Автократ Тиранович

Понедельники обещали быть самыми простыми днями этого семестра — если, конечно, не считать воскресений. Всего лишь одна лекция по истории отечественного государства и права, которые я и в первом семестре пропускала мимо ушей, сидя на задней парте. И всего один семинар — по общей части конституционного права. Судя по названию, предмет обещал быть не из сложных. И, хотя Лариса и напоминала, что многое зависит от семинариста, я сразу же записала эту дисциплину в список тех, готовиться к которым не обязательно. Итого — выходит, что по понедельникам всё, что от меня требуется, — это только прийти на факультет. И вот, я исполняла этот долг — прийти. Пришла. И выбрала место на одном из последних рядов огромной лекционной аудитории. Жаль, что Лариса традиционно на всех лекциях садилась вперёд, слушала и даже конспектировала. Без лучшей подруги отсиживать лекции было скучновато. То есть, конечно, иногда и я старалась обращать внимание на слова преподавателя. Но точно не на лекциях по истории права. Воронцова несколько раз пыталась возмущаться на эту тему, но всякий раз получала от меня один ответ: этот преподаватель — не Алексей. И история в чьём-то чужом изложении попросту не укладывалась в моей голове. Так что даже пытаться слушать бесполезно — лучше уж потом пробежать глазами по Ларисиному конспекту. Лекция началась: преподаватель что-то рассказывал про первые декреты советской власти. Рассказывал, на мой вкус, нудно и растянуто, но большая часть аудитории увлечённо слушала. Да уж, я не первый раз ловила себя на мысли, что, вероятно, поступила не на тот факультет. И даже думала переводиться в конце учебного года куда-нибудь в другое место. На тот же социологический или политологический, например. Ибо когда я поступала, я так и не смогла окончательно определиться с тем, где хочу учиться, а потому — когда узнала, что прохожу по баллам на юридический вместе с Ларисой, решила, что такова судьба. Лучшая подруга под боком — это уже неплохо. Да и родители не возражали: юрист — профессия перспективная… Я открыла Инстаграм на телефоне, намереваясь полистать ленту. В этот день наверняка должно было быть выложено много фотографий: каждая влюблённая парочка так и норовила показать себя миру. И я их не осуждала, ведь в прошлый Валентинов день и сама была бы не прочь выставить какую-нибудь романтичную фоточку с Алексеем. Честно говоря, я и сейчас была бы не против. Только мы всё равно не общались… За выпускной я Горина простила. Как ни странно, поспособствовал этому Прохоров. Хотя — что удивительного? Он ведь хороший друг. Кстати, именно образ друга, а не парня, идёт Саше куда больше. Да, мы расстались. Ещё в октябре… Начался этот процесс ещё тогда, когда Прохоров не поступил на свой исторический в топовые московские вузы, зато прошёл по баллам в СПбГУ. Уезжать от меня он не хотел — на этом настояла я. Я ведь просто не имела права портить его блестящую карьеру историка из-за эгоистичных мыслей о том, что мы не сможем часто встречаться. И он уехал. Сперва мы переписывались каждый день, но постепенно общение сходило на нет. Я всё чаще думала, что Саша — не мой идеал парня. Мне бы такого как Алексей, только верного. Думала я об этом тайно, но в один из октябрьских деньков мне позвонил Саша и сказал, что понимает всё то, что я чувствовала этой весной. Что в Питере он нашёл ту, что заставляла его сердце биться чаще. Он говорил, что очень виноват, но я, признаться, в тот момент чувствовала лишь облегчение. И мы остались друзьями. Сейчас я смотрела на фотографию в его Инстаграме. Да, Прохоров не был оригинален — и тоже на четырнадцатое февраля выложил милый снимок себя и той девушки. Я и раньше видела несколько её снимков, но в очередной раз удивилась, насколько она похожа на меня, даже внешне. Когда-то мама говорила, что людям часто свойственно влюбляться в определённый типаж человека. Видимо, с Прохоровым этот закон работал. Я нажала на «мне нравится». Правда нравилось ведь! Гармоничная пара. И я правда была рада за Сашу, который выглядел по-настоящему счастливым. Он заслужил этого — хотя бы тем, что помог мне перестать злиться на Алексея. Это произошло совсем недавно, на зимних каникулах, когда Прохоров приехал в Москву. Он написал мне и сказал, что должен поговорить со мной о чём-то очень важном. На встречу я, конечно, согласилась. А когда мы удобно устроились за столиком кофейни, он заявил, что буквально вчера виделся с Алексеем Романовичем и Елизаветой Константиновной. Оказалось, что Алексей, сделав по Сашиным соцсетям вывод, что мы расстались, решил объяснить ему всё то, что произошло на выпускном. Саша же пересказал его речь мне. Алексей говорил, что сожалеет о том, что ему пришлось прийти на выпускной вместе с Лизой, но иного способа показать, что отношения между ним и мной невозможны, он не видел. Зная о моей ревнивости, он попросил Лизу — его бывшую однокурсницу и нынешнюю хорошую подругу — исполнить на выпускном роль его девушки. А, когда Лиза начала, по мнению Алексея, откровенно переигрывать, ему не оставалось ничего, кроме как до конца играть свою роль. Прохоров отдельно отметил, что всё это время Елизавета Константиновна сидела рядом с Алексеем и соглашалась с его словами. Вряд ли бы она стала это делать, если бы действительно узнала об измене спустя три года счастливых отношений. После этого разговора я много думала. Думала о том, почему Алексей не мог рассказать это мне. Но я ведь знала, что не стала бы его слушать, в отличие от Прохорова. Так что тут он, вероятно, угадал. Ещё думала, что Елизавета Константиновна, хоть и реагировала правдоподобно, но действительно ведь не выглядела слишком расстроенной. И, наконец, я вспомнила, как извинялся Алексей: он ведь ни разу не ответил на мой вопрос об их отношениях. А, извиняясь, говорил, что ему пришлось привести Лизу. Так что версия Прохорова была похожа на правду. А если с Елизаветой Константиновной у Алексея ничего не было, я и злиться не могла. Конечно, выпускной он испортил, но… возможно, у него и правда не было тогда другого выхода! В какой-то мере я Алексея даже начала понимать… Тогда я даже думала позвонить Алексею. Или хотя бы написать. Но после решила, что, пусть я и простила его, но виноватый в этой истории он. И первым выходить на связь должен тоже он. А если он не хочет — что же, он ясно дал понять, что не стоит навязываться. Вот так выглядели все перипетии моей личной жизни за последние полгода. Ни тебе Алексея, ни Саши в роли парня. Я-то, конечно, свыклась с этой мыслью, но в Валентинов день быть одной — всё-таки грустно. Я уже представляла себе скучный вечер в компании одного только Славки. Родители ведь решили отметить этот праздник вдвоём. Лариса же — с Женей, который, может, в МГУ и не поступил, но её парнем оставался: они даже о свадьбе вполне всерьёз начали рассуждать. Мне, очевидно, оставалось общество младшего братика. И, быть может, переписка с кем-то из одиноких одногруппников. А может, и сериал — неизвестно ещё, что лучше! Первая пара тем временем закончилась, и мы в коридоре встретились с Ларисой. Я бы предпочла подняться в кафешку и купить по стаканчику кофе, но моя пунктуальная подруга настаивала на том, что сперва надо найти аудиторию. Её мнение я не разделяла, но и спорить не стала: в той части учебного корпуса у нас действительно пары были редко, а на первый семинар с новым преподавателем лучше не опаздывать. — Ты, кстати, отзывы слышала о нашем семинаристе? — между делом спросила я подругу, пока мы поднимались на пятый этаж. Лариса всегда старалась разузнать что-нибудь о преподавателе, с которым нам предстояло работать, чтобы понимать, к чему готовиться. Впрочем, на сей раз она пожала плечами. — Даже не знаю, кто у нас будет. — Там в расписании фамилия, кажется… — начала я, удивлённая таким раскладом, но Воронцова перебила меня: — Фамилия-то понятно. Но фамилия — древнего дедушки-профессора. Он давно уже семинары не ведёт, а свои группы аспирантам скидывает. Так что как повезёт. — Ясно, — кивнула я. Не так ведь и важно знать обо всём заранее: всё равно мы всё увидим через несколько минут. Лариса оказалась права, когда решила сперва найти аудиторию. Когда мы туда добрались, на кофе времени точно не оставалось. Мы с ней оккупировали вторую парту, и она принялась искать на ноутбуке какую-то методичку, по которой, как говорили старшекурсники, мы будем заниматься в этом семестре. Я в очередной раз отметила про себя, что моя подруга слишком серьёзно относится к учёбе. Мне и раньше не очень нравилась эта её черта характера, но в институте всё стало ещё хуже, чем в школе. — Вот она! — наконец показала мне методичку Лариса. Стоит ли говорить, что меня это мало интересовало? Первый семинар ведь всё равно, как правило, вводный. И преподаватель обо всех учебниках расскажет. Зазвенел звонок, и в аудиторию вошёл преподаватель. Он ещё подойти к своему месту не успел, как я услышала его голос: — Первый курс, сто шестая группа? Верно? — спокойно спросил семинарист. Кто-то, кажется, подтвердил, что он был прав. Я же уставилась на Ларису, глядя на неё совершенно растерянно. Преподаватель ещё даже не прошёл мимо нас, и я даже посмотреть на него ещё не успела. Но этот голос я бы не перепутала ни с каким другим. И, судя по выражению лица Ларисы, та была шокирована не меньше меня. — Алексей Романович Горин, аспирант кафедры конституционного и муниципального права, — тем временем представился наш семинарист и, наконец, я его увидела. Он выглядел совсем как в первый день, когда пришёл к нам в школу: кажется, даже костюм был тот же самый. Алексей тем временем, не глядя ещё на нас, подошёл к доске и написал имя, электронную почту и номер телефона. Да, а школьникам он свой номер не давал! Неужели думает, что студенты сильно разумнее и не станут тревожить его звонками по мелочам? Эх, рискует он, конечно… — В этом семестре я буду проводить у вас семинары по общему конституционному праву, — продолжал он, не отвлекаясь от доски. — И принимать экзамен у вас буду я же. Предвосхищая любимый вопрос всех студентов, сразу скажу, что автоматов по моему курсу, разумеется, нет и быть не может… — Теперь верю, что это наш Горин! — шёпотом усмехнулась Лариса после фразы про автоматы. Я отметила, что Лариса редко позволяла себе разговаривать на парах. И никогда — на уроках Алексея, когда ещё мы были в школе. Интересно, она забыла о его любви к дисциплине, или, встретив в университете знакомое лицо, решила, что при нём разговаривать — можно? Хотя это было, конечно, не главным вопросом. Я всё ещё думала, что сейчас проснусь. Что слишком много думала про Алексея в последнее время, что слишком много переживала о Валентиновом дне в одиночестве — и вот у меня начались миражи. Ведь как, как Горин мог оказаться здесь? Да, он когда-то упоминал, что закончил юридический и что МГУ — его альма-матер. И про то, что над диссертацией работает, тоже говорил как-то. Да и на уроках обществознания, когда мы проходили основы правоведения, он больше внимания уделял именно конституционному праву. Но ведь ещё он говорил, что планирует работать в какой-то там крупной юридической фирме. И что преподавание — пусть тогда ещё в школе — это временная подработка, не более того… — Для начала отметим присутствующих, — говорил, пока я размышляла, такой знакомый голос. Алексей наконец-то сел в преподавательское кресло и впервые посмотрел на своих студентов. Когда его взгляд остановился на мне, мне захотелось съёжиться, а лучше — и вовсе исчезнуть. Он довольно долго буравил меня своими холодными глазами и, казалось, был удивлён сильнее, чем я. Но — в конце концов — едва заметно мне улыбнулся. Почти все семинаристы на первом занятии нас не мучили и отпускали, объяснив лишь организационные моменты. Алексей в их число, разумеется, не входил — и сразу дал нам понять, что мы рано отнесли понедельники к практически выходным дням. Хотя я это поняла, как только увидела нашего преподавателя. Он активно допрашивал нас по материалам первой лекции. Меня, впрочем, не спросил — за что я была ему благодарна. Не случайно ведь всё это было: должно быть, чувствовал себя виноватым за школьный выпускной. Конечно, он ведь даже не мог быть уверен, что Прохоров передал его слова мне. Саша ведь мог бы ни о чём мне не говорить — и, честно говоря, вряд ли его можно было бы осудить за это. Пара стремительно подходила к концу, а мысли мои улетали всё дальше от темы опроса. Я думала, что делать дальше. Ведь рано или поздно звонок прозвенит — и что тогда? Возможно, Алексей потребует, чтобы я задержалась. А если нет? Что тогда? Сделать вид, что мы незнакомы, и по-быстрому выбежать из аудитории? Но я ведь не смогу прятаться от него весь семестр. А если решиться-таки на разговор с ним, то о чём говорить? Впрочем, я ведь никогда не славилась спланированными действиями. Так что решила, что святой экспромт должен спасти меня и сейчас! Когда пара закончилась, я уже приняла решение, что откладывать этот разговор не буду, но всё же уставилась на Ларису, ожидая её совета. — Валяй! — подстегнула меня подруга, прочитав мои мысли. — Не убьёт он тебя, расслабься. — Ну… наверное, — пробормотала я. — Может, всё-таки потом? Лариса посмотрела в мои глаза и какой-то маминой интонацией протянула: — Можно и потом, Сань. Только ответь: ты его любишь? — Да, — выдохнула я быстрее, чем осознала суть вопроса. Но ведь да! После того, как перестала злиться — да. Пусть эти отношения и невозможны, пусть это пресловутое «учитель» и «ученица» преследуют нас и после школы, но да. Люблю. — Значит, это судьба, — отметила Воронцова. — Ты же помнишь, какая сегодня дата? Я кивнула. Этот аргумент стал решающим. В самом деле, когда мириться, если не четырнадцатого февраля? Я глубоко вдохнула, пытаясь настроиться на разговор. Лариса уже выскользнула в коридор, оставив меня разбираться с Алексеем одну. И я решилась. О, когда-нибудь меня за это стоит наградить, как минимум, какой-нибудь медалью за храбрость! Я уже собралась идти к его столу, как он, оторвавшись от ведомости, сказал: — Кто-нибудь из группы, будьте любезны, подойдите. Например, вы, Неверина, если не ошибаюсь, — вообще-то, большая часть нашей группы давно уже покинула класс. Осталось лишь несколько самых медлительных. И я. Но, конечно, я понимала, что вряд ли он меня позвал, чтобы заполнить какую-нибудь бумажку. И, как ни странно, была ему благодарна за то, что начал он. — Алексей… Романович? — подошла я. Возвращаться к имени и отчеству, конечно, не хотелось, но в аудитории ещё оставалась одна девушка. Когда же она, наконец, вышла, он произнёс: — Саша, я знаю, что ты не хочешь меня слушать и имеешь полное на то право, но я думаю, что должен это сказать. Это по поводу выпускного и Лизы… Константиновны. Я знаю, что ты не поверишь, но… — Уже поверила, — перебила я его. Конечно, посмотреть на его оправдания было бы забавно, но я не хотела его лишний раз унижать. — Саша мне рассказал эту историю. — Надо же… — вздёрнул брови вверх Алексей. — Лизина идея была с ним связаться, а я был практически уверен, что тебе он не скажет. Я-то хотел поговорить с тобой без посредников, но написать тебе никуда не мог, а караулить у подъезда… один раз я уже встречал твоего разъярённого отца, — Горин виновато улыбнулся. Интересно, почему это написать он мне не мог? Ответ я поняла несколькими секундами позже: конечно, я ведь заблокировала его везде, где только можно! Да, я была очень зла после выпускного… А потом — забыла об этом и думала, что Алексей решил забыть обо мне. — Я не злюсь, — кивнула я. — На самом деле, сама ведь в своё время никак не могла до Сани, который Прохоров, достучаться, что не получится у нас с ним ничего. Что тебя я люблю, тебя!.. — я тут же густо покраснела. Слова мои оказались намного быстрее разума, и я просто не успела осознать, что только что вновь призналась ему в любви. Чёрт, пожалуй, после всего произошедшего между нами — не следовало! — Я тоже тебя люблю, — вдруг ответил Алексей совершенно спокойно. — Не Лену, не Лизу… Константиновну, не кого-там-ещё, а тебя, Саша. — Лю-бишь? — пролепетала я. — Или лю-бил? — Люб-лю, — подтвердил он. — Никогда не думал, что скажу это, но ненавижу себя за то, каким был идиотом. Думал, что, если мне удастся доказать тебе, что эта связь невозможна, то и сам смогу тебя забыть. Пожалуй, это была худшая моя идея. Я не знала, что ответить. Просто присела на краешек его стола, смяв ведомость нашей группы. Из моих глаз медленно текли слёзы: вероятно, оттого, что я всё ещё не верила, что всё это происходило со мной. Или оттого, что мысленно я возвращалась в ночь выпускного. Или оттого, что боялась проснуться. Да, последнее — вероятнее. Ведь это слишком сюрреалистичный сон, чтобы быть правдой! Алексей вдруг встал и резко отошёл от меня. В голове лихорадочно пролетели мысли, что же я не так сделала. Неужели он разозлился из-за моих слёз? Но не плакать я не могла, как бы ни силилась ненавистные слёзы стереть. Тогда почему, почему он уходит?! Ответ я узнала двумя мгновениями позже. Оказалось, он всего лишь повернул ключ в замке, чтобы в аудиторию случайно кто-нибудь не зашёл, а после вернулся ко мне. И меня обнял. Ах, как же давно я не ощущала его сладкие объятия! И как же я по ним всё это время скучала! Да, чёрт побери, всё это время — даже когда ненавидела его! Впрочем, этот парадокс даже самой себе объяснить сложно. — Как мне сделать, чтобы ты не плакала? — мягко спросил он, поглаживая мои волосы. Я не ответила — ибо сама не знала. — Помнишь, — продолжил Алексей, — ровно год назад я писал тебе валентинку и говорил, что ты очень красивая? И сейчас очень красивая. Красивее, чем сейчас, ты можешь быть только когда не плачешь… Я улыбнулась — пока ещё сквозь слёзы. Вспомнила ту самую валентинку. Да, я догадывалась, что она была от Алексея: Прохоров просто не смог бы написать таким красивым почерком. Но теперь я наконец-то получила официальное подтверждение тому. И это казалось маленькой победой меня-из-прошлого, за которую меня-из-настоящего только что наградил Алексей. — Я тогда тоже тебе написала, — вспомнила я. — Написала и оставила на столе дома. — И что в ней было? — полюбопытствовал Горин. — Пушкин. Письмо Татьяны. Правда в моём сокращении. — Интересная задумка, — оценил он. И, заметив, что плакать я перестала, прибавил: — У тебя последняя пара была? — Да. — Как бы я хотел пригласить тебя куда-нибудь в честь праздника! — заявил Алексей. Я уже мечтательно прикрыла глаза: конечно, конечно же я согласна! С ним — пойду куда угодно. Но Горин тут же спустил меня с небес на землю: — Жаль только, что вечером я обещал присмотреть за Володей. Может, куда-нибудь — завтра, а сегодня — предложу тебе мою трёшку на Профсоюзной? То есть, конечно, если ты вообще хочешь провести этот день со мной, — прибавил он. Хотя, должно быть, после нашего обоюдного признания сомнений ни у кого из нас не оставалось. — Твой сын — милый мальчик. С ним — так с ним! — может, я и предпочла бы ресторан, но место меня совершенно не волновало. А Володя мешать не станет, он смышлёный малый. Из корпуса университета мы вышли с Алексеем вместе. Никто даже не оборачивался на нас: на моих одногруппников мы, благо, не нарвались, а все остальные студенты не обращали внимание на нашу парочку. Вскоре мы дошли до его машины, и он приветливо распахнул передо мной переднюю дверцу. — К тебе едем? — уточнила я. — Только в магазин забегу перед этим. Я, видишь ли, не планировал сегодня ничего праздновать — так что алкоголя в доме — ноль. — Можно подумать, ты не планировал меня встретить, — фыркнула я. — Нет. Вот прямо честно — нет. Сам в шоке был: бывают же такие совпадения. Вас двадцать три группы, а я веду на первом курсе только в одной. Да и вообще — не думал, что ты в юристы пойдёшь. — Я тоже не думала, — улыбнулась я. Да, раньше не думала. И размышляла о переходе на другой факультет. Но теперь, когда здесь — мой Алексей, вряд ли меня что-нибудь заставит сменить профессию. Хотя… был ведь один важный момент. Очень важный. И из-за него я как раз могла бы уйти не только с факультета, но и из университета вообще. — Алексей… — пытаясь подобрать слова, начала я. — А тебя не смущает, что ничего не изменилось? — То есть? — Ну… ты всё ещё мой учитель. «Отношения невозможны» и всё в этом роде? — По-видимому, эти роли будут нас преследовать! — усмехнулся он. — Но теперь ты, по меньшей мере, совершеннолетняя. А вообще — я много думал эти полгода. И от судьбы ведь не убежишь. Так что, если ты, конечно, не против… — Не против! — восторженно перебила я его. — Только за! — Вот и решили. Только один нюанс: на факультете я для тебя всё ещё Алексей Романович. — Разумеется! Он остановился у «Красного и белого» и вышел, а вскоре — вернулся с пакетом, в котором лежали две бутылки вина. Надо же, видимо, взял и на меня! Хотя — чего я удивляюсь? Мне уже полгода как восемнадцать, и я не стеснялась выпить бокал-другой, например, при родителях. Но с Алексеем — другое. В его глазах я раньше была ребёнком, а теперь он, по-видимому, признал меня за равную. Мы поднялись в его квартиру, уже такую знакомую. На пороге нас встретил Володя, и Алексей, оставив меня одну, принялся засыпать сына различными вопросами. Должно быть, они давно не виделись, ведь Володя и сам с энтузиазмом рассказывал про то, как в школе они начали изучать таблицу умножения, а на катке — у него уже получаются все двойные прыжки. Алексей слушал его долго, не перебивая. Я же смотрела на них и понимала, какой же Горин всё-таки хороший отец. Мой папа, например, никогда так увлечённо не выслушивал меня. Алексея же это явно искренне интересовало. Я тоже пыталась вслушиваться. Конечно, я не горела желанием разбираться в правилах фигурного катания, да и проблемы начальной школы мне казались несущественными, но я чувствовала, что и сама в какой-то степени теперь отвечаю за этого милого мальчика. Если мы с Алексеем вместе, то его сын — и мой родственник, пусть и не кровный. А значит, нужно было вникать в его жизнь. — Пошли, — наконец, спустя вечность, Горин вернулся ко мне. Впрочем, это была не самая скучная вечность: постепенно даже я увлеклась рассказами Володи. — Доставай покупки, — кивнула я, когда мы сели на кухне. — Кстати, а сын твой здесь надолго? — На одну ночь, — отозвался Алексей, открывая вино. Сладкое, разумеется. — У Лены и Дениса бурное четырнадцатое февраля. — Денис — это с которым она рассталась? — Ага. За полгода многое, знаешь ли, изменилось, — подтвердил Горин и поднял бокал. — Ну, за этот совместный праздник? — Да. Мы выпили. Моё вино он, кстати, всё-таки чем-то разбавил, но я решила не спорить с ним. Не в таких мелочах. Ведь зачем портить такой вечер? А разговоров было очень много: наверняка новый роман Лены и Дениса — не самое яркое событие полугодия. — Как ты в преподаватели-то попал? — спросила я. — Диссертация-то у меня давно. В этом году уже на защиту выхожу, — пожал плечами Горин. — А сейчас один из преподавателей кафедры уволился — вот и попросили аспирантов разобрать его группы. Я решил, почему бы и не попробовать. Тем более, в школе мне даже понравилось, а здесь ещё и предмет мой. — А как же фирма мечты? Вряд ли же совмещать получается? Или ты не прошёл? — почему-то мысль о том, что Алексей мог попросту провалить отбор, казалась мне невозможной. — Пройти-то прошёл. Отказался. Знаешь, после суда над папой… — Его что, посадили в итоге? — Нет, оправдали. Он правда невиновен был, мне с самого начала очевидно было. И это при всей моей нелюбви к отцу. Но после этого я понял, что практика — это такой гадюшник. Не понравилось, в общем — вот и решил пока что защитить диссертацию и преподавать. А дальше — посмотрим. — Подумать только, сколько всего должно было произойти, чтобы свести нас! — заметила я. Вместо ответа он подошёл и поцеловал меня. Совсем как раньше, и даже лучше. Да, намного лучше! Ведь раньше каждый наш поцелуй чем-то прерывался. Теперь же мы принадлежали друг другу, а единственной опасностью было то, что на кухню зайдёт Володя. Но Алексей ведь проинструктировал его, что надо сидеть в комнате. Так что никто и ничто не мешало нам наслаждаться губами друг друга. Губы, его сладкие губы… О, как они манили, как притягивали к себе… какое удовольствие приносили! Я целовала его вновь и вновь, но даже этого было недостаточно. Я хотела большего, хотела слиться с ним воедино. И, не найдя лучшего намёка, я, прямо как когда-то в питерской квартире его родителей, расстегнула верхнюю пуговку на блузке. — До свадьбы — ни-ни! — усмехнулся Алексей. Впрочем, судя по его улыбке, он не был настроен категорично. — А что, будет свадьба? — тем не менее, подтрунила его я. — Я вообще-то хотел с колечком. Но, если ты скажешь «да»… — С колечком — так с колечком! — легко согласилась я. — Красивое, на память! Пальцы мои тем временем расстегнули следующую пуговку, а я страстно протянула: — Алексей… — Саша-Саша, — весело покачал он головой. — Ладно, если ты хочешь… только подождём, пока заснёт ребёнок! Алексей ведь пообещал то, о чём я думала? В первые мгновения я даже не верила его словам. Да и в принципе могла ли я ещё сегодня утром подумать, что засну с моей мечтой в одной постели? И не просто засну, а по-настоящему, по-взрослому. Да уж, у моего сокровища ведь могло бы хватить упрямства настаивать на том, чтобы наша первая ночь была брачной. Неужели он всё-таки отступится от своих принципов? — Таким ты мне больше нравишься, — заметила я и опустошила бокал. — Неправильно всё это… — отозвался он и тут же прибавил: — Но как я могу отказать моей любимой ученице? Любимой и такой уже повзрослевшей… С этими словами он взял мой бокал и долил туда вина. И на этот раз водой разбавлять не стал.