Потеряны, не найдены, недоступны (Тогда я заберу тебя себе)

      Он стоял поодаль от барной стойки. Качаясь, он снова крикнул бармену ― «повтори». Гадко, но хочется ещё, надо чем-то заполнить эту адскую боль, а алкоголь прекрасно справлялся с этой ролью. Тёмные волосы растрепаны, белая рубашка, местами покрытая пятнышками неизвестного происхождения, помята, джинсы с рваными дырками в районе колен, но больше похоже на то, что это явно не дизайнерское решение при выпуске новой линии одежды, а банальная неуклюжесть, появившаяся из-за неспособности удержаться на своих двоих. Это всё составляло вид типичного Чон Чонгука на этой неделе.       Подходя к стойке, Чон практически заваливается на неё, но какой-то парень приостанавливает его падение своими руками.       ― Осторожней, ― неизвестный помогает ему сесть на стул, а сам занимает соседний. ― Вы, кажется, слишком много выпили.       ― Я и сам знаю! ― огрызается Чонгук, повышая голос.       Уж сейчас учить его жизни никто не будет. Не время и не место! Внезапно его взгляд цепляется за цвет волос его спасителя.       ― Рыжий, ― шепчет Чон.       Снова гадко, снова нужен алкоголь, и он тянется к своему стакану, наполненному терпким виски, но собеседник хватает, такую желанную для Чонгука, жидкость первым.       ― Вам не стоит больше пить, ― он отодвигает виски в свою сторону.       ― Ты вообще, блять, кто такой? ― Чонгук вскочил со стула, явно намереваясь врезать тому, кто снова, в который гребаный раз, указывает, что ему надо делать, сбивая с последнего взятого курса — смерть от интоксикации. Он уже совершеннолетний, сам разберется!       Но его попытка удара проваливается, слишком много градусов в крови путешествует. Чонгук плюхается на пол пятой точкой, издавая стон боли разочарования в себе. Незнакомец тоже поднимается со стула, но очень лениво, нехотя.       ― Вам надо домой, ― приседает на корточки, пытаясь заглянуть в чужие глаза, в которых плещется пустота и желание самоуничтожения.       ― У меня нет дома, ― Чонгук пытается снова встать, но падает обратно. Сознание вырубается. Последнее, что он запоминает, фразу, сказанную негромким голосом:       ― Тогда я заберу тебя себе.