себе, существуя, притягивает проблемы, поэтому на обеденном перерыве к нему прибежали чуваки из клуба кендо и сказали, что он должен пойти да сразиться с их капитаном. — Если ваш капитан хочет со мной сразиться, пущай он ко мне приходит, а не я к нему, — пробурчал Тсунаёши. — Что за безобразие? Это ему от меня что-то надо, а не наоборот, чего это я должен идти куда-то? Что за неуважение? Но, не вняв его сердитому бурчанию, члены клуба всё равно потащили его туда. На руках. Пожалуй, Тсуна не сопротивлялся потому, что не каждый день его таскают на руках. Правда, на его просьбы одолжить ему напитков и попкорна (если и кататься на чужих руках, то со всем комфортом) никто так и не ответил, но да это же мелочи. Тем более, ему было интересно, что это за придурок на этот раз. О, придурков множество на свете: в параллельных мирах человеческих, в мире Тёмном и Светлом их великое множество. Какой же из этих многих, многих идиотов хочет с ним повидаться на этот раз? Но это оказался тот самый Мочила-семпай, которого Тсунаёши недавно окрестил гомосексуалистом. Он был в облачении бойца, вокруг было много народу, хоть все эти люди и казались Тсунаёши безликими животными — у него и без того была ужасная память на лица, а тут лиц этих так много, что они все просто смешались и лишились своих характерных черт у него в глазах. — Это что, показ мод? — спросил Тсунаёши, глаза которого были сонными (он только что проспал весь урок и готов был проспать следующий), и оттого юноша бесил психованного семпая. — Что ты, сукин сын, такое говоришь? — полный ярости, рычал на него ненормальный парень. — Почему это должен быть показ мод? — Ну, большая публика, подиум, модель в странных одеждах в центре внимания… — пожал плечами Тсунаёши. — Чем же это не показ мод? — Это не подиум, а додзё! — воскликнул тот, как будто колдун только что лично его честь опорочил. Хотя к порче его чести Тсуна пока ещё не приступал. — Называй, как хочешь, — он снова пожал плечами. — В конце концов, без разницы, как называть, подиум или додзё, смысл вряд ли поменяется. Он вообще не понимал этого странного семпая. Он сначала разоделся в заморские одежды, вылил на себя литр духов, как будто и вправду собирается с Тсунаёши на свидание, пригласил целую кучу народу, а потом заявляет ему, что это вовсе не показ мод. А на что ещё колдун должен был подумать? У него больше не было идей на счёт того, что это такое. — Я собираюсь сразиться с тобой! Тсуна закатил глаза: — Если бы мне каждый раз платили тогда, когда мне кто-то это говорит. Серьёзно, с кем только Тсунаёши в жизни в этой не дрался. Этот чувак эпично (ну, как эпично, Тсуна оценил на троечку) размахивал деревянным мечом (ха, он угрожает ему деревянным мечом!) , Гокудера-кун закуривал сигарету (здесь Тсуна дал ему четвёрку). Многие и многие из его оппонентов поступали таким образом, и у Тсуны автоматически закатывались глаза. О, этот чувак и не думал, наверно, что он не первый и не последний, даже не десятый и не пятнадцатый у Тсуны на пути. Этот парень, однако, пошёл дальше и пустился рассказывать ему о том, как сражаются люди в кендо. Тсунаёши уже даже и не знал, что и думать. Это показ мод с просветительскими целями? Он видит такое в первый раз, но зрелище это… не назовёшь занимательным. Экскурсовод, можно повежливее?! — А вот и твоя защита, — сказал он с такой гордостью, словно сам её выковал из… чугуна. Нет, серьёзно, эти ребятки, что несли ему так называемую «защиту»… Во-первых, их было двое. Какого хрена они вдвоём несут её ему одному-то? Вдобавок ко всему, лица у них были такими красными и напряжёнными, что Тсуна даже поморщился. Они вообще видели его худые ручки, ножки? Тело для Тсунаёши было лишь болванкой, сосудом с кровью, что обязано хранить его душу, его разум, его жизнь. Оно вовсе не предназначено для того, чтобы носить на нём чугунные латы! Тсуна не был бодибилдером, который качал бы себе мышцы до одурения, и таких людей совершенно не понимал. Их тела исправно сохраняли в себе их жизнь, их душу и их, прости Господи, разум, так чего ещё им нужно было от тела? — Бедняги… — проговорил Тсуна, когда эти двое дотащили до него защиту, и прошёл прочь метров на пять да остановился: — Я хотел бы здесь надеть защиту. Не могли бы вы подтащить её сюда? Руки его были сложены на груди, на губах была усмешка, а те пацаны, что несли эту несчастную защиту, так глаза на него выпучили, что Тсуна еле сдержал смех. Да если они ещё раз поднимут эту вещь, у них не только глаза, потроха наружу полезут. Они молящими глазами посмотрели на Мочало-семпая, но тот сделал знак головой, гласящий о том, что они должны выполнить тупую просьбу Тсунаёши. Шестёрки тяжело вздохнули, но с тяжёлым сердцем подняли не менее тяжёлую херовину и потащили к колдуну. Они были очень похожи на черепах, медленно перебирающих лапами по речному песку, и вся та толпа, что собралась посмотреть на поединок, теперь с придыханием смотрела и прямо-таки ждала, когда те уронят её и отфигачат себе пальцы. Когда они были в метре от Тсунаёши, он резко отошёл ещё на пять метров в другую сторону и снова сказал, что лучше, пожалуй, надеть броню здесь. Ребятки, что несли защиту, уже не спрашивали своего капитана, стоит ли идти у него на поводу, и, храбро подымая грудь, попёрли «защиту» в ином направлении. К их глазам можно было приклеивать пластыри, боясь, что те и в самом деле выпадут от небывалого усердия, и особо впечатлительные зрители закрыли лица свои руками. А Тсуне было смешно. Реально, что только не сделаешь, боясь быть побитым. Участь шестёрок тяжела, особенно, если твой командир — идиот с деспотическими наклонностями. В общем, Тсуна погонял ещё пару раз этих ребят с чугунной защитой по подиуму, ну, то есть по додзё, а потом сказал: — Пожалуй, мне не нужна защита. — Да ты издеваешься над нами?! — не выдержал капитан этого клуба идиотов. — Да это ты издеваешься над своими товарищами и надо мной, — поднял бровь Тсунаёши. — Да под такой бронёй только людей и свирепых тёмных духов средней силы хоронить — самое то. — Что за бред про каких-то тёмных духов, — недоумевал разодетый семпай, после чего усмехнулся: — Что ж, раз ты отказываешься от брони, значит, так тому и быть! Эта ситуация стала не нравиться Тсунаёши с тех пор, как Мочало-сенпай замахнулся мечом. У него не было с собой ничего, а колдун ведь специализировался на том, чтобы мастерски пользоваться грязными приёмами с помощью того огромного арсенала магических приспособлений, который был у него. Всё-таки, у него в кармане ни дохлой мышки, ни порошка какого-нибудь, ни фальшивых денег профессиональной работы, ничего не было. А с боевыми искусствами Тсунаёши не дружил. Вернее, однажды он призвал демона, который специализируется на боевых искусствах, на всякой чакре, энергии, медитации и остальной подобной ерунде. Это был Фонг, величайший мастер своего дела, да только это мало ему помогло. Вернее, может, Фонгу и удалось научить его хоть чему-нибудь, но демон был явно собою недоволен. Странное дело, Тсунаёши не понимал, куда подевались все те предметы, которые он вечно носил с собой, но он и не был бы собой, если бы не мог выкрутиться из любой ситуации. Из всего того, чему пытался научить его Фонг, он лучше всего запомнил про аккупунктурные точки. Неясно, зачем демону, рождённому с богатым запасом тёмных сил, знания о слабых местах на теле человека. Может, это увлечение его какое или ещё что. Тсуна же вызывал по несколько демонов для того, чтобы учиться у каждого из них и, самое главное, синтезировать знания, полученные у разных демонов. Таким образом, он хотел соединить знания об аккупунктурных точках, полученных от Фонга, и первый опыт в использовании собственных тёмных сил, который получил с помощью Реборна. В момент, когда семпай занёс деревянный клинок высоко над головой, Тсуна хорошенько сконцентрировался и нажал на несколько точек двумя пальцами, и чувак упал с диким воплем ужаса, как будто увидел что-то страшное. Тсуна тоже почувствовал какое-то жжение в руке, поморщился и посмотрел на ту часть руки да увидел, что та снова окрасилась в чёрный, как в тот раз в лесу, а на ногтях выросли когти. Тоже чёрные, как смоль. Тсуна усмехнулся, прошёл к офигевшему человеку, присел и ударил его по голове. Это, похоже, должно было присудить ему очко, но чувак с красным флажком, который был судьёй, хоть и стоял с открытым ртом, флаг свой держал опущенным. —А? — пробурчал Тсунаёши. — Не хочешь присуждать мне очко? Что ж, лучше бы было, на самом деле, если бы ты сделал это. Он сказал это, голос его был зловещим, а потом он повернулся и принялся своей ставшей такой мощной демонической рукой вырывать волосы из головы этого мудака. Тот кричал, но тело его сковал шок, да такой, что тот и двинуться не мог. Только слёзы лились по его юному лицу ручьями. Это было больно, наверно, но Тсуне было только весело, и он, собственно говоря, не сдерживался, смеясь от всей души. Другое дело, что остальные глядели на него с самым настоящим страхом, да Тсуне было, в общем-то, всё равно. После этого Тсуна был вполне удовлетворён, он как будто получил новых сил для того, чтобы и дальше творить свои злоключения. Он решил, что итак достаточно провёл в этой школе, и решил отправиться домой, но, выйдя за ворота школы, оставив позади себя толпу испуганных учеников, обнаружил, что не узнаёт тот город, в котором он живёт. Это был какой-то маленький провинциальный городок, не входящий ни в какое сравнение с тем большим городом Намимори с гармоничными фасадами усадьб и приятными глазу панорамами улиц. Здесь один простецкий дом со скатной крышей стоял на другом почти таком же. Когда он ни с того ни с сего оказался в спортзале, он решил просто плыть по течению. Когда его сумка оказалась забита бесполезной макулатурой, он тоже промолчал. Но какого чёрта он оказался в незнакомом ему городе, где все зовут его по имени, где школа такая же, как и его? Тсуна совсем растерялся, он даже и не знал, как пройти к себе домой. Алё, он никогда в жизни не видел этой убогой улицы, как он может знать, в каком направлении ему нужно пройти, чтобы попасть в свой дом… который, подозревал Тсунаёши, будет простецким домиком со скатной крышей на такой же убогой улице, как и этот городишко. В конце концов, он решил пойти на ту улицу, на которой на самом деле жил. Спросить у пары прохожих, где находится эта улица, было совсем не сложно, особенно если учитывать то, что и здесь она существовала, потому он, мальчик сообразительный, быстро нашёл то самое место. Дом был в действительности со скатной крышей, на ней был положен шифер, окрашенный в коричневый цвет с ражим оттенком (не похоже на ржавчину, слава Богу, похоже, это просто цвет больше тяготел к рыжему, чем к коричневому или охре), а сам дом был отштукатурен. Штукатурка белая, с каким-то телесным оттенком. Калитка не разваливалась, как в мангах про девочек из бедных семей, которые влюбляются в богатых принцев, но и назвать её изящной язык не поворачивается. Его настоящий дом был мрачен, со готическими и романскими оттенками, был похож на дома тех лет, на которые пришёлся расцвет оккультного искусства. Естественно, ни в какое сравнение с его домом этот аккуратный, но всё-таки самый обычный домик без стиля и мысли не шёл. Он прошёл в дом и оказался в маленькой прихожей, где еле умещался небольшой гардеробный шкаф. Тсуна пожал плечами, снял обувь, прошёл чуть дальше, и там его встретила лестница на второй этаж. Он и не подумал осмотреться в совершенно незнакомой ему обстановке первого этажа и пошёл сразу на второй, потому что… потому что привык, что там его ждёт Реборн. Демон всегда оказывался наверху, когда бы Тсуна не пришёл, потому что в последнее время буквально поселился в их доме, в комнате Тсунаёши, где он спит, прячет свои вещи, разваливается в его кресле с бутылкой вина, разбрасывает вещи Тсунаёши и всегда ждёт, когда он, наконец, придёт. Лестница была в два марша, соединённых площадкой метр на метр, и Тсуна остановился на этой площадке неожиданно, осознав всю теплоту, с которой он думал об этом странном демоне. Он умилялся его проказам, натягивал ему пушистое одеяло до самого носа, когда уходил в школу, а тот засыпал в его кровати поутру после ночных кутежей. Он приносил ему с кухни всяких вкусностей, потому что Реборн не хотел попадаться его родителям на глаза, а потому и не мог взять их сам. Он воровал его шляпу, чтобы тот ходил, искал её и ворчал, хмуря тонкие брови. И всё это Тсунаёши делал… с любовью. «Да что это вообще за мысли?» — думал Тсунаёши, закрывая вновь возгоревшееся лицо (как тогда, когда он поцеловал его) ладонью и скатываясь по стене. Он собирался сидеть и корить себя за такие мысли, которые приходят к нему тогда, когда приключения его заканчиваются, и наступает мирное, чёрт его дери, время, однако этот славный процесс прервал знакомый голос. — Тсуна! — окликнула его мать. Тсуна взглянул на неё, и снова чуть не закрыл лицо руками. Его мать обожала одевать элегантные, часто обтягивающие платья, которые шли ей безусловно и добавляли ей и без того дьявольского шарма. Правда, это доходило у неё до крайности — скажи ей протереть пыль или пропылесосить ковёр, вытереть со стола или помыть посуду, она будет делать это на шпильках в платье с разрезом и декольте. Вот уж кто точно одевается так, как будто через минуту готов пройтись по подиуму на лучших показах мод Франции. Отец с Тсуной немного посмеивались, но стоило ей повернуться и строго посмотреть на них, они тут же выпрямлялись по струнке, грудь вперёд, подбородок выше, взгляд вдаль, только честь не отдавали. Однако эта женщина, естественно, его матерью не являлась, была одета в обычное хлопковое платье для дома и фартук. На её ногах не было элегантной обуви, это были тапочки. Будь они хоть усыпаны брильянтами, его настоящая мать всё равно бы их не надела. — Почему ты пропускаешь школу? — злилась женщина. — Почему получаешь двойки? — Потому что ты никогда об этом не беспокоилась? — не уследив за языком, быстро парировал Тсунаёши, подняв бровь. Его мысли всё ещё были обращены к Реборну, сердце стучалось, будто не в грудную клетку, а в дверцу, и потому он не сразу подумал о том, что говорит. — К-как же так? — ужаснулась женщина в ответ. — Я всегда говорю тебе об этом. «А, точно» — промелькнуло в голове у Тсунаёши, — «Ты же совсем другая» Его мать и вправду никогда не беспокоилась о таких вещах. Она живёт в мире человеческом только из-за любимого мужа, из-за сына, из-за того, что любимые ею люди нуждаются жить в этом мире. Школа и оценки, глупые люди — слишком мелочные и слишком глупые — её не интересовали. Ей было важно, хорошо ли Тсуна подкрепляет те основы борьбы с тёмными силами, что она дала ему, ей интересно, какие знания дают ему дедушка и Реборн. Школа и оценки в школе ни её, ни отца его действительно не волновали. Тем не менее, увидев её, Тсуна окончательно понял, куда попал, только вот не мог определить, по какой причине. Это место ничто иное, как параллельный мир. Есть некий главный, исходный мир, в котором живёт «исходный» Тсунаёши, а есть параллельные миры, куда проецируется копия души и тела «исходного», сознание же проецироваться, копироваться и тиражироваться не может. В принципе, каждый «Тсунаёши» ощущает себя «исходным», единственным верным. Но у «исходного» есть главное отличие, то, чего нет и не может быть ни у одной копии. Это отличие — возможность попадать в параллельные миры, видеть их и жить в них. Соответственно, в параллельном мире его город выглядит именно так. Хах, словно совершенно другое место. Но что делать с демонами, участвующими в его судьбе? Мир, в котором родились демоны, не имеет вариаций, как в случае с многогранным миром человеческим. Но вот она, Нана-сан, стоит перед ним и выглядит также, как принцесса демонов. Только глаза её были яркие, не поддёрнутые дымкой, как положено всем демонам. Она не была демоном. Перед ним, безусловно, стоит человек. Просто она выглядит точно также, вот и всё. У неё другая душа, другое сознание, даже тело её наверняка другое, просто до ужаса похоже. Это совершенно иная личность, никак не связанная с принцессой демонов. Она, соответственно, имеет много вариаций и, скорее всего, где-то есть «исходная человеческая Нана-сан». Она не его мать, а лишь мать его копии. Он же наполовину человек, и копии его — это влияние человеческой крови, никак иначе. Будь же он полностью демоном, никаких других вариаций «Тсунаёши-куна» не существовало бы. Таких существ, которые имеют тело, схожее с телами демонов, но ничего общего с ними не имеют, Тсуна называет «болванками». Болванок, на самом деле, существует очень мало, и существуют они только в следствие «системной ошибки». Этой «системной ошибкой» является Тсунаёши-кун. В его рождении участвуют и демон, и человек. Человеческая кровь может проявиться в чём-то другом, но если именно в этом забавном свойстве она проявила себя, если множество вариаций его существует, демон, участвующий в его создании, должен присутствовать в параллельных мирах, как существо, оказавшее огромное влияние на ещё один всемирный парадокс — судьбу. Системе, видимо, было проще создать болванку, чем пускать под копию демоническую душу. Здесь и вправду были бы сложности, потому что демоны вершат дела свои только в одном, «исходном» мире. Например, Реборн распространял чуму в «исходном» мире, откуда родом «исходный» Тсунаёши, и эпидемия эта копировалась в вариации, как нечто, влияющее на историю и развитие человечества. Разгул преступности, войны и варварства — все глобальные события копируются в параллельные миры с небольшими расхождениями, такими как детали, даты, личности. А их ведь и не может не быть, расхождений этих, ведь каждая вариация переживает разные события, ведёт себя по-разному, вот и события, в итоге, петляют вслед за их решениями и поступками, потому что и это на самом деле важно. Даже вариация может менять свою судьбу. — Я нашла тебе репетитора, — вдруг сказала Нана-сан.