Убей меня по-французски

      Игорь дрожащими руками взялся за ручку двери кафе, в которое его позвал Артём. По телефону тот сказал, что им предстоит серьёзный разговор. Хотя Акинфеев и предположить не мог, насколько серьезный. Может, он снова хотел поговорить о Головине, но о парне не было слышно уже больше месяца, искали с полицией, но толку от этого было мало от слова «совсем». Может, хотел поговорить о Роме, который сейчас находился в центре реабилитации и все никак не шел на поправку. Обсуждение серьезных вопросов стало их привычкой. Их вечерним, утренним и дневным ритуалом. Игорь привык к этому. Дзюбе было в разы тяжелее. Акинфеев был уверен в этом, видев грустные глаза, терявшиеся в толпе.       — Привет, — улыбнулся Акинфеев, чмокнув сидящего мужчину в щёку. Дзюба кивнул и Акинфеев почувствовал, что что-то не так. Что-то изменилось.       — Игорь… Знаешь, — Артем ухмыльнулся, — я не буду ходить вокруг да около… Я знал, кто ты. Знал, кто ты и чем занимаешься, с самого начала...       Игорь почувствовал, как тяжело становится дышать.       — И я думаю, — Артём продолжил, — ты и так это знаешь. Ты и так знаешь, что я в курсе твой киллерской карьеры. Но я никогда и подумать не мог, что эти зеленые глаза, — Дзюба посмотрел на Акинфеева со слезами в глазах, — могли обмануть. Что эти глаза могли хитро улыбаться, а еще… А еще эти глаза наблюдали за мной через диоптрический прицел…       — Оптичекий, — шепнул Акинфеев.       — Что?       — Оптический прицел… — Игорь нервно сглотнул, — я не хотел, чтобы так вышло.       — Ты подобрался ко мне так близко… Ты мог убить меня, дождавшись, пока я усну. Или в душе. Или сейчас. Давай, — Артём улыбнулся, — убей меня, как ты это умеешь. Убей меня…       — Я не…       — Ничтожество, — бросил Артём, вставая из-за стола. Игорь молча сидел, испепеляя взглядом стену напротив. И ведь даже спорить нет смысла.       Ничтожество. Не иначе.       Бежать за Артёмом, слёзно умоляя остаться — глупо. Ведь это не исправило бы проблемы. Акинфеев закусил губу, услышав оповещение, которое пришло на телефон.       «Нотер-дам-Де Пари горит».       В голове Игоря тут же пронеслось: «Нотер-дам де Пари горит. И ты сгоришь». И был прав. После той судьбоносной встречи он горел. Горел от стыда, от боли и от страха. От страха остаться в чертовом одиночестве. Всю свою жизнь он был один.       Когда он жил в России, родители пропадали на работе, друзей не было и общения едва ли хватало в школе для трудных подростков. Количество людей, которых хотелось прибить прямо на месте росло. И он был один. Снова. Не дождавшись приёмной компании в университете, Игорь уехал во Францию, ловко провернув оферу, где был признан беженцем. Далее смена нескольких паспортов и Саламыч, который подобрал русского мальчишку и научил всему, что умел сам. Много денег, квартира в Париже с панорамными окнами, и слава в криминальных кругах всех киллеров Франции. И все бы хорошо, но одиночество глухо стучало в дверь поздно вечером, держа в своих руках попкорн и бутылку вина. Он снова чувствовал себя одиноко. И вот казалось бы сейчас. Сейчас появился этот шанс на хорошую жизнь. Шанс провести жизнь не в одиночестве. И вот опять мимо…       Следующие несколько недель после встречи с Артёмом Игорь не помнил, где он и какой сейчас день. Он завтракал виски, обедал абсентом и ужинал красным вином, с болью наблюдая, как влюблённые парочки ходили под его окнами, держась за руки. И каждый раз Акинфеев обдавал себя холодной водой из бутылки, твердя, будто на повторе:       «Так тебе и надо. Ты это заслужил».       Дни тянулись один за другим, медленно сменяя вечер в одиночестве в утро, холодное от распахнутых некогда оконных рам. Квартира все больше становилась похожей на пристанище с затхлыми простынями и пропахшим перегаром пододеяльником.       Спустя какое-то время, мысли стали более-менее возвращаться в норму, а количество алкоголя в доме — уменьшаться.       Акинфеев взглянул на часы. Двенадцать ровно, а это значит, что можно навестить Рому, пока мерзкая медсестра не начал говорить «Часы приёма окончены, убирайтесь».       — Роман Зобнин, — произнёс мужчина, показывая свой липовый паспорт на посту охраны, — одиннадцатая палата.       — Проходите, — бросил толстый мужчина в фуражке, вернув Акинфееву документ.       — Рома, — Игорь тихо закрыл за собой дверь и огляделся. Белые больничные стены. Кое-где висят плакаты известных футболистов. У окна кровать на одного человека, рядом обшарпанная тумба с пластиковым стаканом воды и пачкой сока.       — Рома…       Одеяло на кровати пошевелилось и из-под светло синих простыней показались карие глаза. Испуганные донельзя и излучающие какую-то неведому боль.       — Игорь? Что ты тут делаешь? — раздался хриплый голос и из-под одеяло медленно выползло костлявое тело в серой пижаме. Как же он похудел…       — Пришёл повидать тебя, — улыбнулся мужчина, — как ты?       — Плохо, — кивнул парень, залпом выпивая воду в стакане, — налить тебе сок?       — Нет, спасибо, — Акинфеев помотал головой, — витамины тебе нужнее.       — Да не нужны они мне, — бросил Зобнин, смотря потерянным взглядом в угол палаты. Игорь кивнул. Кем-кем, а психологом он точно не был. Точно не был человеком, которой смог бы утешить и подбодрить.       — Почему никто не приходил ко мне? — прошептал Рома и сердце мужчины сжалось. Неужели парня и правда никто не посещал…       — Не знаю, просто. Просто мы думали, что мы будем напоминать тебе… Напоминать тебе о…       — Об Илье?       Игорь кивнул, а в глазах Зобнина сверкнули слёзы. Ну конечно. Если бы не Кутепов, Рома сейчас не сидел бы в холодной палате в психиатрической лечебнице.       — Я чуть не умер из-за него… Кто-то из вас хотя бы раз мог прийти ко мне? Хотя бы раз проведать и спросить, все ли со мной хорошо, даже прекрасно зная, что я отвечу, что все плохо и моя жизнь катится в бездну? — почти закричал Рома. Игорь сжался от такого зрелища. Худой, с синяками под глазам подросток пытается не заплакать и дрожащим от страха голосом говорит о том, что чуть не умер. Ели не это сила, то Игорь тогда не знал, что.       — Саша оставил меня, Артём оставил меня, ты, — Рома пальцем указал в лицо Акинфееву, — ты оставил меня. Зато знаешь, кто приходил? Илья. Илья был. Представляешь, — парень усмехнулся, — сказал, что ему жаль… Ему жаль…       — Рома, ты не виноват…       — Да я знаю, знаю.       — Что ты планируешь делать дальше?       — Планирую сбежать от больничной еды и побеленных дешёвой краской стен. Не смотри на меня так, через пару дней выписка. И так прекрасно осознавать, что в этом чертовом Париже нет теперь Кутепова и всей его команды.       — Зачем ты так говоришь? — Игорь не узнавал взбушевавшегося вдруг подростка.       — Я чуть не умер из-за всей этой истории, ты забыл?       — Ты сам решил поступить так. Сам решил скрыть себе вены.       — Если бы меня не бросили, я бы этого не сделал…       Акинфеев кивнул. Спорить было явно плохой идеей.       — А ты? Что ты будешь делать?       — Жить дальше, — улыбнулся Акинфеев, в глубине души зная что дальше жить ну никак не получится.       Время шло. Игорь съехал с квартиры в Париже и пристроился в небольшой квартирке в Бордо, где из мебели стояла только кровать, кухонный гарнитур и три полки, где хранились старые книги пристарелой хозяйки квартиры.       — Не пить, — громко крикнула милая французская старушенция, — не курить и не водить похабных девок!       — Понял, — кивнул мужчина, получая из сморщенной руки связку ключей, весело брякнувшей в ладони Акинфеева, как бы намекая, что пора бы уже начаться новой жизни.       Закрыв за своенравной старушкой дверь, Игорь открыл крышку ноутбука и заглянул на почту. Отправитель одного из сообщений поверг обладателя электронной почты в шок.       Пришла беда, откуда не ждали.