***
Город. Ха, громкое словцо. Так, прибрежный поселок, еще меньше Милтона - несколько десятков домов. Я был уже близко. Похоже, местные разбрелись мародерствовать или занимались охотой или подледной рыбалкой - дымок рассеялся, видно, никто не топил больше. Наверное, жителей, не так много осталось. Я шел по покрытому снегу асфальту. Меня тянуло к самому большому дому с мощной печной трубой. Видимо, в ней обосновались люди. И именно около этого дома были видны следы работы! Тут и там валялись всякие щепки, борозды в снегу, будто что-то тащили. Теперь уже точно ясно, что люди здесь живут и заняты делом. Я раскатисто постучал в дверь. Никто не ответил. Впрочем, очевидно, что сейчас все на работах - иначе бы печь топили. Несколько странно, что никаких звуков не было слышно - лишь привычный зимний гул деревьев и ветра. А ведь стук топора раздается весьма далеко. Да и голоса ледовых рыбаков должны были раздаваться весьма далеко. Почему-то такие мысли вызвали беспокойству и тревогу. Машинально я постучался еще раз, а затем повернул ручку. Дверь открылась. На меня дыхнуло теплом остывающего дома. Как в тумане, я зашел внутрь, забыв закрыть за собой дверь. Зимние сапоги проскрипели по полу, оставляя за собой снежные следы, что быстро превращались в воду. Я вышел в натопленный большой зал. Здесь чувствовалось недавнее присутствие людей. Ноздри уловили даже оттенки пота немытых тел, еды, помимо очевидного запаха сгоревших дров в печи. Здесь жили, недавно, судя по теплу - еще этим утром. Люди точно здесь. Точно. Именно тут, в этом большом помещении с могучей печью было бы разумно разместить выживших. Но почему так пусто? Почему ящики комодов выдвинуты, шкафы распахнуты. Где личные вещи? Никто не стал бы все свое таскать с собой, если есть постоянная база. А если бы они боялись бы, что с вещами что-то случится, то в чем проблема запереть дверь? Почему никого не осталось на базе, чтобы заниматься хозяйством и поддерживать тепло очага? Ответ казался очевидным, но верить в него не хотелось. Пустота, следы отъезда, тлеющие угольки вместо огня. И записка, сделанная аккуратным почерком, сложенная в старый экспедиционный контейнер.12/6/18
Сегодня, шестого декабря, на Двенадцатый День последней зимы, мы, люди, нашедшие приют в Неотступных Мельницах, покидаем сию благословенную гавань. Несколько дней скрывались мы здесь, но провидение сподвигает нас отправиться в путь, возможно, в последний. Мы собрали радиостанцию - и смогли поймать слабый сигнал от Принс-Руперт. Выжившие на большой земле сообщили нам, что мир пал. Надежда на возвращение к прошлой жизни потеряна. Астрономы сообщили, что солнце гаснет, тепло вряд ли вернется когда-либо, дальше будет только холоднее. Но не все отчаялись и готовы принять покорно свою судьбу. Господь даровал нам жизнь - и мы должны бороться до тех пор, пока в его планах нам не будет уготована смерть. И не нам судить, когда этот момент настал, а стало быть, было бы грехом предаваться отчаянию. Мы отправляемся в Принс-Руперт, где, говорят, собралось несколько сот выживших. Говорят, мир вымерзает. Миллиарды людей погибли, крупные города захлестнули анархия и беспорядки. Государств больше нет. Мне неизвестно, сохранились ли еще крупные анклавы выживших, но в Принс-Руперт теплится жизнь. Многие из нас погибли, но в результате самоотверженной работы нам удалось починить последний катер на воздушной подушке. К превеликому огорчению, все прочие транспортные средства непригодны. Океан замерз и покрылся толстым слоем льда, который растет день ото дня. На острове нас ждет медленная смерть. Ресурсы здесь ограниченны, до рыбы добраться в океане скоро станет невозможным. На большой же земле хватает продуктов, есть сложное оборудование. Мы верим в жизнь. И если в Принс-Руперт еще есть выжившие, мы поможем им. Кто знает, возможно, наша миссия в том, чтобы послать им Веру? Возможно, все это замысел Его, подобный Великому Потопу?.. Я сомневаюсь, что эту записку кто-то еще прочитает. Но если нашим потомкам удастся выжить, то данный документ позволит им сделать определенные выводы. Есть шанс, что на документ наткнется кто-то из тех несчастных, кто еще мог остаться на острове - хотя я сомневаюсь, что таковые могли быть: мы забрали людей почти из всех населенных пунктов, насколько мне известно. В любом случае, продуктов мы не оставили. Лишь отреклись от греховного крепкого зелья.Отец Томас, пастор объединенной церкви Канады
***
Это был крах. Это был конец. Мой разум стремительно терял веру. Смутно помню, как сквозняк через так и не закрытую дверь кратковременно привел меня в чувство. Я было попытался - уже привычно - обживаться в пустом доме. Но все это было так бессмысленно. На острове никого. Лишь забытые трупы. Замерзшие в норах звери. Замороженные водоемы. Разорвавшиеся от застывшего льда консервы. Только ветер, мороз и снег. В печи догорал последний стул. А я добрался до сарайчика, где богобоязненный пастор спрятал пойло. Думаю, его собирали, чтобы использовать как обезболивающее или для розжига, в крайнем случае. Наверное, я тоже мог бы его так использовать. Да и горящее что-то могло бы в городе найтись. Но зачем? Зачем?.. Все было зря. Я могу пережить еще несколько дней. Могу жечь обшивку домов, если ее еще не ободрали. Могу найти завалявшуюся жратву. Или добраться до другого населенного пункта - вряд ли всю еду выгребли. Но зачем? В записке правильно указали - оставаться на острове - это медленная смерть. Зачем тянуть? Вязкое, как мазут, отчаяние обволакивало меня. Мне не выбраться отсюда. Моей надеждой было спасение у людей. Я думал, что приспособился к холоду, к одиночеству, ко мраку, к жестокости нового мира. Но меня держала лишь надежда, что я доберусь до выживших, и они скажут мне, как жить дальше. Выжившие ушли. И мне не догнать их никогда. Идти пешком в сторону этого Принс-Руперт? До берега почти двести миль. Двести миль по ледяному океану, продуваемому злыми ветрами. Двести миль по торосам, по заснеженным гребням, двести миль огибания коварных полыней. Это десять дней, в лучшем случае, если пешком. Найти машину? Я не смогу ни за что завести ее. Да и гиблое дело это - утонуть во внезапном провале во льду. Это же не катер на воздушной подушке. Поэтому они и не поехали на машинах. И бензин давно загустел. Десять дней пешком я не выдержу. Я замерзну на открытом пространстве очень быстро, и ничто не спасет меня. А когда случится Заморозок... Это конец. Все было зря. До людей не добраться ни за что. Не подготовиться так, чтобы пережить в одиночестве эту Долгую Тьму. Я был обречен - и понимал это. Наверное, герой какой-нибудь бы красивой приключенческой книжки боролся бы до конца. Превозмогал бы холод, бессмысленно скалился бы морозной смерти в лицо. Но я был простым человеком, который и так через многое прошел. Да и герой бы в конце концов был бы обречен. Ведь никто не может противостоять такой ужасной судьбе. И эти выжившие - они лишь оттягивают свой конец. И понимают это. Мир был обречен. Холод уже пожрал народы, играючи за несколько дней развалил вековые государства. Никому не спастись. Растения зачахли. Животные погибли. Еда конечна. Специалисты потеряны. Орудия труда разрушатся. Цивилизация агонизирует. Все было кончено. Все было зря. Вторая бутылка виски выпала из ослабевшей руки. Пламя в печи трепыхалось, затухало. А снаружи задувала жестокая стужа, казалось, пожирающее все живое. Стужа, от которой трещали стены и окна. Стужа, которая, расправившись с огнем, каждую минуту охлаждала воздух помещения на несколько градусов. Неотступные Мельницы скрывались под снегом. Скоро город превратится в холмики, а потом и вовсе исчезнет навсегда под слоем наста, как и другие города забытого мира.Вы ушли во тьму.