Бег от себя

      Он — уже не то, что можно назвать Тамленом. Он — уже не то, что можно назвать живым. Песня. Это не та песня свободы, которую он так любил слушать. Песня отравляет разум, мысли, тело, каждую частичку, но ему всё равно, оно уже не его. Как движения и путь, по которому он, пошатываясь, бежит, устремив, смотрящий сквозь этот мир, взор. Песня. Она заставляет плакать без слёз Тамлена, смеяться в предвкушении новой добычи того, кто подчиняется этой песне. Смеяться, но не улыбаться. Что-то умирает в нём снова и он не знает, что это. Воспоминания сжигаются, покрываются отравленной тьмой, оставляя после себя только ненависть к тем, кто ещё может познавать счастье оставаться собою. Воспоминание — единственное, что у него имеется, но песня их забирает, частичку за частичкой. Они мешают, мешают ему становится таким, мешают слушать. Так ему нашептала песня и он невольно верит ей. Или не он? Песня, которая пробралась во всё его естество, ласкает слух, заставляет того, кто уже не помнит, что он, в отвращении попытаться заткнуть уши. Даже если бы у него и получилось сделать движение по своей воли, это бы ничего не изменило. Песня льется из него самого. Он — строчка этой песни, он не может отказаться от своей роли. Грядущее похищено у него. Осознание того, что помощи не будет ниоткуда, полное отчаяние не отражается ни одним мускулом на лице.       Он просыпается, хотя и не засыпал. Иногда его просто нет, просто исчезает и продолжает бежать, бежать в никуда отчаянным бегом. Но вдруг сквозь слова песни меж строк пролетает мысль, иногда отравленное воспоминание, память старой боли, а потом сознание того оставшегося от Тамлена. Песня. Взгляд серых глаз не мигает уже который месяц, они устремлены все дальше, сквозь места и время. Послушная кукла больше не может не слушать песню, и сейчас именно сам Тамлен просит чтобы песня пела громче, ещё громче! «Я тебя сильнее!» — кричит молча он, но продолжает просить. Лишь бы не признавать своё поражение, вредный, капризный.Будто ребёнок. Пытающийся сбежать от самого себя, не знающий своё имя, не знающий кто он… Будто безумец. Просящий ещё и ещё, громче и громче… Будто превосходный слушатель. Он потерял себя. Тамлен видит смерть, Тамлен видит как он вновь убивает, вновь пытается насытить неутолимый голод. И вот, сейчас, снова. Руки в крови, ему всё равно, его путь продолжается. И он вновь бежит. Вдох-выдох.И тёмное пламя охватывает его ещё больше. Недавно он начал сравнивать это процесс с пламенем огня. Болезненное, оставляющее после себя ничего, кроме разрушения. Постойте. И он останавливается. По своей воле. В этот же миг, Тамлен будто окунается в ледяную воду, захлебывается, но приходит в себя. В истинного себя. Кашель, Тамлен падает ловя ртом воздух, будто и вправду только что тонул. Как давно он не просыпался и не слышал тишины? Наверное месяц, два. Поднимаясь, он осознает, что такое блаженство, такая свобода ненадолго. Песня настигнет его, скоро, схватит железной хваткой, точно цепями и погонит и тогда он точно уверен, что больше не проснётся. Что же сбило её с ритма? Ему не было это интересно. Сейчас он лишь хотел попытаться найти способ сохранить в себе тоЮ что можно назвать его именем, собрать в кучку и ни за что не отпускать в лапы Песни. .Он вспомнил мечты. Шёл второй день, как он просто сидел у воды, не смотря на отражение и вдыхал воздух, каждый раз будто первый и последний Зеркало времён соталась маленькими неясными осколками в памяти о прежней жизни. И из этих воспоминаний он вспомнил то, что когда-то имел такую возможность. Возможность мечтать. Он не совсем помнил, как это делается. Эта тьма отравила даже его мечты, изрёк для себя Тамлен, когда понял чего он хочет. Он мечтает, чтобы его разобрали по частям.       — Хочу умереть.       Он не услышал свой собственный голос из-за пения, которое болтом вцепилось в каждый участок тела, уже наказывая за непослушание. Она нашла его, как вовремя и одновременно нет. Звон в ушах, но это звон — тоже песня. Отвратительно. Отвратительно от самого себя. Смерть. Дай умереть. Кто он? Он хочет умереть. И он даже знает кто ему в этом поможет.       Он из-за всех сил попытается прыгнуть на клинок, попасть под стрелу, проглотить любое смертельное заклинание.       Он забудет себя, уверен он, уже не помня своего имени. Но не забудет своей мечты. Порождение продолжало бежать устремив не моргающий взор вперед. А то, что затухало, извивается словно змей в оковах собственной беспомощности и ничтожности. .Следующий бой был у него с той, которой он бы и доверил свою жизнь от всего, что можно назвать у него, сердца. Лина Махариэль смотрела на него испуганным, полным сожаления взглядом и при этом плакала, уж не понятно, от счастья, что вновь увидела его или от горя того, что стало с ним. Во всяком случае Тамлен плакал без слёз от счастья, только от него. Долийка готова была ринутся на него, но, отнюдь, не с оружием. Он остановил её. Она уже знала, что он хочет от неё. Судьба их от них уже не зависела. Где-то сверкнула молния и грянул гром. С треском повалилось дерево. И совершенно неожиданно, вместе с очередным порывом ветра, клинок появился перед грудью порождения в тот момент, когда ему нужно было отбить удар. Всё застыло. Он понял всё, взглянул в глаза противнику, улыбнулся, а после посмотрел в ту сторону, откуда он пришёл. Сверкнула вторая молния. Клинок пронзил его грудь. Но вместо боли Тамлен почувствовал облегчение.       Только ветер споёт песню.       Он недостоин, ну и пусть.       Противник всё-таки не ожидал такого исхода и заметался. Её голос заставил умолкнуть песню вновь, хоть ненадолго. Её голос подарил ему надежду и покой. Его последний мгновенья были в тишине, за что он ей был очень благодарен       — Леталлан. Это было наилучшим финалом. — сказал Тамлен в пустоту.