Совместная операция

— Я предпочитаю не работать с людьми, — признался Отабек. — И правильно! — одобрил Юра. — Лю-уди. Люди — это фу. — Повисла неловкая пауза, и он исправился: — Кроме тебя, конечно. Ты — другое дело. Отабек спрятал улыбку, ткнувшись на секунду ему в волосы. Он действительно с куда большей охотой брал заказы на очистку помещений. Это сложнее, если смотреть с одной стороны, потому что одним бесом ограничивается редко. Бесы, как это ни странно, склонны к коллективизму и интровертов среди них мало, это вам не погруженные в размышления о высоком ангелы. Часто заказ на одного, а на деле их в доме или квартире (или офисе, и такое нередко случается) валом. С другой стороны, это похоже на генеральную уборку, напряг силы, засучил рукава и вымел их поганой метлой обратно в ад, а вот изгонять нечистого из человека… Казалось бы, он там всего один, а если и группа, то уж всяко не такая большая, как в целом доме, возьми за шкирку да вытащи, получи гонорар и езжай в «Пятерочку» за макаронами, ан нет — работа слишком… Не тонкая, Отабек всегда работал аккуратно, не сложная, он не боялся трудностей, а даже любил их, воспринимал, как вызов. Скорее, противная работенка. Вот. Подходящее слово: противно. — Как в тухлых внутренностях ковыряться, знаешь? — Догадываюсь. «Одержимые» делились на несколько классических категорий: пьяницы, наркоманы, игроманы и просто мамкины бездельники. — А блядуны? — удивился Юра, когда Отабек это ему перечислил. — За такое не берусь никогда! — И молодец! Туда им и дорога! Спасать ещё. Удивительно, но именно Юра, куда сильнее, чем Отабек, клеймил людские пороки, а не потирал руки в предвкушении, что все они рано или поздно достанутся ему. Может быть, потому, что христианская добродетель прощения была ему чужда, и все людские грехи, по его твердому мнению, должны привести к логическому концу, то есть — наказанию. — Всё это ваше спасение, — говорил он, — дерьмо козлиное. Люди не раскаиваются, пока не прижжешь им пятки. Ладно, ладно, не будем вдаваться в подробности. Он ворчал, когда речь заходила о новых заказах, и Отабек не сразу понял — это от обиды. Целый вал писем с просьбами помощи начинался одинаково: «Отабек, помогите, в моего мужа/сына/брата/свата/троюродного дедушку вселился бес и им помыкает». А дальше подробные описания, как именно помыкает и к чему принуждает бедного-несчастного: пить, ширяться, спускать деньги в казино, блядовать, опять же, как говорил Юра. — Всё на нас валят. Всё-о! В штаны обосрется — тоже бес какой-нибудь виноват. Диавол, ебись оно всё копытом! Никакой ответственности за себя, понимаешь? Ну вот ни грамма! А у бесов, между прочим, даже самых мелких, есть чувство собственного достоинства. Ты знаешь, что тех, кто алкашей и наркоманов сосет, в аду хуесосят? Э-э, в смысле, не уважают. — Почему? — Потому что гадко. Потому что из слабого человека тянуть легко, а надолго его не хватает. Те наркоманы, например, в ком реально бес заседает, кончаются за полгода, алкаш — за год, а блядун — да это вообще миф! Что с него поимеешь? Какой смысл заставлять человека направо-налево трахаться, какой бесу с этого прок? То-то же! Не то чтобы Отабек этого раньше не знал, но Юрино возмущение будто заново открыло ему глаза: люди бывают хуже, чем кажутся. Одержимость — это болезнь. Это паразит в организме, которого надо вытравить. Куда сложнее дела обстоят, когда паразита нет, а поведение, якобы им спровоцированное — есть! Отабек, который всю жизнь воочию видел то, во что многие даже не верили, просто не знал, как объяснять заказчицам, что их близкий ничем не одержим и изгонять из него нечего, он просто слабовольный мудак, не тратьте на него время. — Ну и ответь, что занят по уши или вообще уехал из города, — заключил Юра. Он лежал на диване, свесившись плечами вниз, а ноги закинув на спинку, Пётя приютился у него на груди и дремал. Отабек сидел с ноутбуком тут же. — Обещают хорошо заплатить. — Ну и что. — У нас машина на последнем издыхании, — напомнил Отабек, — и ремонт не помешал бы. — Серьезно? Юра, изломив брови, оглядел потолок и углы. Его всё устраивало: чисто, уютно, мягко, тепло. Ему вообще нравилось здесь, на поверхности. Нравилась еда, нравилось питье. И чай нравился, и кофе, и молоко с овсяным печеньем, и горячий шоколад в кафе на углу. И ванная с пеной, и мягкие хлопковые простыни, и шампунь с запахом абрикоса. И туча прочих мелких радостей жизни, таких как музыка, книги, кино и долгие беседы в постели. Конечно, голыми, конечно, после любви. Отабек и не думал, что сильные демоны такие вот лютые гедонисты! По одному Юра очень скучал — по котикам. — В аду, — сказал он как-то, — полно котов. Отабек ужаснулся: —Котов-то за что? Все псы попадают в рай, а коты?.. Вот и выяснилось. — Ну здра-асьте, — протянул Юра, — а откуда они, по-твоему, тут у вас? Не, ты что, их там не жарят, они там, вообще-то, живут. На каждом шагу котейка, перед котлами часто сидят, смотрят. От всплывшей в воображении картины Отабека продрала дрожь: запах серы, огонь, котлы, бесы в истинном своем облике, мучаемые грешники — и тут же сидит какой-нибудь кот и смотрит, смотрит. Захотелось перекреститься, он подавил это в себе, только Юру бы насмешил. На поверхности Юра почти сразу же завел кота. Просто притащил откуда-то котенка и поставил перед фактом, что у них теперь есть кот, Отабеку некуда было деваться, кроме как выдать своё на это разрешение. По словам Юры, другие демоны его засмеяли бы, узнав, что у него нет своего кота, хотя и то, что он всего один — тоже весомый повод для насмешек. Вот смысла денег Юра не понимал, а если точнее — немножечко презирал их и то, что за большинство удовольствий надо платить, а чтобы платить — надо зарабатывать. Как всё сложно у вас, людей. И что, ради денег приходится заниматься тем, чем не хочется? Отабек вздохнул, опустил крышку ноутбука и отставил его на столик. — Я могу заняться этим один. Юра в задумчивости покачал головой, концы его волос прошуршали по полу. — А вдруг там что-то серьезное? А я тебя одного отпущу. О чем хоть речь, в чем дело? — Некий бизнесмен, владелец сети турагенств. Запойный. Супруга возила его к знахарям, к травникам, к колдунам, в монастыри — без толку. В монастыре, как я понял, ей и подсадили мысль, что супруг спивается не сам по себе. — А, ну ясное дело! Ежели боженька не помог, так это не потому, что плевал на мелкие людские делишки и хочет, чтоб эти самые людишки уже хоть как-нибудь шевелились и решали сами свою судьбу, а потому что бесы присосались к несчастному. Ага. И? — И я, как ты верно понимаешь, опасаюсь, что никаких бесов там нет и в помине. Просто человек слаб перед алкоголем, справляется так со стрессами и тяготами бытия. Не знаю, Юр, деньги хорошие, и они нам нужны. Стоит хотя бы посмотреть. Если действительно есть что-то, мы это выгоним, если нет, то что же, я не психолог. — Репутацию подмочишь. — Ничего. Не бывает кристально-чистых репутаций. Это лучше, чем шарлатанство. — И что, прям вот ни разу ты не поводил руками над обычным алкашом-наркоманом и не сказал, что всё, излечен, гуляй? — Нет, ни разу. — Я всерьез опасаюсь, что после твоей смерти нам придется расстаться. Ты точно отправишься в рай, тусить с песиками. Нагреши как-нибудь, что ли? Я тебе отдельный котел организую, с теплой водичкой и вениками. Отабек запрокинул голову и рассмеялся. — То, что я люблю демона, разве не тянет на билет в ад? — Любовь, — ответил Юра очень серьезно, — не грех, и за неё наказать невозможно. Худшие опасения подтвердились: никаких бесов не было. Вернее, парочка шаталась по офису, но смылись на сверхзвуковой, стоило только Юре появиться в дверях. Не было — в клиенте. Клиент, дородный дядечка с усами щеточкой и кругленькой лысиной, эдакий классический типаж опытного любителя женщин и вина, предложил визитерам кофе, рассадил их в мягкие кресла, а сам устроился за столом, сложил на столешнице пухлые руки и спросил: — Сколько? — Оплата по результатам работы, — сказал Отабек. Юра из соседнего кресла кивнул: да-да, как дело сделаем, так ты, мужик, сразу нам и заплатишь. Он спросил ещё дома, когда они решили всё-таки браться за заказ, даже если окажется, что он не по их профилю: — Серьезно возьмешь плату за ничегонеделанье? На тебя не похоже, метишь-таки в отдельный котел? — Ни в коем случае. Но у меня есть план. И теперь, едва они вошли в кабинет и выяснили, что настоящей работы для них не предвидится, Юра тронул Отабека за рукав, подтверждая, что про свою роль помнит. Клиент, звали его Антон Аркадьевич, упер в стол короткую, поросшую черным волосом пятерню. — Светлана, — сказал, — женщина специфическая. Я с ней пятнадцать лет живу, люблю и уважаю безмерно, но её порою заносит. На сей раз вот к вам, молодые люди, занесло. Скандалить я с женой не люблю, так что давайте поскорее придем к пониманию, я всё-таки угощу вас кофе, чтобы секретарша ей потом доложила, что вы тут у меня побыли хоть полчаса, заплачу по таксе, и мы, молодые люди, довольные друг другом разойдемся. Отабек с Юрой переглянулись и как по команде поглядели на Антона Аркадьевича. — То есть вы, — уточнил Отабек, — не считаете, что у Светланы Николаевны был повод к нам обратиться? Антон Аркадьевич всплеснул руками, звук вышел очень звонкий, Отабек невольно моргнул. — Давайте по-деловому, — предложил Антон Аркадьевич. — У меня свой бизнес, у вас свой, я всё понимаю. Все дельные бизнесмены дорожат репутацией, не бойтесь, молодые люди, дальше этого кабинета ничто не уйдет. Выпейте кофе, хотите, с конфетами? Только не надо читать надо мной молитвы, поливать меня водой и обмахивать вениками, я в монастыре этого наелся — во! — он чиркнул большим пальцем поперек горла, ноготь оставил белый след на розовой шее. — Это не наши методы, — подал голос Юра, — но если надо новых ощущений, могу поджечь. — Юр. — Я предлагаю на выбор! У нас широкий спектр услуг на любой вкус и кошелек! Всё по-деловому. Отабек уже подумал, что их сейчас выгонят взашей из этого просторного кабинета с пальмой в углу и мягкими креслами, но клиент рассмеялся, щеки его пошли волнами, как у бульдога, и сказал, что ему это нравится. Так что, кофейку? — А может… — Отабек почесал шею над воротником рубашки, и у Антона Аркадьевича вспыхнули заслоненные щеками глаза. — Шутить изволите, молодые люди? — Ни в коем случае. А Светлане Николаевне скажем, что это метод работы, чтобы выманить беса. Она упоминала, что вы большой фанат виски. — Бурбона, если быть точным! Ай, женщина, разве она понимает! На столе, на месте сдвинутых подальше бумаг, мигом возникли три стакана с толстым дном, бутылка и несколько плиток горького шоколада. В последующие пятнадцать минут Отабек вывел для себя три вещи: клиент — банальнейший алкоголик, который, благодаря финансовым возможностям, косит под алкогольного гурмана. Такой тип людей. При финансовых возможностях грузчика супермаркета, он с таким же упоением оценивал бы сорта боярышника из ближайшей аптеки. Его даже не пришлось уговаривать выпить с совершенно посторонними людьми, которым он, по большому счету, в отцы годится. Второе: как все алкоголики, он свято верит, что может бросить в любой момент, ему просто не надо, а окружающие, в том числе и жена, его просто не понимают. Хотя есть в его окружении и хорошие люди, вот, например, ночной сторож. Антон Аркадьевич специально задерживается, чтобы разделить с ним, значит, мысли о прошедшем дне и жизни в целом, а вот водитель — та ещё сволочь, недоволен, что приходится ждать, ну так ему же за то и платят, нет? А на такси ездить не хочется, как-то раз портмоне посеял, из кармана, наверно, выпало, так и не получилось найти. Впрочем, Антон Аркадьевич не унывает и в последнее время отпускает водителя в конце рабочего дня и домой не едет вовсе. У него тут и диван есть, и холодильник, а душем для сотрудников можно пользоваться до начала рабочего дня. Правда, пару раз его застали, возвращавшимся в кабинет с мокрой головой и полотенцем через плечо, ну так что же, освежиться нельзя? Может, он по утрам бегает! И, наконец, третье, Антон Аркадьевич, как истинный славянин, не так уж далек от веры в потустороннее. То есть, как нормальный мужик он на это, конечно, плюет с высокой колокольни, но вообще, если вот так подумать… Ну не может же быть, чтобы вообще всё неправда и россказни деревенских бабок и дурачков. Нет, репортажам Рен-ТВ веры, конечно, нет, рептилоиды, нибируанцы, марсиане — чушь собачья, он образованный человек, ему это на уши не навесишь, но вот, положа руку на сердце, ребят, вы со своим промыслом ни разу не видели вот вообще ничего… такого? — А вы, — осторожно спросил Отабек, — видели? Антон Аркадьевич пожевал губами, плеснул в стакан на два пальца и опрокинул залпом. С бурбона они перешли на джин, хотя «они» — это громко сказано: Отабек тянул вторую порцию, Юра просто сидел со стаканом в руке и старался не морщиться. Ему бы, подумал Отабек, хотя бы ликера сливочного. — Видел! — выдохнул вдруг Антон Аркадьевич, когда Отабек уже отчаялся дождаться ответа. — Вообще, наверно, приснилось, но даже если это был сон, то, сука, страшный! — А расскажите. Рассказывать, в общем, было особо нечего. Давно ещё, в молодости, после тяжелой сессии, двадцатилетний Антоха поехал на дачу к институтскому товарищу. Пили водку, закусывали картошкой в мундире и квашеной в бочке капустой. Капусты было много, а водки мало, тогда товарищ сгонял к соседу дяде Пете и притащил на стол что-то, что назвал настоящим деревенским самогоном. Что оно было на самом деле, теперь уж не узнать, только после двух стопок сморило Антоху прямо там, за столом, чуть не рожей в тарелке. Проснулся в глубоких сумерках, свет не горел, товарища не было, а в дверях стоял… кто-то. Широкий, косматый, весь какой-то изломанный, будто суставы у него глядят не в ту сторону, рогами под верхнюю лутку. Рогами… — До следующей сессии не пил. Понимал, что спросонья почудилось, что тени вот так легли, ну, блин, я ж физик по образованию, я понимаю, но ёб вашу мать, простите, ребята, ни капли в рот. А потом отпустило. Женился, дети родились, карьеру построил, о случае том думать забыл, потому как если бы было что-то… такое, то увидел бы снова, потому что не может такое, если оно и есть, только один раз человеку явиться. — Правда ж, ребя-а-а-а-ат? Голос сорвался на высокую ноту. Антон Аркадьевич откатился вместе со стулом. Боком, как краб, с него сполз и попятился в угол, не сводя глаз со второго своего гостя, и позабыл закрыть распахнутый рот. Неверная рука подогнулась, и он завалился на пол с громким хлопком. Юра, приподнимая в брезгливости верхнюю губу, поднес ко рту свой стакан, понюхал, осторожно раздувая ноздри. Когти скребнули о толстое стеклянное дно. — Что? — спросил он, подняв черные глаза, голос прокатился по кабинету, как свинцовое ядро. Лицо оставалось человеческим, только на скулах проступила двумя полосками светлая шерсть. — Да, мне не нравится твоё пойло. Оно, если хочешь знать, только вам, людям, и нравится. Антон Аркадьевич добрался-таки до стены, вжался в неё спиной и там запищал, суча ногами по ковролину. — Антон Аркадьевич, — обеспокоенно спросил Отабек, — что с вами? Тот, выпучив глаза, мычал и тыкал пальцем в соседнее кресло. Отабек поглядел на Юру, обернулся назад. — Позвать на помощь? Вам плохо? Тот замотал головой, а руку с выставленным пальцем прижал к груди. Светлана Николаевна, когда Отабек специально у неё уточнил, заверила, что сердечными болезнями супруг не страдает, уж она про его здоровье знает всё вдоль и поперек. — Пей молоко, — наставительно посоветовал Юра, тонкой струйкой выливая бурбон на бежевый ковролин, — оно вкусное и полезное. Антон Аркадьевич громко икнул. — Вот же кабан, — сказал Юра, — когда они доволокли его до дивана в смежной с кабинетом комнатке. — А вдруг опять решит, что приснилось? Что ты жене его скажешь, что бесы вернулись? — Я же не обещаю, — заметил Отабек, — что изгоняю с пожизненной гарантией, но минимум пару лет, думаю, смело можем дать. Если он, только увидев что-то рогатое в темноте в молодости, полгода не пил, то тут уж, пообщавшись средь бела дня, есть шанс, что насовсем завяжет. Всё-таки насколько проще было бы просто кого-то изгнать. — Да, блин, не говори! Ты зачем на меня смотрел? Сколько раз говорил: не смотри! Нет, пялится! Че ты там разглядеть хочешь? Они попросили секретаршу не беспокоить шефа хотя бы час, та понимающе покивала: опять наклюкался. — Думаешь, не расскажет жене, что видел? — спросил Юра уже в машине. — Почти уверен, что нет. Для простого обывателя это всё равно, что признать себя сумасшедшим. Юра встал на колени на пассажирском сидении, дотянулся до брошенного сзади рюкзака, достал бутылку холодного чая и одним махом выпил половину. — Ну как, — спросил он, усевшись нормально, — на совесть не жмет? — Вроде нет. Работу мы сделали, заказ выполнили, хотя он не по нашему профилю, так что плату, считай, отработали, можем смело тратить аванс. Хочешь в кофейню? Латте с вишневым штруделем, м? Юра захлопал в ладоши, Отабек медленно, попросив разрешения жестом, взял его за руку, поднес бледные пальцы к лицу. Вдыхая запах кожи, прижался щекой к ладони. Теплая. — Тебе ни грамма не страшно? — Нет. Если бы ты хотел навредить мне, то давно бы уже это сделал. — А если вдруг захочу? Навредить. — Значит, такая моя судьба. — А ты фаталист. — Ни в коем случае! Но в качестве посланца судьбы я всё равно выбираю того, кто предпочитает молоко виски. Юра улыбнулся, наклонился к нему, и они поцеловались, не обращая внимания на редких прохожих, которым могло взбрести в голову заглядывать в припаркованные машины. — Кстати, — спросил Отабек, едва оторвавшись от Юриных губ, — это всё-таки правда, что алкоголь действует на выходцев нижнего мира? То есть вот эти методы окропления водкой — работают? Я ими всегда брезговал! Некоторые экзорцисты, как Отабек знал, работают только пьяными, утверждая, что так, во-первых, видят больше, а во-вторых, действительно сильный демон просто побрезгует на них в таком состоянии напасть. Он не верил и уж тем более не проверял. Юра лизнул Отабеку губу, прикусил, сжал шею под ухом цепкими пальцами и шепнул хитро и таинственно: — Никогда не думал, почему в церквях на причастиях хлещут этот их кагор? Отабек не нашелся с ответом. И уже потом, подъезжая к кофейне, подумал: если вино не нравится бесам, может быть, оно нравится ангелам? Юра щурился и улыбался, глядя в окно. Отабек догадывался, что иногда он почитывает его мысли.