Путь домой

Первый снег свалился на голову очень неожиданно, по крайней мере, для меня. Как оказалось, остальные были уже готовы к ранней зиме, а я, даже если и слышала, что она грянет, ничего поделать не могла. Как готовиться-то пленнице? Дома мы убирали легкую одежду, доставали теплую, вместе с матерью, даже если на улице был собачий холод, мы кутались в теплый плед, устраивались поудобней на диване и смотрели уютные фильмы. А что сейчас? Сейчас у меня даже пухового пледа нет, не говоря уже о чашке какао, или об отоплении или хотя бы о печке. Но ситуация в плену научила меня кое-чему, всем известное высказывание хочешь жить — умей вертеться, стало моим девизом. Правда, пока кардинальных результатов и побед я не могу приписать в свой актив, но я пока живу, дышу и не мерзну. По крайней мере, не мерзну ночью. Я все же нашла кузницу, и когда народ отправлялся спать, я тайком прокрадывалась туда, и грела свои замерзшие кости возле погасшего очага. До сего времени мне удавалось прокрадываться незаметно, тем более, что надзиратель в ночное время испарялся, да и вообще, не сильно смотрел за мной. В последнее время я не замечала его, и могла бы даже сказать, что была предоставлена самой себе, но стоило мне днем сбиться с намеченного курса, как меня снова возвращали на путь истинный, сперва просто предупреждением, затем толчками в спину. Только по этой причине мне еще не удавалось выяснить примерное расположение замка, где я находилась, и насколько он был отдален от известных мне мест, да и на мне еще были кандалы. Сегодняшняя ночь немного отличалась от предыдущих не только потому, что мне никак не удавалось согреться, но и тем, что мне снились кошмары. Я проснулась, понятия не имею, было ли то ранним утром или же пока еще ночью, но ясно было одно, что дальше я не смогу уснуть. Как ни странно, но угли не погасли, а наоборот, огонь горел в полную силу. Изначально я не придала значения такому пустяку, но позже, до моего сонного разума начало доходить, что просто так огонь бы не зажегся. Боязливо я подняла свой взгляд в надежде рассмотреть, что происходит, никто ведь не знал, что я провожу здесь ночи, и я бы очень хотела, чтобы мои побеги и дальше оставались незамеченными. Но вот на улице было пока темно, а поблизости я не могла никого обнаружить. Честно сказать, становилось не по себе, так как я не могла найти поблизости никого, а света, кроме огня, не было. Мать моя честная. Стараясь не шуметь, я поднялась и снова оглянулась, вглядываясь в еле видневшиеся тени, пока не обернулась. Прямо как в фильмах ужасов, маньяк стоял позади меня. И, конечно, по всем канонам я закричала, правда, мой крик потонул в чей-то широкой ладони. От страха парализовало все тело, я ведь не знала, что вероятность попадания сюда врага или монстра равна нулю. — Не кричи, — тихо прошептал эльф, которого в свете горящего очага я так и не различила, либо была еще сонной. Хотя, какой сонной, такой адреналин прикатил в голову, что пора бы ей взорваться от переизбытка негативных эмоций. — Я уберу руку, только не кричи, не хватало присутствия третьих лиц, — по голосу смахивал на Куруфина, но кто я такая, чтобы быть настолько удачливой, но когда я смогла его все же разглядеть, то мысленно улыбнулась, что наткнулась именно на доброго эльфа. Я кивнула, давая понять, что мои демоны укрощены. Эльф отпустил меня, и начал заниматься делами, словно меня и не было рядом, он завязал свои волосы, и достал какие-то чертежи, подсвечивая себе небольшой лампой. Видно он не любитель фонариков и других приспособлений нового века, даже в деревне их уже начали часто использовать самые заядлые противники цивилизации, а он продолжает жить в средневековье. И что мне делать сейчас, обратно лечь спать или пойти в свою комнату? Не люблю чувствовать себя не в своей тарелке, хотя, кто любит, но со мной такое бывает очень и очень часто, особенно когда я стала пленницей. Но стоило мне сделать шаг, как я заметила две вещи, во-первых, полностью вовлеченный в свое дело эльф, обратил на меня внимание. А во-вторых, кандалов почему-то не обнаружилось на мне, они спокойно лежали рядом. — Стоило бы тебя наказать, что в ночное время ты находишься вне стен крепости. — Я не выходила за стену, — ох, как пафосно это прозвучало с моих уст, но не стоило удивляться, что эльфа не пробрала моя актёрская игра. Он не шелохнулся, продолжал стоять спиной ко мне, делая какие-то непонятные мне наброски. Все? Наш разговор закончен? Так быстро? Может попробовать сказать что-нибудь, да хотя бы поблагодарить его за то, что снял кандалы, чувствую себя ужасно не комфортно. Если вернусь в комнату, не попробовав заговорить, точно не усну и позволю съесть свой мозг неприятным мыслям. — Не стоит мучить себя, если слов нет, — эм, что, простите. Он не смотрел на меня, и вряд ли бы мои мысли отразились на лице. Откуда, черт бы его побрал. — У меня есть слова. — Тогда почему ты все еще стоишь здесь и молчишь? — эльф все же повернулся, оглядывая меня тяжелым взглядом, взглядом воспитателя. Словно он на пальцах объяснял ребенку, чего делать нельзя, а что разрешается. Вот бы мне такие навыки, но мой взгляд легко раскусить, и иногда не могу сдержать своих эмоции, что не раз подводило меня. — Мне следует уйти? — Было бы неплохо, — мы одновременно выдохнули, но повернулась только я, и медленно поплелась к выходу, к холоду, а вспомнив, что мне придется бродить по темным, пустым и холодным коридорам, как мое тело полностью превратилось в обиталище мурашек. Лучше подтереть сопли и свалить раньше, чем меня выпихнут силой. Обидно. До своей комнаты я добралась нормально, но уснуть больше не удалось, от холода меня воротило, а ситуация, произошедшая в кузнице, не хотела покидать мои мысли. Я же ему вовсе не мешала, могла просто посидеть возле огня, тем более он отлично осведомлен, что в моей комнате нет ни камина, ни печи, об отоплении я и говорить боюсь. Как я поняла, о существовании нормального современного отопления, в этих краях не знают, да и с чего им знать — деревня. С такими же дикарями. И как я могла думать, что Куруфин не будет похож на своего брата, они же родня. Как он мог меня просто выгнать, даже не удосужившись спросить, доберусь ли я до комнаты темной-то ночью, когда шарахаешься от своей тени, когда шум и эхо непонятных звуков преследуют тебя, не давая нормально вздохнуть. Но откуда ему, лорду этого замка, знать об этом. Как там Келегорм сказал, что этот эльф сутками не выходит из своей кузницы, именно так и никак иначе, не видит ничего дальше своей кузницы, не видит, что мне было плохо. А разве мне плохо? Что-то я драматизирую. Ну и что, в конце концов, я женщина и должна заистерить, даже если и являюсь пленницей. Быть пленницей не означает, что теперь я должна изменить себе и подстраиваться под прихоти остальных людей, эм, эльфов. Или все же значит? Трудно ответить, ведь я никогда не была пленницей, да и Лане не довелось, иначе бы протрындела мне своим нытьем все уши. Забившись в угол кровати, я сидела там, пока небо не начало светлеть, сидела и не могла сдержать слез. Наверное, Куруфин стал последней каплей, дал понять, что здесь ко мне не собираются относиться должным образом, что со мной не будут вообще считаться, что меня не принимают за человека. А близкие, видно уже давно отказались от меня, считая, что спасать уже нет никакого смысла. Ведь в противном случае, эльфы могли бы выдвинуть свои требования и запросить за меня выкуп, но этого не последовало, или у мамы просто не нашлось денег. Но вроде Ланины родители богаты, они могли бы помочь. Что, если я больше никогда не увижу маму. Меня затрясло пуще прежнего. Ранним утром зашедший стражник нашел меня в том же положении, что я просидела с ночи, впереди был еще один долгий и холодный день. Нет, нужно сваливать отсюда, нужно бежать, пусть меня и разорвут волки, пусть я снова окажусь в плену у тех, кто хотел продать меня в рабство. Лучше так, чем осознать, что моя жизнь пройдет мимо меня, а я так и буду ходить в кандалах, клянчить еду и пытаться не окоченеть. Конюшни, на мое удивление, оказались не такими грязными, какими бывают каждое утро, но я все равно потратила на их чистку больше положенного времени: бессонная ночь, постоянные переживания, холод и недоедание способствовали тому. Когда я вышла из хлева, то поняла, что конец мой близок — пошел снег. И было ясно, что он не собирается останавливаться, первый снег хоть и падал большими хлопьями, но от него осталась только грязь, но сейчас погода основательно взялась за свое дело. Мне стоило лишь жалобно поскулить и сильней запахнуть легкую одежду. — Почему ты плакала? — интересно, какие эльфы джентльмены, когда дело касается не людей, а представителей их расы. Конечно, какое им до нас дело, а вот увидев слезы своих женщин, они готовы рвать и метать. Ну и что, какая мне разница?! Шла и иди себе, у тебя дел полно. Пока я не поняла, что обращались ко мне. Напротив меня встал Куруфин, преграждая путь. — Я тебя спрашиваю. — Не твое дело. — Ты смеешь говорить со мной в таком тоне? — Мне плевать. — Соскучилась по тяжелой руке моего брата? — У него ведь нет храбрости поднять его на равного оппонента, вот и бьет слабых, — все казалось бредовым, но мне уже реально стало без разницы, пусть бьют, пусть калечат. Я обошла эльфа и пошла дальше, но кажется, желание бить или же унижать слабых, передается в этой семье по наследству. Куруфин не спустит мне такую вольность, в этом я была уверенна. Однако все пошло не по сценарию, что я приготовила в голове. Как бы не пытались прилизать затершийся от сотни применений штамп, но в реальности, момент, когда эльф вдруг схватил меня за запястье, не походил ни на один из описанных сценарий. Все было иначе. Быть может, он и развернул меня слишком быстро, но для меня время остановилось, и лишь одна связная мысль, чтобы он как можно дольше не убирал руку, была в моей голове. — Что случилось? — проговорил он тихо, словно боялся, что нас могут услышать, что его могут услышать и осудить за подобную вольность. — Что может случится? — Ты не в себе. — Конечно, а что ты думал. Я хочу домой, хочу увидеть родителей, хочу обнять маму, хочу снова пойти на свою нелюбимую работу, а возвращаясь, захватить по пути пирог к чаю. Решать проблемы своими силами, работать, чтобы накопить на лучшую жизнь. Хочу сказать маме, что все будет хорошо и что я рядом. Я больше так не могу, не могу, черт бы вас побрал. Может я и хотела быть сильной в его глазах и не пасть духом, но у меня не очень получилось, я давилась слезами, еле выговаривала слова, а меня продолжали держать, и я цеплялась за его руку, будто бы он кинул мне спасательный круг, хотя и своим вопросом окончательно разбил хрупкую почву под моими ногами. Я продолжала говорить, скорее, уже шептать, а эльф молчал — его молчание не было неприятным, в нем хотелось утонуть, хотелось головой погрузиться в его спокойствие, хотелось, чтобы своим молчанием он обнял меня и так же без слов дал понять, что все будет хорошо. Но ничего не происходило, я сильней погружалась в себя, и истерика, сдерживаемая непонятно чем, грозилась погрести его и меня под этой лавиной. — А я-то думаю, кто тут сопли свои распустил, так это ты. Но вот увидеть тебя рядом с ней, мой братец, я как-то не рассчитывал, — я дрогнула, а слова застряли в глотке, непонятный груз ухнул вниз, пронесся за собой холод. Я стерла слезы и посмотрела на Келегорма, который оказался в неподходящий момент и в неподходящем месте. Почему именно сейчас, когда я позволила себе открыться, стоило появиться тому, кого я бы и сто лет не хотела видеть. — Иди своей дорогой, брат. — Мне интересно, что за представление тут разыгралось. Я даже почувствовал себя в Валиноре, правда, эта замарашка не идет вровень с девами ваниар, но и так сойдет. Но вот не знал, что и у тебя есть тяга к высокому. Куруфин медленно убрал свою руку, и это было очень неприятно, словно он оставил меня на пропасти, на грани падения, позволил самой выбираться. Но он и не знал или не хотел знать, что без него я не смогу выбраться, что он мой Сэм, а я его Фродо. Я нахмурилась и не потому, что были внешние факторы, способствующие моему недовольному выражению лица, но я поняла одну абсурдность. Эти имена очень хорошо вписывались в этот мир, но с другой стороны, были очень далеки от него. Кто, будучи, живя в сказке, не выдумывает еще одну сказку?! Что за бред. — Что тебе нужно, Турко? — А тебе что нужно, Курво? Что тебе от нее нужно? А ты что, хотела растопить его сердце своей жалостью? Хотела поплакать перед ним, думая, тем самым, что все проблемы решатся? Какая же ты наивная и глупая. — Хватит, брат. Сейчас не время и не место выказывать свое презрение. — Как мне не выказывать, если эта тварь все ближе и ближе подбирается к тебе, гляди, на следующее утро найду ее у тебя в постели. — Заткнись, ты! — не понимаю, отчего такая реакция, но я рявкнула на него, слава богу, что смогла сдержаться и не стукнула, а так хотелось. Как я до сих пор еще дышала, было тайной, но стоило осознать что я только что натворила, я начала отходить назад. Но именно сейчас все пошло по моему сценарию, светловолосый эльф схватил меня за локоть, я вскрикнула, было больно, очень больно, его хватка была равна железным тискам. Тогда и поняла, что на этот раз меня точно никто не спасет, ведь единственный, кто мог помешать свершиться столь ужасному делу, был Куруфин, а он отвернулся от меня и зашагал в противоположном направлении. Незачем уже храбриться. Келегорм меня тащил, а я все смотрела на место, где минуту назад был силуэт темноволосого эльфа. Как бы я ни кичилась, и не говорила, что мне уже без разницы на свою жизнь, но когда эльф притащил меня в мою же комнату, вся спесь сошла на нет, оставив место разрушительному страху. Как мне показалось, либо я просто хочу верить в лучшее, эльф бить меня не хотел, либо хотел убить, либо что-то еще похуже. Ведь отпустить меня точно он уже не мог, совесть, если она у него и есть, не позволяла. Эльф продолжал держать меня за локоть и молчал, просто стоял рядом, не притягивая меня к себе, но и не держа нормального для него расстояния. Я была к нему слишком близко, чтобы слышать его тяжелое дыхание, но не настолько, чтобы слышать его сердцебиение. Зато мое сердцебиение разносилось по всей комнате, отражаясь от стен, и в увеличенном размере, возвращалось ко мне. — Страшно? — Да. — Мне этого мало. — Мне очень страшно, — шепнула я, надеясь до последнего, что пока он тащил меня сюда, его желание отмутузить убежало вместе с моей храбростью. Эльф посмотрел на меня, заставил точнее посмотреть на себя. — Ты пытаешься шутить со мной? Ты издеваешься надо мной? — И в мыслях не было. — Извинись. — Что? — Я сказал, извинись за то, что накричала на меня. — Прошу прощения. — Сделай это искренне, иначе, будь уверена, твои остатки еще долго будут соскребать с пола и стен. — Извините меня, господин, — как бы я не старалась, но даже сама не верила своим словам, голос подводил, да и взгляд, думаю, был безразличен. Да что это со мной происходит, на кону моя жизнь, и я даже не могу побороться за нее? Вот если бы у него опять случился приступ агрессии, я бы снова быть может, начала бороться или хотя бы стараться. — Тебе жизнь не дорога? — А что в моей жизни? Раньше я могла бы ее назвать жизнью, а сейчас это даже не существование. — Твой грязный язык все еще при тебе? Мне кажется, его нужно вырвать. — Это я хочу вырвать. Меня от тебя тошнит, — точно съехала с катушек, но я произнесла это беззлобно, даже лучше, чем когда я просила прощения. После этих слов я безвольно опустилась вниз, но его рука стала препятствием, остается гадать, как не сломала свою руку. Спустя какие-то секунды мою щеку обожгло. Странно, но боли я не почувствовала, только лишь горячую ладонь, в котором практически скрылась правая часть моего лица. Эльф, на мое удивление, опустился и его лицо было напротив моего, он заставил смотреть на него. Странность его второе имя, наверное, или ему точно нужно лечиться, но сейчас я не могла понять ни его действий, ни его реакцию, ни, тем более его взгляд. Он смотрел ровно, смотрел без той неприязни, что часто выказывал, смотрел прямо в душу, я бы могла назвать этот взгляд сочувствующим или же добрым, не зная кто стоит передо мной. — Кто же ты такая? — его вопрос меня ошеломил, я не была к нему готова. Он знает меня достаточно, чтобы составить свое собственное мнение о моей никчемной персоне, зачем задавать такие вопросы, на которых у меня нет ответов, которые вгоняют меня в ступор, и единственное, что мне остается делать, это глупо хлопать глазами и приоткрыть рот, ожидая, что он продолжит свое предложение. Но и он молчал. Кто-то должен был заканчивать этот спектакль, вот я и потянулась к его руке, чтобы убрать его с лица. — Не смей даже прикасаться ко мне. — Ты меня трогаешь, почему же я не могу убрать твою руку. — Не смей меня касаться, — ах, живем один раз, нужно же попробовать. Но вместо того, чтобы откинуть его руку, я сделала то, от чего прифигела сама и начала называть себя дурой. Я положила свою ладонь на его руку, прикрыв глаза, позволяя себе полностью раствориться в тепле его огромной ладони, позволяя себе хоть на миг вырваться из этой пресловутой реальности и почувствовать хоть каплю человеческого тепла. — Сумасшедшая, — прошептал эльф, отнимая свою руку, и словно бы ошпаренный, вылетел из моей комнаты. Осознать то, что я сделала, было очень трудным делом, я никак не хотела верить, не хотела и думать о произошедшем. Я продолжила сидеть на том же месте, даже и не шелохнувшись, и думала, думала, думала. Какой же сумасшедшей нужно быть, чтобы искать тепла у того, кому ничего не стоит ударить, каким же отчаявшимся человеком нужно быть, чтобы пойти на такое. Дура. Просто дура. Жадная и голодная до тепла, до прикосновений. Мне точно отморозило мозги, что у меня остались. Однако была и в этой ситуации положительная сторона, я поняла, что каждый зверь нуждается в ласке. Если у меня еще будет стычка с этим белобрысым, и если моя теория окажется верной, то я буду просто на грани счастья. Надеюсь, если я к нему буду липнуть, как все здешние девушки, он от меня отстанет, если это случится, то я могу поверить, что и сбежать мне удастся. Я улыбнулась своим дурацким мыслям, но, черт возьми, хочешь жить, клейся к Келегорму. Было очень странно на следующий день обнаружить себя живой, при этом, чувствовать себя также. Конечно, кто бы не радовался, одержав победу над таким зверем, а в том, что это была моя победа, я не сомневалась. Уже больше недели меня, кроме холода, никто больше не доставал, я не видела эльфа и его брата, и, если честно, была очень рада. Увидеть Куруфина я больше не хотела, а он, словно бы знал, не светился и не показывался. Может, сейчас идеальный момент мне предоставили свыше, чтобы я тихо-мирно свалила, я смогу стащить одежду, могу позволить себе один раз такую проказу, все равно ведь сбегаю. Если бы я украла одежду раньше, то рано или поздно пропажа бы обнаружилась, а сейчас разницы нет. Конечно, сбегать зимой не лучшее решение, но попробовать стоит. Стащить вещь у одного мужика из селения людей, как оказалось, очень простой задачей, если бы мне пришлось такое делать несколько месяцев назад, я бы сгорела со стыда, или от переизбытка эмоции, не смогла бы предпринять ничего решительного, но сейчас все было по-иному. Я даже и не думала о том, что эти штаны были единственными теплыми в арсенале этого мужчины, мне было реально без разницы. Мне было не просто без разницы, у меня даже не возникло такой мысли. Пробраться в свою комнату незамеченной тоже было плевым делом, с тех пор, когда меня больше не пасет стражник, и когда мне не мешают кандалы, стало совсем просто. Стоило только набрать провизии, и дать деру. В снегопад никто и носу не хотел выказывать из дому, все были сонными, инертными, а во мне горел небывалый огонь, подгонявший меня на активные действия. Чтобы добраться до одной из кладовых, к которой у меня был доступ, нужно было выйти из замка и дойти почти до его конца, затем спуститься вниз, к подножию холма, хоть я и не прошла много расстояния, но здесь холод сильней чувствовался. Стоило мне зайти в кладовую, как на меня обрушилась какофония всевозможных запахов, я и здесь была раньше, так что мое присутствие не вызовет никаких подозрений. Блин, как жаль, что у меня нет пакетов, чтобы запаковать все эти вкусности. К сожалению, хлеба не было, но в избытке был сыр, вяленое, копченное и свежее мясо, которое пока еще не обработали, овощи — поздний урожай, и еще соленья. Мне бы этого хватило с лихвой, вот только с собой я не смогу столько унести. Достав с верхней полки небольшой нож, я срезала половину сыра, разделив его на части, чтобы легче было тащить, и уже приступила к разрезанию мяса, когда свет внезапно погас, точнее, единственный источник света, а именно — открытая дверь, вдруг закрылась. На миг я чуть не ослепла от столь резкой смены, а потом только поняла, что широченная дверь не могла бы закрыться сама собой. — Кто здесь? — и отчего мой голос утратил уверенность, в принципе, у меня его и не было, но так он не дрожал. Хватит паниковать, это очередной эльф, которому взбрело в голову полакомиться за чужой счет. Вот и все. Но я выпала в аут, когда чья-то широкая рука накрыла мою с ножом, и убрала острый предмет. Сейчас всадит, сейчас точно всадит мне в горло или куда-нибудь еще. — А кем бы ты хотела, чтобы я был? — либо я сбрендила, либо мне сейчас в ухо шепчет Келегорм. — Ты совсем прифигел? — я хотела развернуться, и стукнуть негодника, что посмел вплотную приблизиться ко мне сзади. Мой план по поводу того, что бы я была с ним милой, сразу позабылся, а сомнений в том, что этот эльф был Келегормом не было. Но сделать продуманное мне не удалось, он сильней притянул меня к себе, прижимая к полкам. — Молчи, мне не нравятся твои грубости. — А мне твои, отпусти. — Что ты делаешь тут? — Выполняю поручение. — Чье же? — Я не знаю его имени. — Не проблема, покажешь. — Что ты пристал? — Нельзя? Свыкнуться с темнотой мне удалось быстро, как ни странно, но сей факт не прибавлял уверенности в мою пошатнувшуюся нервную систему. Может мне следует закричать или забрыкаться, но нет. Стою памятником, и что самое интересное, сердце бьется ровно, не выказывая никаких признаков, что ему страшно. Это адреналин всему виной, что, решила, что я сегодня убегу, так теперь и страх решил убежать? — Можно, почему бы и нет, только как вы после этого будете себя чувствовать? Совесть не замучает? Что бы вы, да прикоснулись к такой как я, эх, вы, уважаемый лорд Келегорм, и вам не стыдно? — Ты узнала меня? Мне это льстит. — Ты хрипишь мне в ухо, отвали. — Мне так хочется тебя придушить. Стукнуть бы сейчас тебя за то, что смеешь говорить со мной в таком тоне. Что вообще со мной говоришь, что держишь меня за руку, что стоишь так близко ко мне. Как же я хочу тебя придушить, — о, опять! Начали. Мы же мирно жили и общались до этого, до того, как он снова показал свою сущность, показал, что на самом деле он тут главный, а я всего лишь грязь, с которой он, непонятно по какой причине, говорит. Нет, я конечно, все понимаю, что я всего лишь пленница, но, блин. Обидно. Немного. Ладно, кого я обманываю, вовсе не обидно, я просто хочу, чтобы весь этот спектакль закончился побыстрей, чтобы я смогла, наконец, осуществить свой не очень идеальный план. Вот стоило ему именно сейчас засунуть свой нос в кладовую, хотя я ни разу его не здесь видела. Как мне показалось, господин, будь он неладен, отчего-то ожидал моего ответа, но когда я молчала продолжительное время, эльф развернул меня к себе, всматриваясь в мои глаза. Не понимаю и даже не могу представить что ему там захотелось увидеть и что он смог увидеть, но он лишь усмехнулся — по звуку именно было похоже на усмешку, повернулся и ушел. Странный эльф. В комнате я смогла уже все разложить по полочкам, точнее, положить в небольшой плед, завернув его, может и не будет удобно его тащить, но рюкзака у меня не было. Повозиться мне пришлось и со штанами, но был один плюс — они достаточно длинные, чтобы моя ноги полностью скрылись в них. Когда с приготовлениями было закончено, я немного задержалась в своей комнате, осматривая ее, словно бы прощаясь с ней. Я улыбнулась и закрыла за собой дверь. Даже не знаю, как мне беспрепятственно удалось выйти за стену, на меня словно никто и не обращал внимания. Всем было слишком лень, всех разморила погода. Спуститься вниз, к местами замершей реке, тоже было не проблемой, но вот передо мной встал выбор куда идти, либо направо, либо налево. Если я пойду налево, то буду ходить бесконечно по полю, по холмам и открытому пространству, если же выберу другую сторону, то есть возможность скрыться в лесу, тем более, что за лесом были горы. Туда-то и пойду. Хоть и боюсь ужасно, но что поделать, что поделать?! Ходить по выпавшему снегу было тем еще испытанием, моя задача усложнялась еще и по причине, что снег не хотел останавливаться, он забивался в глаза, нос, рот, забивался всюду, куда мог, а я никак не могла укрыться от него. Щек и рук я уже не чувствовала, когда вошла в лес, но тогда я отчего-то спокойно выдохнула, словно с моих плеч слетел небывалый груз, что был всегда со мной в замке. Я смогла свободно вздохнуть и улыбнулась, наверное, у меня от радости снесло крышу, и я закружилась. Но правильно говорят, что не нужно заранее радоваться, даже если и победа кажется очевидной. Стоило мне прекратить крутиться и опустить свой взор с неба на землю, как меня буквально ударило током, пронзило где-то в груди, оставляя свой холодный поцелуй. Я попятилась, мотая головой, отгоняя неприятное видение, которое и вовсе не было видением. — Нет, пожалуйста, нет, — я повернулась и побежала, плевать, что они меня нагонят в скором времени, плевать, что от слез я не вижу куда бегу. Мне на все наплевать. Я не вернусь обратно в замок, не вернуть к этим чудовищам. Моя рука чуть ли не вывихнулась, когда меня схватили, и резко развернули к себе. — Так кому же ты все-таки несешь провизию, а? — усмехнулся Келегорм, а я могла лишь плакать. — Своему повелителю? Я тебя спрашиваю, тварь. Отвечай. — Никому, все это мне, мне одной. Оставьте меня в покое, я не хочу здесь оставаться, не хочу свою жизнь прожить у вас, я хочу домой, разве вы не можете понять, черствые создания. Я хочу увидеть мать, родных, свой дом. Зачем вы меня здесь держите? Мне надоело, что ко мне относятся как к отбросу, мне надоело, мне все это надоело. — Отпусти ее, Келегорм. — Что? — Пусть уходит. — Ты рехнулся, братец. Я ее никуда не отпущу. — Оставь ее, в лесу она точно и дня не проживет, — Куруфин бросил этими словами мне в лицо, подтверждая все то, что я говорила. Он повернулся, вскочил на лошадь и был таков. Если бы я была дома, со мной бы так не обращались, если бы я была в своем родном городе, на этих эльфов бы подали в полицию за то, что смели обращаться ко мне как к рабу, за то, что вообще похитили меня и заковали в кандалы. Келегорм был непроницаемым, его ухмылка исчезла, смотрел он ровно и без единой эмоции, но смотрел прямо на меня. Я не поняла, что случилось или не хотела принимать произошедшего, но эльф вдруг стер мои слезы, немного удерживая свою ладонь на моей щеке, затем накинул на меня свой плащ, и тоже скрылся вслед за своим братом. А я стояла в лесу, стояла, и впервые в жизни не хотела, чтобы они меня оставили.