Hellfire

***

Когда-то Очако читала, что у демонов и бесов непременно должны быть рога. По ночам, в неровных отсветах свечей, магические книги нашептывали, что лики их страшны, вместо ног — копыта и лапы, а из зловонных пастей торчат клыки. Кожу их покрывает шерсть, льстивые речи в устах сменяются угрозами, рычанием и воем, а в плату за помощь некоторые из них требуют делить с ними постель. Ведьмы, связавшиеся с демонами, получают метку — ту самую, которую так любит инквизиция, — и уже никогда не возвращаются к свету, скатываясь по дороге во тьму. Хороших среди них не бывает. Все они одинаковы. Книги много чего рассказывали. Как выяснилось, по большей части — врали, или то была просто теория, не подкрепленная практикой, и авторы никогда живых демонов не видели. Но в одном они все-таки не подвели — в описаниях ритуалов вызова. Свитки, древние фолианты, потертые личные дневники и скромные записки — Очако много чего перечитала из любопытства, но даже подумать не могла, что что-то из этого ей пригодится. Это ведь была совсем не ее стихия. В детстве, когда магия проснулась впервые, она чувствовала ее — светлую и легкую, как солнечные лучи в утреннем тумане. Как ветер, который ложится на ладони и вихрится послушными сквозняками, повинуясь воле, поднимает вверх осеннюю листву и мелкие веточки, делает тело невесомым, словно перышко, наполняя силой… Все это было раньше. Если бы Очако в своей учебе старалась чуть меньше, она не оказалась бы сейчас здесь. И, скорее всего, была бы уже мертва. Но ей «повезло». Сглотнув комок в горле, она вытирает вспотевшие ладони об юбку и размазывает злые слезы, глубоко вдыхая. Заклинание должно работать. Оно простенькое, всегда срабатывало, когда нужно было набрать кувшины или перенаправить небольшое русло, не пачкая руки, но сейчас вода в ручье просто не повинуется. И все. Очако её даже не чувствует — не так, как должна, не ощущает бегущую из гор силу жизни, не может заставить ее взмыть в воздух или остановить свой бег. Как самый обычный человек. Будто никогда и не рождалась ведьмой. Солнце поднимается в зенит, припекая затылок, и камень под Очако тоже теплеет, нагреваясь. Для начала ноября очень тепло. Босые ноги ласково лижут прозрачные струи, в глаза бьют суетливые водные блики, низко кружит воронье. Шумно. «Слишком хорошая погода», — думает Очако, поджимая губы. Реальность никогда за ней не поспевает — все самые худшие вещи в ее жизни случаются в солнечные дни. В ту ночь, когда сгорел лес, небо тоже было безоблачным. — Ну и мрачный же у тебя вид, Очако-чан. Кошмар! Веселее быть надо, смотри, какое солнышко. На замечание Очако не оборачивается. Почему-то вдруг становится до нелепого обидно — даже книги ей лгали. У ее демона лицо настоящей святой, и это сравнение Очако не нравится. Оно глупое — как и с «ангелом». — Будешь так хмуриться — всю красоту угробишь! Жалко же! Еще у демона звонкий голос и светлые блестящие волосы, из которых торчат совсем не рога, а милые маленькие уши. Демон обнимает голые колени тонкими руками, соткавшись из воздуха прямо на том же камне, и улыбается, по-детски качая головой. Даже ногти у нее в этой форме не острые — обычные, небольшие и круглые. Никаких когтей и клыков. От ее компании становится еще хуже. Очако выдыхает — сорванно, сломанно — и упрямо шепчет слова заклинания, удерживая в голове нужный образ. Хотя бы капельку. Хоть немного поднять вверх — и больше никаких слез, обещает она себе. Честно, всего одну… — Ты ведь понимаешь, почему это не работает. — Демон вытягивает ноги вниз, прижимаясь к Очако горячим бедром. Болтает босыми ступнями в воде, радостно разбрызгивая ледяные капли. — Ты знаешь ответ, но до сих пор упрямишься. Бедная, наивная Очако-чан… Очако поднимает руки над ручьем, прикрывает глаза. Слизывает с губы влажную соль, вдыхает через нос и прислушивается к шепоту ручья. К шелесту о камни, плеску и журчанию в тонких канавах. Тянется мысленно к его душе, его истоку — незапятнанной чистой стихии. Под веками вспыхивает пятнами красноватая темнота. И все. Так быть не должно. Очако позорно всхлипывает и вытирает запястьем нос. Ей будто отрубили руки. Сбоку раздается хмыканье, на голое плечо ложится узкая теплая ладонь. Цепкие пальцы перебирают по коже, тянутся к шее, и Очако передергивается, бросая в ответ гневный взгляд. У её демона кошачьи желтые глаза и тонкие розовые губы. Очако даже мысленно старается никак ее не называть — это же просто морок, а не настоящая внешность, демоны не бывают такими… такими… — Нет. У меня получится, — тихо говорит Очако сама себе, убирая за ухо растрепанную прядку. — Получится. Всегда получалось. — Это ведь заклина-ание. Почему просто не попросишь меня? — сладко тянет демон. — Заклинания для меня не проблема! Они мне вообще не нужны, я могу просто взять и сотворить любую магию, Очако-чан. И достаточно дешево, если так подумать. Хватит твоего желания! Очако поджимает губы и молчит, снова утыкаясь взглядом в воду. — Я ведь уже принадлежу тебе, помнишь?.. — Пальцы касаются уха, теребят прядь, щекочут мочку, будто демон просто не может не трогать ее, находясь так близко. Дыхание оседает на коже. — Тебе нужно только приказать, и я сделаю все, что пожелаешь. Что угодно! Так трогают интересную безделушку, торгуясь в лавке с артефактами, думает Очако. — Мне не нужна такая магия, — дернув головой, хмурится она. «Дешево», как же. Каждая сделка с демоном по крупице отнимает вечность — уж это-то вряд ли было враньем. Очако осматривает себя каждый вечер — метка так и не появилась, и, может, у нее еще есть шанс, если она не будет злоупотреблять… — Ну-у, так мы можем тут сидеть хоть до скончания веков! — капризно бормочет демон, всплеснув другой рукой. — Между прочим, для светлой магии нужна такая же светлая душа, Очако-чан! А твоя уже немножко… Очако слышит, чувствует всем телом, как демон довольно скалится, продолжая: — Уже немножко не твоя. А мне больше нравится темнота. Очако не отводит глаз от ручья. По спине бегут мурашки. Под прозрачной водой внизу копошатся рыбки — беззаботно плавают от берега к берегу, огибают мелкие камни, будто течение им нипочем. Очако хотела бы тоже быть такой рыбкой. Но её уже снесло, как беспомощный лист, перевернуло, ударило о камни и продолжает нести дальше и дальше, к далеким неясным водопадам. Иногда ей кажется, что стоило умереть вместе с остальными в том лесу, а не барахтаться, чтобы оказаться в итоге в беспокойной мутной воде. — Жуть какая, — фыркает демон. — Хватит уже переживать из-за этого. Подумаешь, душу заложила! Для этого еще силы иметь надо, между прочим! Не каждый сможет! По-собственнически положив ладонь ей на бедро, она раздумывает несколько секунд и решительно пододвигается еще ближе. От голой груди, прижавшейся к боку, даже через ткань по коже разбегаются приятные искорки — странное, пьянящее ощущение. Очако давит порыв отсесть. Нечеловеческая близость все-таки немного, совсем чуть-чуть лучше, чем ничего, хоть и заставляет сердце биться слишком быстро. Все это сбивает с толку. Нервно поправив обрезанные рукава рубашки, она снова закрывает глаза и сосредотачивается. От слов заклинания и ледяной горной воды уже сводит зубы. Мелкая дрожь поднимается от ступней к коленям, холодком проходит по позвоночнику и шее — холод помогает Очако не расклеиться окончательно. Демон неодобрительно цыкает. — Ты мерзнешь, — кратко говорит она. — И мне надоело. — А мне — нет, — тут же хмуро отвечает Очако. — Тебе не обязательно здесь со мной сидеть, если не хочешь. Можешь вообще уйти куда угодно, и… И вообще она не собиралась с ней говорить, с этой Тогой, пусть даже сама дала ей имя. Это немного по-детски и наверняка очень глупо — будто если Очако спрячется от проблемы, та перестанет существовать. — О нет, не перестану, — в ответ на её мысли хихикает демон. — Мы с тобой одно целое, Очако-чан. Я не такая, как люди, я… Голос становится тише и превращается в шепот, звучит зловеще — и волнующе одновременно. — Я никогда тебя не оставлю. Как сокровенная клятва. На несколько мгновений воцаряется тишина — Очако даже приоткрывает глаза, чтобы проверить, что демон до сих пор сидит рядом, а потом вода в ручье взвивается вверх двумя тонкими смерчами. Они ударяются в ладони мокрыми змеями, просачиваются сквозь пальцы, и Очако вскрикивает от неожиданности. Рассмеявшись, демон хлопает в ладоши: — Какая ты молодец, Очако-чан! Очако морщится, встряхивая руками, и все-таки разворачивается к ней целиком. Заглядывает в улыбающееся лицо. — И зачем ты это сделала? Демон взмахивает пушистыми ресницами, мгновенно ловя её взгляд. Похожий на лезвие вертикальный зрачок странно подрагивает, щеки розовеют. — Наконец-то ты снова на меня смотришь, Очако-чан. Так приятно. — Зачем? — твердо переспрашивает Очако. Демон медленно и тяжко вздыхает. Потягивается, заводя локти за голову, болтает ногами в воде. А потом, когда Очако на секунду теряет бдительность, резко дергается вперед, коснувшись кончика носа своим, и так и замирает. Не шевелится, застыв в воздухе жуткой неживой картинкой. Очако не отодвигается и не моргает, забывая дышать. Демону, кажется, все это нравится — и ее упрямство, и ее беспомощность. Иначе не крутилась бы рядом. — Нет! Но мне нравится, что ты такая смелая. — Демон отпускает ее взгляд и делает вид, что задумывается, мечтательно прищурившись. Снова становится «живой». — Зачем я это сделала? Может, чтобы ты наконец поняла, как сильно нуждаешься во мне? Чтобы перестала плакать? Чтобы осознала, что есть другая магия? Возможно, что-нибудь из этого. Не знаю. Мне просто захотелось! — Мне не нужна твоя… — Очако сжимает зубы и морщится, перебивая себя. Голос отвратительно дрожит. — Мне не нужна темная магия. — Но ты уже, — усмехается демон, качая головой, и показывает на себя пальцем. — Я ведь сижу прямо перед тобой, Очако-чан. Можешь потрогать, если не веришь! Я реальнее, чем все твои книжки. От чужих слов в груди делается больно и тесно. Холод поднимается все выше, доходя до самого сердца и сжимая костлявыми пальцами. Еще никогда Очако не была такой беспомощной. Никогда еще ей не было так страшно — одной, далеко от дома, без магии и друзей, наедине с существом из страшных сказок. Поднимаясь на ноги, Очако чувствует себя уставшей и смертельно больной. Онемевшие ступни скользят по камню. Демон легко спрыгивает следом, внимательно следя — Очако чувствует ее взгляд между лопаток, спускаясь по тропинке. Конечно, не может же она позволить Очако просто умереть, пока ее душа еще цела. Нужно идти дальше, решает она. Спуститься с горы, выйти на тракт, добраться до ближайшей деревни и найти ночлег. Без морока это будет сложно сделать, не вызывая подозрений, а могут ведь еще попасться разбойники, и у нее нет даже лошади. Она и огонь-то развести не сможет. Как же тяжело без привычной магии… Погрузившись в мысли, Очако успевает сделать пару десятков шагов, прежде чем тревожное чувство настигает ее и бьет по затылку. Небо стремительно темнеет, заволакиваясь тяжелыми свинцовыми тучами, с утеса слева налетает порыв ветра. «Накликала грозу», — кривится про себя Очако, задрав голову. Уж лучше солнышко и плохое настроение, чем непогода, от которой придется прятаться. А она даже с водой не управится. Бесполезная. Какая же она бесполезная. За спиной, где только недавно шел демон, становится тихо. Так тихо, что Очако останавливается, прислушиваясь, и не оборачивается сразу — не хочется давать той лишний повод поболтать. От липкого ощущения неправильности внутри все противно трепещет. Птицы, вдруг понимает Очако. Птицы молчат. И трава не шелестит от ветра. Ручей, который было слышно от самого подножия, больше не шумит. Чертовщина. Набрав в легкие воздуха, Очако оглядывается, чтобы разорвать тишину, и вдох застревает в горле. У ее демона красивая лживая оболочка. Самая прекрасная на свете, самая желанная — будто созданная специально для Очако, чтобы ежедневно напоминать о неправильности, чистом пороке. Нагая Тога похожа на божество, светлым пятном выделяясь в предгрозовой тьме. Кажется, даже белая кожа мерцает, словно дорогое украшение. — Очако-чан… — сквозь нарастающий гул долетает до Очако ее ласковый шепот. — Просто прими меня. Мы сможем все. Я покажу тебе настоящую магию, которой не нужны заклинания. Тебе понравится, обещаю. Демон протягивает ей руку, улыбаясь почти смущенно. Почти влюбленно. Почти правдиво. Ступает на цыпочках, не касаясь земли. Ее губы не шевелятся, когда она заканчивает прямо у Очако в голове: — И твой ветерок станет ураганом. Хочешь?.. Тревожный гул набирает силу. Очертания деревьев и горы рядом смазываются в сплошной темный поток, небо озаряется ослепительной вспышкой и почти сразу — раскатом грома. Дерево на склоне неподалеку с треском разлетается в труху, и Очако зажмуривается, по привычке вспоминая заклинание для отвода молнии. В горле снова встает комок. Беззвучно ступая, демон подкрадывается ближе. Очако чувствует ее теплое дыхание на своей щеке. Вдруг авторы тех книг врали обо всем?.. Тога кладет голову ей на плечо, вжимаясь всем телом. Идеально повторяет каждый изгиб, как статуэтка, слепленная в пару — Очако как-то видела такие у ремесленников. Разбросанные по плечам светлые волосы не шевелятся: поднявшийся ветер не касается их обеих, послушно огибая окутавший кокон. Тога слегка отстраняется и заглядывает в лицо, что-то высматривая. Довольно жмурится. Очако чувствует, как чужие теплые пальцы настойчиво переплетаются с ее. Хаос вокруг наполняют краски. Очако ощущает — как обретает однажды утративший, как глухой, заново научившийся слышать. Как впервые увидевший цвета. Словно ей вернули руки, и она снова может творить. Жить. Хаос волной проходит через ее тело. Очако задерживает его внутри на вдохе, упиваясь и наслаждаясь, и позволяет вырваться на свободу, легким усилием мысли придавая форму. Магия, которую Тога ей вручает — темная и шальная, ее слишком много, она распирает легкие, кружит голову и такой сладостью оседает на языке, что Очако стонет, прокусив губу. Руки дрожат, и она упала бы, но Тога держит крепче собственных ног. Оставив на шее сухой поцелуй, та трется носом и коротко слизывает выступившую на губе каплю крови. — Так забирай. Хаос сворачивается в точку и разлетается внутри Очако целой вселенной, просачиваясь внутрь, глубже и глубже, в каждый уголок, пока не заполняет гнетущую пустоту и не находит… «А это мое». Задохнувшись, Очако невидяще распахивает глаза и вскрикивает, чувствуя, как на лопатке жжением проявляется метка. Вокруг, поднимая землю в небо, беспощадной тьмой бушует ураган.